обратились  теперь  за  справкой,  нашли  такую
дефиницию:
     "Цивилизация - следующая за  варварством  ступень  культуры,  которая
постепенно приучает человека к плановым упорядоченным совместным действиям
с себе подобными, что создает важнейшую предпосылку культуры".
     Нам вспомнился почему-то circulus vitiosus 7 формальной логики, и этот
призрак стал почти материальным, когда Шмидт меланхолически  добавил,  что
"во французском и немецком языках слово  "цивилизация"  равнозначно  слову
"культура"". Это понимание, увы, также не годилось.
     Лем понимает термин "цивилизация" в  широком,  "космическом"  смысле.
Для него это  -  б_ы_т_и_е  о_б_щ_е_с_т_в_а  (не  обязательно  земного)  в
отличие от бытия  биологического  вида.  Цивилизация  возникает  вместе  с
обществом и с появлением первых технологий. На Земле - с палеолитом.
     Такое понимание вполне оправдано. Сейчас,  когда  человек  выходит  в
космос, когда начат  поиск  космических  цивилизаций,  такое  употребление
этого термина, пожалуй, напрашивается само  собой.  Да  и  вряд  ли  можно
"обвинить" автора в том, что он ввел  это  употребление.  Он  попросту  им
воспользовался, а до него термин "цивилизация" в том же смысле употребляли
другие авторы,  например  И.С.Шкловский.  Само  же  обсуждение  вопроса  о
космических цивилизациях началось еще во времена святой инквизиции...
     Но вернемся к нашей теме. Автор хочет рассмотреть  различные  аспекты
будущей цивилизации: те, которые поддаются описанию уже сегодня. При  этом
он стремится следовать  научной  методологии  и  поэтому  отрицает  особое
положение Земли и ее космического окружения. Отказ от иных гипотез о жизни
в Космосе он мотивирует принципом, который в  истории  науки  и  философии
получил название "бритвы Оккама". Что это за принцип?


Уильям Оккам
     В  XIV  столетии  начинается  распад  схоластической   философии.   В
университетах Парижа, Оксфорда и  Кембриджа  зарождается  новая  мысль.  И
словно  возгорающиеся  факелы,   в   других   городах   Европы   возникают
университеты: 1303 г. - Рим, 1306 г. - Орлеан, 1308 г. - Коимбра, 1339  г.
- Гренобль, 1347 г. - Прага, 1349 г. - Флоренция, 1357 г. - Сиена, 1364 г.
- Краков, 1379 г. - Эрфурт, 1385 г. - Кельн, 1386 г. - Гейдельберг и т.д.
     Перенесемся во вторую четверть XIV столетия. Мы видим, как в Париже и
Оксфорде появляется группа блестящих мыслителей. Это течение мысли назовут
н_о_м_и_н_а_л_и_з_м_о_м   и   к_о_н_ц_е_п_т_у_а_л_и_з_м_о_м,   оно   будет
противостоять традиционной схоластике.  Его  свяжут  в  первую  очередь  с
именем Уильяма Оккама. Оппозиция этих мыслителей  традиционной  схоластике
приведет к тому, что лишь в XX веке  медиэвисты  вскроют  их  оригинальные
идеи и начнут издавать уцелевшие фрагменты их сочинений...
     Уильям Оккам родился где-то между 1290 и 1300 гг. в деревне  Оккам  в
графстве Сэррей. Он вступил  в  орден  францисканцев,  учился  в  Оксфорде
(1312-1318 гг.) у Дунса Скота, а затем в течение  двух  лет  комментировал
там одно  из  наиболее  известных  сочинений  средневековой  схоластики  -
теологический сборник, составленный Петром Ломбардом.
     Рамки чисто академической карьеры были тесны Оккаму и  он  вступил  в
борьбу с папой Бонифацием VIII, а затем и с Иоанном XXII, против  которого
он выпустил манифест. В 1324 г. этот папа вызвал его в Авиньон, где Оккаму
предстояло ответить на выдвинутые против него обвинения. Следствие длилось
четыре года. Опасаясь обвинительного приговора, Оккам бежал из Авиньона  в
Пизу искать убежища при  дворе  императора  Людовика  Баварского,  который
враждовал с папой. Папа отлучил Оккама от церкви (1328 г.), а затем та  же
участь постигла и его покровителя. В 1330  г.,  последовав  за  Людовиком,
философ отправился в Мюнхен, где началась их совместная  борьба  с  папой.
"Tu me defendas gladio, ego te defendam calamo" 8, - говорил он Людовику.
     Умер У.Оккам в Мюнхене около 1350 г., по-видимому, от чумы.


