Снежная буря бушевала до самого утра. Невозможно было стоять на палубе.
Из салона, где я  записывал  все  перипетии  нашей  экспедиции  к  берегам
Антарктиды, я слышал крики глупышей и альбатросов,  резвившихся,  несмотря
на метель. "Наутилус", однако, не стоял на  месте.  Он  продвинулся  вдоль
берега еще на десяток миль к югу. Царила  полутьма;  лишь  слабая  полоска
света у края горизонта выдавала присутствие солнца.
   На следующий день, 20 марта, метель  утихла.  Стало  немного  холоднее.
Термометр показывал два градуса  ниже  нуля.  Туман  поднялся,  и  у  меня
появилась надежда, что сегодня нам удастся, наконец, установить координаты
местности.
   Капитан Немо  еще  не  выходил  на  палубу,  но  шлюпка  была  в  нашем
распоряжении. И  мы  с  Конселем  переправились  на  берег.  Почва  и  тут
указывала на  вулканическое  происхождение.  Повсюду  следы  лавы,  шлаки,
базальты. Но, как я ни глядел, обнаружить кратер мне не удалось. Тут,  как
и на острове, мириады птиц оживляли суровую природу полярного края. Но тут
пернатые разделяли свою власть с  целыми  стадами  морских  млекопитающих,
глядевших на нас своими кроткими глазами. Тут были  всякие  виды  тюленей.
Одни распластались на берегу, другие лежали на льдинах, прибитых к  берегу
прибоем. Те ныряли в воду, а эти выползали из  воды.  Их  не  пугало  наше
присутствие; видно было, что им не случалось иметь дело с человеком! Стада
тюленей, по моему подсчету, хватило бы на сотни промысловых судов!
   - Ей-ей! - сказал Консель. - Их счастье, что Нед Ленд не пошел с нами!
   - Почему, Консель?
   - Потому что этот ярый охотник всех бы их перебил.
   - Ну, это сильно сказано! Хотя едва ли нам удалось бы  помешать  нашему
другу   канадцу   загарпунить   несколько   великолепных    представителей
ластоногих. А это причинило бы неприятность капитану  Немо;  он  не  любит
проливать напрасно кровь безобидных животных.
   - Он прав.
   - Безусловно прав, Консель. Но  скажи-ка  мне,  ты,  верно,  успел  уже
классифицировать этих превосходных представителей морской фауны?
   - Господину профессору известно, что я не больно силен на  практике,  -
отвечал Консель. - Если бы господин профессор потрудился назвать мне  этих
животных...
   - Это тюлени и моржи [моржи в Южном полушарии не обитают].
   - Два рода из отряда ластоногих, - поспешил сказать мой ученый Консель,
- типа позвоночных, класса млекопитающих.
   - Браво, Консель! - отвечал я. - Но роды  подразделяются  на  виды,  и,
если я не ошибаюсь, нам представляется случай наблюдать их. Пойдем!
   Было восемь часов утра. Оставалось еще четыре часа до  полудня,  короче
говоря, до  того  желанного  момента,  когда  устанавливались  координаты.
Пользуясь свободным временем, мы с Конселем решили прогуляться  по  берегу
обширной бухты, глубоко врезавшейся в гранитные берега.
   Все вокруг, берега, прибрежные  льдины,  вода  были  населены  морскими
млекопитающими. И я невольно искал глазами старого Протея, мифологического
Пастуха Нептуновых стад! Больше всего тут было тюленей. Они  располагались
группами:  самцы  заботливо  оберегали  свое  семейство,   самки   кормили
детенышей, подростки резвились в отдалении. Тюлени с трудом  передвигаются
по земле короткими неуклюжими скачками, путем мускульных сокращений  тела,
причем они беспомощно хлопают своими плохо развитыми плавниками, которые у
их сородича ламантина образуют настоящее предплечье. Должно сказать, что в
воде, их родной стихии, эти животные с гибким позвоночником, узким  тазом,
гладкой короткой шерстью и перепончатой лапой плавают превосходно. На воде
и выползая для отдыха на сушу, тюлени принимают грациозные  позы.  Недаром
древние за кроткое выражение их прекрасных бархатистых глаз и милые  позы,
поэтизируя этих животных, превратили их в мифологических тритонов и сирен.
