вали
появлению человека. Утверждение, будто  они  подготовили  его  приход,  не
кажется  мне  находкой,  потому  что  в  нем  выразился  бы   слишком   уж
эгоистический антропоцентризм. Может быть,  достаточно  сказать,  что  эти
вымершие существа, так же как и старые теории, составляли цепь этапов,  не
всегда  необходимых,  не  всегда  неизбежных,  оплаченных  иногда  слишком
дорогой ценой, иногда уводивших на  ложный  путь  и,  однако,  всей  своей
массой проложивших дорогу, которая поднимается  все  выше  и  выше.  Речь,
впрочем, идет не о том, чтобы признать их индивидуальную ценность.
     Ничего нет проще, чем назвать вымершие формы организмов примитивными,
а создателей ошибочных теорий - глупцами. Сейчас, когда я пишу эти строки,
на моем столе лежит номер научного журнала с сообщением  об  эксперименте,
результаты которого противоречат одной  из  основных  физических  истин  -
эйнштейновскому постулату постоянства скорости  света.  Быть  может,  этот
закон еще устоит. Важно нечто иное: то, что для науки нет нерушимых  истин
или авторитетов. Ее  заблуждения  и  ошибки  не  смешны,  потому  что  они
возникают в  результате  осознанного  риска.  Сознание  этого  дает  право
высказывать гипотезы, так как даже  если  они  вскоре  рухнут,  это  будет
поражением на правильном пути. Ибо человек еще на заре своих  дней  всегда
выбирал правильный путь, даже когда он этого не осознавал.


1
     Трудности изобилия (франц.).




  ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  СОТВОРЕНИЕ МИРОВ

(b)  ВЫРАЩИВАНИЕ ИНФОРМАЦИИ

     Немало кибернетиков занимается сейчас проблемой  "гипотезо-творческой
автоматики".  "Теория",  формируемая  в  машине,  -   это   информационная
структура, которая эффективно  кодирует  ограниченный  массив  информации,
относящийся  к  определенному  классу  явлений  в  окружающей  среде.  Эта
информационная  структура   может   успешно   применяться   для   надежных
предсказаний, относящихся к данному классу.  Машинная  теория  для  класса
явлений формулирует на языке машины некое инвариантное свойство, общее для
всех элементов этого класса". 1  Машина  получает  информацию  из  среды  и
создает  некоторые  "конструкты"  или  гипотезы,  которые  в   ходе   этой
"эволюции", этого "процесса познания" конкурируют друг с другом вплоть  до
или "взаимоуничтожения", или стабилизации.
     Наибольшие трудности представляют: возникновение  в  машине  исходных
инвариантов, которое определяет  последующие  процессы  создания  гипотез;
проблема емкости машинной памяти и скорости  доступа  к  содержащейся  там
информации,  а  также  регуляционное  управление   ростом   "ассоциативных
деревьев", каковыми являются лавинно разрастающиеся альтернативные рабочие
варианты. При этом даже небольшое увеличение числа учитываемых  переменных
(допустим,  речь  идет  о  маятнике;  вопрос  формулируется  так:  сколько
переменных  нужно  учесть,  чтобы  предсказать  его  будущие   состояния?)
приводит к краху всей этой программы. При пяти переменных большая цифровая
машина способна пересмотреть все их  возможные  значения  в  течение  двух
часов со скоростью миллион операций в секунду. При шести переменных тот же
процесс  требует  30000  таких  машин,  работающих  в  течение  нескольких
десятков  лет  с  максимальной  скоростью.  Из  этого  следует,  что  если
переменные являются случайными (по крайней мере для нас, то есть  пока  мы
не улавливаем ни малейшей связи между  переменными),  то  никакая  система
вообще, ни искусственная, ни естественная, не сможет оперировать с  числом
переменных, превышающим несколько десятков, даже если бы  она  по  размеру
равнялась метагалактике.
     Если бы кто-нибудь вздумал, например, построить машину,  моделирующую
социогенез (причем нужно было  бы  сопоставить  серию  переменных  каждому
человеку, жившему когда-либо со времен австралопитека),  то  такая  задача
была бы невыполнимой и в данное время и вообще. К счастью, этого не нужно.
