и к патологическим состояниям. Последние также  являются
своеобразными состояниями равновесия,  несмотря  на  аномальные  значения,
принимаемые некоторыми параметрами. Организм  "справляется  как  может"  и
тогда, когда в нем начинают повторяться вредные реакции, и эта  склонность
к вхождению в порочный  круг  регулирования  (к  "зацикливанию")  является
одним из последствий функционирования мультистабильной, в  высшей  степени
сложной пирамиды гомеостатов, каковой является каждое многоклеточное живое
существо.
     Из этого "зацикливания" его не может уже вывести эффективный в  норме
механизм регулирования высшего порядка. Этот  механизм  использует  обычно
колебания  одного  параметра  между   двумя   значениями   (торможение   и
возбуждение; повышение или понижение кровяного давления; рост или  падение
кислотности   крови;   ускорение   или   замедление    пульса,    кишечной
перистальтики,  дыхания,   внутренней   секреции   и   т.д.).   Существует
регулирование чисто локальное, почти не контролируемое  мозгом  (заживание
ран),  которое  к  старости  слабеет   ("анархия   периферии   организма":
дегенеративные локальные изменения, которые легко наблюдать, например,  на
коже пожилых людей), но существует также регулирование в пределах органов,
систем и, наконец, организма в целом. В этой  иерархии  переплетаются  два
метода передачи  управляющей  и  осведомительной  информации:  импульсными
сигналами (дискретный метод) и  непрерывными  (аналоговый  метод).  Первый
применяет  преимущественно  нервная  система,  второй  -  система  органов
внутренней секреции. Но  и  это  разграничение  не  однозначно,  поскольку
сигналы могут направляться по проводам (как в телефонной связи) или же  по
всем информационным  каналам  сразу  с  тем,  что  только  тот,  кому  они
адресованы, отреагирует на них (как при  передаче  радиосигналов,  которые
может принять каждый, но которые касаются только какого-то одного  корабля
в море). Если "дело важное",  организм  вводит  в  действие  дублированную
передачу информации: угроза вызывает усиление готовности тканей и  органов
как путем действия нервной системы, так и благодаря  поступлению  в  кровь
гормона   ("аналоговое   действие")   адреналина.   Эта    множественность
информационных каналов обеспечивает  функционирование  даже  тогда,  когда
некоторые сигналы не доходят.
     Мы говорили о  бионике  -  науке,  которая  воплощает  в  техническую
реальность решения, подсмотренные в  царстве  живых  организмов;  особенно
большой  успех  дало  здесь  изучение  органов  чувств,  которым   датчики
технолога, как правило, значительно уступают  по  своей  чувствительности.
Бионика     является     полем     деятельности     биотехнолога-практика,
заинтересованного в немедленных результатах.  В  то  же  время  близкое  к
бионике моделирование живых систем (особенно нервной системы и ее  частей,
а также органов чувств), ставящее своей целью  не  достижение  немедленных
технических результатов, а скорее познание функций и структур  организмов,
относится к биокибернетике. Впрочем,  границы  между  этими  двумя  новыми
областями расплывчаты.  Биокибернетика  вступила  уже  широким  фронтом  в
медицину.  Она  охватывает  протезирование  органов  и  функций  (аппараты
"искусственное сердце",  система  "сердце-легкие",  прибор  "искусственная
почка",  вживление   под   кожу   стимуляторов   сердечной   деятельности,
электронные протезы конечностей, аппараты для чтения  и  ориентировки  для
слепых; разрабатываются даже  методы  подачи  импульсов  в  неповрежденный
зрительный  нерв  слепого,   минуя   глазное   яблоко,   что   связано   с
постулированной  нами  фантоматикой).  Биокибернетика   охватывает   также
диагностику, создавая  "электронных  помощников"  врача.  Это,  во-первых,
диагностические машины, в которые вводится информация (существуют уже  два
варианта   таких   машин   -   "общий   диагност"   и   специализированная
диагностическая машина), и, во-вторых, машины, непосредственно  получающие
необходимую  информацию  от  организма  больного.  К  последним  относится
аппаратура, которая автоматически снимает,  например,  электрокардио-  или
энцефалограмму  и  выполняет  предварительный  отбор   данных,   отсеивает
несущественную  информацию  и  выдает  готовые   диагностически   значимые
результаты.   Особую   область   представляют   "электронные   управляющие
приставки".  Такой  "приставкой"  является  автоматический   анестезиолог,
который определяет значение сразу нескольких параметров организма,  таких,
как биотоки мозга, кровяное давление, степень окисления крови  и  т.д.,  и
увеличивает в случае надобности приток анестезирующего  вещества  или  его
антагониста, повышает давление и т.д. Проектируются аппараты, в  частности
портативные, которые должны постоянно следить  за  некоторыми  параметрами
организма   больного.   К   таким    аппаратам    относится    устройство,
стабилизирующее кровяное давление при  гипертонии  путем  систематического
введения соответствующей дозы того  или  иного  гипотензивного  препарата.
