кие,   когда   в   результате
комбинаторной работы,  опирающейся  на  уже  полученную  информацию,  мозг
приходит к формулировке утверждений типа "энергия равна квадрату  скорости
света, умноженному на  массу".  Это  утверждение  можно  потом  проверить,
вывести  из  него  различные  следствия,  ведущие  в  конечном   итоге   к
астронавтике,   к    созданию    устройств,    образующих    искусственные
гравитационные поля, и т.п.
     "Сверхсознание" также есть результат комбинаторной  работы  мозга,  и
хотя,  пережив  его,  человек  может  обрести  высочайший  духовный  опыт,
информационная ценность такого состояния равна нулю. Ведь познание есть не
что  иное,  как  увеличение  уже  освоенной   информации.   Результат   же
мистических состояний - информационно нулевой; это видно из того,  что  их
"сущность" непередаваема и никак не может обогатить  наши  знания  о  мире
(чтобы их можно было применить подобно тому, как  это  было  в  предыдущем
примере). Мы сделали это противопоставление  не  ради  торжества  атеизма;
наша цель состоит в другом. Для нас важно лишь, что  описанным  состояниям
сопутствует ощущение какой-то окончательной  истины,  настолько  острое  и
всеобъемлющее, что человек потом с презрением или  с  жалостью  глядит  на
"эмпириков", кои убого копошатся вокруг ничтожных материальных дел.
     В связи с этим  следует  сказать  две  вещи.  Во-первых,  расхождение
"истины  переживания"   с   "истиной   науки"   было   бы,   возможно,   и
несущественным, если бы первая не претендовала на некое  верховенство.  Но
коль скоро дело обстоит именно так,  следует  заметить,  что  переживающая
личность вообще не существовала бы без этой "земной эмпирии", начатой  еще
австралопитеком и пещерным человеком. Именно эта эмпирия, а  не  состояния
"высшего   познания",   позволила   за   несколько   тысячелетий   создать
цивилизацию, а этот  процесс,  в  свою  очередь,  сделал  человека  видом,
господствующим на Земле. В противном случае уже наш пращур,  "попереживав"
такие "высшие состояния" некоторое время, в ходе биологической конкуренции
оказался бы вытесненным другими видами животных.
     Во-вторых, описанные состояния  можно  вызывать  введением  некоторых
химических соединений, например, псилоцибина -  вытяжки  из  определенного
рода грибов 1.  При  этом  испытуемый,  отдавая  себе  все  время  отчет  в
немистичности источника этого состояния, с необычайным напряжением  эмоций
постигает окружающее, причем обычнейшие  внешние  импульсы  воспринимаются
как потрясающие откровения. Впрочем, и без псилоцибина можно  пережить  то
же самое, скажем, во сне: человек просыпается с глубоким  убеждением,  что
во сне ему открылась тайна бытия; однако, придя в себя, он  осознает,  что
это была фраза вроде "Мазуки в скипидаре присевают".
     Итак, физиологически нормальный  мозг  может  достигать  вершины  так
называемых  мистических  постижений,  лишь   пройдя   изнурительный   путь
предписанной определенным  ритуалом  процедуры  либо  же,  изредка  и  как
исключение, во сне. Точно такие же состояния, без предварительной  веры  в
их  сверхчувственный  характер,  можно  вызвать  и  более  "легким"  путем
(псилоцибином, пейотлем, мескалином). В настоящее время такую "легкость" в
достижении упомянутых состояний может дать только  фармакология,  но,  как
будет показано впоследствии, можно думать,  что  нейрокибернетика  откроет
принципиально новые возможности в этом направлении.  Я  хочу  подчеркнуть,
что мы не обсуждаем здесь вопрос о том, надлежит ли вызывать  такого  рода
состояния, а говорим лишь о том, что их достижение вполне возможно  и  при
отсутствии какой-либо "мистической готовности".
