, где скрещиваются все меридианы земного шара. Вы знаете,
что я делаю с "Наутилусом" все, что хочу.
   Да, я это знал! Я знал, что этот человек отважен до  безрассудства!  Но
надеяться преодолеть препятствия, преграждающие путь к Южному полюсу,  еще
более неприступному, нежели Северный полюс, до которого напрасно  пытались
добраться самые дерзновенные мореплаватели, отважиться на  столь  безумное
предприятие мог только безумец!
   Мне пришла мысль спросить капитана Немо, уж не открыл  ли  он  в  самом
деле  этот  пресловутый  полюс,  куда  еще  не  ступала  нога  ни  единого
человеческого существа.
   - Нет, сударь, - ответил он. - Мы сделаем вместе это открытие. То,  что
не удалось другим, удастся мне. Никогда еще мой "Наутилус" не заходил  так
далеко в южные моря; но, повторяю вам, он пойдет еще дальше.
   - Хотел бы верить вам, капитан, - отвечал я с легкой иронией. - И я вам
верю! Идемте вперед! Препятствий нет для нас! Расколем эти сплошные  льды!
Взорвем их! А если они не подадутся, дадим крылья "Наутилусу", и пусть  он
пронесется над льдами!
   - Над льдами, господин профессор? - спокойно спросил  капитан  Немо.  -
Нет, не над льдами, а под льдами!
   - Под льдами? - воскликнул я.
   И вдруг я все понял. Мне стали ясны намерения капитана  Немо.  Чудесные
свойства "Наутилуса" должны были сослужить службу и в этом  фантастическом
предприятии!
   - Я вижу, что мы начинаем понимать друг друга,  господин  профессор,  -
сказал капитан, улыбнувшись. - Вы уже предвидите возможность, - а я говорю
успех, - нашей попытки.  То,  что  неисполнимо  для  обыкновенного  судна,
вполне осуществимо для "Наутилуса".  Если  у  пояса  обнаружится  материк,
"Наутилус" остановится. Но, ежели полюс омывается океаном,  мы  дойдем  до
самого полюса!
   - Пожалуй, вы правы, - сказал я,  увлекшись  речами  капитана.  -  Если
поверхность океана скована льдами, то глубинные  слои  свободны,  согласно
мудрому  закону,   по   которому   наибольшая   плотность   морской   воды
соответствует температуре выше градуса замерзания. И,  если  не  ошибаюсь,
надводная часть льда относится к подводной, как один к четырем?
   - Почти так, господин профессор! На каждый фут  айсберга,  выступающего
над уровнем моря, приходятся три фута  под  уровнем  моря.  Поскольку  эти
ледяные горы не превышают ста  метров  в  высоту,  стало  быть,  толща  их
подводной части не более трехсот метров. А что  такое  триста  метров  для
"Наутилуса"?
   - Ровно ничего, сударь!
   - "Наутилус" может опуститься в самые глубинные воды,  где  температура
одинакова  под  всеми  широтами;  а  там  не  страшны  нам  и  тридцати  -
сорокаградусные морозы, сковывающие поверхностные воды.
   - Верно, сударь, совершенно верно, - отвечал я, воодушевляясь.
   - Единственная трудность в том, - продолжал капитан  Немо,  -  что  нам
несколько дней придется пробыть под водой, не возобновляя запасов воздуха.
   - Только-то? - возразил я. - Резервуары "Наутилуса" вместительны. Мы их
наполним до отказа воздухом и, стало быть, не будем чувствовать недостатка
в кислороде!
   - Отлично придумано, господин Аронакс, - смеясь, сказал капитан. - Но я
не хочу, чтобы вы обвинили меня в безрассудстве, а потому  заранее  скажу,
чего нам следует опасаться.
   - А именно?
   - Только одного! Возможно, что море, - если море  существует  у  Южного
полюса, - сковано сплошными льдами, и тогда, пожалуй, нам не выбраться  на
поверхность!
   - Неужели вы, капитан, запамятовали, каков таран у "Наутилуса"? Неужели
нельзя пустить судно по диагонали прямо в ледяной потолок и пробить в  нем
отверстие?
   - А-а! Да вы сегодня находчивы, господин профессор!
   - И, наконец, - продолжал я, все более и более воодушевляясь, -  почему
бы нам не встретить на Южном полюсе свободное от льдов море? Полюсы вечной
мерзлоты и географические полюсы не совпадают ни в Южном полушарии,  ни  в
Северном;  и  покуда  не  доказано   обратное,   позволительно   допустить
существование материка или же свободных от льдов морей в этих двух  точках
земного шара!
