ь  из  них,  несомненно,  развилась  бы   в   "материалистов",
"агностиков",  "атеистов".  Гомеостаты-"спиритуалисты"  прошли  бы   через
периоды различных схизм. Схизма  -  это  изменения  аксиоматического  ядра
постулированной трансценденции. Во всяком  случае,  существенным  является
то, что, вводя в подсистемы гомеостатов определенные изменения,  а  именно
ограничивая  их  м_а_т_е_р_и_а_л_ь_н_ы_е  возможности,   но   никогда   не
ограничивая духовных, то есть свободу умственных операций, можно  добиться
возникновения различных метафизик. Если же изменять характеристики  "мира"
и  сравнивать  полученные  таким  путем  результаты,  то  можно  выяснить,
благоприятствует ли - и как именно - тот или иной тип "мира" возникновению
определенной  структуры  метафизических  верований.  Вполне  возможно,   я
полагаю, что разумный гомеостат ("обычный", вроде  "робота"),  воспитанный
не среди других гомеостатов, а среди людей, и к тому же верующих, переймет
их "метафизическую модель". Это могло бы приводить к довольно  непривычным
конфликтам,  ибо  такой  гомеостат  стал  бы  домогаться   равноправия   с
приверженцами той религии,  которую  он  отныне  исповедует.  "Перенимание
метафизической модели" индивидуумом от общества, в котором  он  родился  и
живет, настолько  типично,  что  такая  экстраполяция  вполне  оправданна.
Однако   подобные   домогательства   "метафизического    равноправия"    с
приверженцами религии должны занимать больше  теологов  (которым  так  или
иначе придется выработать какое-то отношение к ним), чем исследователей.
     В  намеченном  направлении   поиски   можно   продолжать   различными
способами. Так, например, в  обществе,  состоящем  из  "высших",  то  есть
интеллектуально более развитых, и "низших" гомеостатов,  может  возникнуть
ситуация, когда  "метафизическая  солидарность"  высшей  группы  не  будет
охватывать "низших" гомеостатов, вследствие чего отношение более  разумных
машин к их  менее  сложным  собратьям  будет  в  точности  соответствовать
отношению человека к остальному животному и растительному миру.  Аргументы
в пользу метафизики зачастую опираются  на  ее  мнимую  необходимость  для
объяснения  различных  несовершенств,  несчастий,  страданий,  не  имеющих
вознаграждения в этом мире. Круг  подобной  "метафизической  солидарности"
исключает все существа, кроме человека (в христианстве и  близких  к  нему
религиях).  Для  биолога,  отчетливо  представляющего  бездонность  океана
страданий, каковым является история жизни на Земле, подобная позиция столь
же смешна, сколь ужасна. Ведь за пределы нашего уважения к  чужим  правам,
этой нашей мифотворческой лояльности,  выбрасывается  вся  миллиардолетняя
история видов, а наша лояльность  охватывает  только  ее  микроскопическую
частицу, лишь несколько тысячелетий существования на Земле одной из ветвей
приматов - и то только потому, что мы принадлежим к этой ветви.
     Особая, занятная возможность представится, если изъять у  гомеостатов
сведения об  ограниченности  их  существования.  Это,  возможно,  уменьшит
вероятность возникновения метафизики, хотя и не сведет ее до нуля.  Теория
гомеостатов различает машины двух типов 1: ограниченные (которые  только  и
осуществимы Природой и человеком) и неограниченные по  своим  возможностям
(так называемая "универсальная машина Тьюринга"). "Неограниченный" автомат
- это автомат, способный беспредельно переходить  из  одного  состояния  в
другое; он является  абстракцией,  так  как  требует  бесконечно  большого
времени и такого же количества материала. И все  же  гомеостаты  на  нашем
"полигоне" могут быть столь долговечны, что мысль о собственном бессмертии
представится им вполне правдоподобной. Такой автомат лишен познавательного
- "гностического" - обоснования метафизики собственной бренностью, так как
может питать надежду, что в  процессе  своего  вечного  бытия  он  познает
"все". Это, однако,  означает  устранение  только  познавательных,  но  не
компенсационных источников метафизики:  подобный  гомеостат  может  счесть
свое беспредельное бытие за препятствие к переходу в "лучший мир", вратами
которого было бы - в его ситуации - лишь самоубийство.