   Я обратил  внимание  Конселя,  как  сильно  развиты  у  этих  смышленых
животных мозговые полушария. Ни у одного млекопитающего,  кроме  человека,
нет  такого  количества  мозгового  вещества.  Поэтому-то  тюлени   хорошо
поддаются дрессировке; они легко становятся ручными; и я согласен  с  теми
натуралистами, которые считают, что, если  их  хорошенько  выдрессировать,
они могли бы принести значительную пользу в рыбной ловле и морской  охоте,
играя роль охотничьих собак.
   Большинство тюленей спало  на  прибрежных  камнях  и  на  песке.  Между
обыкновенными тюленями без внешнего уха, - чем они отличаются от  сивучей,
у которых ухо выступает  наружу,  -  я  наблюдал  некоторые  разновидности
стеноринхов длиною в три  метра,  с  белой  шерстью,  головою  бульдога  с
десятью зубами в каждой челюсти, причем в верхней и нижней челюсти имеется
по четыре резца и по два больших  клыка  в  форме  лилии.  Между  тюленями
попадались морские слоны, похожие  на  тюленей,  с  коротким  и  подвижным
хоботом,  гиганты  своего  рода,  которые  при  объеме  в  двадцать  футов
достигают  в  длину  десяти  метров.  При  нашем  появлении  они  даже  не
шевельнулись.
   - А эти животные опасны? - спросил меня Консель.
   - Нет, не опасны, если их не трогают, - отвечал я  -  Но  когда  тюлень
защищает своего детеныша, он страшен.  Бывает,  что  он  разносит  в  щепы
рыбачье судно.
   - Животное вправе так поступать, - заметил Консель.
   - Не спорю.
   Мы прошли еще две мили.  Но  тут  нам  преградил  путь  скалистый  мыс,
защищавший бухту от южных ветров. Скалы отвесно  выступали  над  морем,  и
пенистые волны прибоя разбивались об  их  подножие.  По  ту  сторону  мыса
слышалось грозное мычание, как  будто  там  паслось  целое  стадо  жвачных
животных.
   - Ба! - сказал Консель. - Быки дают концерт!
   - Ошибаешься! Концерт дают моржи.
   - Дерутся?
   - Дерутся или играют.
   - С позволения господина профессора, надо бы на них взглянуть.
   - Надо взглянуть, Консель!
   И вот мы  снова  шагаем  вдоль  черных  базальтовых  скал,  под  грохот
обвалов, по скользким обледенелым камням. Не один раз я  падал  и  отбивал
себе бока. Консель, более  осторожный  или  более  твердый  на  ногах,  не
спотыкался и, поднимая меня, приговаривал:
   - Если бы господин профессор потрудился пошире  расставлять  ноги,  ему
легче было бы удерживать равновесие.
   Взобравшись на гребень мыса, я  увидел  перед  собой  обширную  снежную
равнину, испещренную темными тушами моржей. Животные  играли.  Мычание  их
было выражением радости, а не гнева.
   Моржи очень схожи с тюленями формою тела и  расположением  конечностей.
Но в их нижней челюсти недостает клыков и резцов, тогда как верхние  клыки
представляют собою два бивня, каждый длиною в восемьдесят сантиметров  при
тридцати трех сантиметрах в  окружности,  если  считать  у  самого  корня.
Моржовый клык гораздо крепче слонового, кость  меньше  желтеет  и  поэтому
высоко ценится. Из-за этих-то ценных  клыков  охотятся  за  моржами  столь
хищнически, что-скоро истребят всех до единого. Охотники бьют без  разбору
и самок и детенышей, истребляя ежегодно более четырех тысяч моржей.
   Проходя мимо этих любопытных животных, я мог свободно их  разглядывать.
Моржи безмятежно спали. Кожа у них толстая, морщинистая, шерсть рыжеватая,
короткая и не очень густая. Иные  из  них  были  в  четыре  метра  длиною.
Здешние моржи спокойнее и смелее своих северных родичей  и  не  выставляют
дозорных для охраны своего лагеря.
   Насмотревшись на моржей, я стал подумывать о возвращении на борт.  Было
одиннадцать  часов.  Если  капитан  Немо  сочтет  возможным  приступить  к
установлению координат, я желал бы при этом присутствовать. Но у меня была
слабая надежда, что солнце все же проглянет. Облака сплошь заволокли небо.
Ревнивое светило не желало,  казалось,  обнаружить  этот  заветный  уголок
земного шара!
   Все же я решил вернуться  к  "Наутилусу".  Мы  пошли  по  узкой  тропе,
огибавшей вершину береговой скалы. В половине  двенадцатого  мы  дошли  до
того места, где высадились на берег. Я тотчас же увидал капитана Немо.  Он
стоял на базальтовой глыбе. Астрономические приборы находились подле него.
