ил.
   - Откровенно говоря, - сказал он, - я  не  сожалею,  что  мне  довелось
совершить подводное путешествие. Я буду вспоминать о нем с  удовольствием,
но для этого надо, чтобы оно кончилось. Вот мое мнение.
   - Оно кончится, Нед.
   - Где и когда?
   - Где? Не знаю. Когда? Не могу сказать, но  думаю,  что  плавание  наше
окончится, когда все моря откроют нам свои тайны. Всему на свете  приходит
конец!
   - Я согласен с господином профессором, -  сказал  Консель.  -  И  может
статься, что, объездив все моря земного шара, капитан Немо  отпустит  нас,
всех троих, на волю!
   - Отпустит! - вскричал канадец. - Вышвырнет, вы хотите сказать?
   - Постойте, постойте, мистер Ленд! - возразил я. - Капитана нам  нечего
бояться, но я все же не согласен с Конселем. Мы нечаянно  овладели  тайной
капитана Немо, и я не думаю, что он позволит, чтобы мы разнесли  по  свету
весть о его "Наутилусе".
   - На что же вы надеетесь? - спросил канадец.
   - Надеюсь, что в будущем обстоятельства сложатся  благоприятнее,  и  мы
ими воспользуемся. Нынче ли, через шесть ли месяцев - не все ли это равно?
   - Неужели! - насмешливо произнес Нед Ленд.  -  А  скажите,  пожалуйста,
господин натуралист, где мы будем через шесть месяцев?
   - Может быть, здесь же, а может быть, в Китае. Вы же знаете, "Наутилус"
- быстроходное судно. Он проносится по океанам, как ласточка в воздухе или
курьерский поезд на материке! Он не боится заплывать в  европейские  моря.
Кто поручится, не пойдет ли он близ побережий Франции, Англии или Америки,
где условия для побега будут еще благоприятнее?
   - Господин Аронакс, - отвечал канадец,  -  ваши  доводы  грешат  против
здравого смысла. Вы говорите в будущем времени: "Мы будем  там!  Мы  будем
тут!"  А  я  говорю  в  настоящем  времени:   "Мы   тут,   и   надо   этим
воспользоваться!"
   Логика Неда Ленда выбивала меня с моих позиций,  и  я  чувствовал  себя
побежденным. Доводы в пользу моего предложения были исчерпаны.
   - Сударь, - продолжал Нед Ленд, - допустим  невозможное:  капитан  Немо
нынче  же  предложит  вам  покинуть  "Наутилус".  Воспользуетесь  вы   его
предложением?
   - Не знаю, - отвечал я.
   - А если он скажет, что вторично такого предложения он не сделает?  Как
вы к этому отнесетесь?
   Я промолчал.
   - А что скажет Консель?
   - Друг Консель, - спокойно  отвечал  тот,  -  друг  Консель  ничего  не
скажет. Ему совершенно безразлично, как разрешится этот вопрос. Он холост,
как и его хозяин, как и его приятель. Ни жена, ни родители, ни дети, никто
не ждет его на родине. Он  служит  у  господина  профессора,  и  думает  и
говорит, как господин профессор. К величайшему сожалению, на  него  нечего
рассчитывать, чтобы получить большинство при  голосовании  этого  вопроса.
Тут две стороны: господин профессор и Нед Ленд.  Все  этим  сказано!  Друг
Консель весь внимание! Он готов приступить к подсчету шаров.
   Я невольно улыбнулся, слушая комическую речь Конселя.  В  глубине  души
канадец, конечно, был доволен, что избавился от лишнего противника.
   - Итак, сударь, - сказал Нед Ленд, - раз Консель не участвует в  споре,
решать вопрос придется нам с вами. Я все  сказал.  Вы  меня  выслушали.  А
теперь что вы скажете?
   Приходилось принять решение, увертки мне претили.
   - Друг Нед, - сказал я. - Вот мой ответ. Вы правы, и мои  доводы  менее
вески, нежели ваши. Капитан Немо по своей воле не  отпустит  нас,  на  это
нечего надеяться. Из чувства самосохранения он не выпустит нас на свободу.
Но из того же чувства  самосохранения  нам  придется  при  первом  удобном
случае покинуть борт "Наутилуса".
   - Мудро сказано, господин Аронакс!
   -  Но  еще  одно  замечание,  -  сказал  я.  -  Нужно  выждать   момент
действительно благоприятный. Нужно, чтобы наша попытка увенчалась успехом.
В случае провала мы пропали! Капитан Немо этого никогда не простит нам.
