, почему у меня не было достаточно времени! Я бы спустился по крутому
откосу горы, прошел бы весь этот легендарный материк, некогда соединявший,
несомненно, Африку с Америкой! Посетил бы города допотопных  времен,  там,
может статься,  я  набрел  бы  на  воинственный  Махимос,  на  религиозный
Эусебес, где обитали гиганты, жившие целыми  столетиями  и  своей  могучей
рукой  ворочавшие  эти  глыбы,  противостоящие  и  поныне  разрушительному
действию воды! Как знать,  не  настанет  ли  день  и  силою  какого-нибудь
процесса внутри Земли не поднимется ли этот погребенный под водою  материк
на поверхность океана? Разве в этой части океана не  обнаружено  множество
подводных вулканов и разве многие суда, плавая в этих  неспокойных  водах,
не ощущали сильных толчков, сотрясавших их корпус?  На  одних  слышен  был
глухой  гул,  говоривший  о  разгуле  разбушевавшихся  стихий;  на  других
удавалось собрать вулканический пепел,  выброшенный  на  поверхность  вод.
Вплоть до  экватора  вся  эта  часть  нашей  планеты  подвержена  действию
плутонических сил.  И  кто  знает,  в  какую-нибудь  отдаленную  эпоху,  в
процессе вулканических извержений при новообразованиях из наслоений  лавы,
не  покажутся  ли  снова  на  поверхности  Атлантического  океана  вершины
подводных огнедышащих гор?
   В то время как я предавался  мечтаниям,  в  то  время  как  я  старался
запечатлеть в памяти все подробности этого грандиозного  пейзажа,  капитан
Немо, облокотясь о замшелую стену, застыл в немом восторге. Думал ли он об
этих исчезнувших поколениях? Искал ли тут разгадку человеческих  судеб?  И
не за тем ли явился сюда этот странный  человек,  чтобы  почерпнуть  новые
силы в историческом прошлом, пожить жизнью гигантов? Чего  бы  я  не  дал,
чтобы узнать его мысли, понять их и разделить с ним!
   Мы провели тут целый час, созерцая раскинувшуюся у  наших  ног  равнину
при блеске раскаленной лавы порою ослепительной яркости! От  внутриземного
клокотания расплавленных пород дрожь пробегала по поверхности горы. Глухой
гул вулкана, отчетливо передававшийся через воду, звучал величественно!
   В эту минуту луна проглянула сквозь водную толщу и бросила свои бледные
лучи на потонувший материк.  То  был  только  отблеск  лунного  света,  но
впечатление создалось незабываемое! Капитан выпрямился,  окинул  последним
взглядом равнину, затем подал мне знак следовать за ним.
   Мы быстро  сошли  с  горы.  Миновав  ископаемый  лес,  я  увидел  вдали
прожектор "Наутилуса", светившийся как звезда. Капитан шел на этот свет. И
мы взошли на борт судна в то самое время, когда  первые  лучи  восходящего
солнца коснулись поверхности океана!



10. ПОДВОДНЫЕ КАМЕННОУГОЛЬНЫЕ КОПИ

   На следующий день, 20 февраля, я встал очень поздно.  Ночная  усталость
дала себя знать, и я проспал до одиннадцати часов. Быстро оделся. Поспешил
узнать курс "Наутилуса". Приборы показывали, что судно по-прежнему идет на
юг, со скоростью двадцати миль в час, на глубине ста  метров  под  уровнем
моря.
   Пришел Консель. Я рассказал ему о  нашей  ночной  экскурсии.  Створы  в
салоне были раздвинуты, и  он  успел  увидеть  мельком  часть  потонувшего
материка.
   "Наутилус" шел на глубине десяти метров над уровнем дна. Он  проносился
над Атлантидой, как воздушный шар, гонимый ветром, проносится над  земными
лугами. Пожалуй, правильнее было бы сказать, что мы неслись  со  скоростью
экспресса.  Первым   планом   проходили   перед   нашими   глазами   скалы
фантастического вида,  деревья,  перешедшие  из  растительного  царства  в
ископаемое, окаменелые силуэты  которых  искажались  набегавшими  волнами.
Груды камней, скрытые под ковром асцидий и морских анемонов, ощетинившиеся
зарослями  водорослей,  стоящими  вертикально,   чудовищно   исковерканные
наплывы застывшей лавы  -  все  свидетельствовало  о  разрушительной  силе
плутонических извержений.
