Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
ых, класса брюхоногих, типа моллюсков...
- Верно, Консель! Но у раковины завиток идет не справа налево, как
обычно, а слева направо!
- Неужели? - воскликнул Консель.
- Да, мой друг! Раковина-левша!
- Раковина-левша! - повторил Консель взволнованным голосом.
- Погляди-ка на ее завиток!
- Ах, если господину профессору угодно мне поверить, - сказал Консель,
взяв дрожащей рукой драгоценную раковину, - я никогда еще так не
волновался!
И было от чего взволноваться! Из наблюдений натуралистов известно, что
в природе движение идет справа налево. Все светила и их спутники описывают
круговые пути с востока на запад! У человека правая рука развита лучше,
нежели левая, а следовательно, все инструменты, приборы, лестницы, замки,
пружины часов и прочее приспособлены, чтобы действовать справа налево.
Природа, свивая раковины, следует тому же закону. Завитки раковины за
редкими исключениями завернуты справа налево. И если попадается
раковина-левша, знатоки ценят ее на вес золота.
Итак, мы с Конселем были поглощены созерцанием нашего сокровища. И я
уже мечтал обогатить своей находкой Парижский музей, как вдруг камень,
брошенный каким-то туземцем, разбил нашу драгоценность в руке Конселя.
Я вскрикнул. Консель, схватив мое ружье, прицелился в дикаря,
размахивавшего пращой в десяти метрах от нас. Я бросился к Конселю, но он
уже успел выстрелить, и электрическая пуля разбила браслет из амулетов,
украшавший запястье дикаря!
- Консель! - кричал я. - Консель!
- Да разве господину профессору не угодно было видеть, что этот
каннибал первым бросился в атаку?
- Раковина не стоит человеческой жизни, - сказал я.
- Ах, бездельник! - вскричал Консель. - Лучше бы он размозжил мне
плечо!
Консель был искренен, но я остался при своем мнении. Между тем за то
короткое время, что мы были заняты раковиной, положение изменилось.
Десятка два пирог кружило вокруг "Наутилуса". Пироги туземцев - попросту
говоря, выдолбленные древесные стволы, длинные и узкий, удивительно
быстроходные и устойчивые благодаря двойному бамбуковому балансерному
шесту, который держится на поверхности воды. Пироги управлялись ловкими
полунагими гребцами, и я не без тревоги наблюдал, как они все ближе
подплывали к нашему судну.
Папуасы уже входили, видимо, в сношения с европейцами, и суда их были
им знакомы. Но эта длинная стальная сигара, едва выступавшая из воды, без
мачт, без труб!.. Что могли они думать? Ничего хорошего, потому что
некоторое время они держались от нас на почтительном расстоянии. Но,
обманутые неподвижностью судна, папуасы постепенно осмелели и теперь
выжидали случай свести с нами знакомство. Но именно это знакомство и надо
было отвратить. Наши ружья, стрелявшие бесшумно, не могли испугать
туземцев, уважающих только громобойные орудия. Гроза без раскатов грома
менее страшит людей, хотя опасен не гром, а молния.
Пироги подошли довольно близко к "Наутилусу", и на борт посыпалась туча
стрел.
- Черт возьми! Настоящий град! - сказал Консель. - И, как знать, не
отравленный ли град!
- Надо предупредить капитана Немо, - крикнул я, спускаясь в люк.
Я пошел прямо в салон. Там никого не было. Я решил постучать в каюту
капитана.
- Войдите, - ответили мне из-за двери. Я вошел в каюту. Капитан Немо
был занят какими-то вычислениями, испещренными знаками Х и сложными
алгебраическими формулами.
- Я потревожил вас? - спросил я из вежливости.
- Совершенно верно, господин Аронакс, - ответил мне капитан, - но,
очевидно, у вас на это есть серьезная причина?
- Чрезвычайно серьезная! Пироги туземцев окружили "Наутилус", и через
несколько минут нам, вероятно, придется отражать нападение дикарей.
- А-а! - сказал спокойно капитан Немо. - Они приплыли в пирогах?
