опустел, и мы достали несколько литров душистого меда.  Нед  Ленд  до
краев наполнил им свою сумку.
   - Прибавив мед в тесто хлебного дерева, - сказал  он,  -  я  угощу  вас
превкусным пирогом.
   - Ей-ей! - сказал Консель. - Это будет просто пряник!
   - Пряник так пряник, - сказал я, - а все же пойдемте-ка дальше!
   При некоторых  поворотах  тропинки,  по  которой  мы  шли,  перед  нами
развертывалось озеро во всю свою ширь. Прожектор "Наутилуса"  освещал  его
тихие  воды,  не  знавшие  ни  бриза,  ни  бурь.   "Наутилус"   стоял   не
шелохнувшись. На палубе и на берегу суетились люди, отбрасывая темные тени
на освещенные скалы.
   Итак, мы обходили верхнюю гряду скалистых уступов, на которую  опирался
свод. И тут я увидел, что не одни пчелы представляли  животное  царство  в
ведрах вулкана. Хищные птицы парили и  кружились  над  нами  или  с  шумом
вылетали из гнезд, свитых  в  неприступных  утесах.  Это  были  белогрудые
ястребы и крикливая пустельга. По скатам удирали со всей  скоростью  своих
длинных ног вспугнутые нами великолепные жирные дрофы. Предоставлю судить,
какая алчность обуяла канадца при виде этой вкусной дичи и как  он  жалел,
что при нем нет ружья! Он попробовал  заменить  свинец  камнями,  и  после
многих неудачных попыток ему удалось сбить великолепную дрофу.  Скажу  без
преувеличения: он раз двадцать рисковал жизнью,  пока  не  поймал  раненую
птицу! И все же дрофа оказалась  в  его  походной  сумке,  в  соседстве  с
сотами.
   Гранитная  гряда  становилась  непроходимой,  и  вскоре  нам   пришлось
спуститься на берег. Над нами зияло жерло кратера,  казавшееся  отверстием
грандиозного колодца. Сквозь него я видел кусочек  неба.  Облака,  гонимые
западным ветром, застилали порою своей туманной дымкой жерло кратера.  Это
означало, что облака несутся на  небольшой  высоте,  ибо  вершина  вулкана
вздымалась всего на восемьсот футов над уровнем океана.
   Через полчаса после последнего охотничьего  подвига  канадца  мы  снова
вышли на подземный берег. Флора была тут представлена  широкими  лужайками
мелкого зонтичного растения, известного также  под  названием  камнеломка,
или морского укропа, служащего отличной приправой к пище.  Зеленым  ковром
укропа был покрыт весь берег, и  Консель  собрал  несколько  пучков  этого
растения.  Что  касается  фауны,  представителями   ее   являлись   тысячи
ракообразных  всех  видов:  омары,  крабы-отшельники,  креветки,   мизиды,
сенокосцы, галатеи и множество раковин: ужовок, багрянок и блюдечек.
   Мы открыли здесь чудесный грот и с наслаждением растянулись  на  мелком
песке. Огонь отполировал гранитные стены и осыпал их  искрящейся  слюдяной
пылью. Нед Ленд испытывал стены и на стук и на ощупь,  пытаясь  определить
их толщу. Глядя на него, я  не  мог  скрыть  улыбки.  Разговор  зашел,  по
обыкновению, о побеге. И я на этот раз счел возможным  без  особого  риска
обнадежить Неда Ленда, сказав ему, что капитан Немо повернул на  юг  затем
только, чтобы пополнить запасы угля. "И  я  надеюсь,  что  он  вернется  к
берегам Европы и Америки, - сказал я. - Вот тут-то и  представится  случай
бежать с "Наутилуса"!"
   Мы провели уже час в этом прелестном гроте. Беседа, оживленная вначале,
почти замерла. Сонливость овладевала нами. Спешить было  некуда,  и  я  не
стал бороться с дремотой. Мне снилось, - а мы не вольны в снах!  -  что  я
веду растительный образ жизни моллюска. Мне пригрезилось, что этот грот не
грот, а моя двустворчатая раковина...
   Меня разбудил голос Конселя.
   - Скорей! Скорей! - кричал он.
   - Что случилось? - спросил я, приподнимаясь.
   - Вода! Вода прибывает!..
   Я вскочил на ноги. Море врывалось в грот,  как  прорвавший  препятствие
поток; и так как мы не были моллюсками, приходилось спасаться.
   В несколько минут взобравшись на вершину грота,  мы  избегли  опасности
утонуть.