   - Все это так,  -  отвечал  канадец.  -  Но  ваше  замечание  одинаково
относится к любой попытке бежать с судна, будь то через два года или через
два дня. Стало быть, вопрос стоит  так:  будет  удобный  случай,  надо  им
воспользоваться!
   - Согласен. А теперь скажите-ка, Нед, что вы называете удобным случаем?
   - Ну, предположим, выдастся  темная  ночь,  судно  идет  поблизости  от
европейских берегов... Вот вам и удобный случай!
   - И вы попытаетесь спастись вплавь?
   - Конечно, попытаюсь, если судно будет идти по поверхности моря, в виду
берега. А если же судно погрузится под воду...
   - Ну-с, а в таком случае?
   - В таком  случае  попытаюсь  захватить  шлюпку.  Я  знаю,  как  с  ней
обращаться. Проберемся внутрь шлюпки  и,  отвинтив  затворы,  всплывем  на
поверхность. Штурман из своей  рубки  на  носу  судна  не  заметит  нашего
бегства.
   - Ну, что ж, Нед Ленд! Ловите удобный  случай!  Но  не  забывайте,  что
неудача нас погубит.
   - Не забуду, сударь.
   - А теперь, Нед, хотите выслушать мое мнение насчет ваших планов?
   - Охотно, господин Аронакс.
   - Я думаю, - не говорю "надеюсь",  -  что  такого  удобного  случая  не
представится.
   - Почему?
   - Потому что капитан Немо трезво смотрит  на  вещи  и,  конечно,  будет
стеречь нас, особенно вблизи европейских берегов.
   - Я держусь одного мнения с господином профессором, - сказал Консель.
   - Поживем, увидим! - отвечал Нед Ленд, тряхнув головой,  как  настоящий
сорванец.
   - А теперь, Нед Ленд, - прибавил я, - на этом окончим нашу  беседу.  Ни
слова более! В тот день, когда вы вздумаете бежать, вы нас предупредите, и
мы последуем за вами. Я вполне полагаюсь на вас.
   Так окончился наш разговор, который должен был  иметь  такие  серьезные
последствия. Скажу кстати, что, к  великому  огорчению  канадца,  события,
невидимому, подтверждали мои предположения.  Не  доверял  ли  нам  капитан
Немо, плавая в европейских морях, или же он избегал встречи с судами  всех
наций, во множестве бороздивших Средиземное  море?  Не  знаю.  Но  мы  шли
большей частью под  водой  и  на  далеком  расстоянии  от  берегов.  Порою
"Наутилус" всплывал  на  поверхность  настолько,  что  из  воды  выступала
штурвальная  рубка,  но  чаще  судно  погружалось   на   глубины,   весьма
значительные в здешних водах. Так, между  Греческим  архипелагом  и  Малой
Азией, погружаясь на глубину двух тысяч метров, мы не достигали дна.
   О том, что мы прошли мимо острова Карпатос, из  группы  островов  Южные
Спорады, я узнал от капитана  Немо,  который,  указав  какую-то  точку  на
карте, произнес стих Виргилия:

   Est in Carpathio Neptuni gurgite vates
   Coeruleus Proteus...
   [Есть у Нептуна в глуби Карпатосских вод прорицатель,
   Это лазурный Протей... (Виргилий, "Георгики", кн.IV)]

   То был легендарный остров, владения Протея, древнего пастуха Нептуновых
стад, нынешний остров Скарпанто, лежащий между Родосом и Критом.  Я  видел
лишь через окно в салоне его гранитное подножие.
   На следующий день,  14  февраля,  я  решил  посвятить  несколько  часов
изучению рыб Греческого архипелага. Но в тот  день  по  каким-то  причинам
герметические  ставни  в  салоне  не  раздвигались.  Установив  по   карте
координаты, я увидел, что мы идем в направлении Кании, к древнему  острову
Криту. В те дни, когда я уходил в плавание на борту  "Авраама  Линкольна",
пришло известие, что население этого  острова  восстало  против  турецкого
ига. Но чем кончилось восстание, я не знал; и, конечно, не  капитан  Немо,
порвавший все связи с землей, мог дать мне эти сведения.
   Вечером, встретившись с капитаном Немо в салоне,  я  не  стал  касаться
этой темы. Кстати, мне показалось, что  капитан  в  мрачном  настроении  и
чем-то озабочен. Вопреки обыкновению он приказал раздвинуть  ставни  обоих
окон и, переходя от одного  окна  к  другому,  пристально  всматривался  в
водную ширь. Что это означало? Я не стал гадать и занялся  изучением  рыб,
проносившихся мимо окон.