Обзор этот, конечно, очень краток и неполон.
     Заметим,  что  традиционные  медицинские  средства  -  медикаменты  -
принадлежат к группе "аналоговых информаторов", поскольку, как правило, их
вводят "вообще" - в  полости  тела,  во  внутренности  или  в  кровеносные
сосуды, а лекарство должно уже "само" найти свой  адресат  -  системы  или
орган. В то же время иглотерапию можно считать, пожалуй, методом  введения
"дискретной"  информации  путем  раздражения  нервных   окончаний.   Таким
образом,  если  фармакология  изменяет  внутреннее  состояние   гомеостата
непосредственно, то иглотерапия воздействует на его "входы".
     Эволюция,  как  и  всякий  конструктор,  не  может  рассчитывать   на
достижение  произвольного  результата.  Превосходен,  например,   механизм
"обратимой смерти", свойственной различным спорам, водорослям,  склероциям
и даже небольшим многоклеточным организмам. С другой стороны, очень  ценна
теплокровность млекопитающих. Соединение этих свойств  дало  бы  идеальное
решение, но оно невозможно. К нему  приближается,  правда,  зимняя  спячка
некоторых животных, которая  не  является,  однако,  настоящей  "обратимой
смертью". Жизненные функции - кровообращение,  дыхание,  обмен  веществ  -
замедляются, но не прекращаются. Помимо этого, такое состояние выходит  за
пределы регулирования  физиологических  механизмов  фенотипа.  Возможность
зимней спячки должна быть запрограммирована  наследственно.  Но  состояние
это является крайне ценным - особенно в эру космонавтики, причем  наиболее
ценным в том виде, в каком оно проявляется у летучих мышей.
     К моменту появления летучих мышей все экологические ниши были уже как
будто заполнены. Насекомоядные птицы заполняли время дня и ночи (сова),  и
казалось, будто нет убежища для нового вида ни на земле, ни  на  деревьях.
Эволюция ввела тогда летучих мышей в "нишу" сумерек, когда  дневные  птицы
уже засыпают, а ночные еще не вылетели на охоту. Меняющиеся плохие условия
освещенности делают в  это  время  глаз  бессильным,  и  эволюция  создала
ультразвуковой "локатор" летучих  мышей.  И  наконец,  убежищем  им  часто
служат своды пещер - также пустая до тех пор экологическая ниша. Но  самым
совершенным является гибернационный механизм этих крылатых  млекопитающих:
температура их тела может опускаться до нуля. Тканевый обмен в  это  время
практически приостанавливается. Животное выглядит не  как  спящее,  а  как
мертвое.  Пробуждение  начинается  с  усиления  обмена  в  мышцах.   Через
несколько минут кровообращение и дыхание уже восстановлены, и летучая мышь
готова к полету.
