одневно
оправдываются на практике. Но у меня возникает сомнение...
   - Какого рода, сударь?
   - Когда вы находитесь на глубине  тысячи  метров,  обшивка  "Наутилуса"
испытывает давление  ста  атмосфер,  не  так  ли?  Но  если  вы  пожелаете
опорожнить резервуары, чтобы, облегчив судно, поднять его на  поверхность,
вашим насосам придется преодолеть давление ста атмосфер, не так ли? А ведь
это равняется ста килограммам на квадратный сантиметр! Тут  нужна  большая
мощность...
   - Которую может дать только электричество, - поспешил досказать капитан
Немо. - Повторяю, сударь, возможности  моих  машин  почти  не  ограничены.
Насосы "Наутилуса" большой мощности. Вы могли в этом убедиться,  когда  на
палубу "Авраама Линкольна" обрушился целый водяной столб, извергнутый ими.
Впрочем, я пользуюсь запасными  резервуарами  лишь  в  крайнем  случае,  а
именно при погружении на глубины от полутора до  двух  тысяч  метров.  Без
особой нужды я не перегружаю батареи. Ну, а ежели  мне  приходит  фантазия
побывать в океанских пучинах, короче говоря, на глубине двух-трех лье  под
поверхностью воды,  я  пользуюсь  более  сложным  маневром,  но  не  менее
надежным.
   - Что это за маневр, капитан? - спросил я.
   - Предварительно я должен рассказать вам,  каким  способом  управляется
"Наутилус".
   - Я весь нетерпение, капитан!
   -  Чтобы  направлять  судно  на  штирборт,  на  бакборт,  чтобы  делать
эволюции, короче  говоря,  вести  судно  по  горизонтальной  плоскости,  я
пользуюсь обыкновенным рулем с широким пером, подвешенным  к  ахтерштевню,
который приводится в движение штурвалом посредством штуртроса. Но  я  могу
направлять "Наутилус" и в вертикальной  плоскости,  сверху  вниз  и  снизу
вверх, посредством двух наклонных плоскостей, свободно прикрепленных к его
бортам у ватерлинии. Плоскости эти подвижны и приводятся в любое положение
изнутри  судна  при  помощи  мощных  рычагов.  Если  плоскости  поставлены
параллельно  килю,  судно  идет  по  горизонтали.   Если   они   наклонны,
"Наутилус",  в  зависимости  от  угла  наклона,  увлекаемый  винтом,  либо
опускается по диагонали, удлиняемой по моему желанию, либо поднимается  по
той же диагонали. Более того, при желании можно ускорить подъем,  выключив
винт. Под давлением воды "Наутилус" всплывает на поверхность по вертикали,
как взлетает в воздух наполненный водородом аэростат.
   - Браво, капитан! - вскричал я. - Но как может рулевой вести  подводный
корабль вслепую?
   - Управление ходом судна производится из  рубки,  образующей  выступ  в
наружной  части  корабельного  корпуса.  Иллюминаторы  рубки  из  толстого
черепицеобразного стекла.
   - И стекло способно выдержать такое давление?
   - Как нельзя лучше! Хрусталь, при  всей  своей  ломкости  при  падении,
оказывает, однако, значительное  сопротивление  давлению  воды.  В  тысяча
восемьсот шестьдесят четвертом году производилась в Северном море  опытная
рыбная ловля при электрическом свете. И что же?  Хрустальные  пластинки  в
семь миллиметров  толщиной  выдержали  давление  в  шестнадцать  атмосфер!
Причем надо сказать, что был включен ток высокого напряжения.  Стекла  же,
которыми пользуюсь я, имеют толщину не менее двадцати  одного  сантиметра,
то есть в тридцать раз толще упомянутых пластинок.
   - Все это так, капитан Немо! Но чтобы ориентироваться в пути, необходим
свет, который рассеивал бы тьму. А во мраке вод...
   - Позади  рубки  помещается  мощный  электрический  рефлектор,  который
освещает море на расстоянии полмили.
   - Браво! Брависсимо, капитан! Теперь я понимаю, что  означало  свечение
моря, столь смущавшее ученых! Бот он, пресловутый фосфоресцирующий нарвал!
Кстати,  скажите,  столкновение  "Наутилуса"  с  "Шотландией",  наделавшее
столько шуму, чистая случайность?
   - Чистейшая, сударь! Я плыл в  двух  метрах  под  уровнем  моря,  когда
произошло столкновение. Впрочем, я сразу  же  увидел,  что  оно  не  имело
печальных последствий.