   Причудливые пейзажи возникали, попадая в фокус нашего прожектора,  а  я
тем временем  рассказывал  Конселю  об  атлантах,  фантастическая  история
которых вдохновила  Бальи  посвятить  им  столько  прелестных  страниц.  Я
рассказывал ему о том, какие войны вел этот героический народ. Я  толковал
об Атлантиде как человек, не сомневавшийся  в  ее  существовании.  Консель
слушал меня  рассеянно;  его  равнодушное  отношение  к  столь  волнующему
историческому событию вскоре объяснилось.
   Внимание его привлекли рыбы, во множестве  плававшие  вокруг  судна.  А
Консель при виде рыб, по обыкновению, погружался в дебри  классификации  и
уносился  за  пределы  действительности.  Поэтому  мне  оставалось  только
следовать  его  примеру  и  заняться   вместе   с   ним   ихтиологическими
изысканиями.
   Впрочем, рыбы в Атлантическом океане не  слишком  резко  отличались  от
рыб, встречавшихся нам в других морях. Тут были гигантские скаты длиною  в
пять  метров,  обладающие  большой  мускульной   силой,   позволявшей   им
подниматься над поверхностью воды; различные виды акул, и между ними акула
обыкновенная, или мокой аспидно-синего цвета, длиной в пятнадцать футов, с
острыми трехгранной формы зубами, которая благодаря своей окраске почти не
отличима в морских водах;  коричневые  морские  караси;  акулы-людоеды,  с
шероховатой, бугристой кожей, с цилиндрическим телом; осетры,  похожие  на
своих сородичей в Средиземном море; морские иглы-трубачи длиною в  полтора
метра, светло-бурого цвета, с маленькими серыми плавниками, лишенные зубов
и языка. Они извивались в воде, как змейки.
   Между костистыми рыбами внимание Конселя привлекала черноватая меч-рыба
длиною в три метра, с острым мечом на верхней челюсти; из ярко  окрашенных
рыб его заинтересовала рыба, известная во времена Аристотеля под названием
морского дракона; шипы ее спинного плавника  жестки  и  колючи,  уколы  их
болезненны и опасны, потому что слизь, окружающая шипы, обладает ядовитыми
свойствами; корифена, или золотая макрель,  глянцевито-голубого  цвета,  с
золотой каймой; прелестные дорады, или золотые рыбки;  луна-рыба,  похожая
на серебряный диск, с чудным отливом в лазурь, - при солнечном свете рыбки
поблескивали в  воде,  как  серебряные  монеты;  наконец,  саблянка,  -  с
вытянутым и сжатым с боков  телом,  длиною  в  восемь  метров,  у  которой
грудные и спинные плавники серповидной формы, а большой хвостовой -  шесть
футов длиною, в виде полумесяца, -  хищное  животное,  скорее  травоядное,
нежели рыбоядное; ее самцы повинуются малейшему  знаку  своих  самок,  как
хорошо вышколенные мужья.
   Но, наблюдая различных представителей морской фауны, я в  то  же  время
любовался  равнинами  Атлантиды.  Порой  из-за   удивительной   неровности
морского  дна  "Наутилус"  замедлял  ход  и   скользил   с   увертливостью
китообразного в узких проходах между холмами. Случалось, этот лабиринт так
запутывался, что становился непроходимым;  тогда  подводный  корабль,  как
аэростат, взмывал на большую высоту и, миновав препятствие, снова  стремил
свой  бег  в   нескольких   метрах   над   уровнем   дна.   Увлекательное,
восхитительное плавание! Оно напоминало полет на  воздушном  шаре,  с  тою
лишь разницей, что "Наутилус" слепо повиновался руке штурмана.
   Около четырех часов вечера характер дна, покрытого  густым  слоем  ила,
смешанного с окаменевшими ветвями деревьев, начал видоизменяться.
   Оно становилось  более  каменистым,  как  бы  усеянным  конгломератами,
базальтовым туфом, натеками лавы и сернистыми обсидианами. Я подумал,  что
мы  вступаем,  видимо,  в  гористую   полосу,   которая   заступит   место
нескончаемой равнины. И в самом деле, в то время как "Наутилус" делал свои
эволюции, я заметил, что горизонт на юге прегражден высоким горным кряжем,
по-видимому совершенно непроходимым. Вершина его, очевидно, выступала  над
уровнем океана. Гранитная стена являлась, видимо, подножием  материка  или
по меньшей мере острова, - будь то один  из  островов  Зеленого  Мыса  или
Канарских. Координаты местности не были нанесены на карту, - как знать, не
умышленно ли? - и я не имел представления, где именно  мы  находимся.  Но,
как мне казалось,  эта  гранитная  стена  представляла  собою  оконечность
Атлантиды, лишь малую часть которой нам довелось обозреть.