     В весьма сходное состояние глубокой гибернации можно ввести человека,
применяя   соответствующую   фармакологическую   технику   и   охлаждающие
процедуры. Это чрезвычайно интересно. Мы знаем  случаи,  когда  врожденные
болезни, которые являются результатом мутаций и  заключаются  в  том,  что
организм  не  вырабатывает  каких-то  жизненно   важных   веществ,   можно
компенсировать, вводя эти вещества в ткани или в кровь. Но  таким  образом
мы лишь временно восстанавливаем физиологическую норму.  А  гибернационные
процедуры выходят за эту норму, превышают возможности  реакций  организма,
запрограммированные  в  генотипе.  Но   оказывается,   что   регуляционные
потенции,  хотя  они  и  ограничены  наследственностью,  можно  расширить,
применяя соответствующие процедуры. Здесь  мы  возвращаемся  к  вопросу  о
"генетическом  засорении"  человечества,  вызванном  косвенно   тем,   что
цивилизация приостановила действие естественного отбора, а непосредственно
- результатами  цивилизации,  увеличивающими  мутабильность  (ионизирующее
излучение,  химические  факторы  и  т.п.).   Оказывается,   что   возможно
медикаментозное    противодействие    наследственным    заболеваниям     и
недомоганиям, не изменяющее дефектные  генотипы,  поскольку  лекарственные
препараты влияют не на зародышевую плазму, а на созревающий  или  взрослый
организм. Это лечение имеет,  правда,  свои  пределы.  Дефекты,  вызванные
ранним проявлением повреждений генотипа, например  талидомидовые,  лечению
не   поддаются.   Кстати,    лекарственно-фармакологическое    воздействие
представляется нам сегодня  самым  естественным,  поскольку  оно  отвечает
медицинским традициям. Однако устранение "ляпсусов"  наследственного  кода
окажется, может быть, процедурой более простой (хотя отнюдь  не  невинной)
и, конечно, более радикальной в своих последствиях,  чем  поздняя  терапия
поврежденных систем.
     Перспективы этой "антимутационно-нормализующей"  автоэволюции  трудно
переоценить. Преобразования  наследственного  кода  сначала  сократили,  а
потом свели бы на нет возникновение врожденных соматических и  психических
дефектов, благодаря чему исчезли бы  эти  толпы  несчастных  калек,  число
которых достигает ныне многих миллионов и будет расти и дальше. Тем  самым
терапия генотипов, или, точнее, их биотехника, привела бы  к  спасительным
последствиям. Но каждый  раз,  когда  удаление  мутантного  гена  окажется
недостаточным и необходимо будет заменить его другим, проблема "компоновки
признаков" встанет перед нами во  всем  своем  грозном  величии.  Один  из
нобелевских   лауреатов,   удостоенный   премии   именно    за    изучение
наследственности, то есть, казалось бы, непосредственно заинтересованный в
подобных успехах, заявил, что не хотел бы дожить до  их  реализации  ввиду
ужасной ответственности, какую примет на себя тогда человек.
     Хотя творцы науки заслуживают самого  большого  уважения,  эта  точка
зрения кажется мне  недостойной  ученого.  Нельзя  одновременно  совершать
открытия и стараться уйти от ответственности за их последствия. Результаты
такого  поведения,  хотя  и  в  других,  не  биологических  областях,  нам
известны. Они плачевны. Напрасно ученый старается сузить свою работу  так,
чтобы она носила характер добывания информации,  отгороженного  стеной  от
проблематики ее использования.  Эволюция,  как  мы  это  уже  explicite  и
implicite указывали, действует беспощадно. Человек, постепенно познавая ее
конструкторские функции,  не  может  притворяться,  будто  он  накапливает
исключительно теоретические знания. Тот, кто познает  результаты  решений,
кто получает полномочия принимать их, будет нести бремя ответственности, -
бремя, с которым Эволюция как безличный конструктор так легко справлялась,
ибо оно для нее не существовало.




  ГЛАВА ВОСЬМАЯ
  ПАСКВИЛЬ НА ЭВОЛЮЦИЮ

(h)  ГЛАЗАМИ КОНСТРУКТОРА

     Эволюция как  творец  является  несравненным  жонглером,  исполняющим
акробатические  номера  в  ситуации,  чрезвычайно  сложной   из-за   своей
технологической узости. И, несомненно, она заслуживает  чего-то  большего,
чем просто восхищение, - она заслуживает, чтобы у  нее  учились.  Но  если
отвлечься от своеобразных трудностей инженерной  деятельности  Эволюции  и
сосредоточиться исключительно на  ее  результатах,  то  возникает  желание
написать пасквиль на Эволюцию. А вот и упреки - от  менее  общих  к  более
общим.