- Да, капитан!
- Ну, что ж! Надо закрыть люк.
- Безусловно! И я пришел вам сказать...
- Ничего нет проще, - сказал капитан Немо.
И, нажав кнопку электрического звонка, он отдал по проводам
соответствующее приказание в кубрик команды.
- Вот и все, господин профессор, - сказал он минутой позже. - Шлюпка
водворена на место, люк закрыт. Надеюсь, вы не боитесь, что эти господа
пробьют обшивку, повредить которую не могли снаряды вашего фрегата?
- Не в этом дело, капитан! Есть другая опасность.
- Какая же, сударь!
- Завтра в этот же час потребуется открыть люк, чтобы накачать свежего
воздуха в резервуары "Наутилуса".
- Совершенно верно, сударь! Наше судно дышит на манер китообразных.
- Ну, а в это время папуасы займут палубу! Как тогда мы избавимся от
них?
- Значит, вы уверены, сударь, что они взберутся на борт?
- Уверен!
- Ну, что ж, сударь, пускай взбираются. Я не вижу причины мешать им. В
сущности папуасы - бедняги! Я не хочу, чтобы мое посещение острова
Гвебороар стоило жизни хотя бы одному из этих несчастных!.
Все было сказано, и я хотел уйти. Но капитан Немо удержал меня и усадил
около себя. Он с интересом расспрашивал меня о наших экскурсиях на остров,
о нашей охоте и, казалось, никак не мог понять звериной жадности канадца к
мясной пище. Затем разговор перешел на другие темы; и хотя капитан Немо не
стал откровеннее, все же он показался мне более любезным.
Речь зашла и о положении "Наутилуса", севшего на мель в тех же водах,
где чуть не погибли корветы Дюмон д'Юрвиля.
- Этот д'Юрвиль был одним из ваших великих коряков, - сказал капитан, -
и одним из просвещеннейших мореплавателей! Это французский капитан Кук.
Злосчастный ученый! Преодолеть сплошные льды Южного полюса, коралловые
рифы Океании, увернуться от каннибалов тихоокеанских островов - и
погибнуть нелепо при крушении пригородного поезда! Если этот энергичный
человек имел время подумать в последние минуты своей жизни, представляете
себе, что он должен был пережить!
Произнося эти слова, капитан Немо явно волновался, и его
взволнованность делала ему честь.
Затем, с картой в руках, мы проследили пути всех экспедиций
французского мореплавателя, всех его кругосветных путешествий, вплоть до
его попыток проникнуть к Южному полюсу, окончившихся открытием земель
Адели и Луи Филиппа. Наконец, мы просмотрели его гидрографические описания
и карты важнейших островов Океании.
- То, что сделал ваш д'Юрвиль на поверхности морей, - сказал капитан
Немо, - я повторил в океанских глубинах, но мои исследования, притом более
точные, не потребовали стольких усилий. "Астролябия" и "Зеле", вечно
боровшиеся с морскими бурями, не могут идти в сравнение с "Наутилусом",
настоящим подводным домом, с рабочим покойным кабинетом!
- Но все же, капитан, - сказал я, - между корветами Дюмон д'Юрвиля и
"Наутилусом" есть некоторое сходство.
- А именно, сударь?
- "Наутилус", как и корветы, тут же сел на мель!
- "Наутилус" не садился на мель, сударь, - холодно ответил капитан
Немо. - "Наутилус" так устроен, что можешь невозбранно отдыхать на лоне
морей. И мне не придется, подобно д'Юрвилю, чтобы снять с мели свои
корветы, прибегать к мучительным усилиям; "Астролябия" и "Зеле" едва не
погибли в этом проливе, а мой "Наутилус" не подвергается ни малейшей
опасности. Завтра в положенное время морской прилив бережно поднимет
судно, и оно выйдет в открытое море.
- Капитан, - ответил я, - не сомневаюсь, что...
- Завтра, - сказал в заключение капитан Немо, - завтра, в два часа
сорок минут пополуночи, "Наутилус" всплывет и без малейшего повреждения
выйдет из Торресова пролива.
