ике больших скоростей. Конечно, "мимикрия" такого  рода  лишена  тех
глубоких корней, какие имеет ее биологический аналог; в  техноэволюции  мы
встречаем скорее влияние ведущих отраслей  технологии  на  второстепенные;
кроме того, многое объясняется  тут  просто  модой.  Впрочем,  чаще  всего
невозможно определить, в какой мере данная форма продиктована стремлениями
конструктора, а в какой - спросом потребителя.
     Мы встречаемся здесь с циклическими  процессами,  в  которых  причины
становятся следствиями, а следствия - причинами, процессами, где действуют
многочисленные  обратные  связи,  положительные  и  отрицательные:   живые
организмы  в  биологии  или  последовательно  создаваемые  промышленностью
продукты  технической  цивилизации  являются  всего   лишь   элементарными
компонентами этих общих процессов.
     Вместе с тем  такое  утверждение  проясняет  генезис  сходства  обеих
эволюций,  И  та  и  другая  являются  материальными  процессами  с  почти
одинаковым   числом   степеней   свободы    и    близкими    динамическими
закономерностями. Процессы эти происходят в  самоорганизующихся  системах,
которыми являются и вся  биосфера  Земли  и  совокупность  технологических
действий  человека,  а  таким  системам  как  целому  свойственны  явления
"прогресса", то есть возрастания эффективности гомеостаза, стремящегося  к
ультрастабильному равновесию как к своей непосредственной цели.
     Обращение к биологическим  примерам  будет  полезным  и  плодотворным
также и в дальнейших наших рассуждениях. Но кроме сходства,  обе  эволюции
отмечены также  далеко  идущими  различиями,  изучение  которых  позволяет
обнаружить как ограниченность  и  несовершенство  Природы  -  этого  мнимо
идеального Конструктора, - так и неожиданные возможности (и в то же  время
- опасности), которыми чревато лавинообразное развитие технологии в  руках
человека. Я сказал "в  руках  человека",  ибо  технология  (пока  что,  по
крайней  мере)  не  безлюдна,  она  составляет  законченное  целое  только
"дополненная человечеством", и именно здесь таится существеннейшая,  может
быть, разница, ибо биоэволюция является, вне всякого  сомнения,  процессом
внеморальным, чего нельзя сказать об эволюции технологической.


1
     Высокая точность воспроизведения сигналов (англ.).
2
     Последнее по счету, но не по важности (англ.).




  ГЛАВА ВТОРАЯ
  ДВЕ ЭВОЛЮЦИИ

(c)  РАЗЛИЧИЯ

     1. Первое различие  между  обеими  рассматриваемыми  нами  эволюциями
является  генетическим  и  касается  вопроса  о   вызывающих   их   силах.
"Виновником" биологической  эволюции  служит  Природа,  технологической  -
человек. Описание "старта" биоэволюции вызывает и по сей  день  наибольшие
трудности. Проблема возникновения жизни  занимает  видное  место  в  наших
рассуждениях, ибо  ее  решение  означало  бы  нечто  большее,  чем  просто
установление причины некоего  исторического  факта  из  далекого  прошлого
Земли. Нам интересен не сам этот факт, а его следствия  -  следствия,  как
нельзя более важные для  дальнейшего  развития  технологии.  Развитие  это
привело к тому, что дальнейший путь стал невозможен без  точных  знаний  о
явлениях чрезвычайно сложных - столь же сложных, как и  явления  жизни.  И
дело опять-таки не в том, чтобы научиться "имитировать" живую  клетку.  Мы
не подражаем механике полета  птиц  и  все  же  летаем.  Не  подражать  мы
стремимся, а п_о_н_я_т_ь. Но именно попытка  "конструкторского"  понимания
биогенеза встречается с огромными трудностями.