   - Я держусь того же мнения, господин Аронакс, - отвечал капитан Немо. -
Однако разрешите вам заметить, что,  выдвинув  столько  возражений  против
моего проекта, теперь вы засыпаете меня доводами в его пользу.
   Капитан Немо был прав. Я перещеголял его в смелости. Теперь  я  увлекал
его к полюсу! Я даже превзошел его, оставил за  собою...  Но  нет,  жалкий
глупец! Капитан Немо знал лучше тебя все за и против своего  плана.  И  он
подсмеивался, видя, как ты увлечен несбыточными мечтаниями!
   Однако капитан Немо не терял времени. Он вызвал своего помощника. И они
оживленно о чем-то заговорили на своем непонятном языке. И был ли помощник
предупрежден заранее, или  он  нашел  предложение  исполнимым,  но  он  не
выказал ни малейшего удивления.
   Но как ни хладнокровно встретил помощник предложение капитана,  Консель
еще более хладнокровно отнесся к известию о нашем намерении идти к  Южному
полюсу. "Как будет  угодно  господину  профессору",  -  ответил  он  своей
обычной фразой. И это было все, что он сказал. Что касается Неда Ленда, он
так высоко вздернул плечи, что его голова ушла в них.
   - Видите ли, сударь, - сказал он, - вы с вашим капитаном Немо  внушаете
мне жалость!
   - Мы откроем полюс, мистер Ленд!
   - Возможно, но обратно вы не воротитесь!
   И Нед Ленд пошел к себе в каюту, "чтобы  не  натворить  беды",  как  он
сказал в заключение.
   Тем временем начались приготовления к нашей смелой  экспедиции.  Мощные
насосы "Наутилуса" нагнетали воздух в резервуары  под  высоким  давлением,
Около четырех часов капитан Немо  объявил,  что  подъемная  дверь  в  люке
сейчас будет закрыта. Я кинул последний взгляд на сплошные  льды,  которые
мы готовились преодолеть. Погода стояла  ясная,  воздух  чист,  хотя  было
довольно холодно - двенадцать градусов ниже нуля, но ветер утих,  и  мороз
не был так чувствителен.
   Десять человек из экипажа с кирками в руках поднялись на палубу и стали
разбивать лед вокруг корпуса судна. Операция  эта  не  составила  большого
труда, потому что молодой лед лежал тонким слоем. Когда все было  кончено,
мы вошли внутрь корабля. Резервуары, по обыкновению, были наполнены  водой
до ватерлинии. "Наутилус" начал погружаться.
   Я вошел в салон вместе с Конселем. Через открытые окна мы могли  видеть
глубинные слои Антарктического океана.  Ртуть  в  термометре  поднималась.
Стрелка манометра отклонялась вправо по циферблату.
   На глубине трехсот метров, как и предвидел капитан Немо,  мы  оказались
под волнистой нижней поверхностью сплошных льдов. Но  "Наутилус"  все  еще
продолжал погружаться. Мы достигли глубины восьмисот  метров.  Температура
воды была уже не двенадцать градусов, как на  поверхности  моря,  а  всего
одиннадцать градусов.  Уже  один  градус  был  выигран!  Само  собою,  что
температура внутри "Наутилуса",  обогреваемого  электрическими  приборами,
была значительно выше. "Наутилус" маневрировал с необычайной точностью.
   - Если угодно знать господину профессору, мы все-таки пройдем, - сказал
мне Консель.
   - Надеюсь, - отвечал я тоном глубочайшей уверенности.
   На этой свободной от льда глубине "Наутилус" взял курс прямо к  полюсу,
не уклоняясь от пятьдесят второго меридиана. Оставалось пройти  от  67ь30'
до 90ь, двадцать два с половиной градуса  широты,  иначе  говоря,  немного
более пятисот лье. "Наутилус" шел в среднем со  скоростью  двадцати  шести
миль в час, то  есть  со  скоростью  курьерского  поезда.  Если  судно  не
замедлит хода, мы через сорок часов подойдем к полюсу.
   Часть ночи мы с Конселем провели в салоне.  Новизна  пейзажа  приковала
нас к окнам. Воды  искрились  при  свете  нашего  прожектора.  Но  морские
глубины были пустынны. Рыбы не населяли  эти  скованные  ледяным  покровом
воды. Только в определенное время они появляются в этих зонах, направляясь
из Антарктики в водоемы, свободные от льдов. Мы шли большим ходом. Но  это
чувствовалось лишь по дрожанию стального корпуса судна.