С этими словами, сказанными крайне резким тоном, капитан Немо встал и
слегка кивнул головой, что означало: разговор окончен! Я вышел из каюты и
направился к себе.
Я застал там Конселя, желавшего знать, каковы результаты моего свидания
с капитаном.
- Друг мой, - сказал я, - капитан высмеял меня, стоило мне заикнуться,
что якобы туземцы Папуа угрожают "Наутилусу". Ну, что ж! Будем полагаться
на капитана и пожелаем себе покойной ночи!
- Господину профессору не понадобятся мои услуги?
- Нет, друг мой! А что делает Нед Ленд?
- С позволения господина профессора, - отвечал Консель, - Нед Ленд
готовит паштет из кенгуру. Паштет, говорит, будет просто чудо!
Оставшись один, я лег в постель, но спал дурно. До меня доносились
неистовые крики дикарей, ворвавшихся на палубу. Так прошла ночь. Экипаж
"Наутилуса" по-прежнему бездействовал. Присутствие на судне каннибалов
беспокоило команду столько же, сколько беспокоят солдат в блиндированном
форту муравьи, ползающие по блиндажу.
Я встал в шесть часов утра. Люк был закрыт. Стало быть, запас кислорода
не возобновлялся со вчерашнего дня. Но все же аварийные резервуары,
своевременно приведенные в действие, выпустив несколько кубических метров
кислорода, освежали воздух.
До полудня я работал в каюте, не видав даже мельком капитана Немо. На
борту не заметно было каких-либо приготовлений к отплытию.
Подождав еще некоторое время, я вышел в салон. Часы показывали половину
третьего. Через десять минут морской прилив должен был достигнуть своей
высшей точки, и, если капитан Немо не ошибся в расчетах, "Наутилус"
снимется с мели. Иначе придется ему долгие месяцы почивать на своем
коралловом ложе!
Но тут корпус корабля начал вздрагивать, предвещая скорое освобождение!
Я услыхал, как заскрипела его обшивка, касаясь известковых отложений
шероховатого кораллового дна.
В два часа тридцать пять минут в салон вошел капитан Немо.
- Отплываем, - сказал он.
- А-а!.. - молвил я.
- Я приказал открыть люк.
- А папуасы?
- Папуасы? - повторил капитан Немо, чуть пожав плечами.
- А они невзначай не проникнут внутрь судна?
- Каким путем?
- Через открытый люк.
- Господин Аронакс, - спокойно ответил капитан Немо, - не всегда можно
войти через люк "Наутилуса", даже если он открыт.
Я посмотрел на капитана.
- Не понимаете? - спросил он.
- Ни слова!
- Прошу вас следовать за мной, и вы все поймете.
Мы подошли к среднему трапу, Нед Ленд и Консель были уже там и с
величайшим любопытством наблюдали, как несколько матросов открывали люк
при диких криках и воплях, раздававшихся с палубы.
Крышка люка откинулась наружу... В отверстии показалось десятка два
страшных физиономий. Но не успел первый же туземец взяться за поручни
трапа, как был отброшен назад неведомой силой. Дикарь с диким воем
пустился бежать без оглядки, выкидывая отчаянные сальто-мортале.
Десяток его сородичей кинулись было к трапу, но их постигла та же
участь.
Консель ликовал. Нед Ленд, движимый своими дикими инстинктами, тоже
кинулся к трапу. Но и канадца в свою очередь отбросило назад, стоило ему
схватиться за поручни!
- Тысяча чертей! - вопил он. - В меня ударила молния!
И тут я понял все. Металлические поручни представляли собою кабель тока
высокого напряжения. Всякий, кто прикасался к ним, получал электрический
удар, - и удар мог быть смертельным, если б капитан Немо включил в этот
проводник электричества ток всех своих батарей! Короче говоря, между
нападающими и нами была как бы спущена электрическая завеса, через которую
никто не мог безнаказанно проникнуть.
Перепуганные насмерть папуасы обратились в бегство. А мы, сдерживая
улыбку, успокаивали и растирали Неда Ленда, изрыгавшего ругательства.