   Я не прерывал своих наблюдений и ночью. Консель ушел к себе. Я  остался
один в салоне.  Замедлив  бег,  "Наутилус"  вольтижировал  над  массивными
взбросами вулканического  происхождения,  загромождавшими  океанское  дно.
Порою, точно готовясь сесть, он шел, прижавшись к его серым массивам, едва
различимым в густой мгле, - и вдруг взмывал на поверхность океана!
   В эти короткие мгновения сквозь кристальные воды поверхностных слоев  я
мельком видел пять или шесть зодиакальных  звезд,  что  блестят  в  хвосте
Ориона.
   Долгие часы мог бы я любоваться торжественной красотой моря и неба!  Но
ставни задвинулись. В этот момент "Наутилус" как раз  подходил  к  высокой
гранитной стене. Как преодолеет он гранитную преграду? Я не мог себе этого
представить. Поневоле пришлось  возвращаться  в  каюту.  Судно  стояло  на
месте. Я заснул с твердым намерением проснуться пораньше.
   Но, когда утром я вышел в салон, было уже восемь часов. Я  взглянул  на
манометр.  Он  показывал,  что  "Наутилус"  всплыл  на  поверхность   вод.
Слышались шаги на палубе. Однако боковой качки, неизбежной при плавании на
море, не ощущалось.
   Я направился к люку. Люк был  открыт.  Я  выглянул  наружу,  но  вместо
дневного света меня окутал глубокий мрак. Где мы? Не ошибся ли  я?  Неужто
еще стоит ночь? Нет! Ни одной звезды на небе!  И  ночью  не  бывает  такой
непроглядной тьмы.
   Я растерялся. Чей-то голос окликнул меня:
   - Это вы, господин профессор?
   - А-а! Капитан Немо! - сказал я. - Где мы находимся?
   - Под землей, господин профессор.
   - Под землей! - вскричал я. - Но "Наутилус" идет?
   - Идет по-прежнему.
   - Ничего не понимаю.
   -  Потерпите  несколько  минут.   Включат   прожектор,   и,   если   вы
предпочитаете ясность ситуации, вы будете довольны.
   Я вышел на палубу и стал ждать. Мрак был так  глубок,  что  я  даже  не
видел капитана Немо. Однако, взглянув вверх,  я  заметил  над  самой  моей
головой полоску слабого света, вернее, проблеск света,  проникавший  через
кругообразное отверстие. Но тут включили прожектор,  и  его  ослепительное
сияние поглотило мерцающий лучик.
   Я закрыл на минуту глаза, ослепленные электрическим  освещением.  Затем
стал осматриваться кругом. "Наутилус" стоял,  покачиваясь  возле  высокого
берега, напоминавшего набережную. Море превратилось в озеро, заключенное в
кольцо каменных стен. Диаметр озера равнялся  двум  милям,  иначе  говоря,
шести милям в  окружности.  Уровень  воды  в  озере,  -  как  и  показывал
манометр, - не мог разниться с уровнем воды в океане, ибо между  озером  и
океаном, несомненно, имелось сообщение.
   Высокие наклонные стены постепенно  смыкались  на  высоте  пятисот  или
шестисот метров, образуя как бы  огромную  перевернутую  воронку.  Воронка
оканчивалась круглым  отверстием,  через  которое  и  проникал  рассеянный
дневной свет.
   Прежде чем внимательно  исследовать  внутреннее  расположение  огромной
пещеры и доискиваться, было ли это делом  рук  человеческих,  или  работой
природы, я подошел к капитану Немо.
   - Где же все-таки мы находимся? - спросил я.
   - В недрах потухшего вулкана, - отвечал капитан,  -  вулкана,  залитого
морем вследствие какого-нибудь тектонического сотрясения. В то  время  как
вы спали,  господин  профессор,  "Наутилус"  проник  в  эту  лагуну  через
естественный канал, прорытый в десяти метрах под уровнем океана.  Тут  его
гавань! Гавань надежная, удобная, скрытая  от  всех  глаз,  защищенная  от
ветров всех румбов! Укажите мне на берегах ваших  материков  или  островов
хоть один рейд, который мог так  же  надежно  укрыть  судно  от  бушевания
урагана!
   - Совершенно верно, - отвечал я, - здесь  вы  в  безопасности,  капитан
Немо! Что может грозить вам в недрах вулкана? Но в его вершине  я  заметил
какое-то отверстие?
