ими концентрическими  слоями  из
года в год нарастают отложения перламутрового вещества.
   - А бывает в одной раковине по нескольку жемчужин? - спросил Консель.
   -  Бывает,  друг  мой.  Встречались  раковины,   представлявшие   собою
настоящий ларчик с драгоценностями. Говорят, хотя я в этом сомневаюсь, что
в одной раковине было найдено не меньше ста пятидесяти акул.
   - Сто пятьдесят акул! - вскричал Нед Ленд.
   - Неужели я сказал "акул"? - воскликнул я смутившись. - Я хотел сказать
сто пятьдесят жемчужин. При чем тут акулы!
   - Уж действительно, - сказал Консель. - А все  же  желательно  было  бы
знать, как извлекают из раковин этот самый жемчуг?
   - Есть различные способы. Если жемчуг плотно прирос к створке раковины,
его извлекают щипчиками. Но чаще всего выловленные  раковины  высыпают  на
циновки, разостланные на берегу.  Моллюсков  оставляют  гнить  на  вольном
воздухе. Через десять дней, когда процесс разложения завершится,  раковины
ссыпают в водоем с морской водой. После неоднократной  промывки  вскрывают
створки раковин, и самые крупные жемчужины выбирают руками,  а  остающаяся
грязь с мелкими жемчужинами вымывается из  раковин.  Теперь  приступают  к
работе  сортировщики.  Сперва  они  отделяют  от   раковин   перламутровые
пластинки,  известные  в  промышленности   под   названием   _беспримесных
серебристых, неполноценных белых, неполноценных черных_, которые продаются
на вес, по ста двадцати пяти и ста пятидесяти килограммов в каждом  ящике.
Затем извлекают из раковины паренхиму; мягкое  тело  животного  подвергают
кипячению до полного растворения и отцеживают из жидкости все,  вплоть  до
мельчайших жемчужин.
   - Ценность жемчужины зависит от ее  величины,  не  так  ли?  -  спросил
Консель.
   - Не только от величины, - отвечал я, - но и от формы, от того - чистой
ли "воды" жемчужина, иными словами, от ее цвета; наконец,  от  "игры",  то
есть от того, блестит и иридирует ли камень перламутровым  блеском,  столь
приятным для глаза. Особенно ценным считается жемчуг, представляющий собою
шаровидный наплыв перламутра, иногда прикрепленный к раковине,  но  обычно
образующийся внутри мягких тканей мантии, так называемый  perles  vierges.
Жемчужины  эти  образуются  в  складках  ткани  моллюска  и  покоятся  там
свободно; они белого цвета и большей частью непрозрачные, но  у  некоторых
жемчужин опаловые переливы цветов. Форма этих  драгоценных  жемчужин  чаще
всего сферическая или грушевидная. Сферические жемчужины идут на браслеты,
грушевидные - на серьги.  Этот  сорт  жемчуга  самый  ценный  и  продается
поштучно. Жемчужины, прикрепленные к раковине и более неправильной  формы,
ценятся дешевле и продаются на вес. Наконец, низший сорт жемчуга -  мелкий
жемчуг, известный под названием  "бисера",  -  продается  мерками  и  идет
главным образом на вышивки и церковные облачения.
   - Сортировка жемчуга,  невидимому,  работа  трудная  и  канительная,  -
сказал канадец.
   - Отнюдь нет, друг мой!  Сортировка  жемчуга  производится  посредством
сита  или  решета.  Имеется  одиннадцать  различных  сит  для   отсеивания
жемчужин. Жемчуг,  который  остается  после  просеивания  в  редком  сите,
имеющем от двадцати до  восьмидесяти  отверстий,  считается  первосортным.
Жемчуг второго сорта остается на решетах, в которых от  ста  до  восьмисот
отверстий. Наконец, жемчуг третьего сорта остается на решетах, имеющих  от
девятисот до тысячи отверстий.
   - Хитро придумано! -  сказал  Консель.  -  Я  вижу,  что  сортировка  и
классификация жемчуга производится  механически.  Не  скажет  ли  господин
профессор, какой доход приносит эксплуатация промысловых районов  морского
жемчуга?
   - Судя по книге Сирра,  -  отвечал  я,  -  цейлонские  жемчужные  банки
ежегодно приносят три миллиона акул!
   - Франков! - заметил Консель.
   - Да, да, франков! Три миллиона франков, - поправился я. - Но, кажется,
теперь жемчужные промыслы не столь доходны, как в прежние времена. Хотя бы
взять к примеру американские  жемчужные  промыслы.  При  Карле  Пятом  они
приносили ежегодно четыре миллиона франков, а  теперь  едва  ли  дают  две
трети этой суммы. В общей сложности годовой доход  с  жемчужных  промыслов
можно исчислить в девять миллионов франков.