Спор номиналистов и реалистов
     Мы поймем сущность философии У.Оккама и, в частности, уясним,  как  в
ее  рамках  мог  возникнуть  принцип,  именуемый  "бритвой  Оккама",  если
разберемся  в  споре   между   так   называемыми   р_е_а_л_и_с_т_а_м_и   и
н_о_м_и_н_а_л_и_с_т_а_м_и   -   в   споре   об   "онтологическом   статусе
универсалий".
     Первая точка зрения  -  точка  зрения  реалистов  -  восходит  еще  к
Платону. Ее удобно разъяснить на примере простой  геометрической  теоремы.
Сумма углов треугольника, как известно, равна двум прямым. Однако к какому
собственно  объекту  относится  эта  теорема?  Ни  к  какому   конкретному
треугольному телу она, конечно, не относится.  Ведь  таковое  не  является
идеальным  треугольником.  Но  вместе  с   тем   трудно   допустить,   что
геометрический факт не относится ни к  чему.  В  упомянутой  теореме  речь
идет,  безусловно,  о  треугольнике  как  таковом.  Но  что  же   это   за
треугольник, которого не встретишь в природе? Лишенный  всех  материальных
признаков, и, в частности, пространственной локализации. Все его  свойства
исчерпываются тем, что он является именно треугольником и ни чем иным. Вот
мы и "вынуждены признать", что он  к_а_к-т_о с_у_щ_е_с_т_в_у_е_т, хотя это
существование невоспринимаемо чувствами и доступно лишь умозрению.
     Так создается некая новая сущность "треугольник" как таковой.  Это  -
у_н_и_в_е_р_с_а_л_и_я.
     Реалисты считали, что универсалии существуют до конкретных  объектов,
т.е. имеют с_а_м_о_с_т_о_я_т_е_л_ь_н_о_е б_ы_т_и_е. Мы не станем описывать
различные нюансы реализма и разъяснять, кто  из  схоластов  был  "крайним"
реалистом, а кто - "умеренным". В те века (VI-XIV) если  и  была  возможна
какая-то философия в Европе, то  только  схоластическая,  и,  как  мы  уже
говорили, из среды  схоластов  вышли  мыслители,  ставшие  в  оппозицию  к
традиционной схоластике. Они выработали новую - номиналистическую -  точку
зрения. Она означала попросту запрет считать, что какому  бы  то  ни  было
знанию, сформулированному в  общих  терминах,  отвечает  в  реальном  мире
что-либо отличное от отдельных конкретных предметов (имеющих  некие  общие
свойства).  Номинализм  явился   в   условиях   средневековья   "...первым
выражением материализма" 9.


Бритва Оккама
     Одним  из  ведущих  номиналистов  и  был  Уильям  Оккам.   Стремление
устранить "избыточные" сущности реалистов оформляется в  виде  б_р_и_т_в_ы
О_к_к_а_м_а:
     Сущностей не следует умножать сверх необходимости.
     Имя ученого часто связывают с открытием, к которому  он  имел  весьма
косвенное отношение. Это случалось столь часто, что стало в  науке  скорее
правилом, чем диковинкой. Так какое же отношение  имеет  Оккам  к  "бритве
Оккама"? Увы, в его сочинениях этого тезиса как такового нет, но все же  в
них есть близкий тезис:
     Не  следует  делать  посредством  большего  то,  чего  можно  достичь
посредством меньшего.
     Многочисленные другие высказывания Оккама идут в том же направлении.
     После Оккама этот принцип был переосмыслен  и  расширен.  Не  его  ли
повторил Ньютон, сказав: "Гипотез  я  не  выдумываю!"?  А  Бертран  Рассел
пишет: "Я лично убедился в необычайной  плодотворности  этого  принципа  в
логическом анализе" 10.
     Вот этой-то "бритвой Оккама" и пользуется Ст. Лем в своей  книге.  Он
называет ее "принципом лаконичности мышления". Ее  называют  и  "принципом
бережливости", и "принципом простоты".  Хоть  эта  оговорка,  по-видимому,
излишня, мы все же советуем  читателю  не  путать  по  созвучию  описанный
принцип с пресловутым "принципом экономии мышления".
     Методология науки прочно срослась с бритвой  Оккама;  сколько  лишних
сущностей вроде "флогистона" и лишних гипотез вроде "боязни пустоты"  были
отсечены этим режущим инструментом.