     Традиционная биология в качестве компетентного судьи призывает  здесь
термодинамику. Та говорит, что типичное развитие идет от явлений большей к
явлениям  меньшей  сложности.  Но  возникновение   жизни   было   обратным
процессом.  Если  даже  принять  в  качестве  общего  закона  гипотезу   о
существовании   "порога   минимальной   сложности",   преодолев    который
материальная система способна не только сохранять  имеющуюся  организацию,
но и передавать ее в неизменном виде  организмам-потомкам,  то  и  это  не
объяснит биогенеза. Ведь когда-то какой-то  организм  должен  был  сначала
перешагнуть этот порог. И чрезвычайно существенным  является  вопрос,  как
это произошло: по воле так называемого случая или же в  силу  причинности.
Иными словами: чем был "старт" жизни - явлением  исключительным  (подобным
главному выигрышу в  лотерее)  или  явлением  типичным  (каким  в  лотерее
является проигрыш)?
     Биологи, взяв слово по вопросу о зарождении жизни, говорят, что такое
зарождение  должно  было  представлять  собой  постепенный  процесс;   оно
слагалось из ряда этапов, причем осуществление каждого отдельного этапа на
пути   к   появлению   праклетки   обладало   определенной   вероятностью.
Возникновение аминокислот в первичном океане под  действием  электрических
разрядов было, например, вполне вероятным; образование из них  пептидов  -
немного  менее,  но  также  в  достаточной  мере  осуществимым;  но   зато
спонтанный  синтез  ферментов,  этих  катализаторов  жизни,   кормчих   ее
биохимических  реакций,  составляет  -  с  этой  точки  зрения  -  явление
сверхнеобычное (хотя и необходимое  для  возникновения  жизни).  Там,  где
правит  вероятность,  мы   имеем   дело   со   статистическими   законами.
Термодинамика демонстрирует именно такой тип законов. С этой точки  зрения
вода в кастрюле, поставленной  на  огонь,  закипит,  но  не  с  абсолютной
достоверностью. Возможно, что вода на огне замерзнет, хотя эта возможность
астрономически мала. Однако аргумент, что явления, термодинамически  самые
невероятные, в конце концов  все  же  происходят,  если  только  запастись
достаточным  терпением,   а   развитие   жизни   располагало   достаточным
"терпением", поскольку длилось миллиарды  лет,  -  такой  аргумент  звучит
убедительно лишь до тех пор, пока  мы  не  положим  его  на  рабочий  стол
математика. В самом деле, термодинамика может еще  "проглотить"  случайное
возникновение белков в растворе аминокислот, но  самозарождения  ферментов
она уже не стерпит. Если бы вся Земля представляла собой  океан  белкового
бульона, если бы она имела радиус в пять раз больший, чем на  самом  деле,
то  и  тогда  массы  бульона  было  бы  еще  недостаточно  для  случайного
возникновения таких узкоспециализированных ферментов, какие необходимы для
"запуска" жизни. Количество возможных ферментов больше количества звезд во
всей Вселенной. Если бы белкам  в  первичном  океане  пришлось  дожидаться
спонтанного возникновения ферментов, это могло  бы  с  успехом  продлиться
целую вечность. Таким образом, чтобы  объяснить  реализацию  определенного
этапа  биогенеза,  необходимо  прибегнуть  к  постулату  сверхневероятного
явления - "главного выигрыша" в космической лотерее.
     Скажем откровенно: будь мы все,  в  том  числе  и  ученые,  разумными
роботами, а не существами из плоти и крови, ученых, склонных принять такой
вероятностный  вариант  гипотезы  о  возникновении   жизни,   удалось   бы
пересчитать по пальцам одной руки.  То,  что  их  больше,  обусловлено  не
столько всеобщим убеждением в ее справедливости, сколько  простым  фактом,
что мы существуем и, стало быть,  сами  являемся  косвенным  аргументом  в
пользу биогенеза. Ибо двух или даже четырех миллиардов лет достаточно  для
возникновения видов и их эволюции,  но  недостаточно  для  создания  живой
клетки путем повторных "извлечений" вслепую из статистического мешка  всех
мыслимых возможностей.
     При таком подходе мы  не  только  устанавливаем,  что  биогенез  есть
явление невероятное с точки зрения научной методологии (которая занимается
явлениями  типичными,  а  не  лотерейными,  имеющими  привкус  чего-то  не
поддающегося расчету), но в то же время выносим совершенно недвусмысленный
приговор, обрекающий на неудачу всякие попытки "конструирования жизни" или
даже "конструирования очень сложных систем", поскольку возникновение таких
систем - дело чрезвычайно редкого случая.