   - Да, это кратер! Кратер,  некогда  извергавший  лаву,  серные  пары  и
пламень. Теперь же он снабжает нас чистым воздухом.
   - Но какая же это огнедышащая гора?
   - Здешние воды усеяны островами вулканического происхождения,  и  таких
гор тут множество. Для моряков - это  простой  риф,  для  нас  -  огромная
пещера. Я случайно открыл ее, и этот случай оказал мне большую услугу.
   - А нельзя ли спуститься сюда через жерло вулкана?
   - Ни спуститься, ни подняться нельзя! Футов на сто  от  основания  горы
еще можно вскарабкаться, но выше - стены  уклоняются  от  отвесной  линии,
образуя купол свода, и становятся неприступными.
   - Я вижу, капитан, что природа оказывает вам услугу везде и всегда.  Вы
в полной безопасности на этом озере!. И никто  не  нарушит  покоя  здешних
вод. Но на что вам эта гавань? "Наутилус" не нуждается в гавани.
   - Не нуждается, господин профессор! Но он  нуждается  в  электричестве,
чтобы двигаться, в батареях, чтобы производить  электрическую  энергию,  в
натрии, чтобы питать  эти  батареи,  в  угле,  чтобы  получать  натрий,  в
каменноугольных копях, чтобы добывать уголь.  Еще  в  геологические  эпохи
море поглотило целые леса, которые уже минерализовались и, превратившись в
каменный уголь, служат мне неисчерпаемым источником топлива.
   - Стало быть, ваши матросы, капитан, исполняют обязанности углекопов?
   - Точно так. Эти  копи  находятся  под  водой,  как  и  угольные  шахты
Ньюкасла. В скафандрах, с киркою и заступом в руках, матросы с "Наутилуса"
добывают здесь уголь, избавляя меня от нужды в наземных рудниках. Когда  я
сжигаю это горючее, чтобы получить  натрий,  дым,  выбиваясь  из  кратера,
придает горе вид действующего вулкана.
   - И мы увидим ваших матросов в работе?
   - Нет! По крайней мере на этот раз. Я спешу  завершить  наше  подводное
кругосветное плавание. Поэтому я ограничусь тем, что возьму хранящийся тут
запас каменного угля. Как только мы его  погрузим,  то  есть  ровно  через
день, мы пойдем дальше. И если вы хотите осмотреть  эту  пещеру  и  обойти
лагуну, воспользуйтесь сегодняшним днем, господин Аронакс.
   Я поблагодарил капитана и пошел за своими спутниками,  которые  еще  не
выходили из каюты. Я пригласил их пройтись со  мною,  не  сказав,  где  мы
находимся.
   Мы вышли  на  палубу.  Консель,  который  ничему  не  удивлялся,  нашел
совершенно естественным, что, заснув под водою, проснулся под землей.  Нед
Ленд думал только о том, не имеет ли эта пещера нескольких выходов.
   После завтрака, около десяти часов, мы сошли на берег.
   - Вот мы и опять на земле, - сказал Консель.
   - Я не могу сказать, что нахожусь "на земле", мы скорее под землею.
   Между подошвою горы и водами озера открывался песчаный берег, который в
самом широком месте имел не более пятисот  футов.  По  этой  узкой  ровной
полоске можно было обойти вокруг озера. Но у подошвы гранитных стен пещеры
лежали в живописном беспорядке изверженные вулканические глыбы и  огромные
куски  пемзы.  Расплавленная  подземным  огнем  и  затем  застывшая  масса
загоралась  тысячью  огней,  едва  свет  прожектора  касался  ее  как   бы
отполированной  поверхности.  Слюдяная  пыль,  поднятая   нашими   ногами,
разлеталась облаком искр.
   За полоской наносной земли вокруг озера дно пещеры заметно возвышалось.
Вскоре мы дошли до уступов, тянувшихся вдоль стены, постепенно уходя ввысь
наподобие  лестницы,   и   позволявших   с   большими   предосторожностями
подниматься среди груды конгломератов,  ничем  не  сцементированных  между
собою.  Наши  ноги  скользили  по  стекловидным  трахитам,  состоявшим  из
кристаллов полевого шпата и кварца.
   Вулканическое происхождение этой гигантской  пещеры  подтверждалось  на
каждом шагу. Я обратил на это внимание своих спутников.
   - Представляете себе, - сказал я, - что  происходило  в  этой  воронке,
когда тут  клокотала  кипящая  лава  и  уровень  этой  раскаленной  добела
жидкости поднимался до самого устья кратера, как металл,  расплавленный  в
доменной печи?