1
     Эти сравнения представляют собой путаницу из математических  понятий.
- Прим. ред.




  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  ИНТЕЛЛЕКТРОНИКА

(m)  ПРИЗРАК В МАШИНЕ

     "Призраком в машине" - the ghost in the machine- некоторые английские
психологи (например,  Райл)  называют  убеждение  в  двойственной  природе
человека, якобы слагающегося из "материи" и "души".
     Сознание не является технологической проблемой, так как  конструктора
не интересует, чувствует ли машина; для  него  важно,  действует  ли  она.
Поэтому "технология сознания" может возникнуть, так  сказать,  только  как
побочный эффект, если окажется,  что  определенный  класс  кибернетических
устройств обладает субъективным миром психических переживаний.
     Каким путем, однако, можно установить наличие сознания в машине? Этот
вопрос имеет не  только  абстрактно-философское  значение:  если  в  некой
машине, предназначенной на  слом  из-за  нерентабельности  ремонта,  будет
обнаружено сознание, то наш акт разрушения материального  предмета,  вроде
граммофона, превратится в акт уничтожения личности, сознающей свою гибель.
Можно было бы снабдить граммофон переключателем  и  такой  грампластинкой,
что при попытке прикоснуться к нему  мы  услышали  бы  возгласы:  "Умоляю,
пощади мою жизнь!" Как отличить  такой  несомненно  бездушный  аппарат  от
мыслящей машины? Только путем разговора с ней. Английский  математик  Алан
Тьюринг в  работе  "Может  ли  машина  мыслить?" 1  предлагает  в  качестве
решающего критерия "игру в имитацию",  состоящую  в  том,  что  мы  задаем
Кому-то произвольные вопросы и  на  основании  полученных  ответов  должны
решить, является ли этот  Кто-то  человеком  или  машиной.  Если  отличить
машину от человека не удается, следует признать, что машина ведет себя как
человек, то есть обладает сознанием. Отметим, что  игру  можно  усложнить.
Мыслимы два  вида  машин.  Первый  -  "обычная"  цифровая  машина  той  же
сложности, что и человеческий мозг; с ней можно играть в шахматы, говорить
о книгах, о мире, на любые темы вообще. Открыв ее, мы увидели бы  огромное
количество электрических цепей, соединенных в  схемы,  подобные  нейронным
сетям мозга, затем блоки памяти и т.п.
     Второй тип машин совершенно иной. Это увеличенный до размеров планеты
(или космоса) Граммофон. В  нем  очень  много,  например  сто  триллионов,
записанных ответов на всевозможные вопросы. Когда мы задаем вопрос,  такая
машина, конечно, "ничего не понимает", но  сама  форма  вопроса,  то  есть
последовательность  колебаний  нашего  голоса,  запускает  реле,   которое
приводит в действие пластинку или  ленту  с  записанным  ответом.  Вопросы
технического  рода  оставим  в  стороне.   Понятно,   что   такая   машина
неэкономична, что ее никто не будет строить, потому что это невозможно,  а
главное,  непонятно,  зачем  ее  надо  было  бы  строить.  Нас  интересует
теоретическая  сторона.  Если  не  внутреннее  устройство,  а  одно   лишь
поведение решает вопрос о наличии сознания в машине, то не поспешим ли  мы
с выводом, будто у "космического граммофона" есть сознание, - и тем  самым
выскажем заведомый nonsense (или, точнее, ложь)?
     Удастся  ли,  однако,  запрограммировать   все   возможные   вопросы?
Разумеется, человек в среднем за свою жизнь  не  отвечает  и  на  миллиард
вопросов. Мы же могли бы записать на всякий случай во  много  раз  больше.
Как поступить в этом случае? Необходимо вести  игру  с  достаточно  гибкой
стратегией. Мы задаем вопрос: любите ли вы анекдоты? Машина,  предположим,
отвечает,  что  она,  конечно,  любит  анекдоты,  только  остроумные.   Мы
рассказываем ей анекдот. Она смеется (точнее, смеется голос  в  телефонной
трубке). Либо этот анекдот был записан на  ее  лентах,  что  позволило  ей
включить нужную реакцию,  либо  это  действительно  мыслящая  машина  (или
человек, ведь мы и этого не знаем). Мы разговариваем еще некоторое  время,
затем внезапно спрашиваем, помнит ли она анекдот, рассказанный перед этим?
