ично - операциональным. На этом  языке  можно  сказать:  "Меня  мучает
головная боль", но чтобы понять эту фразу, нужно  испытать  боль  и  иметь
голову; можно сказать также: "Меня мучает  боль  утраты",  поскольку  язык
этот насквозь пропитан производными от внутренних состояний, которые можно
проецировать во  внешний  мир  ("приход  весны",  "мрачное  море").  Можно
создать в нем логику и математику и,  наконец,  можно  реализовать  с  его
помощью различного рода эмпирические операции.
     Между  операциональным  языком  генов  и  обычным  языком  существует
следующее интересное соотношение. Язык  наследственности  можно  (если  не
сейчас, то хотя бы в идеале) выразить на естественном  языке  людей.  Ведь
каждый  ген  можно  так  или   иначе   обозначить,   скажем   занумеровать
(естественный язык включает в себя математику вместе с теорией  множеств).
Напротив, естественный язык однозначно передать  посредством  хромосомного
нельзя. Как мы уже отметили, язык  наследственности  не  содержит  никаких
общих имен  или  обозначений  мысленных  состояний.  Но  будь  это  только
диковинкой, об этом не  стоило  бы  говорить.  Однако  это  еще  и  весьма
поучительно. Некое хромосомное высказывание привело к  появлению  на  свет
Лебега, Пуанкаре  и  Абеля 1.  Мы  знаем,  что  математические  способности
предопределяются хромосомным  высказыванием.  Правда,  нет  никаких  генов
"математического таланта" - в том смысле, что нельзя их  перенумеровать  и
выделить.   Математическая   одаренность   предопределяется    неизвестной
структурно-функциональной компонентой генотипа в  целом,  и  мы  не  можем
сказать, в какой мере она уже заключена в зародышевой клетке,  а  в  какой
содержится в общественной  среде.  Однако,  вне  всякого  сомнения,  среда
выступает скорее как "проявитель" таланта, нежели как  его  творец.  Итак,
операциональный язык, не имеющий в своем словаре никаких общих имен, может
реализовать  состояния,  в  которых  появляются  десигнаты   этих   имен 2.
Развитие, таким образом, идет от "частного" к общему,  от  менее  сложного
состояния к более сложному. Дело, значит, обстоит  не  так,  как  если  бы
операциональный язык генов  являлся  недостаточно  универсальным  орудием,
изучение  которого  мало  что  дает  конструктору,   коль   скоро   каждое
"высказывание",   произносимое   на   этом   языке,   является    "только"
самореализующейся производственной программой для  конкретного  экземпляра
данного вида и ничем более. Язык наследственности оказывается поразительно
"избыточным"   в   своей   универсальности.   Он   служит   орудием    для
конструирования систем, способных выполнять такие задания, с которыми  сам
их создатель (этот язык) справиться  не  может,  хотя  бы  из-за  нехватки
соответствующего словарно-грамматического аппарата.
     Мы  доказали,  следовательно,  что   операциональная   эффективность,
которую   демонстрирует   язык   наследственности,   выходит   за   грань,
установленную нашими  формально-математическими  исследованиями.  Развитие
яйцеклетки не является ни "тавтологическим"  процессом,  ни  "дедуктивным"
извлечением следствий из того "набора  аксиом  и  правил  преобразования",
который содержится в клеточном ядре.
     Знаки наших  формальных  систем  имеют  всегда  одинаковые  свойства,
каждый символ Х и каждый символ О ex definitione и по необходимости  ничем
не отличаются от любого другого Х или О, независимо от их вхождения  в  ту
или иную  часть  вывода.  Напротив,  "знаки"  хромосомного  языка  не  так
радикально ограничены в своих возможностях, поскольку за  ними  стоит  вся
"потенция" реальной материи, а потому эти  "знаки",  то  есть  молекулы  -
носители информации, в процессе эмбриогенетических превращений  используют
все  свойства,  какие  только  можно  "извлечь"  из  возникающих   атомных
конфигураций.