Его взгляд  был  устремлен  на  северную  сторону  горизонта,  где  солнце
описывало в это время свою удлиненную спираль.
   Я молча встал рядом с капитаном. Наступил полдень,  но  солнце,  как  и
накануне, не показалось.
   Неудача преследовала нас. Установить координаты опять не удалось.  Если
и завтра в полдень солнце не  выглянет,  придется  отказаться  от  попытки
определить, где мы находимся.
   Нынче 20 марта. Завтра,  21  марта,  день  равноденствия,  и,  если  не
принимать во внимание преломления лучей, солнце скроется за  горизонтом  и
наступит долгая полярная  ночь.  Со  времени  сентябрьского  равноденствия
солнце,  взошедшее  над  северным  горизонтом,  поднималось  по  небосводу
удлиняющимися спиралями до 21 декабря. В этот период летнего солнцестояния
в северных областях оно снова  стало  склоняться  к  горизонту  и  завтра,
должно быть, пошлет нам свои последние лучи.
   Я поделился своими опасениями с капитаном Немо.
   - Вы правы, господин Аронакс, - сказал он. - Если завтра мне не удастся
определить высоту солнца, то  эту  операцию  придется  отложить  на  шесть
месяцев. Но если завтра в полдень  солнце  выглянет,  мне  будет  особенно
легко определить его высоту, потому что  случай  привел  нас  в  эти  моря
накануне равноденствия!
   - Ну и что же?
   - Трудно определить с точностью  высоту  солнца,  когда  оно  описывает
удлиненную спираль. Показания приборов в таких случаях не всегда точны.
   - Как же вы поступите завтра?
   - Я воспользуюсь хронометром, - отвечал капитан Немо. -  Ежели  завтра,
двадцать первого марта, в полдень солнечный  диск,  принимая  во  внимание
преломление лучей, будет пересечен точно  пополам  линией  горизонта,  это
будет означать, что мы находимся на самом Южном полюсе!
   - Ах, вот как! - сказал я. -  Но  все  же  определение  таким  способом
нельзя считать математически точным, потому что наступление  равноденствия
не совпадает с полднем.
   - Без сомнения, сударь, но ошибка будет в какой-нибудь сотне метров. Но
это не имеет для нас никакого значения. Итак, до завтра!
   Капитан Немо вернулся на борт. Мы бродили  до  пяти  часов  по  берегу,
наблюдали, беседовали, классифицировали. Ничего любопытного нам не удалось
найти, если не считать яйца  пингвина,  примечательного  своей  величиной.
Любитель редкостей,  не  задумываясь,  дал  бы  за  него  тысячу  франков.
Окрашенное в синий  цвет,  исчерченное  какими-то  похожими  на  иероглифы
знаками, оно представляло собой забавную редкость. Я вручил яйцо  Конселю,
и тот благополучно доставил его, как драгоценную китайскую вазу,  на  борт
"Наутилуса".
   Я поместил это редкостное  яйцо  в  одну  из  витрин  музея.  Затем  мы
поужинали с большим аппетитом. На ужин была  подана  тюленья  печенка,  по
вкусу напоминавшая свежее свиное сало. Поужинав, я лег  спать,  не  забыв,
как индусы, призвать на себя милость лучезарного светила.
   На следующий день, 21 марта, в пять часов утра я  поднялся  на  палубу.
Капитан Немо был уже там.
   - Погода немного проясняется,  -  сказал  он.  -  Надежда  есть.  После
завтрака сойдем на берег. Выберем удобный пункт для наблюдений.
   Когда все было условлено, я пошел к Неду Ленду. Мне хотелось взять  его
с собой. Несмотря на уговоры, упрямый канадец отказался.  Я  заметил,  что
его хандра и раздражительность увеличиваются день ото  дня.  Впрочем,  при
данной ситуации меня не очень  огорчило  его  упрямство.  На  берегу  было
слишком много тюленей, и  не  следовало  подвергать  напрасному  искушению
нашего неисправимого рыболова!
   Позавтракав, я поехал на берег. "Наутилус" за ночь прошел еще несколько
миль. Он стоял теперь в открытом море, на расстоянии целой мили от берега,
над которым господствовал горный пик, взметнувшийся в высоту четырехсот  -
пятисот метров. В шлюпке, кроме меня, находился капитан Немо, два человека
из экипажа и несложные приборы: хронометр, зрительная труба и барометр.