Если она действительно мыслит, она должна помнить. Она скажет, что помнит.
Мы попросим повторить его своими словами.  А  вот  это  уже  очень  трудно
запрограммировать,   потому   что   тут    мы    вынуждаем    конструктора
"космограммофона" записать не только все  возможные  ответы,  но  и  целые
последовательности фраз, какие могут встретиться  в  разговорах.  Это  уже
требует памяти, пластинок или лент в количестве, какого,  быть  может,  не
вместит вся солнечная система. Предположим, что машина не может  повторить
анекдот. Мы "разоблачаем" ее: это  граммофон.  Конструктор,  уязвленный  в
своем  самолюбии,  начинает  совершенствовать  машину,  достраивая  к  ней
память, с помощью которой она могла  бы  повторять  рассказанное.  Но  тем
самым он делает первый шаг на пути от машины-граммофона к мыслящей машине.
Бессознательная машина не  может  установить  тождественность  вопросов  с
аналогичным  содержанием,  но  сформулированных  хотя  бы   с   небольшими
формальными  отклонениями;  поэтому  вопросы  "Хорошо  ли  было  вчера  на
улице?", "Хорошая ли стояла вчера погода?",  "Не  был  ли  погожим  денек,
предшествовавший сегодняшнему?" и т.д. и т.п. для такой  машины  различны,
тогда как  для  мыслящей  они  тождественны.  Конструктор  вновь  и  вновь
разоблачаемой машины должен будет  все  время  ее  переделывать.  Наконец,
после длинной серии переделок он введет в машину способность к индукции  и
дедукции,  к  ассоциациям,  к   пониманию   одинаковой   сути   по-разному
сформулированных, но одинаковых по содержанию вопросов и т.п.  И  в  конце
концов он получит "обыкновенную" мыслящую машину.
     Возникает занятная проблема: в какой,  собственно,  момент  в  машине
появилось сознание? Предположим, что конструктор не переделывал машину,  а
относил каждый раз в музей и  следующую  модель  строил  заново.  В  музее
собралось 10000 машин - таково было число модификаций. В  сумме  это  дает
плавный переход от "бездушного  автомата",  вроде  музыкального  ящика,  к
"машине, которая мыслит". Какую машину мы должны считать уже  сознательной
- No7852 или только No9973? Они отличаются одна от другой тем, что первая не
умела объяснить, почему она смеется над анекдотом, и лишь  повторяла,  что
он чертовски смешон, а вторая умеет.  Но  некоторые  люди  смеются,  слыша
анекдоты, хотя не могут объяснить, что в них смешно. Известно, что  теория
юмора - трудный орешек. Лишены ли эти люди сознания?  Конечно,  нет;  они,
по-видимому,  не  слишком  сообразительны,  малоинтеллигентны,  их  ум  не
обладает сноровкой в аналитическом подходе к  проблемам;  но  мы  ведь  не
спрашиваем, умна машина или туповата, а только есть  у  нее  сознание  или
нет.
     Следует, по-видимому, признать, что у модели No1 нулевое  сознание,  а
модель  No10000  обладает  полным  сознанием,  тогда  как   сознание   всех
промежуточных моделей "все возрастает".  Эта  констатация  показывает  всю
безнадежность затеи точно локализировать  сознание.  Отключение  отдельных
элементов ("нейронов") машины приведет лишь к едва заметным количественным
изменениям ("ослаблению") сознания, как делает это в живом  мозге  болезнь
или нож хирурга.  Материал  и  размеры  "мыслящего  устройства"  не  имеют
никакого значения для данной проблемы. Можно построить мыслящую машину  из
отдельных  блоков,  отвечающих,  скажем,  отдельным  мозговым   извилинам.
Разделим теперь эти блоки и разместим их по  всей  Земле  -  в  Москве,  в
Париже, в Мельбурне, в Иокогаме и т.д. Сами по себе эти блоки  "психически
мертвы", но соединенные друг с другом (телефонным кабелем,  например)  они
составляли бы  единое  целое,  "личность",  единый  "мыслящий  гомеостат".