     Не менее обширными,  чем  психические,  являются  телесные  следствия
веры.  Так  называемые  "чудесные  исцеления"  как  результаты  знахарской
терапии и влияния внушений в случаях,  проверенных  настолько,  что  можно
исключить  мистификацию,  представляют   собой   последствия   воздействия
определенной веры. Во многих случаях для  достижения  нужного  эффекта  не
требуется никаких предварительных  ритуалов.  Известен,  например,  прием,
практикуемый при лечении  бородавок:  врач,  смазав  бородавки  безобидным
красителем, авторитетно заверяет пациента, что бородавки скоро исчезнут, -
и это в действительности часто происходит. Существенно  в  данном  случае,
что врач напрасно применял бы подобный прием к самому себе  или  кому-либо
из коллег, так как понимание иллюзорности приема, отсутствие  веры  в  его
лечебное воздействие приводит к тому, что "не пускаются в ход" те  нервные
механизмы,  которые  у  "верующего"  вызывают  спазмы  питающих  бородавку
кровеносных  сосудов  и  ее  отмирание.  Следовательно,  при  определенных
условиях ложная информация может, как это ни парадоксально, оказать  более
успешное  действие,  чем  истинная,  -  с  одной  существенной  оговоркой:
действие такой информации ограничено пределами данного организма;  вне  их
происходит сбой. Вера может излечить верующего, но не может сдвинуть  горы
- вопреки тому, что когда-то об этом  было  сказано.  На  горных  вершинах
Ладака 2 специально занятые этим ламы пытаются молитвами  излить  дожди  на
эту страну, извечно страдающую от засухи. Молитвы почему-то  не  помогают,
но верующие убеждены, что  лишь  влияние  злых  духов  препятствует  ламам
справиться с задачей. Это прекрасный образец метафизического  мышления.  Я
тоже  могу  уверять,  что  благодаря  некоему  джину   владею   искусством
передвигать горы и только влияние другого джина или антиджина срывает  мое
"горопередвижение". Чтобы достигнуть в рамках некоторой  системы  желаемых
перемен, иногда бывает достаточно самого акта веры (лечение бородавок).  В
других ситуациях (например, в случае  мистических  состояний)  для  успеха
нужна предварительная тренировка. Одной  из  наиболее  кодифицированных  и
разветвленных ее разновидностей является  индусская  йога.  В  ее  состав,
кроме йоги физических упражнений, входит также йога упражнений духа.
     Человек может научиться владеть своим телом в такой степени,  которая
намного   превосходит   нормальную,   Он   может   регулировать    уровень
кровоснабжения отдельных участков организма (именно  это  лежит  в  основе
"сведения" бородавок), а также управлять деятельностью органов, обладающих
автономной  нервной  системой  (сердце,  кишечник,  мочеполовая  система),
тормозя, активируя и даже обращая направление  внутренних  физиологических
процессов (изменяя направление перистальтики кишечника и т.п.).  Однако  и
эти, несомненно изумительные,  вмешательства  воли  в  область  автономной
деятельности организма  имеют  свои  пределы.  Ибо  мозг,  этот  верховный
регулятор, даже подчиненным ему  телом  командует  лишь  частично.  Он  не
способен, например, тормозить процессы старения и органических заболеваний
(опухоли, склероз) или влиять на процессы в зародышевой плазме  (например,
вызывать мутации). Он способен понижать  тканевый  обмен  веществ,  однако
лишь в относительно узких пределах, так что, например,  истории  о  йогах,
способных пережить долговременные  погребения  заживо,  оказываются  после
проверки преувеличенными или  ложными.  Не  может  быть  и  речи  о  такой
приостановке жизненных функций, которой достигают  животные,  впадающие  в
зимнюю спячку (летучая мышь, медведь),
     Биотехника  позволяет  и  здесь   существенно   расширить   доступную
человеческому организму область  регуляции.  Гипотермические  состояния  и
даже  состояния,  близкие  к  клинической  смерти,  были  уже  реализованы
фармакологическими  и  сопутствующими  им  методами   (охлаждением   тела,
например).  Следовательно,  результаты,  достигаемые   путем   величайшего
самоотречения после многих лет усилий и жертв, можно будет, вне  сомнения,
получать  "облегченным"  биотехническим  способом,  причем   способ   этот
позволит реализовывать состояния (например, состояние  обратимой  смерти),
недосягаемые для йоги или любого иного вненаучного метода.