   В то время как мы плыли к  берегу,  нам  встретилось  множество  китов,
принадлежащих к трем основным видам, населяющим южные моря:  обыкновенный,
или гладкий кит  англичан,  лишенный  спинного  плавника,  кит-горбач,  со
складчатым брюхом, с широкими, белесыми плавниками, напоминающими  крылья,
что, однако, не делает его пернатым, и финвал,  коричневато-желтый,  самый
подвижной из китообразных. Это могучее животное слышно издалека, когда оно
выбрасывает в высоту столбы воздуха и пара, напоминавшие клубы дыма. Целые
стада млекопитающих резвились в спокойных водах, и я  понял,  что  бассейн
антарктического  полюса  служит   убежищем   китообразным,   которых   так
безжалостно истребляют.
   Я приметил также и длинные белесые цепочки  сальп  из  оболочниковых  и
качавшихся на гребнях волн больших медуз.
   В девять часов мы пристали к берегу. Небо прояснилось. Облака уносились
на  юг.  Холодные  воды  сбросили  с  себя  пелену  тумана.  Капитан  Немо
направился прямо к вершине горы, облюбованной им для  своей  обсерватории.
Крутой подъем по острым обломкам лавы и пемзы,  в  атмосфере,  пропитанной
сернистыми испарениями из трещин в горах вулканического происхождения, был
тягостен. И хотя капитан, казалось, отвык ходить по земле, он взбирался по
самым отвесным скалам с  ловкостью,  которой  позавидовал  бы  охотник  за
пиренейскими сернами. Я едва поспевал за ним.
   Мы два часа взбирались на вершину горы по уступам  скал  из  порфира  и
базальта. С той высоты, где мы стояли, взор обнимал открытое море по самую
линию горизонта, резко обозначенную с северной  стороны  кромкой  сплошных
льдов. У наших ног расстилалась, ослепляя своей белизной, снежная равнина.
А над нами сияла безоблачная лазурь небес! Как  огненный  шар,  наполовину
срезанный лезвием горизонта, на севере показался солнечный диск! Из водных
глубин возникали сотни великолепных фонтанов. Вдали  -  "Наутилус",  точно
уснувший кит. А  позади  нас,  к  югу  и  востоку,  -  необозримая  земля,
хаотическое нагромождение скал и льдов!
   Взобравшись на вершину горного пика, капитан Немо тщательно  измерил  с
помощью барометра его высоту над  уровнем  моря,  чтобы  в  дальнейшем  на
основании этих данных корректировать свои наблюдения.
   Без четверти  двенадцать  солнце,  которое  мы  видели  лишь  благодаря
рефракции, выплыло из-за горизонта,  как  золотой  диск,  и  бросило  свои
последние лучи  на  этот  пустынный  материк,  на  эти  воды,  которые  не
бороздило еще ни одно судно!
   Капитан Немо, вооружившись зрительной трубой с  зеркалом,  исправляющим
обман зрения при преломлении лучей, наблюдал светило, которое клонилось  к
горизонту, описывая по диагонали  удлиненную  дугу.  Я  держал  хронометр.
Сердце мое учащенно билось. Если момент, когда половина  солнечного  диска
скроется за горизонтом, совпадет с полднем, значит мы на самом полюсе!
   - Полдень! - воскликнул я.
   - Южный полюс!  -  торжественно  сказал  капитан  Немо,  передавая  мне
зрительную  трубу.  Я  взглянул:  солнечный  диск  наполовину  был  срезан
горизонтом.
   Последние лучи  солнца  золотили  вершину  утеса,  а  ночные  тени  уже
ложились на его склоны.