     В то время как всякая  наша  формализация  идет  по  пути  наивысшего
отвлечения, ибо только с помощью такого рода операций нам удается  достичь
надежной   инвариантности   определений,   эволюция    идет    по    прямо
противоположному пути. Ведь хромосомное "исчисление предсказаний" не может
позволить себе никакой роскоши абстрагирования, поскольку оно  развивается
не на бумаге, которая все  терпит,  а  происходит  в  действительности,  и
именно поэтому в нем должны быть учтены все, без исключения все  состояния
материи, в которой этому исчислению  приходится  операционально  проводить
информационное управление. В этом специфическом смысле можно сказать,  что
своими зародышевыми клетками организм высказывает синтетические  априорные
суждения - ведь подавляющее их большинство оказывается  истинным  (как  мы
отметили, хотя бы в прагматическом смысле).
     Однако  критерии  этой  "истинности",  или,   точнее,   адекватности,
оказываются изменчивыми, откуда, впрочем,  и  возникает  сама  возможность
превращения и эволюции видов. Для нас же  наиболее  существенным  является
то, что и в сфере операционального языка,  нераздельно  слитого  со  своим
материальным носителем, отсутствуют  критерии  "истинности"  или  хотя  бы
"действенности" высказываний. Ни мыслительный, ни операциональный язык  не
могут  ни  появиться,  ни  действовать,  если  они  не  обусловлены  и  не
направлены  внеязыковыми  факторами.  Критерии  истинности,  правильности,
наконец,  эффективности  языков  лежат  вне  самих  языков  -  в   области
материальной Природы. Без этих критериев мыслительный язык,  равно  как  и
операциональный, способен создавать  чудища  бессмыслицы,  чему  учат  нас
сообща история письменности и естественная история видов.
     Итак, лишь грядущим поколениям  можем  мы  адресовать  следующую,  по
необходимости расплывчатую программу.  Шкалу,  упомянутую  в  начале  этих
рассуждений,   надлежит   замкнуть    наподобие    круга.    Возникновение
наследственной информации кладет начало процессу языкотворчества. Язык  ее
операций - на первом, апсихическом уровне -  это  результат  кумулятивного
накопления знаний, которые получены в  результате  "зондирования"  методом
проб и  ошибок  всей  территории,  лежащей  между  физикой  (в  том  числе
квантовой) и химией полимеров и коллоидных растворов определенного  класса
соединений  в  узком  интервале  температур  и  энергий.   По   прошествии
нескольких миллиардов лет этот  процесс  приводит  к  возникновению  -  на
уровне  общественных   коллективов   -   естественного   языка,   частично
мыслительного, частично операционального. В свою очередь язык  этот  (дабы
выйти за формальные ограничения, которым он подчинен, и достичь тем  самым
потребной для конструирования высокой точности) должен создать (с  помощью
орудий, наделенных информационной автономностью благодаря размещению их во
внемозговых  материальных   системах)   операциональные   языки   "второго
поколения". Эти языки - как бы мимоходом - перешагнут границу  "понимания"
или "понятности", и такой ценой удастся, быть может,  подняться  на  более
высокий уровень творческой универсальности, чем тот, первый,  хромосомный,
где зародился весь этот бесконечный мир информационных превращений.  Новый
язык словарно и синтаксически будет богаче обоих  своих  предшественников,
подобно тому как естественный язык богаче языка наследственности. Вся  эта
эволюция представляет собой информационный аспект  процесса  возникновения
систем высшей сложности из  более  простых  систем.  О  системных  законах
подобных процессов мы не знаем ничего, поскольку  физика  и  термодинамика
взирают  пока  что  в  "неприязненном  бездействии"  на  явления,  имеющие
антиэнтропийный градиент развития. А  поскольку  неразумно  высказывать  и
далее какие-либо суждения об  этом  столь  темном  предмете,  самое  время
умолкнуть.


1
     Анри Лебег (1875-1941) - французский математик,  один  из  создателей
современной теории функций вещественной переменной и, в частности,  теории
меры и интеграла.  Анри  Пуанкаре  (1854-1912)  -  французский  математик,
известный своими работами в области топологии, небесной механики, в теории
функций и др. Нильс  Хенрик  Абель  (1802-1829)  -  норвежский  математик,
занимавшийся исследованиями в области теории функций; с его именем связаны
понятия "абелевы интегралы", "абелевы группы" и т.д. - Прим. ред.
2
     Десигнат  -   объект,   обозначаемый   данным   языковым   выражением
(десигнатором). - Прим. ред.




  ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  СОТВОРЕНИЕ МИРОВ

(e)  КОНСТРУИРОВАНИЕ ТРАНСЦЕНДЕНЦИИ

     Мы упоминали ранее, что наряду с  "выращиванием  информации"  есть  и
иная возможность обуздать информационную лавину.  Теперь  мы  ее  покажем.
Покажем на примере специфическом, даже онтологическом. Таким  образом,  мы
введем читателя в самую глубь будущих возможностей. Это не  означает,  что
мы считаем описываемый план заслуживающим осуществления. Однако его  стоит
все же изложить,  хотя  бы  для  того,  чтобы  показать  размах  возможной
Всесозидательной - пантокреатической деятельности.

     Можно ли сконструировать бессмертие, вечную  справедливость,  несущую
возмездие и воздаяние? Можно. А где же мы должны все  это  соорудить?  Ну,
конечно же, на том свете... Я не шучу. Можно построить "тот  свет".  Каким
образом? С помощью кибернетики...
     Представьте себе систему большую,  чем  планета,  систему  величайшей
сложности. Мы программируем ее лишь схематично, в общем виде. Пусть в этой
системе  в  результате  развертывания  эволюционного  процесса   возникнут
ландшафты и моря, прекраснее земных, возникнут и мыслящие существа.  Пусть
в их распоряжении будет среда  -  разумеется,  внутри  системы.  О  первых
плодах такого процесса мы уже говорили: машинные процессы  разделены  были
тогда на две части, одну составляли организмы, другую - их окружение.
     Новая  машина  -  колосс.  К  тому  же  в  ней  имеется  еще  третья,
дополнительная часть - Тот Свет. Когда индивидуум -  мыслящее  существо  -
умирает, когда кончается его бренное существование, когда тело  обращается
в прах, личность по особому каналу переносится в третью часть машины.  Там
действует Справедливость, там - Воздаяние и Возмездие, там есть  Рай  и  -
где-то - таинственный, непостижимый Творец Сущего. Может быть и иначе: эта
третья часть может не иметь точных  эквивалентов  ни  в  одной  из  земных
религий. В конце  концов,  возможности  здесь  совершенно  неограниченные.
Воссоединение с "дорогими усопшими" - Там? Ну,  конечно  же!  Просветление
духа  в  сферах  вечного  бытия,  расширение  индивидуальных  способностей
восприятия и постижения? Нет ничего проще: у личности, переходящей на "тот
свет", развиваются нужные  "интеллектуально-эмоциональные  подсистемы".  А
может, мы предпочитаем Нирвану? Посмертное слияние всех  индивидуальностей
в единый созерцающий  Дух?  И  это  можно.  Таких  миров  можно  построить
множество. Можно создать целую их серию и изучать, в каком из  них  "сумма
счастья" будет наибольшей. Величина "фелицитологического 1 индекса"  укажет
путь нашему конструированию. Для  произвольно  сотворенных  существ  можно
создать произвольные, уготованные им кибернетический рай, чистилище, ад, а
"селектор", исполняющий отчасти роль святого Петра, будет на рубеже  "того
света" направлять осужденных на вечные  муки  или  удостоенных  блаженства
туда, куда следует. Можно сконструировать и Страшный Суд. Все можно.
     Хорошо, скажем мы, пусть этот сумасбродный эксперимент и возможен, но
что из этого? И к чему он вообще?
     Но ведь это только вступительный этап...
     Допустим, что какое-то  поколение  разумных  существ,  нам  подобных,
через тысячу или сто тысяч лет  будет  способно  построить  такую  машину.
Впрочем, я все время твержу "машина", "машина", потому что нет у  нас  для
этого слов. Чем был  бы  небоскреб  для  пещерного  человека?  Поднебесной
пещерой? Горой? Вообразите искусственный парк. Все деревья  настоящие,  но
привезены издалека. Или искусственное море. Или, например, спутник; обычно
они из металла; но если сделать спутник из того же материала, из  которого
состоит  Луна,  и  величиной  с   Луну,   то   как   мы   распознаем   его
"искусственность"? Говоря "искусственное", мы слишком часто  подразумеваем
"несовершенное". Но так обстоит дело лишь сейчас.  Так  что,  может  быть,
лучше говорить не "машина", а "нечто созданное". Это будет целый мир с его
собственными  законами,  неотличимый  от  "настоящего"  мира,  ибо   столь
возвысится искусство  Конструкторов.  Впрочем,  что  касается  технической
стороны  Творения,  то   я   отсылаю   читателя   к   следующему   разделу
("Космогоническое конструирование").