   - Что тут происходит? - спросил Консель. - Какое-нибудь  новое  явление
природы?
   - Нет, друзья мои! - отвечал я.  -  Это  прилив,  обыкновенный  прилив,
который чуть не настиг нас, как героев Вальтера  Скотта!  Уровень  воды  в
океане повысился в час прилива, и, в силу закона  равновесия  жидкостей  в
сообщающихся сосудах, поднялся уровень  воды  и  в  озере.  Мы  отделались
ножной ванной. А теперь бегом к "Наутилусу"!
   Через три четверти часа, прогулявшись вокруг  озера,  мы  вернулись  на
борт. Команда уже заканчивала погрузку,  и  "Наутилус"  мог  с  минуты  на
минуту тронуться в путь.
   Однако капитан Немо не отдавал приказа  к  отплытию.  Не  хотел  ли  он
дождаться ночи и выйти незамеченным  из  этого  подводного  канала?  Может
быть.
   Утром "Наутилус" уже шел открытым  морем,  вдали  от  всяких  признаков
земли, в нескольких метрах под уровнем воды Атлантического океана.



11. САРГАССОВО МОРЕ

   Надежда на возвращение к европейским  берегам  рушилась.  Капитан  Немо
держал курс на юг. Куда он  вел  свой  корабль?  Я  не  смел  давать  воли
воображению.
   В тот же день "Наутилус" пересекал  своеобразный  район  Атлантического
океана. Всем  известно,  что  существует  теплое  течение  Гольфстрим.  От
берегов Флориды оно направляется к  Шпицбергену.  Около  сорок  четвертого
градуса северной широты  Гольфстрим  распадается  на  две  ветви.  Главное
течение направляется к северо-востоку вдоль берегов Ирландии  и  Норвегии,
вторая ветвь идет на юг к Азорским островам. Дойдя до африканских берегов,
южное  течение  описывает  вытянутую  дугу  и  возвращается  к  Антильским
островам.
   Ветвь эта, - скорее кольцо, нежели  ветвь,  -  омывает  своими  теплыми
водами  те  спокойные,  лишенные  постоянного  внутреннего  течения   воды
Атлантического океана, которые носят название Саргассова моря.  Саргассово
море - поистине озеро в открытом океане! Площадь его такова, что требуется
три года, чтобы теплое течение Гольфстрим совершило  свой  кругооборот  по
его окружности.
   Под  Саргассовым   морем,   собственно   говоря,   находятся   глубины,
поглотившие Атлантиду. Участники научных экспедиций, встречавшие тут целые
плавающие  острова  водорослей,  долго  держались  того  мнения,  что  это
прибрежные заросли затонувшего материка, всплывшие на поверхность моря. Но
вероятнее всего, что саргассовые водоросли приносятся в Саргассово море  с
побережий Европы и  Америки  течением  Гольфстрим.  Вот  эти-то  плавающие
водоросли,  помимо  других  признаков,  и  навели  Колумба  на   мысль   о
существовании Нового Света. Когда корабли отважного исследователя вошли  в
Саргассово море, то, к великому огорчению команды, бурые  космы  плавающих
водорослей настолько затрудняли движение судов, что плавание в этих  водах
затянулось на целые три недели!
   Таково было море, по которому шел "Наутилус". Настоящие луга!  Сплошной
покров из водорослей-саргассумов скрывал  собою  голубые  воды  Саргассова
моря. Покров столь плотный, что форштевень судна с трудом рассекал его.  И
капитан Немо, опасаясь за целость винта, держался  на  глубине  нескольких
метров под поверхностью вод.
   Саргассово море получило свое название от испанского  слова  "sargazo",
что  означает  "фукус".  Громадное  скопление  этих  водорослей   образует
настоящий растительный риф.
   Чем же объясняется такое скопление морских растений в этой тихой заводи
Атлантического океана? Ответ на это дает Мори, автор "Физической географии
земного шара".
   "Объяснение подобного явления, - говорит он,  -  можно  получить  путем
самого простого опыта. Если в сосуд с водой опустить  кусочки  пробки  или
какие-либо плавающие тела и сообщить воде в сосуде круговое  движение,  то
увидим, что разрозненные кусочки пробки соединятся в центре сосуда,  иначе
говоря, в самом спокойном месте. Вообразите,  что  сосуд  -  Атлантический
океан, круговое течение - Гольфстрим, а центр, где  соединяются  плавающие
тела, - Саргассово море".