   - Но я слыхал, - сказал Консель, - что некоторые  знаменитые  жемчужины
оценивались очень высоко?
   - Верно, мой друг! Говорят,  что  Цезарь  подарил  Сервилии  жемчужину,
стоившую сто двадцать тысяч франков на наши деньги!
   - А вот я слыхал, - сказал канадец, - что в древности  одна  дама  пила
жемчуг, растворенный в уксусе!
   - Клеопатра! - заметил Консель.
   - Напиток едва ли приятный на вкус! - прибавил Нед Ленд.
   - Просто пренеприятный, друг Нед! - сказал Консель. - Зато рюмка такого
раствора оценивалась в сто пятьдесят тысяч франков! Круглая сумма!
   -  Жаль,  что  эта  дама  не  была  моей  женой,  -  сказал  Нед  Ленд,
выразительно поглядывая на свои руки.
   - Нед Ленд - супруг Клеопатры! - вскричал Консель.
   - Я собирался жениться, Консель, - серьезно сказал канадец. - И не  моя
вина, что дело не сладилось. Я  даже  купил  жемчужное  ожерелье  для  Кэт
Тендер, моей невесты. Но она, впрочем, вышла за другого. И что ж? Ожерелье
стоило мне всего-навсего полтора доллара! Но, -  поверьте  мне  на  слово,
господин профессор, - ни одна жемчужина из этого  ожерелья  не  прошла  бы
сквозь сито с двадцатью отверстиями!
   - Мой дорогой Нед! - отвечал я смеясь. - Это был искусственный  жемчуг!
Простые стеклянные шарики, наполненные жемчужной эссенцией.
   - Все же эта эссенция должна дорого стоить, - возразил канадец.
   - Эссенция ничего не стоит! Это не что иное, как серебристое вещество с
чешуи рыбки-уклейки, растворенное в азотной кислоте. Даровое сырье!
   - Поэтому-то, видно, Кэт  Тендер  и  вышла  за  другого,  -  философски
рассудил мистер Ленд.
   - Но возвратимся к нашему разговору о драгоценных жемчужинах, -  сказал
я. -  Не  думаю,  чтобы  какой-нибудь  монарх  владел  жемчужиной,  равной
жемчужине капитана Немо.
   - Вот этой? - спросил  Консель,  указывая  на  великолепную  жемчужину,
хранившуюся под стеклом.
   - Не ошибусь, оценив ее в два миллиона...
   - Франков! - поспешил сказать Консель.
   - Да, - сказал я, - в два миллиона франков! А  капитану  стоило  только
нагнуться, чтобы взять ее!
   - Э-э! - вскричал Нед Ленд. - А почем знать, может  и  нам  завтра,  во
время прогулки, попадется такая же?
   - Б-ба! - произнес Консель.
   - А почему же нет?
   - А на что нам миллионы на борту "Наутилуса"?
   - На борту, верно, не на что, - сказал  Нед  Ленд,  -  но...  в  другом
месте...
   - Э-э! В другом месте! - сказал Консель, качая головой.
   - В самом деле, - сказал я, - Нед Ленд прав.  И  если  мы  когда-нибудь
привезем в Европу или Америку жемчужину стоимостью в несколько  миллионов,
это  придаст  большую  достоверность  и  больший  вес  рассказу  о   наших
приключениях.
   - Я думаю! - сказал канадец.
   - Неужто, - сказал  Консель,  возвращавшийся  всегда  к  познавательной
стороне вопроса, - ловля жемчуга опасное ремесло?
   - О нет! - отвечал я с живостью. -  Особенно,  если  приняты  некоторые
меры предосторожности.
   - А что может быть опасного в этом ремесле? - сказал Нед Ленд. -  Разве
только хлебнешь лишний глоток соленой воды!
   - Совершенно верно,  Нед!  А  кстати,  -  сказал  я,  стараясь  принять
беспечный тон капитана Немо, - вы боитесь акул, Нед?
   - Я? Гарпунер по профессии! - отвечал канадец. - Мое ремесло -  плевать
на них!
   - Речь идет не о том, чтобы поймать акулу на крюк,  втащить  на  палубу
судна, отрубить ей хвост топором, вспороть брюхо, вырвать сердце и бросить
его в море!
   - Стало быть, речь идет...
   - Вот именно!
   - В воде?
   - В воде!