   Около двух часов ночи я пошел к себе, поспать несколько часов.  Консель
поступил так же. Проходя по корабельным коридорам,  я  надеялся  встретить
капитана Немо, но он, очевидно, находился в штурвальной рубке.
   На следующий день, 19 марта, я с пяти часов  утра  занял  свой  пост  в
салоне. Электрический лаг  показывал,  что  "Наутилус"  шел  на  умеренной
скорости. Судно осторожно поднималось  к  поверхности  океана,  постепенно
опоражнивая свои резервуары.
   Сердце бешено колотилось. Удастся ли нам выйти на поверхность? Свободно
ли от льдов море у полюса?
   Но увы! Сильный толчок  показал  мне,  что  "Наутилус"  натолкнулся  на
нижнюю поверхность толстого слоя сплошных льдов, судя по глухому удару при
столкновении. В самом деле, мы "коснулись дна", говоря языком моряков,  но
в обратном смысле и на глубине тысячи футов! Стало быть,  над  нами  лежал
слой льда в две тысячи футов толщиной.
   Итак,  ледяной  покров  в  этом  месте  был  толще,  чем  там,  где  мы
погрузились! Обстоятельство мало утешительное!
   В тот день  "Наутилус"  несколько  раз  возобновлял  попытки  пробиться
сквозь льды, но всякий раз ударялся о ледяной потолок.  Бывало,  что  льды
встречались на глубине девятисот метров,  из  чего  следовало,  что  толща
ледяного покрова равнялась тысяче двумстам  метрам,  считая  и  те  триста
метров, которые выступали над уровнем моря. Это уже втрое превышало высоту
ледяной поверхности в момент нашего погружения в воду!
   Я тщательно  отмечал  различные  глубины  залегания  сплошных  льдов  и
получил таким образом рельеф подводной части ледяного покрова.
   Наступил вечер, а наше положение не изменилось. Толща льдов  колебалась
между четырьмя и пятью сотнями метров. Ледяной покров заметно, истончался.
Но все же, какой еще толщи слой льда отделял нас от поверхности океана!
   Было восемь часов  вечера.  По  распорядку,  установленному  на  борту,
"Наутилус" должен был еще четыре часа назад  возобновить  запасы  воздуха.
Впрочем, я не ощущал острой потребности  подышать  свежим  воздухом,  хотя
капитан Немо не прибегал до сих пор к помощи запасных резервуаров.
   В ту ночь я спал  тревожно.  То  меня  одолевал  страх,  то  вспыхивала
надежда. Я вскакивал  несколько  раз  с  постели.  "Наутилус"  то  и  дело
прощупывал ледяной  потолок.  Около  трех  часов  утра  приборы  в  салоне
показали  мне,  что  нижняя  поверхность  ледового  поля  лежит  всего   в
пятидесяти метрах под уровнем моря. Сто пятьдесят футов  отделяет  нас  от
поверхности  океана!  Сплошные  льды  превращались  в  айсберги!  Гирлянды
подводных гор переходили в плоскогорья!
   Я не сводил глаз с манометра.  Судно  всплывало,  следуя  по  диагонали
наклонной  поверхности  ледового  поля,  сверкавшего  при   свете   нашего
прожектора. Ледяной покров утончался  и  сверху  и  снизу.  Он  становился
тоньше с каждой милей.
   Наконец, в шесть часов утра того памятного дня, 19 марта, дверь  салона
отворилась. Вошел капитан Немо.
   - Открытое  море!  -  сказал  он  [Антарктический  материк  был  открыт
русскими мореплавателями Ф.Ф.Беллинсгаузеном и  М.П.Лазаревым  в  плавании
1819-1821  гг.;  однако   еще   много   лет   спустя   наличие   сплошного
антарктического материка подвергалось сомнениям].



14. ЮЖНЫЙ ПОЛЮС

   Я бросился на  палубу.  Да!  Открытое  море!  Только  кое-где  рассеяно
несколько льдин и плавающих айсбергов;  кругом  необозримая  водная  ширь;
тысячи птиц в воздухе и мириады рыб в водах, которые, смотря по  свойствам
дна, переходили из густого синего в зеленовато-оливковый  цвет.  Термометр
показывал три градуса по Цельсию ниже нуля. Словно  повеяло  весной  после
пройденной нами полосы сплошных льдов, рисовавшихся профилем  на  северной
стороне горизонта.
   - Полюс? - с замиранием сердца спросил я капитана.
   - Не знаю, - ответил он. - В полдень установлю координаты местности.