     Так вот, создатели того мира скажут себе: эти существа,  которые  там
живут, ничего не зная о нас, о нашей немощной плоти, которой так быстро  и
так необратимо приходит конец, - насколько  же  они  счастливее  нас!  Они
верят в трансценденцию,  и  эта  вера  вполне  обоснованна.  Они  верят  в
загробную жизнь - и это вполне справедливо! - в Тот Свет,  в  Возмездие  и
Воздаяние, во Всепрощенье и Всемогущее Милосердие, а потом, после  смерти,
они убеждаются - все, даже маловеры, - что это и вправду существует. Нашим
детям, увы, не дано будет жить в таком мире.  Хотя...  постойте!  Мы  ведь
могли бы, собственно говоря, переместить их туда? Не правда ли? Что  такое
дети? Это существа, подобные нам по своему облику, разуму,  чувствам.  Как
они появляются? Мы "программируем"  их  тем  способом,  который  дала  нам
эволюция, - посредством полового акта; это вероятностное программирование,
подчиненное  менделевским  правилам  наследования  признаков   и   законам
популяционной генетики. Мы отлично  знаем  свое  наследственное  вещество.
Вместо  того  чтобы  зачинать  детей,  как  раньше,  перенесем  эти  самые
признаки,  которые  находятся  в  нас,  потенциальных  отцах  и   матерях,
закреплены в клетках яичников и семенников, - в точности эти  же  признаки
перенесем туда, в недра "созданного", которое сконструируем специально для
этой цели. Оно будет Землей Обетованной, а наш акт - великим Исходом в эту
землю. Таким образом, человечество в последующих  поколениях  обретет  для
себя Тот Свет; трансценденцию - все, о чем оно  мечтало  веками...  И  это
будет истина, а не иллюзия, реальность, ожидающая нас после смерти,  а  не
миф, созданный в качестве  суррогата,  компенсирующий  нашу  биологическую
ущербность!
     Разве это невозможно? Я думаю, что по крайней  мере  в  принципе  это
возможно. Это "нечто созданное", этот мир  со  своим  "вечным"  ярусом,  с
Трансценденцией, будет с той поры обителью счастливого человечества...
     Но ведь это обман, говорим мы. Как можно осчастливить  путем  обмана?
Это обвинение забавляет Конструкторов. - Почему "обман"? Потому, что  этот
мир имеет иные законы, чем наш? Потому, что  он  богаче  нашего  на  целую
надстройку воплощенной трансценденции?
     Нет, говорим мы, - потому, что он не настоящий. Вы его создали. - Да,
создали. А кто создал ваш,  "настоящий"  мир?  А  если  у  него  был  свой
создатель, тогда ведь и он, "настоящий" мир, - такое  же  "мошенничество"?
Нет? А в чем же, собственно, разница? Мы создали цивилизацию, мы и вы, что
ж, и она тоже - мошенничество? Наконец, все  мы  как  биологические  особи
представляем собой продукт естественного процесса; он  сформировал  нас  в
миллиардах случайных проб. Что же в том плохого, если мы хотим взять  этот
процесс в свои руки?
     Нет, говорим  мы,  не  о  том  речь.  Эти  существа  будут  замкнуты,
заключены в этом вашем мире, в этом хрустальном дворце  свершения  надежд,
какого не бывает за его пределами.
     Но это же противоречие, отвечают нам Конструкторы. Действительно,  мы
пристроили к этому миру "всесвершение", и, значит, он богаче, а не  беднее
"естественного" мира. Он ничем не прикидывается, ничему не  подражает:  он
является самим собой. Жизнь и смерть в нем такие же,  как  в  нашем  мире,
только они не исчерпывают всего... "Заключенные"?.. Что вам известно о его
размерах? А если  он  величиной  с  Метагалактику?  Считаете  ли  вы  себя
заключенными в Метагалактике, узниками окружающих вас звезд?