В этот момент девятый вал вынес на своем гребне наше судно, и
наконец-то "Наутилус" восстал со своего кораллового ложа!
Было два часа сорок минут - время, назначенное капитаном Немо.
Заработали винты, и водорез с величественной медлительностью начал
рассекать океанские воды. Скорость вращения винта все увеличивалась, и
подводный корабль, всплыв на поверхность океана, вышел целым и невредимым
из опасных вод Торресова пролива.
23. НЕОБЪЯСНИМАЯ СОНЛИВОСТЬ
На следующий день, 10 января, "Наутилус" вышел в открытый океан. Он шел
со скоростью тридцати пяти миль в час. Винт вращался с такой быстротой,
что я не мог сосчитать количество его оборотов в минуту.
Но моему восхищению не было предела, стоило лишь вспомнить, что
электричество, эта чудесная сила, не только приводит в движение,
обогревает и освещает судно, но и служит защитой от нападения извне,
превращая его в некий ковчег завета, неприкосновенный для непосвященного.
И невольно мои мысли перенеслись на творца, создавшего такое диво!
Мы держали курс прямо на запад и 11 января обогнули мыс Уэссел,
расположенный под 135ь долготы и 10ь северной широты и образующий собою
восточную оконечность залива Карпентария. Коралловые рифы встречались
часто, но они были разбросаны далеко друг от друга и притом с большой
точностью обозначены на карте. "Наутилус" благополучно миновал буруны Моне
и рифы Виктория, под 130ь долготы, на десятой параллели, которой мы
неуклонно держались.
Тринадцатого января мы вошли в воды Тиморского моря, в виду острова
того же названия, под 122ь долготы. Этот остров, занимавший площадь в
тысяча шестьсот двадцать пять квадратных лье, управляется раджами. Раджи
именуются сыновьями крокодила, короче говоря, относят себя к существам
высшей породы, на какую только может притязать человек. Их пресмыкающиеся
предки в изобилии водятся в местных реках и являются предметом особого
почитания. Их оберегают, балуют, ласкают, кормят, им предлагают в пищу
молодых девушек, и горе чужеземцу, который занесет руку на священное
животное!
Но "Наутилусу" не пришлось столкнуться с этими гадами. Остров Тимор мы
видели мимоходом, в полдень, когда помощник капитана делал свое очередное
наблюдение. Также мельком видел я и островок Роти, входящий в ту же
группу; говорят, здешние женщины славятся на малайских рынках своей
красотою.
Тут "Наутилус" уклонился к юго-западу от принятой ранее широты и пошел
по направлению к Индийскому океану. В какие края увлекает нас фантазия
капитана Немо? Возвратится ли он к берегам Азии? Приблизится ли к берегам
Европы? Вряд ли! Зачем плыть туда человеку, который бежит от населенных
континентов? Не ринется ли он на юг? Не обогнет ли он мыс Доброй Надежды,
а затем мыс Горн? Не отважится ли направить свой путь к Южному полюсу? А
может быть, возвратится в моря Тихого океана, где для подводного корабля
такой простор? Ответ даст будущее.
Пройдя вдоль рифов Картье, Гиберниа, Серингапатама, Скотта, этих
последних усилий твердой стихии победить стихию жидкую, 14 января мы были
уже за пределами каких-либо признаков земли. "Наутилус" перешел на среднюю
скорость и, покорствуя воле капитана, то опускался в морские глубины, то
всплывал на поверхность океана.
Во время этого плавания капитан Немо сделал интересные наблюдения
относительно температуры мирового океана на разных глубинах. В обычных
условиях для измерения колебаний температуры в морях пользуются довольно
сложными приборами, показатели которых не всегда заслуживают доверия,
особенно показания термометрических зондов, стекло которых часто не
выдерживает давления в глубинных слоях воды, а также и показания
аппаратов, действие которых основано на неодинаковой электропроводимости
некоторых металлов. Проверить полученные данные повторным опытом
представляет значительные трудности. Между тем капитан Немо измерял
температуру глубинных вод океана, погружаясь в морские пучины, и его
термометр, приходя в соприкосновение с водными слоями различных глубин,
давал точные и бесспорные показания.