   Тут были бычки-афизы, упоминаемые Аристотелем и известные в просторечии
под названием морских вьюнов, которые встречаются обычно в  соленых  водах
близ дельты Нила. Среди них извивались фосфоресцирующие пагры из семейства
морских карасей; египтяне причисляли этих  рыб  к  священным  животным,  и
появление их в водах Нила отмечалось  религиозными  церемониями,  ибо  оно
предвещало разлив реки, а стало быть, и хороший урожай.  Я  заметил  также
хейлин, костистых рыб, с прозрачной чешуей, синеватого  цвета,  в  красных
пятнах; они большие любители  морских  водорослей,  что  придает  их  мясу
нежность и  приятный  вкус.  Потому-то  хейлины  были  излюбленным  блюдом
гурманов древнего Рима; внутренности  их,  приправленные  молоками  мурен,
мозгом павлинов и языками фламинго, составляли дивное блюдо, приводившее в
восхищение Вителлия.
   Еще один обитатель здешних вод  привлек  мое  внимание  и  воскресил  в
памяти легенды древнего Рима. Это  рыба-прилипало,  которая  путешествует,
присосавшись к брюху акул. По преданию, эта рыбка, вцепившись в  подводную
часть судна, останавливала корабли; и, говорят, одна из  них  приковала  к
месту трирему Антония и тем самым помогла Августу одержать победу. От чего
только не зависят судьбы народов! Мимо окон проплыли прелестные антиасы из
семейства  морских  карасей,  священные  рыбы  древних   греков,   которые
приписывали им способность изгонять морских чудовищ из тех  водоемов,  где
они водились; антиас -  по-гречески  означает  _цветок_;  и  рыбки  вполне
оправдывают это название игрою красок, богатством оттенков, включающих всю
гамму  красного  цвета,  начиная  от  бледно-розового  до  рубинового,   и
серебряными отблесками на их грудных плавниках. Не отводя глаз,  любовался
я чудесами морских глубин, как вдруг новое явление потрясло меня.
   В водах показался человек, водолаз, с кожаной сумкой  у  пояса.  То  не
было безжизненное тело, преданное на волю  волн.  То  был  живой  человек,
который плыл, рассекая воду  взмахами  сильных  рук.  Он  то  всплывал  на
поверхность, чтобы перевести дыхание, то снова нырял в воду.
   Я оборотился к капитану Немо и взволнованным голосом крикнул:
   - Человек тонет! Надо спасти его! Спасти во что бы то ни стало!
   Капитан Немо бросился к окну.
   Человек подплыл и, прильнув лицом к стеклу, глядел на нас.
   К моему глубокому  удивлению,  капитан  Немо  сделал  ему  знак  рукой.
Водолаз ответил утвердительным кивком головы и, всплыв на поверхность,  не
появлялся больше.
   - Не волнуйтесь! - сказал капитан Немо. - Это Николя с мыса Матапан, по
прозвищу "Рыба". Он известен на всех островах  Киклады.  Отличный  пловец!
Вода - это его стихия. Он больше живет  в  воде,  чем  на  суше!  Вечно  в
плаванье! С одного острова он переплывает  на  другой,  и  так  до  самого
Крита!
   - Вы знаете его, капитан?
   - А почему бы мне его не знать, господин Аронакс?
   С этими словами капитан  Немо  подошел  к  шкафу,  стоявшему  по  левой
стороне окна. Возле шкафа находился  окованный  железом  сундук  с  медной
пластинкой на крышке,  на  которой  был  выгравирован  девиз  "Наутилуса":
"Mobllis in mobile".
   Пренебрегая моим присутствием, капитан Немо открыл шкаф, представлявший
собою сейф, наполненный слитками.
   То были слитки золота. Откуда тут взялся этот драгоценный металл? И  на
такую баснословную сумму! Откуда капитан Немо брал столько золота?  И  что
он собирался с ним делать?
   Я слова не обронил и смотрел во все глаза.
   Капитан Немо вынимал из шкафа слиток за слитком и  аккуратно  укладывал
их в сундук, пока тот не наполнился  доверху.  По-моему,  тут  было  более
тысячи килограммов золота; короче говоря, около пяти миллионов франков.
   Он тщательно запер сундук, написал на  крышке  адрес  на  новогреческом
языке, как мне показалось.
   Затем капитан Немо нажал кнопку электрического звонка,  проведенного  в
кубрик команды. Пришли четыре матроса и не без  труда  вынесли  сундук  из
салона. Я слыхал, как они волочили  его  на  талях  по  железным  ступеням
трапа.