   - Черт возьми! А на  что  при  мне  мой  гарпун?  Видите  ли,  господин
профессор, акулы  довольно  неуклюжие  животные.  Чтобы  хапнуть  вас,  им
надобно перевернуться на спину... Ну, а тем временем...
   Нед Ленд произносил слово  "хапнуть"  с  такой  интонацией,  что  мороз
пробегал по спине.
   - Ну, а ты, Консель? Как ты насчет акул?
   -  Я,  -  сказал  Консель,  -  буду  говорить  начистоту  с  господином
профессором.
   "В добрый час!" - подумал я.
   - Ежели господин профессор решается идти на акул, - сказал  Консель,  -
как же я, его верный слуга, не последовал бы за ним!



3. ЖЕМЧУЖИНА ЦЕННОСТЬЮ В ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ

   Наступила ночь. Я лег спать. Спал я дурно. Акулы играли главную роль  в
моих сновидениях, и я находил очень  верным  и  в  то  же  время  неверным
грамматическое правило, производящее слово акула - requin от слова requiem
- панихида.
   На  следующий  день  в  четыре  часа   утра   меня   разбудил   матрос,
приставленный ко мне для услуг капитаном Немо. Я быстро  встал,  оделся  и
вышел в салон.
   Капитан Немо ждал меня там.
   - Господин Аронакс, - сказал он, - вы готовы?
   - Я готов.
   - Потрудитесь следовать за мной.
   - А мои спутники, капитан?
   - Они уже предупреждены и ждут нас.
   - Мы наденем скафандры?
   - Покамест нет. Я не хочу, чтобы "Наутилус" подходил слишком  близко  к
здешним берегам, ведь мы еще довольно далеко от Манарского мелководья;  но
я приказал снарядить шлюпку, в которой мы и подплывем к  самой  отмели,  а
это  значительно  сократит  нашу  переправу.   Водолазные   аппараты   уже
перенесены в шлюпку, и мы наденем их перед самым погружением в воду.
   Капитан Немо подвел меня к центральному трапу, ведущему на палубу.  Нед
и Консель, обрадованные предстоящей "веселой прогулкой", уже  ожидали  нас
там. Пять матросов из команды "Наутилуса" с веслами наготове дожидались  в
шлюпке, спущенной на воду.
   Еще не рассвело. Редкие звезды  мерцали  в  просветах  густых  облаков,
обложивших небо. Я искал глазами землю, но  мог  различить  лишь  туманную
полоску,   затянувшую   три   четверти   горизонта,   от   юго-запада   до
северо-запада. "Наутилус", прошедший за  ночь  вдоль  западного  побережья
Цейлона, находился теперь близ  входа  в  бухту,  или,  вернее,  в  залив,
образуемый берегами Цейлона и острова  Манар.  Там,  под  темными  водами,
таились  рифы  -  неистощимые  жемчужные  поля,  расстилавшиеся  почти  на
двадцать миль в округе.
   Капитан Немо, Консель, Нед Ленд и я заняли места на корме шлюпки.  Один
из матросов стал к рулю; четверо его товарищей взялись за весла; был отдан
конец, и мы отчалили.
   Шлюпка держала путь на юг. Гребцы действовали не спеша. Я заметил,  что
взмахи  весел  следовали  с  промежутками  в  десять   секунд,   как   это
практикуется в военно-морском флоте. И в то  время  когда  шлюпка  шла  по
инерции, слышно было, как водяные брызги падали с весел  на  темные  воды,
образуя как бы пену расплавленного свинца. Легкая зыбь  с  открытого  моря
чуть покачивала шлюпку, и гребешки волн с плеском разбивались о ее нос.
   Мы молчали. О чем думал капитан Немо? Не о том ли, что земля, к которой
мы стремились, была уже чересчур  близка,  хотя,  по  мнению  канадца,  мы
находились слишком далеко от нее. Что касается Консоли,  он  присутствовал
тут просто в качестве любопытного.
   В половине шестого, с  первыми  проблесками  зари,  обозначилась  более
четко  линия  гор  на  горизонте.  Низменный  восточный  берег   переходил
постепенно в гористые южные берега. Мы находились теперь в пяти  милях  от
острова, и его берега все еще сливались с  линией  свинцового  моря.  Море
было пустынно. Ни шлюпки, ни водолазов. Тишина пустыни царила в этих краях
искателей жемчуга. Капитан Немо был прав - мы прибыли сюда раньше времени.
   В шесть часов утра, внезапно, как это свойственно тропическим  странам,
не ведающим ни утренней зари, ни  вечерних  закатов,  настал  ясный  день.
Солнечные  лучи  вдруг  прорвались  сквозь  завесу  туч,  собравшихся   на
горизонте, и дневное светило озарило небосвод.