   - Отлично представляю, - отвечал Консель. - Но не  скажет  ли  господин
профессор, почему плавильщик остановил свою работу и как случилось, что  в
горниле вулкана образовалось мирное озеро?
   - Вероятнее всего,  Консель,  в  процессе  тектонических  сотрясений  в
склоне  горы  образовалась  трещина,  именно  та  самая,   через   которую
"Наутилус" прошел в эту пещеру.  Воды  Атлантического  океана  устремились
внутрь  горы.  Завязалась  лютая  борьба  между  двумя  стихиями,  борьба,
окончившаяся победой Нептуна. Но много веков  прошло  с  того  времени,  и
затопленный вулкан превратился в тихий грот.
   - Вот и отлично, - заметил Нед  Ленд,  -  объяснено  правильно!  Только
жаль, что трещина, о которой говорил господин профессор,  образовалась  не
над уровнем моря.
   - Помилуй, друг Нед! - возразил Консель. - Будь  эта  трещина  в  горе,
возвышавшейся над уровнем моря, "Наутилусу" не было бы в ней нужды!
   - А я прибавлю, мистер Ленд, что тогда воды не вступили бы внутрь  горы
и вулкан остался бы вулканом! Ваши сожаления напрасны!
   Подъем в гору продолжался. Уступы становились все круче и уже. Глубокие
трещины пресекали порою наш  путь;  через  них  надо  было  перескакивать.
Приходилось  обходить  обвалившиеся  скалы.  Взбираться  на  четвереньках,
ползать, лежа на животе! Но благодаря ловкости Конселя и  мускульной  силе
канадца мы преодолели все препятствия.
   На высоте приблизительно тридцати метров характер почвы  изменился,  но
от этого дорога не стала удобнее для ходьбы. За конгломератами и трахитами
следовали черные  базальты;  тут  они  расстилались  ровной  поверхностью,
шероховатой  от  застывших  пузырей  лавы;  там   вздымались   правильными
призмами, в  виде  колоннады,  которая  поддерживала  заплечья  громадного
свода, являя собой дивный образец архитектурного искусства природы.  Между
базальтами  змеились  застывшие  лавовые  потоки,  с  вкрапленными  в  них
полосками  битуминозных  сланцев  и  местами  широкими   наплывами   серы.
Рассеянный дневной свет, поступавший под эти мрачные  своды  сквозь  жерло
кратера, слабо освещал изверженные породы,  навеки  погребенные  в  недрах
угасшего вулкана.
   Однако   наше   восхождение   вскоре   было   прервано   непредвиденным
препятствием. На высоте примерно двухсот пятидесяти футов стены, уклоняясь
от отвесной линии, переходили  в  свод,  и  нам,  стало  быть,  оставалось
ограничиться прогулкой вокруг озера. Растительное царство вступало  тут  в
борьбу с царством ископаемых. Несколько кустов и даже редкие деревца росли
в выемках камней. Я узнал молочайник, выделявший  едкий  сок.  Гелиотропы,
вовсе не оправдывавшие своего названия, потому что солнечные лучи  никогда
не ласкали их, печально клонили свои головки, бесцветные и без аромата.  И
там и тут чахлые златоцветы робко выглядывали из-за жалкого алоэ. Но между
лавовых потоков цвели фиалки, еще  сохранившие  свое  нежное  благоухание.
Признаюсь, я с наслаждением вдыхал их  аромат.  Запах  -  душа  цветка,  а
морские цветковые растения и великолепные водоросли не имеют запаха!
   Мы подходили к  группе  мощных  драцен,  раздвигавших  своими  могучими
корнями расселины скал, как вдруг Нед Ленд вскричал:
   - Глядите-ка, господин профессор, улей!
   - Улей? - спросил я с недоверием.
   - Улей! Улей! - повторил канадец. - И вокруг него жужжат пчелы.
   Я подошел и должен был поверить очевидности; Там, в расселине, в  дупле
драцены, приютился настоящий  пчелиный  улей;  оттуда  слышалось  жужжание
целого  роя  трудолюбивых  пчел,  продукция  которых  высоко  ценится   на
Канарских островах.
   Естественно,  канадец  пожелал  запастись  медом,  в  чем  я   ему   не
препятствовал. Охапка сухих листьев, смешанных с серой, вспыхнула от  искр
его огнива. И Нед начал выкуривать  пчел.  Жужжание  вскоре  прекратилось,
улей