Сознание такой машины, конечно, не находится ни в Москве, ни в Париже,  ни
в Иокогаме. В определенном смысле оно находится в каждом из этих  городов,
и вместе с тем - ни в одном из них. Ведь нельзя сказать  о  сознании,  что
оно, как Висла, протянулось от Татр до Балтики. Да и сам человеческий мозг
тоже ставит перед нами, хотя и не  столь  резко,  аналогичную  проблему  -
кровеносные сосуды, белковые молекулы  и  соединительные  ткани  находятся
внутри мозга, но не внутри сознания; нельзя также и сказать, что  сознание
находится под самым сводом черепа или что оно  расположено  немного  ниже,
возле ушей по обе стороны головы. Оно "рассеяно" по всему  гомеостату,  по
всей его функциональной сети. И больше ничего о сем предмете сказать мы не
можем, если хотим сочетать рассудок с осмотрительностью.


1
     А. Тьюринг, Может ли машина мыслить?, Физматгиз, 1960.




  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  ИНТЕЛЛЕКТРОНИКА

(n)  ЗАТРУДНЕНИЯ С ИНФОРМАЦИЕЙ

     Мы  подходим  к  концу  этой  части  рассуждений,  которая  посвящена
различным вопросам кибернетики, в основном далеким от ее главного  ствола.
В   одном   из   наиболее   революционных   своих   разделов   кибернетика
сформулировала законы, управляющие изменениями  информации,  и  тем  самым
впервые в науке перебросила мост  между  ранее  традиционно  гуманитарными
дисциплинами (такими, как логика) и термодинамикой - разделом  физики.  Мы
уже говорили о различных применениях теории  информации,  к  сожалению,  в
очень общей форме и довольно туманно, ибо в данной  книге  отсутствуют  те
уточнения, которые может дать лишь  использование  математики.  Задумаемся
теперь над тем, чем же, собственно, является информация и  какое  место  в
мире она занимает?
     Понятие информации делает сейчас карьеру в таких столь отдаленных  от
физики (его колыбели) областях, как живопись  и  поэзия,  карьеру,  скажем
сразу, которая превышает нынешнюю значимость этого понятия (хотя никто  не
знает,  превышает  ли  она  его  будущие  возможности).  Много  говорят  о
количестве информации, но прежде чем измерять, полезно было бы рассмотреть
более фундаментальную проблему:  в  чем  состоит  своеобразие  информации,
которая,  будучи  материальным  явлением,  не  является  ни  материей,  ни
энергией.
     Не будь во всем Космосе ни единого живого существа,  звезды  и  камни
продолжали  бы  существовать.  Существовала  ли   бы   тогда   информация?
Существовал ли бы тогда "Гамлет"? В определенном  смысле  -  да:  как  ряд
предметов, покрытых пятнышками типографской краски и  называемых  книгами.
Следует ли отсюда, что существует столько "Гамлетов", сколько  экземпляров
этих  книг?  Отнюдь  нет.  Большое  количество  звезд   остается   большим
количеством звезд, независимо от  того,  наблюдает  ли  их  кто-нибудь.  О
большом количестве звезд, даже если они идеально похожи  одна  на  другую,
нельзя сказать, что это одна  и  та  же  звезда,  повторенная  много  раз.
Миллион книг с заголовком "Гамлет" -  это  миллион  физических  предметов,
представляющих  собой,  однако,  только  одного  "Гамлета",   повторенного
миллион раз. В этом состоит  разница  между  символом,  то  есть  частицей
информации, и ее материальным носителем. Существование "Гамлета" как  ряда
физических предметов, являющихся  носителями  информации,  не  зависит  от
существования  разумных  существ.  Напротив,  для  того   чтобы   "Гамлет"
существовал как  информация,  должен  существовать  некто,  способный  его
прочесть и понять. Отсюда довольно шокирующий вывод: "Гамлет" не  является
частью материального мира. По крайней мере как информация.
     Однако информация  существует  и  при  отсутствии  разумных  существ.