   В эту минуту капитан Немо, положив руку на мое плечо, сказал:
   - В тысяча шестисотом году  голландец  Герик,  увлекаемый  течениями  и
бурями,  достиг  шестьдесят  четвертого  градуса  южной  широты  и  открыл
Южно-Шетландские  острова.  В  тысяча  семьсот  семьдесят  третьем   году,
семнадцатого января, знаменитый капитан Кук, следуя по  тридцать  восьмому
меридиану, достиг шестьдесят  седьмого  градуса  тридцать  седьмой  минуты
широты, и в тысяча семьсот семьдесят четвертом году, тридцатого января, на
сто девятом меридиане он  достиг  семьдесят  первого  градуса  пятнадцатой
минуты широты. В тысяча восемьсот девятнадцатом году русский исследователь
Беллинсгаузен находился  на  шестьдесят  девятой  параллели,  а  в  тысяча
восемьсот двадцать первом году - на шестьдесят шестой под сто одиннадцатым
градусом западной долготы. В тысяча восемьсот  двадцатом  году  англичанин
Брансфилд дошел до шестьдесят пятого градуса. В  том  же  году  американец
Морел, рассказы которого, впрочем, подлежат сомнению, поднимаясь по  сорок
второму меридиану, открыл свободное от льдов море под семидесятым градусом
четырнадцатой минутой широты.  В  тысяча  восемьсот  двадцать  пятом  году
англичанин Поуэл из-за  льдов  не  мог  пройти  далее  шестьдесят  второго
градуса. В том же году  простой  охотник  за  тюленями,  англичанин  Уэдл,
поднялся до семьдесят  второго  градуса  четырнадцатой  минуты  широты  по
тридцать пятому меридиану и до семьдесят  четвертого  градуса  пятнадцатой
минуты широты по тридцать шестому. В  тысяча  восемьсот  двадцать  девятом
году англичанин  Форстер,  командир  "Шантеклера",  открыл  антарктический
материк под шестьдесят третьим градусом двадцать шестой минутой  широты  и
под шестьдесят шестым градусом двадцать шестой  минутой  долготы.  Первого
февраля тысяча восемьсот тридцать первого  года  англичанин  Биско  открыл
землю Эндерби под шестьдесят восьмым градусом пятидесятой минутой  широты,
пятого февраля тысяча восемьсот тридцать второго года землю  Аделаиды  под
шестьдесят седьмым градусом широты и двадцать первого февраля землю Грэхем
под шестьдесят четвертым градусом сорок пятой  минутой  широты.  В  тысяча
восемьсот  тридцать  восьмом  году  француз  Дюмон  д'Юрвиль,  задержанный
сплошными льдами под шестьдесят вторым градусом пятьдесят седьмой  минутой
широты, открыл землю Людовика-Филиппа; два года спустя,  двадцать  первого
января, тот же Дюмон д'Юрвиль под  шестьдесят  шестым  градусом  тридцатой
минутой открыл остров Адели, а через восемь дней под шестьдесят  четвертым
градусом сороковой минутой - берег Кларанс. В  тысяча  восемьсот  тридцать
восьмом году англичанин Уилкс дошел до  шестьдесят  девятой  параллели  на
сотом меридиане. В  тысяча  восемьсот  тридцать  девятом  году  англичанин
Беллени открыл землю Сабрина на границе полярного круга. Наконец, в тысяча
восемьсот сорок втором году англичанин Джеймс  Росс  двенадцатого  января,
плавая на  кораблях  "Эребус"  и  "Террор",  открыл  землю  Виктории,  под
семьдесят шестым градусом пятьдесят шестой минутой широты и сто  семьдесят
первым градусом седьмой минутой долготы; двадцать третьего числа  того  же
месяца он дошел до семьдесят четвертой параллели, самой дальней точки,  до
которой до тех пор доходили; двадцать  седьмого  числа  он  находился  под
семьдесят шестым градусом восьмой минутой; двадцать восьмого числа  -  под
семьдесят седьмым градусом тридцать второй минутой; второго февраля -  под
семьдесят восьмым градусом четвертой минутой.  В  тысяча  восемьсот  сорок
втором году он снова отправился в Антарктику, но не дошел далее  семьдесят
первого градуса широты. Я, капитан Немо,  двадцать  первого  марта  тысяча
восемьсот шестьдесят восьмого года дошел до Южного полюса, под  девяностым
градусом южной широты, и вступил во владение  этой  частью  земного  шара,
равной одной шестой всех известных материков.
   - От чьего имени, капитан?
   - От моего собственного!
   И с этими словами он развернул черный флаг с  вышитой  на  нем  золотой
буквой "N".
   Затем, обращаясь к дневному светилу, бросавшему свой  последний  луч  в
морскую ширь, воскликнул:
   - Прощай, солнце! Скройся, лучезарное светило!  Уйди  за  пределы  этих
свободных вод, и пусть полярная ночь покроет мраком мои новые владения!



15. СЛУЧАЙНАЯ ПОМЕХА ИЛИ НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ

   На следующий день, 22 марта, в шесть часов утра начались  приготовления
к отплытию. Последние  проблески  сумерек  тонули  во  мраке  ночи.  Мороз
крепчал.  Поразительно  ярко  блистали  звезды.  В  зените  неба  сверкала
полярная звезда Антарктики - чудесный Южный Крест.
   Термометр показывал двенадцать  градусов  мороза,  а  ветер,  становясь
свежее, больно пощипывал лицо. На свободно