   - Никаких, сударь!  Ну,  а  что  касается  вашей  встречи  с  "Авраамом
Линкольном"...
   - Весьма прискорбно, господин профессор, что пострадал один  из  лучших
кораблей  американского  флота;  но  на  меня  напали,  я   вынужден   был
защищаться. Впрочем, я удовольствовался тем, что обезвредил фрегат.  Судно
отделается легким ремонтом в ближайшем порту!
   -  О  командир,  -  воскликнул  я,  -  ваш   "Наутилус"   действительно
чудеснейшее судно!
   - Да, господин профессор, - взволнованно  отвечал  капитан  Немо,  -  я
люблю его, как плоть от плоти моей!  Если  ваши  суда,  подверженные  всем
случайностям  мореплавания,  всюду  подстерегает  опасность,  если  первое
впечатление, которое производит море, как хорошо сказал голландец Янсен, -
страх бездны, то на борту "Наутилуса"  человек  может  быть  спокоен.  Тут
нечего бояться прогиба в корпусе, ибо двойная обшивка судна крепче железа;
тут нет такелажа, который страдает от боковой качки или "устает" от  качки
килевой; нет парусов, которые может сорвать  ветер;  нет  паровых  котлов,
которые могут взорваться; тут исключена опасность пожара,  потому  что  на
корабле нет деревянных частей; нет угля, запас которого может  истощиться,
потому что корабль управляется электрическими  аппаратами;  нет  опасности
столкновения, ибо он один плавает в морских пучинах; не  страшны  и  бури,
потому что в нескольких метрах под  уровнем  моря  царит  глубокий  покой!
Так-с, сударь! Вот  совершенный  подводный  корабль!  И  если  верно,  что
изобретатель больше верит в свое судно, нежели конструктор, а  конструктор
больше, чем  сам  капитан,  то  поймите,  с  каким  безграничным  доверием
отношусь к "Наутилусу" я, одновременно изобретатель, конструктор и капитан
судна!
   Капитан  Немо  говорил  с  большим  воодушевлением.   Горящий   взгляд,
порывистые движения совершенно преобразили его. Да, он любил  свое  судно,
как отец любит свое детище!
   Но вопрос, возможно нескромный, так и срывался с моих губ; и,  наконец,
я все же спросил:
   - Вы, стало быть, инженер, господин Немо?
   - Да, господин профессор, - ответил он, - я обучался в Лондоне,  Париже
и Нью-Йорке в те времена, когда еще был жителем Земли.
   -  Но  как  же  вам  удалось  сохранить  в  тайне  строительство  этого
удивительного подводного корабля?
   - Каждая часть корабля, господин Аронакс, получена  мною  из  различных
стран земного шара. Предназначение каждого заказа было  вымышленным.  Киль
"Наутилуса" выкован у Крезо, гребной вал у "Пена и  компании"  в  Лондоне,
листовая обшивка корпуса у Лерда в Ливерпуле,  винт  у  Скотта  в  Глазго,
резервуары у "Кайля и компании" в Париже, машины у Круппа в Пруссии, таран
в мастерских Мотала в Швеции,  измерительные  приборы  у  братьев  Гарт  в
Нью-Йорке и так далее. Поставщики получали мои чертежи, подписанные всякий
раз другим именем.
   - Но, получив отдельные части, вы должны были их собрать, смонтировать?
- спросил я.
   -  Господин  профессор,  моя  судостроительная  верфь   находилась   на
пустынном острове, в открытом океане.  Там  обученные  мною  рабочие,  мои
отважные товарищи, под моим  наблюдением  собрали  наш  "Наутилус".  Когда
корабль был собран, огонь уничтожил  всякие  следы  нашего  пребывания  на
острове, который, если бы мог, я взорвал бы!
   - Надо полагать, что корабль стоил вам немалых денег?
   - Господин Аронакс, броненосец обходится в  одну  тысячу  сто  двадцать
пять франков с каждой тонны. "Наутилус" весит тысячу пятьсот  тонн.  Стало
быть, он обошелся  около  двух  миллионов  франков,  если  считать  только
стоимость его оборудования, и не менее четырех или пяти миллионов  франков
вместе с коллекциями и художественными произведениями, хранящимися в нем.
   - Разрешите, капитан, задать последний вопрос?
   - Извольте, господин профессор!
   - Вы очень богаты?
   -  Несметно  богат!  Я  мог  бы  свободно  уплатить  десять  миллиардов
государственного долга Франции!