Итак, приводя попеременно в действие то резервуары, наполненные водой,
то наклонные рули глубины, капитан Немо имел возможность исследовать
температуру, начиная от поверхностных слоев воды до глубинных, погружаясь
постепенно на три, четыре, пять, семь, девять и десять тысяч метров ниже
уровня океана; и он пришел к выводу, что под всеми широтами температура
воды на глубине тысячи метров понижается до четырех с половиною градусов
[это правильно только для широкого экваториального пояса между 50ь
северной и южной широты; севернее и южнее температура воды на глубине 1000
метров значительно ниже].
Я следил за этими исследованиями с величайшим интересом. Капитан Немо
вносил в свои опыты истинную страсть. Я часто спрашивал себя: на что ему
научные исследования? Для пользы человечества? Невероятно, потому что рано
или поздно его труды погибнут вместе с ним в каком-нибудь море, не
обозначенном на карте! Не готовился ли он сделать меня душеприказчиком
своих открытий? Не рассудил ли он положить конец моему подводному
путешествию? Но конца еще не предвиделось.
Как бы то ни было, капитан Немо ознакомил меня с цифровыми данными,
полученными им в результате исследования плотности воды в главнейших морях
земного шара. Из этих научных наблюдений я сделал отнюдь не научный вывод,
касающийся меня лично. Произошло это утром 15 января. Капитан Немо, с
которым мы прохаживались по палубе, спросил меня, известна ли мне
плотность морской воды на различных глубинах? Я отвечал отрицательно,
прибавив, что в этой области не имеется еще достаточно проверенных научных
исследований.
- Я сделал эти исследования, - сказал он, - и ручаюсь за их точность.
- Хорошо, - отвечал я, - но на борту "Наутилуса" совсем обособленный
мир, и открытия его ученых никогда не дойдут до Земли.
- Вы правы, господин профессор, - сказал он после короткого молчания. -
На борту обособленный мир! Он так же обособлен от Земли, как обособлены
планеты, вращающиеся вместе с Землей вокруг Солнца; и наши труды так же не
дойдут до Земли, как и труды ученых Сатурна или Юпитера. Но раз случай
соединил наши жизни, я посвящу вас в конечные выводы моих исследований.
- Я вас слушаю, капитан.
- Вам, господин профессор, разумеется, известно, что морская вода
обладает большей плотностью, нежели пресная, но что плотность воды не
везде одинакова. В самом деле, если принять за единицу плотность пресной
воды, то плотность вод Атлантического океана будет равна одной целой и
двадцати восьми тысячным, вод Тихого океана - одной целой и двадцати шести
тысячным, и одной целой и тридцати тысячным равняется плотность вод
Средиземного моря...
"А-а! - подумал я, - он заходит и в Средиземное море!"
- ...одной целой и восемнадцати тысячным для вод Ионического моря и
одной целой и двадцати девяти тысячным для вод Адриатического моря.
По-видимому, "Наутилус" не избегал и самых оживленных морей Европы. Я
из этого заключил, что когда-нибудь - и, как знать, не скоро ли? - мы
приблизимся к берегам более цивилизованных континентов. И подумал, что Нед
Ленд, вполне естественно, обрадуется подобной возможности. Некоторое время
мы с капитаном посвящали целые дни научным исследованиям, - определяли
соленость морской воды на различных глубинах, проникновение света в толщу
воды, - и во всех случаях капитан Немо выказывал удивительную
изобретательность, которая равнялась только его внимательности ко мне.
Затем он снова исчез, и я по-прежнему оказался в одиночестве на борту его
подводного корабля.
Шестнадцатого января "Наутилус", казалось, погрузился в сон в
нескольких метрах под уровнем моря. Электрические машины остановились,
винт бездействовал, отдав судно на произвол течения. Я решил, что экипаж
занят ремонтом машин, связанным с их работой на больших скоростях.
В тот день мне и моим товарищам довелось быть очевид