     Но ведь этот мир - ложь! - кричим мы.
     А что есть истина? - отвечают  нам  Конструкторы.  -  То,  что  можно
проверить. А  там  можно  проверить  больше,  чем  здесь,  ибо  здесь  все
обрывается на границах чувственного опыта и рассыпается вместе  с  ним,  а
там проверяется даже вера!
     Хорошо, говорим  мы,  еще  один,  последний  вопрос.  Ваш  мир  своей
бренностью  равноценен  нашему,  не  так  ли?  -  Да.  -  И,   значит,   в
действительности между ними нет никакой разницы! В вашем мире можно так же
впасть в сомнение, так же убедиться в бессмысленности Творения,  как  и  в
нашем, обычном мире. То, что эти сомнения рассеиваются  после  смерти,  не
может повлиять на ход бренной жизни. Так зачем же вы  строите  этот  новый
мир?  Только  затем,  чтобы  создать  возможность  "приятного   загробного
разочарования"?... Вы, наверно,  уже  понимаете,  что  какие  бы  мистерии
вечности ни разыгрывались в третьей, "трансцендентной" части вашего  мира,
это нисколько не нарушит бега его  бренной  жизни.  Для  того  чтобы  дело
обстояло иначе, ваш мир в своем преходящем облике должен содержать знаки и
меты,   отчетливо   говорящие,   что   существует   его   "метафизическое"
продолжение.  Следовательно,  его  преходящая  реальность  не  может  быть
тождественна нашей.
     Это так, отвечают Конструкторы.
     Но ведь и наш мир может иметь  "метафизическое  продолжение",  только
современная цивилизация не верит в  это!  -  кричим  мы.  Знаете,  что  вы
создали? Вы повторили атом за атомом то, что уже есть! И теперь,  если  вы
хотите избежать никчемного плагиата, вам придется не  только  прибавить  к
вашей конструкции "тот свет", но прежде всего изменить материальную основу
вашего мира, его преходящее бытие! Вы должны ввести в него чудеса,  а  это
значит изменить законы природы, это значит изменить его физику, это значит
изменить все!
     Ну, конечно же, отвечают  Конструкторы.  Ведь  вера  без  посмертного
исполнения ее посулов играет в реальной жизни  несравненно  большую  роль,
чем свершения, чем сама трансценденция, которой  не  предшествует  вера...
Это крайне интересная проблема. Она является реальной - то есть разрешимой
- только для наблюдателя, находящегося вне данного мира, а  точнее  -  вне
обоих миров, естественного и  сверхъестественного.  Только  такой  внешний
наблюдатель мог бы знать, обоснована вера или  нет.  Что  касается  вашего
предложения - ввести в "новый мир" чудеса, то мы вынуждены его отвергнуть.
Вас это удивляет? Чудеса не служат подтверждением веры. Они преобразуют ее
в знание, ибо знание основывается на доступных наблюдению фактах, а такими
фактами стали бы тогда чудеса. Ученые превратили бы изучение этих чудес  в
раздел физики, химии или космогонии, и ничто не изменилось бы,  даже  если
бы ввели туда пророков, движущих горы. Одно дело  -  узнавать  о  подобных
делах и свершениях из священного  писания,  в  ореоле  легенды,  а  совсем
другое - наблюдать их воочию.  Можно  создать  одно  из  двух:  либо  мир,
который знает о своем "трансцендентном" продолжении, либо  мир,  способный
верить в трансценденцию, которая то  ли  существует,  то  ли  нет.  Однако
убедиться в этом, доказать справедливость  того  или  другого  невозможно.
Ведь обосновать веру - это значит уничтожить  ее,  ибо  вера  есть  именно
полнейший абсурд и безосновательность, бунт  против  эмпирического  опыта,
восторженное  упование,   сотрясаемое   приступами   сомнения,   тревожное
ожидание, а не сытая уверенность с наглядной гарантией в виде чудес. Одним
словом, мир с повседневным знанием о трансцендентности, о том, какова она,
- это мир без веры.
     На этом диалог кончается. А  вывод  из  него  таков,  что  источником
Великой Тревоги и столь  же  опасного  бездумья  является  не  "ампутация"
тран