   Я пристально посмотрел на своего собеседника. Не  злоупотреблял  ли  он
моей доверчивостью? Время покажет!



14. "ЧЕРНАЯ РЕКА"

   Площадь, занимаемая водой на поверхности земного  шара,  исчисляется  в
три миллиона  восемьсот  тридцать  две  тысячи  пятьсот  пятьдесят  восемь
квадратных мириаметров [мириаметр - десять тысяч  метров];  иначе  говоря,
вода занимает свыше тридцати восьми миллионов гектаров земной поверхности.
Объем  этой  жидкой  массы  равен  двум  миллиардам  двумстам   пятидесяти
миллионам кубических миль; и если вообразить себе эту жидкую массу в форме
шара, то окажется, что диаметр его равен шестидесяти лье, а вес составляет
три квинтиллиона тонн. А чтобы осмыслить эти цифры, необходимо знать,  что
квинтиллион относится к миллиарду, как миллиард к единице, иными  словами,
в квинтиллионе столько же миллиардов, сколько в миллиарде единиц.  Образно
говоря, такое количество воды могли бы  излить  все  земные  реки  лишь  в
течение сорока тысяч лет!
   В геологическом прошлом нашей планеты  за  огненным  периодом  следовал
период  водяной.  Земная  поверхность  представляла  собою  ложе  мирового
океана. Затем, в силурийский период, начался горообразовательный  процесс;
из вод выступили горные вершины, на поверхности океана появились  острова,
которые исчезали во время потопов  и  затем  вновь  возникали,  соединяясь
между собою и образуя материки; соотношение между  пространствами  суши  и
воды  на  Земле  неоднократно  изменялось,  и,  наконец,   рельеф   земной
поверхности  принял  те  очертания,  какие   мы   видим   на   современных
географических картах. Суша  отвоевала  у  воды  тридцать  семь  миллионов
шестьсот  пятьдесят  семь  квадратных  миль,  или  двенадцать   миллиардов
девятьсот шестнадцать миллионов гектаров.
   Очертания материков позволяют разделить мировые воды  на  пять  главных
водоемов: Северный  Ледовитый  океан,  Южный  Ледовитый  океан,  Индийский
океан, Атлантический океан, Тихий океан.
   Тихий океан простирается с севера на юг, занимая все пространство между
обоими полярными кругами, и с запада на восток, между Азией и Америкой, на
протяжении ста сорока  пяти  градусов  долготы.  Это  самый  спокойный  из
океанов, течения его широки и не быстры, приливы и отливы умеренны, осадки
обильны.  Таков  океан,  с  которого  началось  мое  путешествие  в  самых
необычайных условиях.
   - Господин профессор, - сказал капитан Немо, - если вам  угодно,  мы  с
точностью определим место, где мы находимся, и установим  отправную  точку
нашего путешествия. Теперь без  четверти  двенадцать.  Я  прикажу  поднять
судно на поверхность океана.
   Капитан нажал трижды кнопку электрического  звонка.  Тотчас  же  насосы
начали выкачивать воду из резервуаров; стрелка манометра  поползла  вверх,
указывая на то, что давление все  уменьшается;  наконец,  она  замерла  на
месте.
   - Мы вышли на поверхность, - сказал капитан.
   Я направился к центральному трапу. Взобравшись по  железным  ступенькам
наверх, я вышел через открытый люк на палубу "Наутилуса".
   Палуба выступала из воды не  больше  чем  на  восемьдесят  сантиметров.
Округлый и длинный корпус "Наутилуса" и в самом деле был похож на  сигару.
Я обратил внимание на то, что его черепитчатая обшивка из листового железа
напоминала чешую, покрывающую тело наземных  пресмыкающихся.  И  я  понял,
почему, несмотря на  самые  сильные  подзорные  трубы,  это  судно  всегда
принимали за морское животное.
   Полускрытая  в  корпусе  "Наутилуса"  шлюпка   образовывала   небольшую
выпуклость в самой середине палубы. На  носу  и  на  корме  выступали  две
невысокие  кабины  с  наклонными  стенками,  частично  прикрытые   толстым
чечевицеобразным стеклом: передняя служила рубкой рулевого, в  задней  был
установлен мощный электрический прожектор, освещавший путь.
   Океан был великолепен, небо ясно.  Длинный  корпус  судна  лишь  слегка
покачивался на широких океанских волнах.  Легкий  восточный  ветерок  чуть
рябил водную гладь. Туман не застилал линии  горизонта,  и  можно  было  с
большой точностью вести наблюдение.
