направление судна все время
менялось.  Мы  часто  погружались  на  большие  глубины.   Несколько   раз
приходилось  пускать  в  ход  наклонные  плоскости,  которые   посредством
внутренних рычагов могли  ложиться  наискось  от  ватерлинии.  Это  давало
возможность опускаться на два и три километра под уровень моря, но ни разу
не удалось установить предельной глубины вод Индийского океана, где  зонды
длиною в тринадцать тысяч метров не достигали дна [по  современным  данным
глубина Индийского океана  нигде  не  превышает  6000  м,  за  исключением
впадины Зунда к югу от о.Суматры, имеющей наибольшую глубину 7455 м].  Что
касается температуры глубинных водных слоев, термометр неизменно показывал
четыре  градуса  выше  нуля.   Я,   кстати,   заметил,   что   температура
поверхностных слоев воды всегда ниже в прибрежных районах, чем в  открытом
море.
   Двадцать пятого января океан был совершенно пустынен, и "Наутилус" весь
день шел по поверхности вод, рассекая волны своим могучим  винтом,  из-под
которого взлетали в высоту целые каскады брызг. Как же было не принять его
за гигантского кита? Я провел на палубе три  четверти  дня.  Я  глядел  на
море. Пустынен был горизонт.  Но  около  четырех  часов  вечера  показался
пароход,  который  шел  к  западу  от  нас.  Его  рангоут  короткое  время
вырисовывался на горизонте, но с парохода не могли  заметить  "Наутилуса",
едва выступавшего  из  воды.  Я  подумал,  что  этот  пароход  принадлежит
пароходному обществу  "Пенинсулар  энд  Ориентл  Компани",  обслуживающему
линию Цейлон - Сидней, с заходом в Мельбурн и на мыс короля Георга.
   В пять часов вечера, перед наступлением коротких  тропических  сумерек,
мы с Конселем наблюдали очаровавшее нас зрелище.
   Существует прелестное животное, встреча с которым, по  мнению  древних,
предвещает счастье. Аристотель, Афиней, Плиний и Аппиан изучали его  вкусы
и наклонности и ради его описания истощили весь поэтический арсенал Греции
и Рима. Они дали ему имя Nautilus и Pompylius.  Но  современная  наука  не
утвердила  этих  названий.  Ныне  этот   моллюск   известен   под   именем
"аргонавта".
   Если бы кто-нибудь завел с Конселем  речь  о  моллюсках,  то  узнал  бы
незамедлительно, что моллюски,  или  мягкотелые,  подразделяются  на  пять
классов; что класс головоногих моллюсков включает в  себя  два  подкласса:
двужаберных и четырехжаберных, в  зависимости  от  количества  жабер;  что
животные, относимые к подклассу двужаберных,  это  осьминоги,  каракатицы,
кальмары,   аргонавты;   что   к   подклассу   четырехжаберных   относится
единственный представленный в современной фауне род "наутилуса". И если бы
какой-нибудь невежда спутал аргонавта, имеющего  настоящие  _присоски_,  с
наутилусом, у которого простые _щупальца_, он не заслуживал бы извинения.
   Навстречу нам плыл целый отряд аргонавтов. Их  было  много  сотен.  Они
принадлежали к роду Argonauta tuberculata, распространенному  в  Индийском
океане.
   Эти изящные моллюски  передвигались  задом  наперед  посредством  своей
воронки, выкидывая ею воду, которую вобрали в себя  при  вдыхании.  Из  их
восьми щупалец шесть, тонких и длинных, расстилались по поверхности  воды,
а  остальные  два,  округленные  дланевидно,  вздувались  как   паруса   с
подветренной  стороны.  Я  хорошо  разглядел  спиралевидный   завиток   их
раковины, которую Кювье справедливо сравнивает с изящной шлюпкой. В  самом
деле, это настоящая лодка! Построенная  из  вещества,  которое  выделяется
двумя верхними щупальцами, или руками, моллюска, раковина носит  животное,
но нигде с ним не срастается.
   - Аргонавт волен покинуть свою раковину, - сказал я Конселю,  -  но  он
никогда с ней не расстанется.
   - Так же, как и капитан Немо, - рассудил Консель. - Поэтому лучше  было
бы ему назвать свое судно "Аргонавтом".
   Почти  целый  час  плыл  "Наутилус"  под  эскортом  моллюсков.   Вдруг,
неизвестно почему, животных обуял страх.  Словно  по  команде  все  паруса
мгновенно были спущены,  щупальца  втянулись  в  раковину,  тела  сжались,
раковины опрокинулись, переместив центр тяжести, и  вся  флотилия  исчезла
под водой. Никогда еще корабли, ни одной эскадры не маневрировали с  такой
четкостью.