А если бы Природе пришлось подвергать регулированию импульс-спин и угловой
момент каждого электрона в отдельности, то она никогда не создала бы живых
систем. Ведь она не делает этого и  на  атомном  уровне  (нет  организмов,
которые состояли бы всего из двух миллионов атомов), поскольку не в  силах
регулировать квантовые флуктуации и броуновское движение. На  этом  уровне
число  независимых  переменных  оказывается  слишком  большим.   Клеточное
строение  организмов,  следовательно,  не  столько  результат  того,   что
первичные   живые   системы   были   одноклеточными,   сколько   следствие
необходимости, корни  которой  уходят  гораздо  глубже  в  фундаментальные
свойства материи. Иерархичность  строения  системы  -  это  предоставление
относительной автономности  различным  ее  уровням,  подчиненным  главному
регулятору, но вместе с тем это и  в_ы_н_у_ж_д_е_н_н_ы_й отказ от контроля
над всеми изменениями, происходящими в системе. Иерархичным должно бы быть
и строение постулируемых нами будущих плодов Имитологического древа.  Этот
вопрос  мы  вскоре  рассмотрим.  Сейчас  нас  будет   интересовать   сфера
имитологической деятельности.
     Повторим то, к чему мы уже пришли.
     Построение модели, которая представляет собой  динамически  связанную
систему  переменных,   признанных   существенными,   окупается   лишь   до
определенной степени сложности. Очень  важно  знать  границы  применимости
модели, то есть в каких пределах модель может воспроизводить ход реального
явления. Отбор существенных переменных не является  отказом  от  точности;
наоборот, спасая нас  от  потопа  несущественной  информации,  этот  отбор
позволяет быстрее обнаружить целый класс  явлений,  подобных  данному,  то
есть создать теорию. Что является моделью, а что "оригинальным" явлением -
это зависит от конкретных обстоятельств. Если нейтроны  в  цепной  реакции
размножаются в том же темпе, что и бактерии в питательной среде,  то  -  с
точки зрения параметров экспоненциального роста -  одно  из  этих  явлений
может быть моделью другого. Если, например, удобнее исследовать  бактерии,
мы будем считать моделью бактериальную культуру. Если же,  однако,  модель
начинает чрезмерно усложняться, то мы либо ищем модели  иного  типа,  либо
обращаемся  к  "эквивалентной"   модели   (человека   "моделируем   другим
человеком, входя "через боковую дверь" в процесс эмбриогенеза, как об этом
говорилось выше).
     Объем предварительных знаний должен  быть  тем  большим,  чем  точнее
требуемая модель. Наглядность модели не  имеет  никакого  значения.  Важно
лишь, чтобы перед ней можно было  "ставить  вопросы"  и  получать  на  них
ответы. Следует обратить внимание на различный подход к модели со  стороны
ученого и со стороны технолога.  Технолог,  получив  возможность  "синтеза
живого организма" - если такова была его цель, - удовлетворится  "конечным
продуктом". Ученый - по крайней мере ученый  в  классическом  понимании  -
стремится детально изучить  "теорию  синтеза  организмов".  Ученый  жаждет
алгоритма, технолог же скорее походит на садовника, который, сажая  дерево
и срывая яблоки, не заботится о том,  "как  яблоня  это  сделала".  Ученый
считает такой узкоутилитарный, прагматический подход  прегрешением  против
Канонов полного познания. Нам кажется,  что  в  будущем  обе  эти  позиции
изменятся.
     Модель сходна с теорией в том отношении, что она  не  учитывает  ряда
переменных - переменных, признанных для данного  явления  несущественными.
Однако чем больше переменных учитывается в модели, тем в  большей  степени
она превращается из  "теоретического"  воспроизведения  в  копию  явления.
Модель человеческого  мозга  -  это  динамическая  структура,  учитывающая
переменные, существенные для каждого человеческого мозга, но модель  мозга
мистера Смита тем менее "применима" к какому-либо иному мозгу,  чем  более
увеличивается "поверхность ее динамического контакта" со всеми процессами,
происходящими в мозгу мистера Смита. В конце  концов  такая  модель  будет
учитывать и то, что Смит не способен к математике, и даже то, что вчера он
повстречал свою тетку.  Разумеется,  столь  точная  модель,  являющаяся  в
некотором роде "буквальным" повторением явления (звезды  Капеллы,  мопсика
Фильки или мистера Смита), нам не нужна.