   Я разделяю мнение Мори.  Мне  довелось  наблюдать  подобное  явление  в
условиях среды, недоступной  обычно  для  судов.  Над  нами,  среди  бурых
водорослей, плыли  стволы  деревьев,  поваленные  бурей  в  Андах  или  на
Скалистых горах и принесенные в эти воды течением Амазонки или  Миссисипи,
обломки кораблекрушений, сломанные кили, части оснастки,  обшивные  доски,
настолько отягченные раковинами, что они не могли всплыть  на  поверхность
океана. Время подтвердит и другое утверждение Мори, а именно, что все  эти
предметы и вещества, скопляющиеся в продолжение веков,  минерализуются  от
действия морской  воды  и  образуют  неистощимые  залежи  каменного  угля.
Драгоценный запас топлива, который предусмотрительная  природа  готовит  к
тому времени, когда люди исчерпают каменноугольные копи материков.
   Среди  этого  хаоса  водорослей  виднелись  звездчатые,   нежно-розовые
прелестные альционии, актинии, раскинувшие длинные  кудри  своих  щупалец,
медузы,  зеленые,  красные,  голубые,  и  между   ними   корнерот   Кювье,
голубоватый зонтик которого окаймлен фиолетовыми фестонами.
   Весь день 22 февраля мы провели под водами Саргассова моря,  где  рыбы,
большие охотницы до морских  растений  и  ракообразных,  находят  обильную
пищу. На другой день океан утратил свое своеобразие.
   С того времени в течение девятнадцати дней, с 23 февраля по  12  марта,
"Наутилус", держась середины Атлантического океана, уносил нас  на  юг  со
скоростью ста лье в сутки. Видимо, капитан Немо  осуществлял  кругосветное
подводное плавание по  намеченному  маршруту,  и  я  не  сомневался,  что,
обогнув мыс Горн, он вернется в южные воды Тихого океана.
   Опасения Неда Ленда были основательны. В этих открытых морях, где редко
встречались острова, нечего было и думать о  побеге.  Воля  капитана  Немо
была законом на борту "Наутилуса". Приходилось покориться своей участи. Но
если действовать против капитана Немо силой или хитростью  бесполезно,  то
нельзя ли войти с ним в переговоры? Не  согласится  ли  он,  по  окончании
нашего подводного путешествия, вернуть нам свободу под клятвенное обещание
не выдавать его тайны? Мы выполнили бы этот  долг  чести.  Но  как  начать
столь  щекотливый  разговор  с  капитаном?  И  как  он  отнесется  к  моим
вольнолюбивым  притязаниям?  Не  заявлял  ли  он  неоднократно  и   весьма
решительно,  что  мы  прикованы  навсегда  к  борту  "Наутилуса"  во   имя
сохранения в тайне его существования? Не  принял  ли  он  мое  молчание  в
течение четырех месяцев за  согласие  с  его  ультиматумом?  Поднять  этот
вопрос теперь - не значило ли возбудить в нем подозрительность, что  могло
только повредить осуществлению  нашего  замысла?  Взвесив  и  обдумав  все
соображения, я поделился ими с Конселем, который  был  озадачен  не  менее
меня. Хотя я не склонен впадать в отчаяние, но, рассуждая здраво, понимал,
что шансы когда-либо вернуться в человеческое  общество  падали  с  каждым
днем, и  особенно  теперь,  когда  капитан  Немо  очертя  голову  несся  в
тропические зоны Атлантического океана!
   В течение девятнадцати дней нашего плавания, о чем я уже говорил  выше,
ничего примечательного не произошло. Капитан редко показывался.  Он  много
работал. В библиотеке мне часто попадались на глаза книги, преимущественно
по  естественной  истории,  оставленные  им  раскрытыми  на   какой-нибудь
странице. Моя книга "Тайны морских глубин"  была  испещрена  пометками  на
полях,  опровергавшими  порою  мои   теории   и   гипотезы.   Но   капитан
довольствовался  беглыми  критическими  замечаниями  на  полях  книги,  не
вступая со мной в словопрения. Порою до  меня  доносились  меланхолические
мелодии, исполняемые с большим  чувством.  Капитан  играл  на  органе,  но
только глубокой ночью, когда мрак окутывал  воды  и  "Наутилус"  дремал  в
пустыне океана.