   В это мгновенье солнце  закатилось.  Внезапно  наступила  ночь.  Только
легкий ветерок подернет зыбью морскую гладь да под кормой плеснет волна!
   На другой день, 26 января, мы пересекли экватор на  восемьдесят  втором
меридиане и вступили в воды Северного полушария.
   В этот день нашу свиту составляла грозная  армада  акул.  Здешние  моря
кишат этими страшными животными, и потому плавание по  ним  не  безопасно.
Это были акулы с бурой спиной, белым брюхом и одиннадцатью  рядами  зубов;
акулы глазчатые с круглым черным пятном на шее, напоминавшим  глаз;  акулы
синие с округлой головой, испещренной черными точками. Хищные  животные  с
яростью малоутешительной набрасывались на  хрустальные  стекла  окон.  Нед
Ленд был вне себя. Он рвался на поверхность океана, чтобы пустить гарпуном
в морских хищников. В особенности ему не давали покоя разъяренные тигровые
акулы длиною в пять метров  и  акулы  гладкие,  пасть  которых,  усаженная
зубами, точно мозаикой выложена!
   Вскоре "Наутилус" взял большой ход, оставив далеко позади самых  резвых
акул.
   Двадцать седьмого января, при входе в широкий Бенгальский залив, нам не
раз пришлось видеть страшную картину! Навстречу нам плыли трупы.  То  были
трупы умерших индийцев, уносимые Гангом в открытое  море,  которых  грифы,
единственные могильщики в стране, не  успели  еще  пожрать.  Но  акулы  не
преминут помочь им выполнить погребальный обряд.
   Около семи часов вечера "Наутилус", поднявшись на поверхность, плыл  по
молочному морю. Синее море, куда хватал глаз, стало молочным. Не  было  ли
это игрою лунного света? Нет! Молодой месяц всего два дня как народился  и
еще не взошел на горизонте. И звездное небо казалось черным в сравнении  с
молочной белизной вод.
   Консель глазам своим не верил и просил  меня  объяснить  причину  этого
поразительного явления. К счастью, я мог разъяснить ему в чем дело.
   - Это так называемое молочное море, - сказал я. - Огромные пространства
молочно-белых вод - нередкое явление у берегов Амбоина  и  вообще  в  этих
широтах.
   - Но не объяснит ли мне господин профессор, - сказал Консель, - причину
такого явления. Не превратилась же в самом деле вода в молоко!
   - Конечно, нет, друг мой! Молочная окраска воды, которая  так  удивляет
тебя, вызвана присутствием в воде мириадов мельчайших животных, бесцветных
слизистых светящихся червячков толщиной в волос  и  длиной  в  одну  пятую
миллиметра. Животные прилепляются друг к другу и образуют сплошные поля  в
несколько лье.
   - В несколько лье! - вскричал Консель.
   - Да, друг мой! И не пытайся вычислять, сколько их тут! Напрасно  время
потратишь! Если я не ошибаюсь, некоторым мореплавателям случалось плыть по
таким молочным морям более сорока миль.
   Не знаю, послушался ли Консель  моего  совета,  но  он  умолк,  глубоко
задумавшись.  Он,  несомненно,  занялся  вычислением,   какое   количество
простейших поместится на площади  в  сорок  квадратных  миль,  если  длина
каждого из них равна одной пятой  миллиметра.  Что  же  касается  меня,  я
продолжал наблюдать это удивительное явление. В течение  нескольких  часов
"Наутилус" рассекал своим водорезом  воды  молочного  моря,  и  я  обратил
внимание, что он скользил совершенно бесшумно  по  этой  взмыленной  воде,
словно бы плыл во вспененном  водовороте  двух  встречных  течений,  порою
образующемся в бухтах.
   Около полуночи море вдруг приняло обычную окраску;  но  за  кормой,  до
самой линии горизонта, небо, отражая белизну вод, казалось,  было  озарено
отблеском северного сияния.



2. НОВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ КАПИТАНА НЕМО

   Двадцать  восьмого  января  в  полдень,  всплыв  на  поверхность   вод,
"Наутилус" оказался в виду земли, лежавшей в восьми милях к западу. Сперва
выступили из дымки вершины гор: хаотическое нагромождение  горных  кряжей,
желтых, лиловых, серых, смотря по  освещению  солнца  и  расстоянию.  Иные
горные пики  вздымались  в  высоту  двух  тысяч  футов.  Как  только  были
установлены координаты, я сошел в салон и, отыскав  это  место  на  карте,
увидел, что мы находимся у берегов острова Цейлон - этой жемчужины  Индии,
- лежащего у южной оконечности индийского полуострова.
   Я пошел в библиотеку поискать, нет ли такой книги, где  можно  было  бы
почерпнуть сведения об этом острове, который считается  самым  плодородным
на земном шаре, и нашел труд Сирра, озаглавленный  "Цейлон  и  сингалезы".
Возвратясь в салон, я прежде всего ознакомился со статистическими данными,
касавшимися Цейлона, которому  в  древности  давали  так  много  различных
названий. Остров Цейлон лежит между 5ь55' и 9ь49' северной широты и 79ь42'
и 82ь4' долготы к востоку  от  меридиана  Гринвича.  С  севера  на  юг  он
простирается на двести семьдесят пять миль, с востока на запад - не больше
чем на сто пятьдесят миль; площадь  его  равна  двадцати  четырем  тысячам
четыремстам сорока восьми  милям,  иначе  говоря,  немного  менее  площади
Ирландии.
   В это время в салон вошли капитан Немо и его помощник.
   Капитан взглянул на карту. Потом, обернувшись ко мне, сказал:
   - Остров Цейлон славится своими жемчужными  промыслами.  Не  угодно  ли
вам, господин Аронакс, побывать на месте ловли жемчуга?
   - Вне всякого сомнения, капитан.
   - Хорошо. Это легко устроить. Но вот в чем дело: мы побываем  на  месте
ловли, но ловцов не увидим. Сезон ловли жемчуга еще не начался. Но это  не
важно. Я прикажу взять курс на Манарский залив. Мы придем туда ночью.
   Капитан сказал несколько слов своему помощнику, и тот вышел из  салона.
Через короткое время "Наутилус" вновь возвратился в  свою  водную  стихию;
манометр показывал, что судно шло на глубине тридцати футов.
   Склонившись над картой, я стал искать Манарский залив. Я нашел  его  на
девятой  параллели,  у  северо-западных  берегов   Цейлона.   Залив   этот
образуется продолговатой линией маленького острова  Манар.  Чтобы  попасть
туда, нужно было обогнуть весь западный берег Цейлона.
   - Господин профессор, - обратился ко мне капитан Немо, - жемчуг ловят в
Бенгальском заливе, в Индийском море, в  Китайском  и  Японском  морях,  в
морях Южной Америки, в  Панамском  заливе,  в  Калифорнийском  заливе,  но
основные промысловые районы морского жемчуга сосредоточены на Цейлоне.  Мы
придем туда, правда, прежде времени! Ловцы жемчуга появляются в  Манарском
заливе не раньше марта месяца. К этому времени здесь собирается до трехсот
судов,  которые  в  течение  тридцати  дней  занимаются  этим  доходнейшим
промыслом. На каждом судне десять гребцов  и  десять  водолазов.  Водолазы
работают в две смены. Погружаясь на глубину двенадцати метров, они  держат
между ногами тяжелый камень, который выпускают, достигнув нужной  глубины.
Тогда гребцы вытягивают камень, привязанный к веревке, обратно на борт.
   - Стало быть, первобытный способ ловли жемчуга все еще практикуется?
   - Практикуется, к  сожалению,  -  отвечал  капитан  Немо,  -  хотя  эти
жемчужные россыпи принадлежат самой промышленной стране в мире  -  Англии,
получившей их в собственность  по  Амьенскому  договору  тысяча  восемьсот
второго года.
   - Мне кажется все же,  что  ваш  усовершенствованный  скафандр  мог  бы
оказать большую помощь в этом деле.
   - Да! Бедные ловцы жемчуга не могут долго оставаться под водой. Правда,
англичанин Персиваль в своем "Путешествии на Цейлон"  упоминает  об  одном
кафре, который мог держаться целых пять  минут  под  водой;  но  м-не  это
кажется маловероятным. Я знаю, что некоторые водолазы остаются  под  водой
пятьдесят семь секунд, а самые выносливые даже восемьдесят семь секунд; но
таких очень немного; и у этих несчастных, когда они возвращаются на  борт,
из ушей и носа  течет  вода,  окрашенная  кровью.  Я  думаю,  что  средняя
продолжительность пребывания водолаза под водою не свыше тридцати  секунд.