     Как явствует из сказанного,  машина,  которая  с  огромной  скоростью
копировала бы любое реальное явление,  была  бы  у_н_и_в_е_р_с_а_л_ь_н_ы_м
п_л_а_г_и_а_т_о_р_о_м, и этот ее "всеучет" переменных как бы автоматически
отключал ее от какой-либо творческой деятельности; ведь  по  существу  эта
деятельность  означает   с_е_л_е_к_ц_и_ю,   выбор   одних   переменных   и
отбрасывание других с целью  обнаружить  к_л_а_с_с  явлений,  для  которых
динамические траектории учитываемых  переменных  являются  общими.  Законы
поведения такого класса - это и есть теория.
     Теории  потому  и  возможны,  что  количество  переменных  отдельного
явления несравненно больше количества переменных, общих  для  него  и  для
множества других явлений, причем эти первые переменные дозволено - с точки
зрения  целей,  поставленных  наукой,  -   игнорировать.   Поэтому   можно
отказаться  от  изучения  истории  индивидуальных  молекул  или  от  того,
встретил ли вчера мистер Смит свою тетку,  а  также  от  миллионов  других
переменных.
     Правда, подход физики и биологии к их явлениям существенно  различен.
Атомы взаимозаменимы, организмы же -  нет.  Индивидуальная  история  атома
несущественна  для  всей  современной  физики   (кроме   одной   гипотезы,
относящейся  к  "покраснению"  фотонов,  испускаемых  атомом).  Атом   мог
прилететь с Солнца или отделиться от кусочка угля, лежащего в  подвале,  -
его свойства от этого нисколько не меняются. Но вот  если  тетка  отказала
мистеру Смиту в наследстве, отчего мистер Смит вконец потерял голову,  эта
переменная становится весьма существенной. Мистера Смита  можно  как-никак
понять, но лишь потому, что мы сами очень на него похожи.  Другое  дело  с
атомами. Если создают теорию ядерных сил, а  потом  спрашивают,  что  это,
собственно, такое "на самом-то деле" - псевдоскалярные  связи,  то  вопрос
этот лишен  смысла.  Привязав  к  операциям  нашего  алгоритма  какие-либо
термины, мы не вправе требовать, чтобы эти термины  выражали  нечто  иное,
нечто не имеющее связи  именно  с  этими  шагами  алгоритма.  Можно  самое
большее ответить: "Если вы проделаете такие-то и  такие-то  преобразования
на бумаге, а потом вот  это  подставите  вот  туда,  то  в  результате  вы
получите два с половиной, а потом,  если  вы  сделаете  то-то  и  то-то  в
лаборатории и посмотрите на вот эту стрелку прибора,  то  она  остановится
посредине между делениями 2 и 3". Опыт  подтвердил  результаты  теории,  и
поэтому мы будем  пользоваться  понятием  псевдоскалярных  связей  и  всей
прочей терминологией.
     Таким образом,  фотоны  со  спином  +1  и  -1  и  все  прочее  -  это
перекладины лестницы, по  которой  мы  взбираемся  на  чердак,  причем  на
чердаке этом можно отыскать нечто ценное, вроде нового  источника  атомной
энергии, но  спрашивать  о  "смысле"  лестницы  "самой  по  себе"  нельзя.
Лестница - это часть искусственной  среды,  которую  мы  соорудили,  чтобы
подняться куда-то наверх, а упомянутые фотоны - часть операций на  бумаге,
которые позволяют предвидеть некие будущие состояния, и  ничего  более.  Я
говорил все это для того,  чтобы  не  казалось,  будто  Имитология  должна
представлять собой нечто такое, что нам "все объяснит". Объяснять - значит
сводить  свойства  и  поведение  неизвестного  к  свойствам  и   поведению
известного, а если это неизвестное не похоже на кеглю, шар, сыр или  стул,
то не надо опускать руки: в нашем распоряжении остается математика.