   Тут капитан Немо оборотился ко мне.
   - Что вы сказали, господин профессор? - спросил он.
   - Я ничего не говорил, капитан, - отвечал я.
   - В таком случае позвольте пожелать вам покойной ночи, сударь!
   Сказав это, капитан Немо вышел из салона.
   Вернувшись  в  каюту,  я  напрасно  пытался  уснуть.   Я   был   крайне
заинтригован  поведением  капитана.  Какая  связь  была  между  появлением
водолаза и сундуком, набитым золотом? Вскоре по легкой боковой  и  килевой
качке я понял, что "Наутилус" всплыл из  глубинных  слоев  на  поверхность
вод.
   Послышался топот ног  на  палубе.  Стало  быть,  отвинчивают  шлюпку  и
спускают ее на воду! Шлюпка слегка толкнулась о корпус "Наутилуса", и  все
стихло.
   Прошло два часа. Шум и топот ног на палубе возобновился. Но вот  шлюпку
подняли на борт, водворили в гнездо, и "Наутилус" снова пошел под воду.
   Итак, золото было доставлено по адресу. Но в какие края на  континенте?
Кто был корреспондентом капитана Немо?
   На другой день я поделился с Конселем и канадцем впечатлениями минувшей
ночи. Они удивились не менее моего.
   - Откуда у него такие золотые запасы? - спросил Нед Ленд.
   Что можно было ответить? Позавтракав, я пошел в салон и сел за  работу.
До пяти часов я приводил в порядок свои записи. Вдруг мне стало  жарко,  я
сбросил с плеч свою виссоновую куртку. В чем дело? Мы находились далеко от
тропиков, "Наутилус" шел в глубинных слоях,  где  не  ощущалось  повышения
температуры. Я посмотрел на манометр:  мы  шли  в  шестидесяти  футах  под
уровнем  моря;  на  таких  глубинах  повышение  атмосферного  давления  не
оказывает никакого действия.
   Я работал, а жара становилась все нестерпимее.
   "Не пожар ли на судне?" - подумал я.
   Я хотел уже выйти из салона, как на пороге появился  капитан  Немо.  Он
подошел к термометру, посмотрел на ртуть и оборотился в мою сторону.
   - Сорок два градуса! - сказал он.
   - И это чувствительно, капитан, - отвечал я. - Если  температура  будет
повышаться, мы заживо сваримся.
   - О господин профессор, температура  не  повысится,  если  мы  того  не
пожелаем!
   - В вашей власти управлять колебаниями температуры?
   - Помилуйте! Но я могу уйти от очага, повышающего температуру.
   - Стало быть, такова температура внешней среды?
   - Разумеется! Мы плывем в кипящей воде.
   - Не может быть! - вскричал я.
   - Посмотрите!
   Створы  раздвинулись,  и  я  увидел   белые   гребни   бурунов   вокруг
"Наутилуса". Клубы сернистого пара стлались по  воде,  клокотавшей  как  в
котле. Притронувшись к стеклу,  я  быстро  отдернул  руку,  так  оно  было
горячо.
   - Где мы? - спросил я.
   - Близ острова Санторин, господин профессор, -  отвечал  капитан.  -  В
проливе, который отделяет Неа-Каменни от Палеа-Каменни. Я  хотел  показать
вам подводное извержение вулкана. Явление любопытное!
   - Я думал, - сказал я, - что процесс формирования  новых  островов  уже
завершился.
   - В областях вулканического происхождения процесс формирования  никогда
не завершается, - отвечал капитан Немо. - Внутренний огонь  земли  извечно
действует в недрах земного шара. По свидетельству Кассиодора и Плиния, еще
в  девятнадцатом  году  нашей  эры  на  том  самом  месте,   где   недавно
образовались эти острова, появился остров Божественная Тейя. Потом  остров
скрылся под водой, чтобы снова возникнуть  в  шестьдесят  девятом  году  и
снова исчезнуть в морских пучинах. С той поры  вулканическая  деятельность
приостановилась. Но третьего февраля - шел уже тысяча восемьсот шестьдесят
шестой год! - новый остров, наименованный островом Георгия,  возник  среди
клубов пара близ Неа-Каменни, а шестого числа того же месяца он  слился  с
Неа-Каменни. Ровно через неделю,  тринадцатого  февраля,  появился  остров
Афроэсса, образовав между собою и  Неа-Каменни  пролив  шириною  в  десять
метров. Как сейчас помню, каким образом все это произошло. Я был как раз в
здешних морях. Я проследил вулканические явления во всех их фазах!  Остров
Афроэсса, округлой формы, имел в поперечном сечении около трехсот футов  и
возвышался над уровнем моря на тридцать футов. Он состоял из смеси  черной
стекловидной лавы  и  обломков  полевого  шпата.  Но  вот  десятого  марта
появился еще островок,  немного  поменьше,  названный  Рэка.  Острова  эти
слились с Неа-Каменни и ныне составляют одно целое.