   Ничто не останавливало взгляда. Ни островка, ни скалы в виду. Ни  следа
"Авраама Линкольна"... Необозримая пустыня!
   Капитан Немо, взяв секстан, приготовился измерить высоту солнца,  чтобы
определить, на какой широте мы находимся. Он ожидал несколько минут,  пока
дневное светило не вышло из-за облака. И покамест  он  наблюдал,  ни  один
мускул его руки не дрогнул, словно секстан держала рука статуи.
   - Полдень, - сказал капитан. - Господин профессор, не угодно ли вам...
   Я кинул последний взгляд на  желтоватые  воды,  омывавшие,  несомненно,
японские берега, и сошел вслед за ним в салон.
   Там капитан сделал при помощи хронометра вычисления, определил  долготу
данного  места  и  проверил  свой  расчет  по  предшествующим   угломерным
наблюдениям. Затем он сказал:
   - Господин Аронакс, мы находимся под сто тридцать  седьмым  градусом  и
пятнадцатью минутами западной долготы...
   - По какому меридиану? - живо спросил я, надеясь,  что  ответ  капитана
прольет свет на его национальность.
   - Сударь, - отвечал он, - у меня  разные  хронометры,  поставленные  по
Парижскому, Гринвичскому и Вашингтонскому меридианам. Но  в  честь  вас  я
выбираю парижский.
   Ответ не осветил ровно ничего. Я поклонился, а капитан продолжал:
   - Под сто тридцатью семью градусами  и  пятнадцатью  минутами  западной
долготы от Парижского меридиана и под тридцатью градусами и семью минутами
северной широты, иными словами, в трехстах милях от берегов Японии.  Итак,
сегодня,  восьмого  ноября,  в  полдень,  начинается   наше   кругосветное
путешествие под водой.
   - Храни нас господь! - сказал я.
   - А теперь, господин профессор, - прибавил капитан, - продолжайте  свои
занятия. Я приказал взять курс на восток-северо-восток и идти  на  глубине
пятидесяти метров. На карте ежедневно  будет  отмечаться  пройденный  нами
путь. Салон в вашем распоряжении. А теперь позвольте покинуть вас.
   Капитан Немо откланялся и вышел. Я остался наедине со своими мыслями. Я
думал  о  капитане   "Наутилуса".   Узнаю   ли   я   когда-нибудь,   какой
национальности этот загадочный человек, отрекшийся от  своей  родины?  Что
вызвало в нем ненависть к  человечеству,  возможно,  ненависть,  жаждавшую
отмщения? Не из тех ли он  непризнанных  ученых,  не  из  тех  ли  гениев,
которых, как говорит Консель, "обидел свет"? Не современный ли Галилей, не
жрец ли науки, как американец Мори, ученая карьера которого была  прервана
политическими событиями? Неизвестно! Случай бросил меня на борт его судна,
и жизнь моя была в его руках. Он встретил меня холодно, но  не  отказал  в
гостеприимстве. Ни разу не пожал он моей протянутой руки. Ни разу не подал
мне своей руки!
   Целый час провел я в  размышлениях,  стараясь  проникнуть  в  волнующую
тайну этого человека. Нечаянно взгляд мой упал на карту Земли, разложенную
на столе; и я, водя пальцем по карте,  нашел  точку  скрещения  долготы  и
широты, указанные капитаном Немо.
   На океанах, как и на материках, есть свои реки. Это океанские  течения,
которые легко узнать по  цвету  и  температуре  и  самое  значительное  из
которых известно под названием Гольфстрим. Наука нанесла на карту  земного
шара направление пяти главнейших течений: первое на севере  Атлантического
океана, второе на юге  Атлантического  океана,  третье  на  севере  Тихого
океана, четвертое на юге Тихого океана и, наконец,  пятое  в  южной  части
Индийского океана. Вполне вероятно, что в северной части Индийского океана
существовало и шестое океанское течение в те времена, когда  Каспийское  и
Аральское моря и большие озера Азии составляли одно водное пространство.
   Путь "Наутилуса" лежал по одному из  таких  течений,  обозначенному  на
карте под японским названием _Куро-Сиво_, что значит "Черная река".  Выйдя
из Бенгальского залива, согретое отвесными лучами тропического солнца, это
течение проходит через Малаккский  пролив,  идет  вдоль  берегов  Азии  и,
огибая их в северной части Тихого океана,  достигает  Алеутских  островов;
оно увлекает с собой стволы  камфарного  дерева,  тропические  растения  и
резко отличается ярко-синим  цветом  своих  теплых  вод  от  холодных  вод
океана.