Содержит ли информацию оплодотворенное яйцо  крокодила?  Конечно,  и  даже
большую, чем "Гамлет". Различие состоит в том, что книга  "Гамлет"  -  это
статическая  структура,  динамизирующаяся  только  при  чтении,  то   есть
благодаря процессам, происходящим в  человеческом  мозгу,  а  яйцо  -  это
динамическая структура, которая "сама  себя  читает",  то  есть  запускает
соответствующие  процессы  развития,  приводящие  к  образованию   зрелого
организма. "Гамлет" как книга - существенно статическая структура,  но  ее
можно "динамизировать". Предположим, что  некий  астроинженер  "подключил"
текст  "Гамлета"  к  мощной  звезде   через   соответствующие   кодирующие
устройства.
     Затем этот инженер, а также все разумные существа в  космосе  умерли.
Кодирующее устройство "читает" "Гамлета", то есть превращает его  текст  -
буква за буквой - в импульсы, вызывающие строго определенные  изменения  в
звезде. Звезда, выбрасывая протуберанцы, сокращаясь и расширяясь, передает
"Гамлета"   своими   огненными   пульсациями.   "Гамлет"   превратился   в
своеобразный  "хромосомный  аппарат"  звезды,  так  как  он  управляет  ее
превращениями, подобно тому как хромосомы яйцеклетки  управляют  развитием
плода.
     Скажем ли мы и теперь, что "Гамлет" не является частью  материального
мира? Да. Создан мощный передатчик информации (звезда) и передающий  канал
-  весь  Космос.  По-прежнему,  однако,  нет  адресата,  получателя   этой
информации. Можно предположить,  что  излучение,  посылаемое  звездой  при
"передаче" сцены убийства Полония, вызывает взрывы соседних звезд. Пусть в
результате взрывов вокруг этих звезд возникают планеты, и пусть к  моменту
смерти Гамлета на этих планетах  появляются  зачатки  жизни:  передаваемые
звездой  в  виде  очень  жесткого  излучения  последние   сцены   трагедии
увеличивают частоту мутаций в наследственной плазме этих живых существ, из
которых  со  временем  образуются  первообезьяны.  Очень  интересная  цепь
явлений, несомненно. Однако что она имеет общего с содержанием  "Гамлета"?
Ничего. Может быть,  это  относится  только  к  семантической  информации?
Теория  информации  ею  не  занимается.  Она  измеряет  только  количество
информации. Пусть так. Сколько же информации содержится в  "Гамлете"?  Это
количество пропорционально изменению неопределенности  на  приемном  конце
канала связи, там,  где  находится  адресат.  Кто  же  этот  адресат?  Где
кончается канал передачи информации? В созвездии Андромеды? Или в  Большой
туманности Андромеды?  Примем  условно  в  качестве  "адресата"  некоторую
звезду, находящуюся недалеко от передающей. Как в  этом  случае  вычислять
неопределенность? Через негэнтропию? Ничего подобного;  энтропия  является
мерой информации только тогда, когда система, в  которой  она  измеряется,
находится в состоянии термодинамического равновесия. А если нет? Тогда она
зависит от системы соотнесения. Где же  эта  система?  Она  была  в  мозгу
Шекспира,  обусловленная  строением  этого  мозга  и  всей   цивилизацией,
воспитавшей и сформировавшей великого драматурга. Но теперь уже  нет  этой
цивилизации, как нет и никакой другой, - есть только пульсирующая  звезда,
"подключенная"  через  "переводное"  устройство  к  книге  под   названием
"Гамлет". Впрочем, звезда - это только усилитель; информация  находится  в
книге. Что же это все вместе означает?
     Язык - это система символов,  относящихся  к  внеязыковым  ситуациям.
Можно говорить, что существует польский язык, точно так же как  существует
язык наследственности ("язык хромосом"). Язык  людей  -  это  искусственно
созданный носитель информации. Язык хромосом  -  это  информационный  код,
созданный биологической  эволюцией.  Оба  имеют  своих  адресатов  и  свою
значимость. Определенный ген в яйце крокодила означает определенную  черту
организма  (он  является  символом  этой  черты  и  в  то  же   время   ее
потенциальным строителем в процессе  эмбриогенеза).  Если  яйцо  крокодила
"означает" его организм (содержит описание его конструкции), подобно  тому
как бумага с напечатанными на ней  буквами  означает  "Гамлета"  (содержит
описание конструкции разыгрываемой  пьесы),  то,  если  уж  на  то  пошло,
сжимающаяся туманность "означает"  (содержит  в  качестве  описания  набор
необходимых конст