     Но, к счастью, "вероятностный" подход неверен. Он  возникает  потому,
что  мы  знаем  только  два  вида  систем:  очень  простые,  типа   машин,
строившихся нами до сих пор, и безмерно сложные, какими являются все живые
существа. Отсутствие каких бы то ни было промежуточных звеньев  привело  к
тому, что мы слишком судорожно цеплялись за термодинамическое истолкование
явлений  -  истолкование,  которое  не  учитывает  постепенного  появления
системных законов в устройствах, стремящихся к состоянию равновесия.  Если
это состояние равновесия лежит в очень узких пределах (как это,  например,
имеет место в случае часов, когда оно равносильно остановке их  маятника),
то у нас попросту нет материала для экстраполяции на  системы  со  многими
динамическими  возможностями,  такие,  скажем,  как  планета,  на  которой
начинается  биогенез,  или  лаборатория,  в  которой  ученые  конструируют
самоорганизующиеся устройства.
     Самоорганизующиеся   устройства,   сегодня   относительно    простые,
представляют  собой  именно   эти   искомые   промежуточные   звенья.   Их
возникновение, например, в виде живых организмов вовсе  не  выступает  как
"главный выигрыш в  лотерее  случая"  -  оно  есть  проявление  неизбежных
состояний  динамического  равновесия   в   рамках   системы,   изобилующей
разнородными элементами  и  тенденциями.  Процессы  самоорганизации  -  не
исключительные, а типичные явления; и возникновение жизни служит  попросту
одним  из  проявлений  заурядного  в  Космосе  процесса   гомеостатической
организации. Это ничем не нарушает термодинамического  баланса  Вселенной,
так как баланс этот - глобальный; он допускает  множество  таких  явлений,
как, например, возникновение тяжелых (то есть более сложных) элементов  из
легких (то есть более простых).
     Таким образом, гипотезы типа "Монте-Карло" - типа космической рулетки
- составляют методологически наивное продолжение  рассуждений,  основанных
на знакомстве с элементарно простыми механизмами.  Им  на  смену  приходит
тезис о "космическом  панэволюционизме";  этот  тезис  превращает  нас  из
существ, обреченных на  пассивное  ожидание  сверхъестественной  удачи,  в
конструкторов, способных делать выбор из ошеломляющего запаса возможностей
в рамках весьма общей директивы  строить  самоорганизующиеся  системы  все
более высокой сложности.
     Особняком стоит вопрос,  какова  частота  появления  в  Космосе  этих
постулированных нами "парабиологических эволюций" и  увенчиваются  ли  они
возникновением психики в нашем, земном,  понимании.  Но  это  -  тема  для
особых размышлений, требующих привлечения обширного фактического материала
из области астрофизических наблюдений.
     Великий конструктор Природа в течение миллиардов  лет  проводит  свои
эксперименты, извлекая из раз и навсегда данного материала  (что,  кстати,
тоже еще вопрос...) все, что возможно. Человек, сын матери Природы и  отца
Случая, подсмотрев  эту  неутомимую  деятельность,  ставит  свой  извечный
вопрос о смысле этой космической, необычайно  серьезной,  самой  последней
игры.  Вопрос  наверняка  безответный,  если  человеку  суждено   навсегда
остаться вопрошающим. Иное дело, когда человек будет сам давать ответы  на
этот вопрос, вырывая у Природы ее сложные секреты и по собственному образу
и подобию развивая Эволюцию Технологическую.

     2. Второе различие между рассматриваемыми  нами  эволюциями  является
методическим и касается вопроса "каким образом?".  Биологическая  эволюция
делится на два этапа. Первый охватывает промежуток от ее "старта" с уровня
неживой материи до появления отчетливо отделенных от среды живых клеток; в
то время как общие законы и многочисленные конкретные процессы эволюции на
втором этапе - на этапе возникновения видов - мы знаем достаточно  хорошо,
о ее первом, начальном этапе мы не  можем  сказать  ничего  определенного.