Две эволюции
     Кибернетика родилась на стыке биологии и автоматики. Однако, пожалуй,
именно Лем первым решился кибернетически сравнить  био-  и  техноэволюцию.
Цель очевидна - использовать опыт биоэволюции в технологии. Но ведь  вроде
бы сходные "докибернетические" попытки  делали  и  социал-дарвинисты.  Они
"переносили" на общество  законы  живой  природы  и,  в  частности,  закон
естественного отбора. Быть может, попытка Лема - это перепевы  социального
дарвинизма? Нет, разумеется, нет! Ведь Лем сравнивает  "две  эволюции"  на
уровне  абстракции,  диктуемом  кибернетикой.  Идет  ли  речь  о  природе,
обществе или технике, кибернетику интересует лишь одна  сторона  дела:  во
всех процессах она ищет регулирование и информацию.
     В социальных процессах, как и в биологических,  кибернетика  выделяет
восприятие, хранение, передачу, переработку и выдачу информации. От  всего
остального    специфически    социального    в    этих    процессах    она
о_т_в_л_е_к_а_е_т_с_я.  Этот прием - использование простого  для  изучения
сложного - столь обычен в науках, что читатель  легко  припомнит  примеры,
когда физика служит химии, химия - биологии и т.д. Причем права "служанки"
и "госпожи" отнюдь не уравниваются.
     Итак  Лем,  используя   кибернетический   метод,   пытается   вскрыть
конкретное  сходство  двух  эволюций.  И  там,  и  тут  пульсируют   циклы
управления и переработки информации. И там, и тут действуют обратные связи
и эволюционируют самоорганизующиеся системы.
     Эволюция  жизни  помогает  понять,  куда  ведет   нас   все   большее
совершенство регулировки и  гомеостаза  очень  сложных  систем.  Столь  же
сложные системы эволюционируют и в пределах технологии. И конечно  же,  на
сам  прогресс  технологии  Лем  смотрит  "глазами"  кибернетики,  как   на
возрастание гомеостаза. Однако между двумя  великими  эволюциями  есть  не
только сходство, но и различие. Как "конструктор" природа по  сравнению  с
человеком несовершенна, ее возможности ограничены.


Ограниченность кибернетического подхода. Экскурс в социологию
     Генезис "цивилизации  как  динамической  системы",  т.е.  интенсивное
развитие технологии, начало  и  ход  которого  подобны  взрывной  реакции,
несводИм  к  законам  одной  лишь  кибернетики.  "Взрыв"  -  прежде  всего
социологическая проблема, ее  решение  -  в  материалистическом  понимании
истории. Экскурс Лема в эту область  позволяет  ему  высказать  интересные
мысли.
     Источник прогресса общества - развитие орудий труда.  Вместе  с  ними
развиваются, а затем и перестраиваются производственные  отношения  людей.
Они в свою очередь определяют  надстройку  общества  в  области  политики,
права и идеологии.
     Так почему же - спрашивает на основе этой формулы Лем, - почему  одно
общество  в_с_т_у_п_а_е_т  на путь ускоренного  развития  "технологии",  а
другое -  н_е_т?
     Этот бег науки  и  техники  и  эта  погоня  за  ним  производственных
отношений  начались  в  Западной  Европе  в  XVI  веке,  когда  там   стал
складываться  капитализм.  (Лем  говорит  "западная  динамическая   модель
цивилизации", но этот термин не отражает сути дела.)  Теория  французского
этнолога и социолога Леви-Штрауса учитывает, правда, что "цепная  реакция"
в технологии начинается, когда интенсивность и преемственность изобретений
превысят некий порог. Однако, как отмечает Лем, она  не  может  объяснить,
почему в одних странах эта "реакция" начинается раньше, чем  в  других,  а
третьи вообще берут технологию уже "в готовом виде". Простые вероятностные
соображения Леви-Штрауса не объясняют  ничего.  Вся  его  теория  особенно
неубедительна потому, что в ней нет учета той общественной структуры,  при
которой должна возникнуть "реакция".
     Это возражение Лема вполне обосновано.