И за это короткое время надо успеть собрать в  сетку  раковины  жемчужниц,
которых им удается найти! Водолазы  не  доживают  до  старости.  Они  рано
дряхлеют,  слабеет  зрение,  глаза  начинают  гноиться,  тело  покрывается
язвами, и они часто умирают под водой от кровоизлияния в мозг.
   - Да, - сказал я, - невеселая профессия. И все это ради  удовлетворения
женских причуд. Но скажите мне, капитан, сколько раковин может выловить за
день одно такое судно?
   - Приблизительно от сорока до пятидесяти тысяч.  Говорят  даже,  что  в
тысяча восемьсот четырнадцатом году английское правительство  организовало
такую ловлю на государственный счет,  и  ловцы  за  двадцать  дней  добыли
семьдесят шесть миллионов раковин.
   - По крайней мере труд ловца высоко оплачивается? - спросил я.
   - Очень низко, господин профессор. В Панаме они зарабатывают не  больше
доллара в неделю. Чаще всего  они  получают  по  одному  су  за  раковину,
содержащую  жемчужину.  А  сколько  попадается  раковин,  в  которых   нет
жемчужин!
   - По одному су! А бедняга обогащает своих хозяев! Это возмутительно!
   - Итак, господин профессор, - сказал капитан Немо, - вместе  со  своими
спутниками вы посетите Манарскую  банку.  И  если  случайно  там  окажется
какой-нибудь  нетерпеливый  ловец,  вы  ознакомитесь  с   техникой   этого
промысла.
   - Решено, капитан.
   - Кстати, господин Аронакс, вы не боитесь акул?
   - Акул? - вскричал я.
   Вопрос показался мне по меньшей мере праздным.
   - Ну, что вы скажете насчет акул? - настаивал капитан Немо.
   - Должен признаться, капитан, что я  еще  не  вполне  освоился  с  этой
породой рыб.
   - А мы уже привыкли к  ним,  -  сказал  капитан  Немо.  -  Со  временем
освоитесь и вы. Притом мы будем вооружены и, если удастся,  поохотимся  за
какой-нибудь акулой. Охота за  акулами  чрезвычайно  интересна.  Итак,  до
завтра, господин профессор. Завтра будьте готовы пораньше.
   Сказав это самым беззаботным тоном, капитан Немо вышел из салона.
   Если бы вас приглашали охотиться на медведей в горах Швейцарии,  вы  бы
сказали: "Отлично! Завтра пойдем  на  медведя!"  Если  бы  вас  приглашали
охотиться на львов в долинах Атласа или на тигров в джунглях Индии, вы  бы
сказали: "А-а! Стало быть, мы идем на тигра или  на  льва!"  Но  если  вас
приглашают  охотиться  на  акул  в  их  родной   стихии,   вы,   наверное,
задумаетесь, прежде чем принять такое предложение.
   Что касается  меня,  я  провел  рукой  по  лбу,  на  котором  выступило
несколько капель холодного пота.
   "Обдумай хорошенько, - сказал я сам себе. - Спешить  некуда.  Охотиться
за морскими выдрами в подводных лесах острова Креспо, - еще куда  ни  шло!
Но шататься по морскому дну, зная,  что  можешь  наткнуться  на  акулу,  -
совсем иное дело! Мне известно, что в некоторых  местах,  в  частности  на
Андаманских островах, негры, не колеблясь, нападают на акул с  кинжалом  в
одной руке, с петлей в другой.  Но  мне  известно  также,  что  многие  из
смельчаков,  вступающих  в  единоборство   с   этим   страшным   животным,
отправляются к праотцам! К тому же я не негр, а если б и  был  негром,  то
некоторое колебание с моей стороны все же простительно.
   Мне  мерещились  акулы,  я  видел  их   огромные   пасти,   ощерившиеся
несколькими рядами зубов, способных  раскусить  пополам  человека.  Я  уже
чувствовал боль в пояснице. И я не мог  снести  беспечного  тона,  которым
капитан сделал мне это щекотливое предложение!  Неужто  дело  шло  о  том,
чтобы обойти в лесу какую-нибудь безобидную лисицу.
   "Хорошо! - думал я. - Консель, конечно,  откажется  принять  участие  в
такой охоте, и у меня будет причина отклонить приглашение капитана".
   Что касается Неда, признаться, я не  был  уверен  в  его  благоразумии.
Опасность, как бы велика она ни была, всегда таила в себе приманку для его
воинственной натуры.