Этот  этап  долгое  время  недооценивался  как  в  смысле  его   временной
протяженности, так и с точки зрения происходивших в нем  явлений.  Сегодня
мы считаем, что он охватывал по меньшей мере  половину  всей  длительности
эволюции, то есть около двух миллиардов лет, - и несмотря на это некоторые
специалисты жалуются на его краткость. Дело в том, что именно  тогда  была
сконструирована   клетка   -    элементарный    кирпичик    биологического
строительного материала, - по своей принципиальной схеме  одинаковая  и  у
трилобитов миллиард лет назад и у нынешних ромашки, гидры,  крокодила  или
человека.  Самым  поразительным  -  и  фактически  непонятным  -  является
универсальность этого материала. Каждая клетка - будь то клетка  туфельки,
мышцы млекопитающего, листа растения,  слизистой  железы  червя,  брюшного
узла насекомого и т.п. - содержит одни и те же основные части: ядро с  его
отшлифованным   до    предела    молекулярных    возможностей    аппаратом
наследственной  информации,  энзиматическую  сеть   митохондрий,   аппарат
Гольджи и др., и в каждой из клеток  заключена  потенциальная  возможность
динамического гомеостаза, специализированной дифференциации  и  тем  самым
всего иерархического строения многоклеточного организма.
     Один   из   фундаментальных    законов    биоэволюции    состоит    в
непосредственности ее действий. Ибо в  эволюции  каждое  изменение  служит
только сегодняшним задачам приспособления. Эволюция не  может  производить
таких  изменений,  которые  служили  бы  лишь  подготовкой   для   других,
предстоящих через миллионы лет; о  том,  что  будет  через  миллионы  лет,
биоэволюция  "ничего  не   знает",   поскольку   она   является   "слепым"
конструктором, действующим методом "проб и ошибок". Она не может в отличие
от инженера "остановить" неисправную машину жизни,  чтобы,  "продумав"  ее
основную конструктивную схему, в один прием радикально ее перестроить.
     Поэтому тем более удивительна та "исходная  дальновидность",  которую
она проявила, создав в прологе  к  многоактной  драме  видов  строительный
материал,  обладающий  ни  с   чем   не   сравнимой   универсальностью   и
пластичностью. Поскольку, как уже было сказано, она не  может  производить
внезапных, радикальных  перестроек,  все  механизмы  наследственности,  ее
сверхустойчивость и вторгающаяся  в  нее  стихия  случайных  мутаций  (без
которых не было бы изменений, а значит,  и  развития),  разделение  полов,
способность к размножению и  даже  те  свойства  живой  ткани,  которые  с
наибольшей выразительностью проявляются в центральной нервной  системе,  -
все это было уже как бы "заложено" в  археозойской  клетке  миллиарды  лет
назад. И подобную дальновидность продемонстрировал Конструктор  безличный,
не мыслящий, заботящийся на первый взгляд только о  сиюминутном  состоянии
дел, о выживании данного преходящего поколения  праорганизмов  -  каких-то
микроскопических  белково-слизистых  капелек,  которые  умели  лишь  одно:
сохранять  себя  в  зыбком  равновесии   физико-химических   процессов   и
передавать своим потомкам динамический стереотип этой сохранности!
     О драмах этой древнейшей, подготовительной по отношению  к  настоящей
эволюции видов фазы мы  не  знаем  ничего:  от  нее  не  осталось  никаких
-воистину никаких! - следов. Вполне  возможно,  что  в  эти  миллионы  лет
поочередно возникали и гибли формы пражизни, совершенно  отличные  как  от
современных, так и  от  древнейших  ископаемых.  Быть  может,  многократно
возникали большие, почти живые конгломераты, развивались  некоторое  время
(продолжавшееся, наверное, опять-таки миллионы лет) и лишь на  последующих
этапах борьбы за существование подвергались  безжалостному  вытеснению  из
своих  экологических   ниш   более   приспособленными,   то   есть   более
универсальными образованиями. Это означало бы теоретически возможное, даже
правдоподобное начальное многообразие и разветвленность путей, на  которые
вступала самоорганизующаяся материя, и непрерывное истребление, заменяющее
разум, который  спланировал  бы  конечную  универсальность.  И  количество
конструкций, подвергшихся уничтожению, вероятно, в тысячи раз превосходило
горстку тех, которые победоносно вышли из всех испытаний.