     Одним словом, в обеих названных  областях  технология  может  успешно
соперничать с верой - как источник душевного равновесия или  как  средство
вмешательства  в  обычно  недоступные  области  внутренних   процессов   в
организме и даже как виновница  "состояний  сверхсознания",  "космического
восторга".
     Возвращаясь к проблеме веры и информации, мы  можем  теперь  подвести
итоги. Влияние введенной в гомеостат  информации  зависит  не  столько  от
того, является ли она объективно ложной или  истинной,  сколько,  с  одной
стороны, от предрасположенности гомеостата считать ее истинной, а с другой
- от того, в какой мере регуляционные характеристики гомеостата  позволяют
ему реагировать в соответствии с введенной информацией. Для того чтобы она
могла влиять, необходимо выполнение обоих требований. Вера может  излечить
меня, но она  не  поможет  мне  взлететь.  Ибо  первое  лежит  в  пределах
регуляционных возможностей моего организма  (хотя  и  не  всегда  в  сфере
действия моей сознательной воли), а второе - вне их.
     Относительная независимость подсистем, из которых слагается организм,
может привести к тому, что, несмотря на объективную безуспешность лечения,
больной раком, верящий в спасительность применяемой  терапии,  почувствует
себя лучше. Однако такое субъективное  убеждение,  являющееся  результатом
антикритического и избирательного действия веры (больной не будет замечать
явных признаков ухудшения, например заметного на ощупь роста опухоли, либо
как-то "объяснит" их себе и т.п.), не может долго продержаться и кончается
внезапным упадком сил, когда разрыв между  действительным  и  воображаемым
состояниями организма становится чересчур велик.
     Интересно, почему истинная информация может иногда приносить  меньший
успех, чем ложная? Почему биологические знания  врача,  которому  известен
механизм, приводимый в движение верой (спазм сосудов, вызывающий отмирание
бородавки),  не  могут  тем  не  менее  соперничать  с  ложным  убеждением
пациента, приводящим при всей его ложности к излечению? Здесь  можно  идти
лишь по пути домыслов. Одно дело - знать о чем-то и совсем другое - то  же
самое пережить. Можно располагать сведениями о том, что такое  любовь,  но
из этого не следует, что ее можно, опираясь  на  эти  сведения,  пережить.
Невральные  механизмы  познавательных  актов  отличаются   от   механизмов
"эмоциональной  заинтересованности".  Первые  служат   лишь   передаточным
пунктом для веры, которая, активировав без промедления  вторые,  открывает
информационный канал, позволяющий кожным  сосудам  сжиматься  без  участия
сознания. Подробности действия механизма такого рода нам не известны.  Ибо
мы вообще слишком мало знаем о деятельности  мозга.  А  мозг  является  не
только познавательной, гностической, но и  "верящей  машиной",  о  чем  ни
психологам и врачам, ни нейрокибернетикам не следует забывать.


1
     Францисканский монах Бернардино де  Сахагун  описал  в  своей  "Общей
истории Новой Испании"  (1546)  действие  священного  гриба  теоианакатла.
Тайна этого гриба, само существование которого подвергалось сомнению, была
раскрыта в 1955 г. швейцарским биохимиком Гофманом. Он  выделил  из  гриба
активное вещество, которое назвал псилоцибином. До псилоцибина  науке  был
известен мескалин - психомиметическое вещество,  содержащееся  в  пейотле,
священном кактусе ацтеков (см. В.Л.Леви, Охота за мыслью, изд-во  "Молодая
гвардия", 1967). - Прим. ред.
2
     Район восточного Кашмира на границе с Тибетом. - Прим. ред.




  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  ИНТЕЛЛЕКТРОНИКА

(k)  ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ МЕТАФИЗИКА

     Метафизической  мы  называем  здесь  такую  информацию,  которая   не
поддается  эмпирической  проверке  -  либо  потому,  что  такая   проверка
невозможна  (нельзя,  например,  эмпирически  проверить,   существуют   ли
чистилище и нирвана), либо потому, что эта информация  ex  definitione  не
подчиняется  критерию   экспериментальной   проверки   (попросту   говоря,
религиозные истины невозможно или грешно проверять эмпирически).