   Все эти дни мы плыли по поверхности океана. Море  было  пустынно.  Лишь
изредка покажется парусник с  грузом  для  Индии,  направлявшийся  к  мысу
Доброй  Надежды.  Однажды  за  нами  погналось  китобойное  судно,  видимо
принявшее "Наутилус" за ценного гигантского  кита.  Но  капитан  Немо,  не
желая, чтобы моряки тратили попусту время и  труд,  прекратил  бесполезное
занятие китобоев, уйдя под воду. Этот случай, казалось, живо заинтересовал
Неда Ленда. Не ошибусь,  сказав,  что  канадец  сожалел,  что  китобои  не
пронзили насквозь своим гарпуном наше китообразное судно!
   Рыбы в здешних водах мало чем отличались от тех, которых мы видели  под
другими широтами. Нам встретились представители одного  из  трех  подродов
страшного рода хрящевых рыб -  акул,  в  котором  насчитывается  не  менее
тридцати двух видов: полосатые акулы  длиною  в  пять  метров,  с  плоской
головой, гораздо шире тела, с закругленным хвостовым плавником, у  которых
на спине семь черных продольных полос; серые акулы пепельных  оттенков,  с
семью жаберными щелями и с одним спинным плавником почти на самой середине
тела.
   Плавали близ судна и акулы - морские собаки,  самые  прожорливые  рыбы.
Рыболовы рассказывают, что будто бы в брюхе одной такой акулы была найдена
голова буйвола и чуть ли не целый теленок; у другой - два тунца и матрос в
полной амуниции; у третьей  -  солдат  с  саблей;  нашлась  и  такая,  что
проглотила всадника с  лошадью!  Впрочем,  все  эти  россказни  отнюдь  не
заслуживают веры! А препарировать этих негодниц мне не довелось:  ни  одна
из них не попалась в сети "Наутилуса".
   Целые стада изящных и  шаловливых  дельфинов  неотступно  следовали  за
судном,  забавляя  нас  своими  играми.  Они  держались   сообществами   в
пять-шесть особей, как волки  в  лесу!  Кстати  сказать,  в  прожорливости
дельфины  не  уступают  акулам,   если   верить   одному   копенгагенскому
профессору, который будто бы вынул из желудка дельфина тринадцать  морских
свиней и пятнадцать тюленей! Впрочем, ему попалась касатка, смелое, хищное
и прожорливое животное, достигающее в длину более двадцати четырех  футов.
Дельфины из семейства зубатых китов  насчитывают  десять  родов,  и  рыбы,
замеченные  мною,  принадлежали  к  длинноносым   дельфинам,   у   которых
сравнительно  небольшая  голова  удлинена  в  виде  клювообразного,  резко
отделенного от лба рыла. Длина тела, сверху черного, снизу бело-розового в
редких пятнышках, достигала трех метров.
   Назову также умбрицу, рыбу из семейства горбылей,  отряда  колючеперых.
Некоторые авторы, - скорее поэты, нежели натуралисты,  -  утверждают,  что
эти рыбы наделены музыкальным органом и дают концерты не  в  пример  лучше
целого ансамбля певцов. Не смею спорить, но с сожалением замечу,  что  нам
эти умбрицы не изволили петь серенады!
   Упомяну в заключение, что Консель  классифицировал  множество  летающих
рыб.  Курьезно  было  наблюдать,  с  какой  ловкостью  за  ними  охотились
дельфины. Как  бы  высоко  ни  взлетали  рыбки,  как  бы  длинна  ни  была
траектория их полета, - пусть даже  над  "Наутилусом",  -  всюду  бедняжки
попадали в разверстую пасть дельфина! Это были  или  летучки,  или  другие
рыбы со  светящимся  ртом.  Когда  ночью,  взлетев  и  очертив  в  воздухе
светящуюся кривую, рыбки опять погружаются в воду, они напоминают падающие
звезды.
   До 13 марта наше плавание не  ознаменовалось  чем-либо  примечательным.
Весь день 13 марта ушел на промеры глубины. Занятия эти  вызывали  во  мне
живой интерес.
   Мы прошли около тринадцати тысяч лье с момента нашего выхода в открытые
моря Тихого океана. В данное время мы находились под 45ь37' южной широты и
37ь53' западной долготы. Именно в этих местах  зонд,  опущенный  капитаном
"Герольда" Дэнхэмом на глубину четырнадцати тысяч метров, не  достиг  дна.
Тут же лейтенант Паркер с американского фрегата "Конгресс" не мог  достать
морского дна даже на глубине пятнадцати тысяч ста сорока метров.
   Капитан Немо  решил,  опустившись  на  предельную  глубину,  установить
точные промеры впадины, имевшейся в этой части  Атлантического  океана.  Я
приготовился записывать результаты испытания. Ставни в салоне  открыли,  и
"Наутилус" стал готовиться  к  погружению  на  самое  ложе  Атлантического
океана.