     Вероятно, отношение ученого-технолога  к  миру  изменится.  Он  будет
подключен к этому миру посредством Имитологии. Имитология сама по себе  не
намечает никаких целей деятельности, эти  цели  ставятся  цивилизацией  на
определенном этапе развития. Имитология - как подзорная труба:  показывает
то, на что мы ее направили. Если мы заметили что-либо интересное, мы можем
прибавить  увеличение  (нацелить  на  этот  объект  машины,  накапливающие
информацию). Имитология с  помощью  бесчисленных  процессов,  моделирующих
различные аспекты действительности, даст нам различные "теории",  связи  и
свойства  явлений.  Ничего  абсолютно  изолированного  не  существует,  но
природа благосклонна  к  нам:  существует  относительная  изоляция  (между
отдельными уровнями действительности - атомным, молекулярным и т.д.).
     Существует теория систем; теория биоэволюции была бы теорией  систем,
состоящих из систем, а теория цивилизации - теорией систем,  состоящих  из
систем систем. Хорошо еще, что квантовые процессы почти не проявляются уже
в масштабах одноклеточного  организма,  разве  как  исключение.  Иначе  мы
утонули бы в океане разнородности без надежды на какое-либо регулирование,
ибо  регулирование  базируется   вначале   на   биологическом   гомеостазе
(благодаря существованию растений, наверняка не имеющих разума, количество
кислорода  в  атмосфере  остается  постоянным;   следовательно,   растения
регулируют это количество), а позже, с появлением разума,  на  гомеостазе,
использующем результаты теоретических знаний.
     Таким образом, "ультимативное моделирование" не только невозможно, но
и не нужно. Только "нечеткое"  отображение  реальности,  игнорирующее  ряд
переменных, делает теорию универсальной. Так, нечеткий снимок не позволяет
опознать, представлен ли на нем мистер Смит или пан  Ковальский,  но  дает
еще возможность утверждать, что это  человек.  Для  марсианина,  желающего
узнать, как выглядит человек, нечеткий снимок ценнее, чем портрет  мистера
Смита, а то марсианин мог бы счесть,  что  у  всех  людей  вот  такой  нос
картошкой, редкие зубы и синева под левым глазом. Итак, всякая  информация
предполагает наличие адресата. "Информации вообще" не существует.  Адресат
"имитологической  машины"  -  это  цивилизация,  ее  ученые.  Сегодня  они
вынуждены  сами  обогащать  путем  просеивания  информационную  "руду".  В
грядущем они будут получать уже только экстракт и будут строить теорию  не
из фактов, а из других теорий (что частично происходит  уже  сегодня:  нет
теорий, полностью изолированных от других).
     Читатель, по всей вероятности, давно ожидает обещанной встречи с этим
самым "выращиванием информации". Ну, а я вместо  этого  займусь  сущностью
научных теорий. Можно подумать, что я  изо  всех  сил  стараюсь  отбить  у
читателя охоту к  дальнейшему  чтению.  Прошу,  однако,  понять,  чего  я,
собственно, хочу. Нам предстоит ни более, ни менее,  как  автоматизировать
Науку. Это устрашающая  задача;  прежде  чем  подступиться  к  ней,  нужно
по-настоящему понять, чем же, собственно говоря, занимается Наука.  Только
что сказанное было лишь  первым,  метафорическим  приближением.  Метафоры,
однако, нуждаются в переводе  на  точный  язык.  Весьма  сожалею,  но  это
необходимо.
     Итак,  нам  надлежит  изобрести  устройство,  которое   собирало   бы
информацию, обобщало бы ее аналогично  тому,  как  это  делает  ученый,  и
представляло специалистам результаты этих изысканий.  Устройство  собирает
факты,  обобщает  их,  проверяет   справедливость   обобщений   на   новом
фактическом материале, и этот "конечный продукт", уже после "техконтроля",
выходит из "фабрики".
     Итак,  устройство  генерирует  теорию.  Теория  -  в   науковедческом
понимании - это система, построенная из символов  и  представляющая  собой
структурный эквивалент  реального  явления;  преобразования  этой  системы
подчиняются правилам, не имеющим ничего общего с  самим  явлением,  причем
последовательные   сечения   динамической    траектории    явления,    его
последовательные  во  времени  состояния  по  значениям  всех  параметров,
учитываемых теорией, Согласуются со значениями, дедуктивно  выводимыми  из
теории [IX].