   Теперь я отчетливо видел землю и даже редкие деревья на берегу.
   Шлюпка  приближалась  к  острову  Манар,  береговая   полоса   которого
закруглялась с южной стороны. Капитан  Немо  поднялся  со  скамьи  и  стал
всматриваться в морскую даль.
   По его знаку шлюпка стала на якорь, но  пришлось  вытравить  не  больше
одного метра якорной цепи, так как в этом месте  жемчужная  отмель  лежала
неглубоко под водой. Но в этот момент отлив подхватил шлюпку и отнес ее  в
открытое море, насколько позволяла якорная цепь.
   - Вот мы и приехали, господин Аронакс, -  сказал  капитан  Немо.  -  Вы
видите  эту  замкнутую  бухту?  Тут  через   месяц   соберется   множество
промысловых судов, и тысячи отважных  водолазов  погрузятся  в  эти  воды.
Превосходная бухта для промысла такого рода! Она защищена горами от  самых
сильных ветров, а море здесь не бывает слишком  бурным  -  обстоятельства,
чрезвычайно благоприятные для водолазов. Ну, а теперь давайте облачаться в
скафандры и отправимся на прогулку!
   Я ничего не сказал в ответ и, не сводя глаз с этих  предательских  вод,
стал с помощью одного из матросов облачаться в тяжелый  водолазный  наряд.
Капитан  Немо  и  оба  мои  товарища  тоже  одевались.  Никто  из  команды
"Наутилуса" не должен был сопровождать нас в этой необычной экскурсии.
   Вскоре мы были заключены по самую шею в резиновые одежды,  и  на  спину
нам  повесили  резервуары  со  сжатым  воздухом.  Что  касается  аппаратов
Румкорфа, их не было и в помине. Прежде чем надеть  на  голову  водолазный
шлем, я напомнил о них капитану.
   - Эти аппараты нам  не  нужны,  -  отвечал  капитан.  -  Мы  не  станем
опускаться на большие глубины, а мелководье достаточно освещается солнцем.
Вдобавок было бы  неблагоразумно  зажигать  электрические  фонари  в  этих
водах. Свет фонаря может привлечь внимание опасных хищников,  обитающих  в
здешних морях.
   В то время как капитан Немо произносил эти слова, я обернулся в сторону
Конселя  и  Неда  Ленда.  Но  друзья  уже  успели   нацепить   на   голову
металлические шлемы и ничего не могли слышать.
   Мне оставалось лишь предложить капитану Немо последний вопрос.
   - А наше оружие? - спросил я. - Наши ружья?
   - Ружья? На что они нам? Ведь ходят же горцы на медведя  с  кинжалом  в
руках! А разве-сталь не надежнее свинца? Вот отличный клинок, заткнете его
за пояс - и в поход!
   Я посмотрел на товарищей. Они были вооружены, как и мы с  капитаном,  а
Нед Ленд вдобавок размахивал огромной  острогой,  которую  он  захватил  с
собой, покидая "Наутилус".
   Мне оставалось  только,  следуя  примеру  капитана,  всунуть  голову  в
тяжелый медный шар, и тут же  наши  резервуары  со  сжатым  воздухом  были
приведены в действие.
   Минуту спустя матросы высадили нас одного за другим в воду,  и  уже  на
глубине не более полутора метров мы нащупали ногами песчаное дно.  Капитан
Немо сделал знак рукой. Мы последовали за ним по отлогому  спуску.  Вскоре
мы погрузились на изрядную глубину.
   Угнетавшие  меня  мысли  вдруг   рассеялись.   Я   обрел   удивительное
спокойствие. Легкость  движений  придала  мне  уверенности,  а  невиданное
зрелище пленило мое воображение.
   Солнечные  лучи,  проникая  сквозь  прозрачные  воды,  достаточно  ярко
освещали дно. Видны были даже самые мельчайшие раковины. Еще десять минут,
и мы уже находились на глубине пяти метров; дно становилось все ровнее.
   Из-под наших ног, словно бекасы на болоте, вспорхнула  стайка  занятных
рыб из рода одноперых, не имеющих другого плавника,  кроме  хвостового.  Я
признал яванскую, настоящую змею длиною в девяносто сантиметров, с брюшком
белесовато-серого цвета, которую легко  можно  было  принять  за  морского
угря, если бы не золотистые полоски на боках.  Из  рода  строматид,  с  их
характерным чрезвычайно  сплющенным  телом,  я  приметил  рыб-паров  яркой
окраски, со спинным  плавником  в  виде  серпа;  рыбы  эти  съедобны  и  в
высушенном и в маринованном виде являются превосходным  блюдом,  известным
под  названием  karavade.  И,  наконец,  я  увидел   морских   карасей   -
транкебаров, тела которых покрыты чешуйчатым панцирем из восьми продольных
полос.