   Я взял книгу Сирра, но перелистывал  ее  машинально.  Между  строк  мне
виделись разверстые грозные пасти.
   Но тут вошли Консель и канадец. Они  были  настроены  благодушно,  даже
весело. Они не знали, что их ожидает.
   - Честное слово, сударь, - сказал Нед Ленд, - ваш капитан Немо, -  чтоб
ему провалиться! - сделал нам очень любезное предложение.
   - А-а! - сказал я. - Вы уже знаете...
   - С позволения господина профессора,  -  ответил  Консель,  -  командир
"Наутилуса" пригласил нас завтра вместе с господином профессором  посетить
знаменитые цейлонские жемчужные промыслы. Он был крайне вежлив  и  выказал
себя настоящим джентльменом.
   - И больше он ничего не сказал?
   - Ничего, сударь, - отвечал канадец. - Он сказал только, что вас он уже
пригласил принять участие в этой подводной прогулке.
   - Совершенно верно, - сказал я. - И он не упомянул об одном обстоя...
   - Ни о каком  обстоятельстве  не  было  речи,  господин  профессор.  Вы
пойдете с нами, не правда ли?
   - Я... конечно! Я вижу, что вы, мистер Ленд, входите во вкус  подводных
прогулок.
   - О да! Это так занятно, очень занятно!
   - И, может статься, опасно! - вставил я.
   - Опасно? - отвечал Нед Ленд. - Простая экскурсия на устричную банку!
   Очевидно, капитан Немо не счел нужным навести моих товарищей  на  мысль
об  акулах.  Я  встревоженно  глядел  на  них,  словно  они  уже  лишились
какой-нибудь конечности. Должен ли я предупредить их о грозящей опасности?
Несомненно. Но я не знал, как к этому подойти.
   - Не пожелает ли господин профессор рассказать  нам  подробнее  о  лове
жемчуга?
   - О лове жемчуга, - спросил я, - или о связанных  с  ним  случайностях,
которые...
   - Конечно, о лове жемчуга! - сказал канадец. - Прежде чем  отправляться
в путь, надо знать дорогу.
   - Ну-с, друзья мои, садитесь, и я расскажу  вам  о  жемчужном  промысле
все, что сам узнал из книги Сирра.
   Нед и Консель сели на диван, и канадец тут же задал мне вопрос:
   - А что такое жемчужина, господин профессор?
   - Для поэта, друг мой Нед, жемчужина - слеза моря, - отвечал я,  -  для
восточных народов - окаменевшая  капля  росы;  для  женщин  -  драгоценный
овальной формы камень с перламутровым  блеском,  который  они  носят,  как
украшение,  на  руках,  на  шее,  в  ушах;   для   химика   -   соединение
фосфорнокислых солей с углекислым кальцием; и, наконец, для натуралиста  -
просто  болезненный  нарост,  представляющий  собою   шаровидные   наплывы
перламутра  внутри  мягкой  ткани  мантии   у   некоторых   представителей
двустворчатых моллюсков.
   - Типа моллюсков,  -  сказал  Консель,  -  класса  пластинчатожаберных,
отряда анизомиарий.
   -  Совершенно  верно,  мой  ученый  друг!   Способностью   образовывать
жемчужины обладает не только настоящая морская жемчужница, но и брюхоногие
и головоногие моллюски, как то: морское ушко, или пинна, турбо,  тридакна,
словом, все моллюски, которые выделяют перламутр - органическое  вещество,
отливающее радужными цветами, голубым, синим, фиолетовым, которое устилает
внутреннюю поверхность створок их раковин.
   - Даже и съедобные ракушки? - спросил канадец.
   -  Да,  и  съедобные  ракушки  некоторых  водоемов  Шотландии,  Уэльса,
Ирландии, Саксонии, Богемии и Франции.
   - Так-с! Примем это к сведению, - отвечал канадец.
   -  Но  главным  образом  производит   жемчуг   жемчужница,   meleagrtna
margaritifera - драгоценная перловица. Жемчужина представляет собою не что
иное, как отложение перламутрового вещества, принявшее сферическую  форму.
Самые красивые, круглые, почти свободно лежащие жемчужины образуются между
мантией и раковиной при размыкании створок от раздражения  неорганическими
тельцами, засевшими в мантии  моллюсков.  При  образовании  жемчужницы  от
неорганического вещества, прилегающего к внутренней поверхности  раковины,
образуются  жемчужины,  прикрепленные  к  раковине.  Но  во  всех  случаях
жемчужина имеет ядро, вокруг которого тонк