Попытка объяснения
     Кибернетик  сказал  бы,  что  здесь  -   о_б_р_а_т_н_а_я   с_в_я_з_ь.
Общественные отношения и вообще  различные  социальные  структуры,  в  том
числе и "вторичные", надстроечные, влияют на развитие техники. Лем  пишет:
"некоторые из этих структур... ограничениями, наложенными на свободу мысли
и   действия,    могут    весьма    эффективно    препятствовать    всякой
научно-технической изобретательности" (гл. II).
     И  действительно,  история  дает  нам  много   примеров   того,   как
общественные отношения тормозят или, наоборот,  ускоряют  прогресс  орудий
труда. Маркс отмечал, что в древнем Египте  и  Индии  господство  сельской
общины, кастового строя и религии определили застойный характер  общества.
В   течение   тысячелетий   там    практически    отсутствовал    прогресс
производительных сил.
     Мы надеемся, что история сообща с кибернетикой прольет новый свет  на
эти проблемы. Известную роль сыграет здесь, по-видимому, семиотика - наука
о  коммуникации  и  знаковых  системах.  Ее  методы  позволяют   по-новому
взглянуть на социальные структуры, связанные с религиями и мифологиями,  с
обычаями и с системами нравственных "императивов" и моральных оценок 11.


Доктор Диагор
     Читатель помнит, конечно, печальную судьбу доктора Диагора. Он "хотел
ввести  в  поток  кибернетической  эволюции  принцип,  которого  не  знает
эволюция   биологическая:   построить    организм,    который    мог    бы
самоусложняться". Читатель помнит бой  Диагора  с  электронным  чудовищем,
которое  рвалось  из  бетонного  бункера,  дюары  с   жидким   кислородом,
заморозившим зверя, и робота  с  карборундовой  пилой,  который  распилил,
наконец, оцепеневшее чудовище...
     После  этой  катастрофы  Диагор  не  стал  осторожней,  он  продолжал
эксперименты. Он создал "фунгоиды - мечту кибернетиков, самоорганизующееся
вещество" и не смог сохранить контроль над ними. Они уничтожили его...


Человек - технология
     В чем же идея этого известного рассказа Ст. Лема? Это  художественный
образ, иллюстрация к проблеме "человек - технология". Кто - кого?
     В "Сумме" Лем формулирует эту  проблему  так:  "Кто  кем  повелевает?
Технология нами или же мы ею? Она ли ведет нас, куда ей  вздумается,  хотя
бы и навстречу гибели, или же  мы  можем  заставить  ее  покориться  нашим
стремлениям?" (гл. II).
     Мы  не  станем  приводить  более  пространную  цитату  с  постановкой
проблемы. Разберем попросту,  какие  пути  предлагает  автор  для  решения
некоторых вопросов.
     Прежде всего вопрос о стихийности  и  целенаправленности  в  развитии
технологии. Конечно, оно  не  зависит  от  воли  отдельных  людей,  и  Лем
говорит, что всякая цивилизация включает то, к  чему  люди  стремились,  а
также то,  чего  никто  не  ожидал.  Но  с  ростом  науки  растет  и  роль
сознательно преследуемых целей. Добавим, что эта роль становится  особенно
заметной,  когда  свои  общественные  отношения  люди   начинают   строить
сознательно, когда общество делает  "скачок  из  царства  необходимости  в
царство свободы".


Предостережение
     Ну вот и хорошо,  скажет  прямолинейный  читатель,  в  будущем  будет
полная гармония! Гармония между развитием технологии  и  целями  общества.
Увы, это не совсем так! Из истории, и даже совсем недавней, мы знаем,  что
технология может приводить к вредным для людей последствиям.  Как  отмечал
еще К.Маркс, культура, если она развивается стихийно,  а  не  направляется
сознательно, оставляет после себя пустыню.
     Такая опасность сохранится, пожалуй, всегда. Ее  отсутствие  означало
бы, что разум стал абсолютно свободным,  что  он  может  совершенно  точно
предвидеть результаты своих действий и воплощать их  в  реальность.  Может
совершенно точно выбрать путь цивилизации.
     Эту проблему  рассматривал,  должно  быть,  еще  Иоанн  Буридан  (ок.
1300-1358) - ректор Парижского университета, ученик Оккама. Говоря о своем
осле, он, безусловно, имел в виду разум, что же касается двух охапок сена,
то под ними он, надо думать, понимал возможные пути цивилизации. Осел, как
известно, умер, так и не решив, какую охапку съесть...