   Я изучал путь  этого  течения  по  карте,  представляя  себе,  как  оно
теряется в бескрайних просторах Тихого океана; и воображение  так  увлекло
меня, что я не заметил, как Нед Ленд и Консель вошли в салон.
   Мои спутники не могли прийти  в  себя  от  удивления  при  виде  чудес,
представших перед их глазами.
   - Где же мы находимся? Где? - вскричал канадец. - Не  в  Квебекском  ли
музее?
   - С  позволения  сказать,  -  заметил  Консель,  -  скорее  в  особняке
Соммерара!
   - Друзья мои, - сказал я, приглашая их  подойти  поближе,  -  вы  не  в
Канаде и не во Франции, а на борту "Наутилуса", в пятидесяти  метрах  ниже
уровня моря.
   - Приходится поверить, раз сударь так говорит, - сказал Консель. -  Но,
признаться, этот салон может удивить даже такого фламандца, как я.
   - Удивляйся, друг мой, да, кстати, осмотри витрины, там найдется  много
любопытного для такого классификатора, как ты.
   Поощрять Конселя не было надобности. Склонившись над витриной,  он  уже
бормотал что-то на языке натуралистов: "брюхоногие, класс животных из типа
моллюсков, семейство трубачей, род ужовки, вид Мадагаскарской ципреи".
   Тем временем Нед Ленд, мало осведомленный в  конхиологии,  расспрашивал
меня о моем свидании с капитаном Немо. Узнал ли я, кто он, откуда  прибыл,
куда направляется, в какие глубины увлекает нас. Короче говоря, он задавал
мне тысячи вопросов, на которые я не успевал отвечать.
   Я сообщил ему все, что я знал, вернее, чего я не знал, и в свою очередь
спросил его, что он слышал или видел со своей стороны.
   - Ничего не видел, ничего не слышал,  -  отвечал  канадец.  -  Даже  из
команды  судна  никто  мне  на  глаза  не   попался.   Неужто   и   экипаж
электрический?
   - Электрический!
   - Ей-ей, в это можно поверить! Но вы, господин Аронакс, -  спросил  Нед
Ленд, одержимый своим замыслом, - вы-то можете мне сказать, сколько  людей
на борту? Десять, двадцать, пятьдесят, сто?
   - Не могу вам на это ответить, Нед! И послушайте меня, выбросьте-ка  из
головы вашу затею  овладеть  "Наутилусом"  или  бежать  с  него.  Судно  -
настоящее чудо современной техники, и я очень сожалел бы, если  б  мне  не
довелось  с  ним  ознакомиться.  Многие  пожелали  бы  оказаться  в  нашем
положении, хотя бы ради возможности поглядеть на все эти  чудеса!  Поэтому
успокойтесь и давайте наблюдать за тем, что происходит вокруг нас.
   - Наблюдать! - вскричал  гарпунер.  -  Да  разве  что  увидишь  в  этой
железной тюрьме! Мы движемся, мы плывем, как слепые...
   Не  успел  Нед  окончить  фразу,  как  вдруг  в  салоне  стало   темно.
Светоносный потолок померк так внезапно, что я почувствовал боль в глазах,
как это бывает при резком переходе из мрака на яркий свет.
   Мы замерли на месте, не зная,  что  нас  ожидает,  -  удовольствие  или
неприятность. Но тут послышался какой-то шорох. Словно бы железная обшивка
"Наутилуса" стала раздвигаться.
   - Конец конца! - сказал Нед Ленд.
   - Отряд гидромедуз! - бормотал Консель.
   Внезапно салон опять осветился. Свет проникал в него  снаружи  с  обеих
сторон, через огромные овальные  стекла  в  стенах.  Водные  глубины  были
залиты электрическим светом. Хрустальные стекла отделяли нас от океана.  В
первый момент я содрогнулся при мысли,  что  эта  хрупкая  преграда  может
разбиться; но массивная  медная  рама  сообщала  стеклам  прочность  почти
несокрушимую.
   Морские глубины были великолепно  освещены  в  радиусе  одной  мили  от
"Наутилуса". Дивное зрелище! Какое перо достойно его описать! Какая  кисть
способна изобразить всю нежность красочной гаммы, игру  световых  лучей  в
прозрачных морских водах, начиная от самых глубинных слоев до  поверхности
океана!