     1. Несогласованная избыточность  в  передаче  информации  и  строении
органов. В соответствии с закономерностью,  открытой  Данкоффом,  Эволюция
поддерживает избыточность передаваемой  в  генотипе  информации  на  самом
низком уровне, который удается еще примирить с  продолжением  рода.  Таким
образом, Эволюция подобна конструктору, который не заботится о том,  чтобы
все его автомобили достигли финиша: его  вполне  устраивает,  если  доедет
большая  их  часть.  Этот  принцип  "статистического  конструирования",  в
котором успех решает преобладание, а  не  совокупность  результатов,  чужд
всему  нашему  психическому  укладу  [XV],  особенно  когда   за   низкую
избыточность информации приходится расплачиваться дефектами  не  машин,  а
организмов, в том числе и человеческих: ежегодно 250000 детей рождаются  с
серьезными наследственными пороками. Минимальная избыточность  свойственна
также конструкции индивидуумов. Вследствие несогласованной  изнашиваемости
функций и органов  организм  стареет  неравномерно.  Отклонения  от  нормы
происходят в разных направлениях; обычно  они  носят  характер  "системной
слабости", например слабости систем кровообращения, пищеварения,  суставов
и т.п. И в конце концов, несмотря на целую иерархию регуляторов, закупорка
одного лишь  кровеносного  сосудика  в  мозге  или  дефект  одного  насоса
(сердце)   вызывает   смерть.   Отдельные   механизмы,   которые    должны
противодействовать таким катастрофам,  например  артериальное  объединение
венечных сосудов сердца,  в  большинстве  случаев  подводят,  поразительно
напоминая "формальное выполнение правил" на каком-нибудь предприятии,  где
противопожарных инструментов так мало (хотя  они  и  находятся  в  должном
месте) или же они "для парада" так закреплены,  что  в  случае  экстренной
надобности ни на что, собственно говоря, и не годны.
     2.  Предыдущему  принципу  экономии  или  прямо-таки   информационной
скупости противоречит принцип, состоящий  в  том,  чтобы  не  исключать  в
онтогенезе 1 лишние элементы.  Будто  механически,  по  инерции  передаются
реликты давно исчезнувших форм, которые предшествовали данному виду.  Так,
например, в процессе эмбриогенеза плод  (например,  человеческий  зародыш)
последовательно   повторяет   фазы    развития,    свойственные    древним
эмбриогенезам, формируя поочередно жабры, хвост и т.п.  Используются  они,
правда, для других целей (из жаберных дуг  образуются  челюсть,  гортань),
поэтому, на первый взгляд, это не играет роли.  Однако  организм  является
столь  сложной  системой,  что  любой  необязательный  избыток   сложности
увеличивает  шансы  дискоординации,  возникновения  патологических   форм,
ведущих к новообразованиям и т.п.
     3. Следствием  предыдущего  принципа  "излишней  сложности"  является
существование  биохимической  индивидуальности  каждой  особи.  Межвидовая
непередаваемость  наследственной  информации  понятна,   так   как   некая
пангибридизация, возможность скрещивания летучих мышей с лисицами и  белок
с мышами низвергала бы экологическую пирамиду гармонии живой  природы.  Но
эта взаимная  отчужденность  разновидовых  генотипов  находит  продолжение
также в пределах одного вида в форме индивидуальной неповторимости  белков
организма.   Биохимическая   индивидуальность   ребенка   отличается    от
биохимической  индивидуальности  даже  его  матери.  Это  имеет  серьезные
последствия. Биохимическая индивидуальность проявляется в яростной  защите
организма от любого чужеродного белка, из-за чего оказываются невозможными
спасающие жизнь пересадки (кожи, костей, органов и т.д.).  Поэтому,  чтобы
спасти жизнь людям, костный мозг которых потерял кроветворную способность,
приходится сначала подавлять весь защитный аппарат их организмов и  только
после этого осуществлять пересадку соответствующей ткани, взятой у  других
людей - доноров.