   - Но проглянет ли солнце сквозь сплошной туман? - сказал  я,  глядя  на
серенькое небо.
   - Пусть хоть  на  минуту  покажется,  и  этого  достаточно,  -  отвечал
капитан.
   В  десяти  милях  к  югу  от  "Наутилуса"  виднелся  одинокий   остров,
возвышавшийся метров на двести над уровнем моря. Лавируя,  судно  медленно
приближалось к острову, возможно окруженному подводными рифами.
   Часом позже мы подошли к острову. А два часа спустя уже  его  обогнули.
Береговая линия острова в окружности равнялась четырем-пяти  милям.  Узкий
пролив отделял остров от земли, может быть даже  материка,  о  чем  трудно
было  судить,  ибо  береговая   полоса   уходила   за   линию   горизонта.
Существование земли в этой зоне Южного полушария,  казалось,  подтверждало
гипотезу Мори. Пытливый  американский  ученый  заметил,  что  между  Южным
полюсом  и  шестидесятой  параллелью  море  покрыто  дрейфующими  льдинами
громадных размеров, чего не встречается на севере  Атлантического  океана.
Из этого наблюдения он сделал вывод, что в  зоне  Южного  полярного  круга
находится большая земля, поскольку сплошные льды образуются не в  открытом
море, а у побережий. По его  вычислениям  ледяной  массив  окружает  Южный
полюс широким кольцом, достигающим в диаметре четырех тысяч километров.
   Опасаясь сесть на мель, "Наутилус" остановился в  трех  кабельтовых  от
берега,   над   которым   в   живописном   нагромождении    господствовали
величественные утесы. Шлюпка была спущена на воду. Капитан, двое  матросов
с измерительными приборами, Консель и я сели в шлюпку. Было  десять  часов
утра. Я сегодня не видел Неда Ленда.  Канадец,  видимо,  стоял  на  своем,
вопреки близости Южного полюса.
   Несколько взмахов веслами, и мы пристали к  песчаному  берегу.  Консель
хотел было выскочить на землю; я остановил его.
   - Сударь, - сказал я капитану Немо, -  вам  принадлежит  честь  первому
ступить на эту землю.
   - Да, сударь, - отвечал капитан, - я не  колеблясь  сойду  на  полярные
земли, где ни одно человеческое существо не оставило следа своих ног!
   Сказав это, он легко спрыгнул на берег. Я видел, что капитан был сильно
взволнован.  Взобравшись  по  отвесному  ребру  утеса,  возвышавшегося  на
оконечности мыса, он остановился там, скрестив руки. Так  и  застыл  он  в
этой позе, торжественный и сосредоточенный,  словно  вступая  во  владение
этими южными областями. Так продолжалось минут пять. Затем он обратился ко
мне:
   - Пожалуйте, сударь!
   Я тотчас же выпрыгнул из шлюпки,  а  следом  за  мной  и  Консель.  Оба
матроса остались в шлюпке.
   Почва, куда  хватало  глаз,  состояла  из  красноватого  туфа,  как  бы
посыпанная толченым кирпичом. Шлаки, наплывы лавы, куски пемзы выдавали ее
вулканическое происхождение. В некоторых местах из земли выбивались легкие
струйки дыма с  сернистым  запахом  -  свидетельство  того,  что  действие
подземного огня еще не прекратилось. Но, взобравшись на вершину  утеса,  я
не приметил ни одного вулкана в радиусе нескольких миль. Однако  известно,
что в этой антарктической полосе Джеймс Росс обнаружил на  сто  шестьдесят
седьмом меридиане, под 77ь32' широты, два действующих  вулкана,  Эребус  и
Террор.
   Растительность на  этом  пустынном  острове  была  представлена  весьма
скудно. Мхи и лишайники из вида Unsnea  melanoxaniha  лепились  по  черным
скалам.  Микроскопические  растеньица,  примитивные   диатомеи,   клеточки
которых зажаты между двумя кремнеземовыми створками, длинные пурпуровые  и
алые водоросли, занесенные в  эти  зоны  течением  и  выкинутые  на  берег
прибоем, составляли всю флору этой области.
   Берег был усыпан моллюсками,  мелкими  ракушками,  морскими  чашечками,
гладкими  буккардами  в  виде  сердца  и  главным  образом   клионами,   с
продолговатым  перепончатым  телом  и  головой  в  виде  двух  округленных
лопастей. Я видел  мириады  клионов  северных  длиною  в  три  сантиметра,
которых тысячами  пожирают  киты.  Эти  прелестные  крылоногие,  настоящие
морские бабочки, оживляли воды, омывавшие берег.