     Если так, то выражение  "экспериментальная  метафизика"  является  во
всех отношениях противоречивым, ибо как же можно экспериментально судить о
чем-то, что по определению эксперименту не подлежит и о чем  на  основании
экспериментов судить не дано.
     Это - мнимое противоречие, ибо наша  цель  относительно  скромна.  Ни
одна наука не может ничего утверждать о существовании или  несуществовании
трансцендентных явлений. Она может только изучать или создавать условия, в
которых проявляется вера в такие явления, и именно  об  этих  условиях  мы
будем говорить.
     Возникновение метафизической веры в гомеостате означает переход его в
такое состояние, которое не  может  быть  нарушено  никакими  последующими
изменениями на входах, как бы они ни противоречили созданной в  гомеостате
модели  экзистенциальной  ситуации.  Молитвы  могут  не  быть  "услышаны",
переселение душ может быть опровергнуто указанием на внутреннюю логическую
противоречивость этого явления,  тексты  священных  книг  могут  содержать
очевидную ложь (в эмпирическом смысле слова), но все эти факты не колеблют
веры.  О  тех,  кто  под  влиянием  этих  фактов  утратил  веру,   теолог,
разумеется, скажет, что у них была "малая" или "бедная" вера, ибо истинная
вера как раз в том  и  состоит,  что  ее  не  могут  опровергнуть  никакие
последующие изменения на входах гомеостата.  На  практике  зачастую  имеет
место  своеобразный  отбор.  Метафизическая  система  никогда  не   бывает
последовательной, и от неодолимого желания  подтвердить  ее  эмпирическими
фактами возникает такое состояние,  когда  те  изменения  входов,  которые
кажутся подтверждением истинности веры, принимаются как дополнительное  ее
доказательство (во время засухи приносят жертву, и  начинается  дождь;  во
время болезни молятся о выздоровлении, после чего больной выздоравливает).
Напротив,  данные  на  входах,  противоречащие  вере,  отбрасываются   или
"объясняются" с  помощью  богатейшего  арсенала  аргументов,  выработанных
метафизической системой в процессе ее исторического развития.
     Заметим, что наличие в утверждении непроверенной  информации  еще  не
предопределяет его характера как научного или метафизического, потому  что
единственным - необходимым и достаточным - отличием научных утверждений от
метафизических является возможность  опытной  проверки.  Например,  единая
теория поля, созданная на склоне  лет  Эйнштейном,  не  обладает  никакими
следствиями, которые можно было бы проверить на опыте. Значит, информация,
содержащаяся в единой теории поля, остается  непроверенной,  но  не  носит
метафизического характера, потому что если такие - пока еще неизвестные  -
следствия удастся вывести,  то  они  будут  поддаваться  экспериментальной
проверке. Таким образом,  информация,  содержащаяся  в  теории  Эйнштейна,
является как  бы  "скрытой",  "латентной"  информацией,  ожидающей  своего
случая для  подтверждения.  Ее  формулы  следует  считать  п_о_п_ы_т_к_о_й
выразить  определенный  общий  закон   материальных   явлений,   попыткой,
справедливость или  ложность  которой  пока  что  установить  не  удалось.
Понятно, что имеется глубокое различие между предположением,  что  материя
ведет себя так-то и так-то, и  в_е_р_о_й, что она ведет себя только так, а
не иначе. Утверждение ученого может зародиться  как  вспышка  интуиции,  и
подтверждающие факты в этот момент могут быть  весьма  скудными.  Решающей
является  г_о_т_о_в_н_о_с_т_ь   ученого   подвергнуть   свое   утверждение
эмпирической  проверке.  Следовательно,  позиция  ученого  отличается   от
позиции метафизика не тем, сколько у него есть информации, а отношением  к
ней.