     Теория относится  не  к  отдельному  явлению,  а  к  классу  явлений.
Элементы   класса   могут   существовать   одновременно   в   пространстве
(биллиардные шары на столе)  или  следовать  друг  за  другом  во  времени
(последовательные во  времени  положения  одного  и  того  же  шара).  Чем
многочисленней класс явлений, тем "лучше" теория, ибо тем универсальнее ее
применимость.
     Теория может не иметь никаких  доступных  экспериментальной  проверке
следствий (единая теория поля Эйнштейна).  До  тех  пор  пока  не  удастся
извлечь из нее таких следствий,  она  бесполезна.  Не  только  как  орудие
реальной деятельности, но и как орудие познания. Ибо  теория,  чтобы  быть
полезной, должна иметь и "вход" и "выход": "вход" для обобщаемых фактов, а
"выход" - для предсказуемых фактов (благодаря которым ее можно проверить).
Если она имеет только "вход", она столь же метафизична,  как  если  бы  не
имела ни "входа", ни "выхода".  В  действительности  все  обстоит  не  так
красиво, то есть не так просто. "Входы" одних теорий  являются  "выходами"
других. Существуют менее общие и более общие теории, но  -  в  перспективе
развития - все они должны образовывать такое иерархическое единство, каким
является, например, организм. Теория биоэволюции "связана" с  подчиненными
ей теориями из химии, зоологии, геологии, ботаники,  а  сама  она  в  свою
очередь подчинена теории самоорганизующихся систем, частный случай которой
она собой представляет.
     В настоящее время существует два подхода  к  теориям:  дополнительный
(комплементарный) и редукционный. Дополнительность означает, что одно и то
же явление, один и тот же класс явлений можно "объяснять" с  помощью  двух
различных теорий,  причем  вопрос  о  том,  когда  и  какую  теорию  нужно
применять, решается  практикой.  Этот  подход  используется,  например,  в
микрофизике (электрон как волна и  электрон  как  частица).  Но  некоторые
полагают, что такое состояние  является  переходным  и  что  нужно  всегда
стремиться к редукционному  подходу.  Вместо  того  чтобы  дополнять  одну
теорию другой, нужно сконструировать такую теорию,  которая  объединит  их
обе, сведет одну к другой или обе к какой-то еще более  общей  (в  этом  и
состоит "редукция"). Так, например, полагают, что  явления  жизни  удастся
свести  к  физико-химическим  процессам.  Но  эта  точка  зрения  является
дискуссионной.
     Теория тем более  заслуживает  доверия,  чем  больше  разнородных  ее
следствий оправдывается.  Теория  может  быть  абсолютно  достоверной,  но
лишенной  почти  всякой  ценности  (тривиальной,  как,  например,  теория,
сводящаяся к утверждению "все люди смертны").
     Ни одна теория не учитывает всех переменных данного явления.  Это  не
значит,  что  мы  не  способны  в  каждом  отдельном  случае   перечислить
произвольное количество этих переменных; скорее это означает,  что  мы  не
знаем всех состояний явления.
     Теория может, однако, предвидеть  существование  новых  значений  уже
используемых переменных. Но это не в том  смысле,  что  она  с  абсолютной
точностью говорит, каковы эти вновь открытые переменные и где  их  искать.
"Указание" на эти новые переменные может быть "спрятано" в ее алгоритме, и
нужно хорошо разбираться в деле, чтобы понять, что где-то зарыт  клад.  Мы
приближаемся, таким образом, к области  туманных  и  таинственных  понятий
типа "интуиции". Ибо теория - это информация о структуре, структуру  же  в
принципе можно выбирать из огромного  запаса  мыслимых  структур,  которым
ничто в природе не соответствует,  причем  окончательный  выбор  наступает
после   поочередного   отвергания   ее   неисчислимых   соперниц    ("тела
притягиваются пропорционально кубам  диаметров,  пропорционально  квадрату
расстояния,  умноженному  на  частное  от  деления  масс"   и   т.д.).   В
действительности так не происходит. Ученые  работают  не  только  вслепую,
методом проб и ошибок, они польз