   - А где же пролив?
   - Вот он, -  отвечал  капитан  Немо,  показывая  мне  карту  Греческого
архипелага. - Видите, я уже нанес на карту новые острова.
   - Со временем пролив может исчезнуть?
   - Весьма вероятно, господин Аронакс, ибо в тысяча восемьсот  шестьдесят
шестом году, как раз напротив  порта  святого  Николая,  на  Палеа-Каменни
появилось восемь островков вулканического  происхождения.  Можно  ожидать,
что в ближайшее время Неа и Палеа  образуют  одно  целое.  Ежели  в  Тихом
океане рифообразующие кораллы создают материки, то в здешних морях  ту  же
роль играют вулканические  извержения.  Поглядите,  сударь,  поглядите-ка,
какая кипучая деятельность наблюдается в морских глубинах!
   Я подошел к окну. "Наутилус" стоял на  месте.  Жара  была  нестерпимая.
Вода из белой стала красной от присутствия железистых солей.  Несмотря  на
герметические рамы, в салон проникал удушливый запах серы, и по ту сторону
окон вспыхивали порою  языки  пламени,  столь  яркого,  что  меркнул  свет
прожектора.
   Я обливался потом, не хватало воздуха, казалось, вот-вот сварюсь!
   - Немыслимо  оставаться  дольше  в  этом  кипящем  котле!  -  сказал  я
капитану.
   - Да, это было бы неосторожно! - ответил невозмутимый капитан.
   Он отдал приказание, "Наутилус" лег на другой галс  и  вышел  из  этого
пекла, где дальнейшее пребывание становилось небезопасным.
   Четверть часа позже мы вздохнули полной грудью, всплыв  на  поверхность
вод.
   "Ежели бы Нед Ленд, - подумал я, -  избрал  для  побега  здешние  воды,
живыми мы не вышли бы из этого огненного моря!"
   На другой день, 16  февраля,  мы  покинули  этот  бассейн,  где,  между
Родосом и Александрией, встречаются впадины глубиною  чуть  ли  не  в  три
тысячи метров. И "Наутилус", обогнув мыс Матапан, вышел в  открытое  море,
оставив позади себя Греческий архипелаг.



7. В СОРОК ВОСЕМЬ ЧАСОВ ЧЕРЕЗ СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ

   Средиземное море, лазурное море, "Великое море"  иудеев,  море  греков,
"mare nostrum" [наше море (лат.)]  римлян,  с  побережьями,  утопавшими  в
зелени апельсинных рощ, алоэ, кактусов,  морских  сосен,  овеянное  чистым
морским воздухом, напоенным благоуханием миртов, в окружении высоких  гор,
но подверженное вулканическим извержениям,  оно  поистине  является  полем
битвы, где Нептун и Плутон извечно оспаривают власть над  миром.  Тут,  на
этих берегах, в этих водах, говорит  Мишле,  в  этом  климате,  лучшем  на
земле, человек черпает новые силы.
   Но как бы прекрасно ни  было  Средиземное  море,  я  мог  лишь  окинуть
беглым, взглядом этот водный бассейн, поверхность  которого  занимает  два
миллиона квадратных километров. Я не мог даже обратиться с  расспросами  к
капитану Немо, потому что этот удивительный человек ни разу  не  показался
за все время нашего  молниеносного  прохождения  через  Средиземное  море.
Думаю, что "Наутилус" прошел под водами этого  моря  около  шестисот  лье,
покрыв это пространство в двое суток.  Мы  отошли  от  берегов  Греции  16
февраля, а 18 февраля, с восходом солнца, миновали Гибралтарский пролив.
   Я понимал, что капитану Немо не  по  душе  Средиземное  море,  со  всех
сторон  окруженное  той  землей,  от  которой  он  бежал.  Слишком   много
воспоминаний, если не сожалений, будили  в  нем  его  лазурные  воды,  его
легкие  ветры.  Тут  не  было  той  свободы  в  выборе  пути,  той  полной
независимости, какую он обретал в океанских просторах. "Как и "Наутилусу",
ему было тесно в пространстве, замкнутом между берегами Африки  и  Европы,
столь сближенными под этими широтами.
   Мы шли со скоростью д