Свобода выбора
     Но вернемся к вопросу о разуме и цивилизации. Мы знаем, что разум  не
может освободиться от всех ограничений. Диалектический  материализм  учит,
что этого не может быть в принципе,  и  Лем  отнюдь  не  понимает  свободу
выбора  пути  а_б_с_о_л_ю_т_н_о.  И  для  отдельного   человека,   и   для
цивилизации - подчеркивает он - свобода носит относительный и исторический
характер. Даже автоэволюция человека, о которой сейчас столько  говорят  в
связи с успехами генетики, не устранит всех ограничений разума.  Она  лишь
ослабит их.
     Свободу в выборе целей ограничит грядущим цивилизациям еще и то,  что
им вряд ли удастся избежать некоторых тенденций. Одна из таких тенденций -
автоматизация.


Автоматизация
     Сейчас эта проблема является в технике  центральной.  "Пройдя  сквозь
трагические испытания второй мировой войны, человечество вступило в  новую
научно-техническую революцию, представляющую собой коренное преобразование
всего     арсенала     производительных     сил,      с      неисчислимыми
социально-экономическими  последствиями.  Это   революция   автоматизации,
вторая промышленная революция, как ее иногда называют..." 12.
     По  страницам  журналов   в   послевоенные   десятилетия   проносятся
заголовки, рисунки, рекламы и фотографии,  "оседающие"  иногда  в  книгах:
"Эра роботов", "Автоматизация - друг или  враг",  "Faster  than  thought",
"Robots are coming" 13. Ученые обсуждают проблему: может  ли  автоматизация
все новых и новых областей деятельности человека полностью  вытеснить  его
из сферы умственного и физического труда?
     Эту проблему рассматривает и Лем: приведет ли внедрение кибернетики к
полному "отчуждению" человека от технологии, перенявшей у него  все  формы
материальной и  интеллектуальной  деятельности?  Решая  этот  вопрос,  Лем
избегает обеих крайностей: он не  провозглашает  никаких  бездоказательных
запретов ("нельзя автоматизировать творческую  деятельность!"),  но  и  не
впадает в пессимизм при оценке последствий кибернетизации.
     Мы согласны, что человек все сильнее будет воздействовать на природу,
все  "дальнобойней"  будут  усилители  его  интеллекта.  Эта  тенденция  -
неоспорима.
     Впрочем, одна  из  возможностей  ускользнула  от  внимания  польского
писателя (см. Г.Н.Поваров, ор.  cit.,  стр.26).  Он  не  учел,  что  путем
автоэволюции человек сможет изменять свою природу, физическую и  духовную,
усиливать собственный  мозг  и  идти  все  время  впереди  создаваемых  им
роботов.  Такая  перспектива  нас  немного  печалит,  ведь  человек  будет
"уходить" от самого себя...


Технология и мораль
     Мы говорили уже, что Лем отвлекается от социальных  аспектов.  Однако
обойти этику и мораль трудно, и Лем рассматривает мораль, но,  разумеется,
его интересует лишь прямое влияние технологии на мораль. Итак,  технология
и мораль.
     Как  известно  мораль  -  вторична,  надстроечна.   Она   -   элемент
общественного сознания, первично же общественное бытие. Технология - часть
бытия, и Лем говорит, что технология формирует нас и наши принципы, в  том
числе и моральные.
     Но, как? Посредством общественных систем! Однако Лема  интересует  не
это.  Технология  может  действовать  и  действует  непосредственно.  Лема
интересует именно такое действие.
     Лем дает  ответ  критикам  "моральных  аспектов"  техноэволюции.  Как
известно, иные мыслители Запада считают, что техника и точные науки вредно
влияют на мораль. Можно услышать, что открытие  атомной  энергии  и  выход
человека в космос - преждевременны. Утверждают, будто технология  сама  по
себе ведет к деградации культуры, наносит ущерб  творчеству  и  производит
лишь культурную дешевку.
     Лем критикует эту  ошибочную  посылку.  Технологию  -  говорит  он  -
следует  признать  "орудием  достижения  различных  целей,  выбор  которых
зависит от уровня развития  цивилизации,  общественного  строя  и  которые
подлежат моральным оценкам" (гл. II). И там же: "Технология дает  средства
и орудия; хороший или дурной способ их употребления - это наша заслуга или
наша вина".
     В  целом  суть