   Из  других  животных  было  несколько  древовидных  кораллов,  из  тех,
которые, по словам Джеймса Росса, живут в морях Антарктики на  глубине  до
тысячи метров; затем были видны восьмилучевые  кораллы  -  альционарии,  а
также   множество   красновато-бурых   астериасов,   свойственных    этому
климатическому поясу,  и  других  морских  звезд,  буквально  вызвездивших
землю.
   Но где кипела жизнь, так это в воздухе! Тысячами порхали и летали птицы
разных видов, оглушая нас своими криками. Тысячами сидели они  на  уступах
скал, бесцеремонно оглядывая нас и  безбоязненно  разгуливая  возле  самых
наших ног. Тут были пингвины, столь легкие и проворные  на  воде,  где  их
порою принимали за макрель, и такие неуклюжие, тяжелые на суше.  Скупые  в
движениях, но шумливые, собравшись  целыми  стаями,  они  оглашали  воздух
своим диким криком.
   Среди птиц я заметил долгоперых  куликов  из  семейства  белых  ржанок,
величиною с голубя, белоснежных, с коротким коническим  клювом  и  красным
ободком вокруг глаз. Консель наловил этих птичек. Они очень  вкусны,  если
их хорошо приготовить. В  воздухе  проносились  альбатросы  с  широким,  в
четыре метра, размахом крыльев, прозванные  по  справедливости  океанскими
коршунами;  гигантские  глупыши  и  между   ними   зловещие   буревестники
(костоломы) с выгнутыми  дугой  крыльями,  большие  охотники  до  тюленей;
кайский  черно-белый  буревестник,  разновидность  утки;  наконец,   целый
выводок глупышей, белых с коричневой окраиной на крыльях,  и  синих  птиц,
которые водятся только на островах Антарктики.
   - Эти глупыши такие жирные, - сказал я Конселю, - что жители  Фарерских
островов пользуются ими как светильниками, вставляя в убитую птицу фитиль.
   - Еще бы немножко, - ответил Консель, - и получились бы отличные лампы!
Впрочем, природа не настолько предусмотрительна, чтобы заранее снабдить их
фитилем!
   Отойдя еще  полмили  от  берега,  мы  увидели,  что  вся  земля  изрыта
гнездами, похожими на норки, - это были гнезда пингвинов, оттуда  вылетало
множество птиц. Позднее капитан Немо устроил на них охоту, и было  поймано
несколько сотен этих птиц с темным, но очень вкусным мясом. Крик пингвинов
очень напоминает крик  ослов.  Пингвины  величиною  с  гуся,  с  оперением
аспидного цвета, с белой грудью и лимонного цвета ободком вокруг шеи.  Они
не искали спасения и падали замертво от удара камнем.
   Туман не рассеивался; было уже  одиннадцать  часов,  а  солнце  еще  не
показывалось. Это меня очень беспокоило. Какие же могли  быть  наблюдения,
если нет солнца! А как же иначе установить, достигли ли мы полюса?
   Я подошел к капитану Немо. Он  стоял,  облокотясь  о  выступ  утеса,  и
глядел на небо. Казалось, он был взволнован и  раздосадован.  Но  что  тут
поделаешь? Этот  смелый  и  сильный  человек  не  властен  был  повелевать
солнцем, как он повелевал водной стихией!
   Наступил полдень, а дневное  светило  еще  не  показывалось.  Небосвод,
затянутый густой пеленой тумана, не  позволял  определить  высоту  солнца.
Скоро туман разрешился снегом.
   - До завтра, - коротко  сказал  капитан;  и  мы  возвратились  на  борт
"Наутилуса" в снежную-бурю.
   Во время нашего отсутствия были  закинуты  сети,  и,  вернувшись,  я  с
интересом принялся  изучать  пойманных  рыб.  Антарктические  моря  служат
местом массовой миграции рыб, спасающихся от бурь более  низких  широт.  Я
заметил несколько южных бычков длиною в один дециметр, белых в  поперечную
синюю полоску, с колючим шипом, массу морских игл, антарктических химер из
подкласса хрящевых рыб, отряда цельноголовых, с  вытянутым  длиною  в  три
фута телом,  голой  кожей  серебристо-бурого  цвета,  с  круглой  головой,
конусообразной, выступающей вперед мордой, с тремя спинными  плавниками  и
длинной хвостовой нитью. Я попробовал  их  мясо,  но  оно  показалось  мне
безвкусным, несмотря на уверения Конселя, что лучшего блюда не найти.