   Вероятно, никакой балласт  не  был  бы  способен  увеличить  вес  судна
настолько, чтобы оно могло погрузиться на такие большие глубины. Не говоря
уже о том, что для возвращения на поверхность океана понадобилось  бы  тут
же, на  самом  дне,  выкачивать  воду  из  резервуаров;  но  для  подобной
операции, при огромном внешнем давлении, даже насосы "Наутилуса" при  всей
их мощности оказались бы бессильными.
   Капитан Немо  решил  погрузиться  на  дно  океана,  пользуясь  отлогими
диагоналями боковых плоскостей. Рулям глубины был придан наклон под  углом
в сорок пять градусов в  отношении  ватерлинии  "Наутилуса".  Вертикальный
гребной винт  вращался  с  предельной  скоростью,  и  его  четыре  лопасти
сильными взмахами врезались в воду.
   Корпус "Наутилуса" вздрогнул, как  натянутая  струна,  и  начал  плавно
погружаться в воду. Мы с капитаном стояли в салоне и  следили  за  быстрым
движением стрелки манометра. Вскоре мы миновали среду обитания большинства
рыб.
   Фауна меняется с увеличением глубины  океана.  Некоторые  рыбы  водятся
только в поверхностных водах морей и рек,  другие,  менее  многочисленные,
обитают в самой толще вод. Именно тут мы  попадаем  в  среду  удивительных
животных, как то:  гексанхи  из  отряда  акуловых,  вид  акулы,  с  шестью
жаберными щелями, рыбы-телескопы с огромными  глазами,  покрытые  панцирем
рыбы-кузовки,  с  серыми  брюшными  и  черными  грудными   плавниками,   с
нагрудником   из   бледно-розовых   костяных   пластинок,   и,    наконец,
рыбы-долгохвосты, живущие на глубине тысячи двухсот метров,  где  давление
равняется ста двадцати атмосферам.
   Я спросил капитана, не случалось ли ему встречать рыб  в  глубоководной
зоне океана.
   - Рыб? - отвечал капитан Немо. - Очень редко. Но какого мнения держится
на этот счет современная наука?
   - Видите ли, капитан, установлено, что  нижние  горизонты  материкового
плато лежат за пределами зоны  водорослей.  Фауна  этой  зоны  приобретает
характерный глубоководный облик. На глубинах, где существует еще  животная
жизнь, растительная жизнь отмирает. Установлено, что устрицы существуют на
глубине двух тысяч метров под  уровнем  моря  и  что  Мак  Клинток,  герой
полярных морей, однажды выловил  морскую  звезду  на  глубине  двух  тысяч
пятисот метров! Установлено,  что  экипаж  фрегата  "Бульдог"  английского
Королевского флота на глубине двух тысяч  шестисот  двадцати  саженей,  то
есть на глубине более чем одного лье, также выловил морскую звезду. Ну,  а
вы, капитан Немо, пожалуй, скажете, что мы ничего не знаем?
   - Нет, господин профессор, - отвечал капитан, - я не позволю себе такой
неучтивости. Но скажите, пожалуйста, чем вы объясняете, что живые существа
могут жить в таких глубинах?
   - Объясняется это двумя причинами, - отвечал я. - Прежде всего тем, что
вертикальные и горизонтальные течения, перенося из  одних  мест  океана  в
другие  массы  вод,  имеющих   определенную   соленость   и   температуру,
способствуют распространению организмов. Взять хотя  бы  морские  лилии  и
морские звезды, которые ведут донное существование.
   - Совершенно справедливо, - сказал капитан.
   - А затем количество растворенного в воде кислорода,  необходимого  для
жизни организмов в море, не только не падает в глубинных слоях океана, но,
напротив, возрастает; а высокое давление водной  толщи  лишь  способствует
его сжатию.
   - А-а! И это известно! - сказал капитан несколько удивленно. - Ну,  что
ж, господин профессор, истина остается истиной для  всех!  Позвольте  лишь
прибавить, что в плавательном  пузыре  рыб,  выловленных  в  поверхностных
водах океана, содержится больше азота, нежели кислорода;  тогда  как  и  у
рыб, пойманных в глубинных водах,  больше  кислорода,  нежели  азота.  Это
наблюдение подтверждает ваши выводы. Ну-с, займемся-ка и мы наблюдением!
   Я посмотрел на  манометр.  Стрелка  указывала  глу