     Конструкторские  методы  технологической  эволюции  совершенно  иные.
Образно говоря. Природа должна была заложить в биологическом материале все
потенциальные возможности,  реализованные  значительно  позже,  тогда  как
человек развивал свою технологию, отбрасывая одни ее формы, чтобы  перейти
к другим. Будучи относительно свободным в выборе строительного  материала,
имея  в  своем  распоряжении  высокие  и  низкие  температуры,  металлы  и
минералы, газы, жидкости и твердые тела,  человек  мог  на  первый  взгляд
совершить больше, чем Эволюция, обреченная всегда иметь дело с тем, что ей
дано: с  тепловатыми  водными  растворами,  с  клейкими  соединениями,  со
сравнительно скудным набором "кирпичиков", плававших в архейских  морях  и
океанах. Но Эволюция сумела  "выжать"  из  столь  ограниченного  исходного
материала буквально все, что  было  возможно.  В  результате  "технология"
живой  материи  по  сей  день  побивает  нашу,  человеческую,   инженерную
технологию,   поддерживаемую   всеми   ресурсами   коллективно    добытого
теоретического знания.  Иначе  говоря,  универсальность  наших  технологий
минимальна. До сих пор техническая эволюция двигалась в  направлении,  как
бы  обратном  биологической,  создавая  исключительно   устройства   узкой
специализации. Прообразом для большинства орудий была  человеческая  рука,
причем всякий раз - лишь одно  ее  движение  или  усилие:  клещи,  сверло,
молоток имитируют  соответственно  сжимающиеся  пальцы,  вытянутый  палец,
вращаемый вокруг своей оси благодаря  движениям  в  запястном  и  локтевом
суставах, и, наконец, кулак. Так называемые универсальные станки тоже ведь
по   существу   являются   узкоспециализированными   устройствами.    Даже
фабрики-автоматы,  появляющиеся  только   сейчас,   лишены   пластичности,
характерной для поведения живых  организмов.  Достижение,  универсальности
лежит, по-видимому, на пути дальнейшего развития теории самоорганизующихся
систем,    способных    к     приспособительному     самопрограммированию;
функциональное сходство таких систем с  человеком  не  является,  конечно,
случайным.
     Вершина  этого  пути  вовсе  не  состоит  (как  думают  некоторые)  в
"повторении" конструкции человека или других живых  организмов  с  помощью
электрической "механики"  цифровых  машин.  Пока  что  "технология"  жизни
опережает нас на большую дистанцию; мы должны  догнать  ее  не  для  того,
чтобы слепо подражать достижениям жизни, а для того,  чтобы  пойти  дальше
Природы, совершенство которой только кажется недостижимым.

     3. Особая  глава  эволюционной  методологии  рассматривает  отношение
теории к практике, абстрактного знания  к  осуществленным  технологиям.  В
биоэволюции это  отношение,  естественно,  отсутствует,  поскольку,  ясное
дело, природа "не ведает,  что  творит":  она  просто  реализует  то,  что
возможно, то, что само собой  вытекает  из  данных  материальных  условий.
Человеку нелегко согласиться с таким положением дел хотя бы потому, что он
сам принадлежит к числу этих  "нечаянных",  "непредусмотренных"  отпрысков
матери Природы.
     Фактически это даже не глава, а целая  огромная  библиотека.  Попытки
кратко пересказать ее содержание кажутся безнадежными.  Угрожающая  лавина
материала заставляет нас быть особенно лаконичными. Первобытные  технологи
не располагали никакой теорией, в частности потому,  что  люди  вообще  не
подозревали о возможности чего-то  подобного.  На  протяжении  тысячелетий
теория  развивалась  без  участия  эксперимента,  формируясь   на   основе
магического  мышления,  которое  является  своеобразной  формой   мышления
индуктивного,  только  используемого  ложным   образом.   Предшественником
индукции у животных был условный рефлекс, то есть