     Принцип биохимической индивидуальности в ходе  естественной  эволюции
не подвергался нарушению, то есть отбору на  однородность  белков  у  всех
особей одного вида, поскольку организмы  построены  таким  образом,  чтобы
каждый  полагался  исключительно  на  самого  себя.   Эволюция   не   учла
возможности получения помощи извне. Таким образом, хотя причины  нынешнего
положения понятны, это не меняет того факта, что медицина, неся  организму
помощь, вынуждена в то же время бороться с "неразумной"  тенденцией  этого
же организма к защите от спасительных процедур.
     4. Эволюция не может отыскать решение  путем  постепенных  изменений,
если   каждое    из    таких    изменений    не    оказывается    полезным
н_е_м_е_д_л_е_н_н_о, в данном поколении. Аналогично  этому  она  не  может
решать задачи, требующие не мелких изменений, а радикальной реконструкции.
В этом смысле Эволюция проявляет  "оппортунизм"  и  "близорукость".  Очень
многие системы живого отличаются из-за  этого  сложностью,  которой  можно
было бы избежать. Мы говорим  здесь  не  о  той  "излишней  сложности",  о
которой шла  речь  во  втором  пункте,  ибо  там  мы  критиковали  избыток
сложности   н_а   п_у_т_и    к    д_о_с_т_и_ж_е_н_и_ю    к_о_н_е_ч_н_о_г_о
с_о_с_т_о_я_н_и_я (яйцеклетка - плод - зрелый организм), и не о том, о чем
мы говорили в третьем пункте, указывая на вредность излишней биохимической
сложности. Сейчас, все более впадая в  иконоборчество,  мы  критикуем  уже
основной замысел отдельных решений, касающихся всего  организма.  Эволюция
не могла,  например,  сформировать  механических  устройств  типа  колеса,
поскольку колесо с самого начала должно быть самим собой,  то  есть  иметь
ось вращения, ступицу, диск и т.д. Оно  должно  бы  было,  таким  образом,
возникнуть скачкообразно, ибо даже самое маленькое колесо есть  уже  сразу
готовое колесо, а не  какая-то  "переходная"  форма.  И  хотя,  по  правде
говоря, у организмов никогда не было большой потребности  именно  в  таком
механическом устройстве, этот пример убедительно показывает, задачи какого
типа  не  в  состоянии  решать  Эволюция.  Многие  механические   элементы
организма  можно  заменить  немеханическими.  Так,  например,   в   основу
кровообращения мог бы лечь  принцип  электромагнитного  насоса,  при  этом
сердце было бы  электрическим  органом,  который  создает  соответствующим
образом меняющиеся поля, а кровяные тельца были бы диполями или  имели  бы
значительные  ферромагнитные  вкрапления.  Такой  насос   поддерживал   бы
кровообращение более равномерно, с меньшей затратой энергии, независимо от
степени  эластичности  стенок  сосудов,  которые   должны   компенсировать
колебания давления при поступлении  очередного  ударного  объема  крови  в
аорту. Поскольку орган, перемещающий кровь, основывал бы свое действие  на
прямом преобразовании биохимической энергии в гемодинамическую, то одна из
сложнейших и, по существу, не решенных проблем - проблема хорошего питания
сердца, когда  оно  больше  всего  в  нем  нуждается,  то  есть  в  момент
сокращения, перестала бы вообще существовать. В схеме, которую реализовала
Эволюция, мышца, сокращаясь, в какой-то степени уменьшает просвет питающих
ее сосудов, в связи с чем поступление крови, а следовательно, и  кислорода
в мышечные волокна временно уменьшается. Безусловно, сердце справляется со
своей работой и при таком решении. Тем хуже для этого решения -  ведь  его
можно  вовсе  избежать.  Скудный  резерв  избыточности  при  подаче  крови
приводит в настоящее время к  тому,  что  заболевания  коронарных  сосудов
являются  одной  из  главных  причин  смертности   в   мировом   масштабе.
"Электромагнитный насос" так никогда и не был  реализован,  хотя  Эволюция
умеет формировать как дипольные молекулы, так и электрические  органы.  Но
указанный  замысел  потребовал  бы  совершенно