   Между тем всходившее солнце все  ярче  и  ярче  освещало  морское  дно.
Характер почвы понемногу изменялся. Мягкий песчаный  грунт  уступил  место
как бы подобию шоссейной дороги из обломочных пород,  покрытой  ковром  из
моллюсков и зоофитов. Среди образцов этих  двух  вышеупомянутых  особей  я
заметил устрицеобразные раковины, тонкостенные с нежными замочными  зубами
из плиоцена Красного  моря  и  Индийского  океана,  шарообразные  раковины
оранжевых  луцин,  шиловок,  персидских  багрянок,  снабжавших  "Наутилус"
превосходной краской, рогатых каменок  длиною  в  пятнадцать  сантиметров,
вытянутых вверх, точно руки, готовые вас схватить, роговидных кубаревиков,
сплошь покрытых шипами, двустворчатых раковин-лингул, уткородок, съедобных
раковин, экспортируемых  на  рынки  Индостана,  полипов,  пелагий-панопир,
слегка  фосфоресцирующих,   и,   наконец,   очаровательных   веерообразных
глазчаток -  этих  великолепных  опахал,  являющих  собою  одно  из  самых
роскошных воспроизведений океанской фауны.
   Среди этих  "животных-цветов",  под  сенью  гидроидов,  кишели  легионы
членистоногих  животных,  преимущественно  ракообразных,  с   треугольным,
слегка  округленным  панцирем:  "пальмовые  воры"  -  особенность  здешних
побережий, ужасные партенопы омерзительного вида. Мне  довелось  несколько
раз встретить другое, не менее гнусное животное - это был гигантский краб,
описанный Дарвином. Природа наделила пальмового вора инстинктом и силой  в
такой степени, что он может питаться кокосовыми орехами; вскарабкавшись на
прибрежные деревья, крабы обрывают кокосы; орехи при падении трескаются, и
животные вскрывают их своими мощными клешнями. Здесь,  в  этих  прозрачных
водах, крабы передвигались с удивительной быстротой, между тем как морские
черепахи, из тех, что водятся  у  малабарских  берегов,  медленно  ползали
между скал.
   Около семи часов утра мы, наконец, добрались до жемчужной  отмели,  где
размножаются миллионами жемчужницы. Эти драгоценные моллюски прикрепляются
к подводному утесу и буквально присасываются к  нему  посредством  биссуса
коричневого цвета, лишаясь тем самым  возможности  передвигаться.  В  этом
отношении  жемчужницы  уступают  обычным  устрицам,  которым  во  взрослом
состоянии природа не отказала в способности свободно двигаться.
   Жемчужница  мелеагрина,  перламутровая  устрица,   представляет   собой
округлой  формы  раковину,  плотные  створки  которой   почти   одинаковой
величины, а наружная поверхность чрезвычайно  ребриста.  Спиральные  ребра
некоторых  раковин  изборождены  зеленоватыми   обрастаниями   водорослей,
которые идут  лучеобразно.  Раковины  эти  принадлежат  молодым  устрицам.
Раковины в возрасте десяти  лет  и  свыше,  наружная  поверхность  которых
благодаря утолщению створок  покрывается  более  грубыми  концентрическими
краями почти черного цвета, достигают в ширину пятнадцати сантиметров.
   Капитан Немо указал мне на это  удивительное  скопление  раковин,  и  я
понял, что этот кладезь поистине неисчерпаем, ибо творческая сила  природы
все же превышает разрушительные инстинкты человека. Нед Ленд, верный своей
наклонности к  разрушению,  спешил  наполнить  самыми  лучшими  моллюсками
сетку, висевшую у его пояса.
   Но подолгу останавливаться мы не  могли.  Нужно  было  идти  следом  за
капитаном, который, по-видимому, вел  нас  по  знакомой  ему  дороге.  Дно
заметно повышалось, и порою моя поднятая рука выступала  над  поверхностью
моря. И  тут  же  под  ногами  неожиданно  возникала  впадина.  Часто  нам
приходилось обходить высокие пирамидальные  утесы.  В  мраке  их  расщелин
гнездились огромные ракообразные. Приподнявшись  на  высоких  лапках,  они
впивались в нас взглядом своих  круглых  глаз,  напоминая  собою  пушки  с
наведенными дулами, а  под  нашими  ногами  копошились  нереиды,  глицеры,
ариции и другие