     Разделение труда, свойственное цивилизации, сопровождается  явлением,
которое можно было бы назвать "распределением информации". Мы не только не
все делаем сами, но  и  не  обо  всем  сами  н_е_п_о_с_р_е_д_с_т_в_е_н_н_о
узнаем. Мы узнаем в школе, что существует планета Сатурн, и верим  в  это,
хотя,  быть  может,  нам  самим  никогда  не  доведется  ее  увидеть.   Но
утверждения такого рода могут быть в принципе проверены на опыте,  хотя  и
не всегда непосредственно. Можно увидеть Сатурн, но нельзя в данный момент
проверить  существование  Наполеона  или  биологической  эволюции.  Однако
недоступные  непосредственной  проверке  научные  утверждения  приводят  к
логическим  следствиям,  которые  такой  проверке  поддаются  (последствия
исторического  существования  Наполеона;   факты,   говорящие   в   пользу
существования биологической эволюции). Ученый должен занимать эмпирическую
позицию. Каждое изменение  входов  (новые  факты),  противоречащее  модели
(теории), должно влиять на эту модель (вызывать сомнение в ее адекватности
отображаемой  ситуации).  Такая  позиция  -  скорее  желаемый  идеал,  чем
реальность. Многие воззрения, рассматриваемые сегодня как  научные,  носят
чисто метафизический характер. Таково, например,  большинство  утверждений
психоаналитиков.
     Подробное рассмотрение  психоанализа  увело  бы  нас  в  сторону,  но
несколько замечаний  о  нем  сделать  необходимо.  Подсознание  по  многим
причинам не является метафизическим понятием; оно представляет собой нечто
такое, что относится к категории абстракций, вроде потенциального  барьера
ядра. Этот барьер нельзя ни увидеть, ни  измерить  непосредственно;  можно
лишь утверждать, что признание  его  существования  позволяет  согласовать
теорию с экспериментальным фактами. Точно так же многие доводы  говорят  в
пользу существования подсознания. Конечно,  между  этими  двумя  понятиями
имеются существенные различия, которые мы тут никак уж не можем разбирать.
Скажем   лишь,   что   существование    подсознания    можно    установить
соответствующими  эмпирическими  методами,   но   уж   никакими   методами
невозможно установить, очень ли боится ребенок во время родов, выражает ли
его крик тревогу, вызванную страданиями при прохождении родовых путей, или
же восторг по  случаю  появления  на  свет  божий.  Столь  же  произвольна
интерпретация  снов  и  их  символики,   которые,   согласно   фрейдовской
пансексуальной теории, отображают лишь различные способы совокупления  или
органы, без которых при этом нельзя обойтись; у последователей школы  Юнга
имеется свой "словарь символики сна", и весьма поучительно,  что  пациенты
фрейдистов видят сны в согласии с теоретическими предписаниями  Фрейда,  а
сновидения пациентов, пользующихся услугами  психоаналитиков  школы  Юнга,
совпадают  с  толкованиями  этого  ученого.  Мания  толкований  с  помощью
единственного приема, которым  является  "анализ  сновидений",  превращает
ценные элементы, имеющиеся в психоанализе, в островки трезвой мысли  среди
океана совершенно произвольных вымыслов.
     Если уж ученые, которым, так сказать, по профессии положено следовать
эмпирическим  принципам,  зачастую  грешат  против  первоосновы   научного
метода, то не удивительно, что для большинства людей характерен "сдвиг" от
эмпирической  позиции  к  метафизической.  Согласно  нашему   определению,
метафизическими являются суеверия, предрассудки, общепринятые, хотя и  без
всяких оснований, мнения; но такого рода метафизика характерна  для  узких
групп   или   даже   отдельных   индивидуумов.   Особое   значение   имеют
метафизические системы, общественно распространенные в  качестве  религий.
Всякая религия, независимо от того, присутствовала ли эта тенденция при ее
возникновении, есть общественный регулятор отношений между людьми, и  хотя
она не является, конечно, единственным таким регулятором,  ибо  доминируют
регуляторы иного рода (порожденные экономикой и общественным строем),  все
же любая религия стремится к  тому,  чтобы  занять  исключительное  место.
Перед этими подчас никем не задуманными последствиями  ее  воздействия  на
коллект