ятьдесят минут вечера снова вспыхнул электрический свет
в трех милях под ветром от фрегата -  столь  же  ясный,  яркий,  как  и  в
прошлую ночь.
   Нарвал лежал неподвижно. Быть  может,  утомившись  за  день,  он  спал,
покачиваясь на волнах? Капитан Фарагут решил воспользоваться благоприятным
моментом.
   Он отдал нужные приказания. "Авраам Линкольн" взял малый ход, чтобы  не
разбудить своего противника. Встретить  в  открытом  океане  спящего  кита
вовсе не редкость, и сам Нед Ленд загарпунил не одного из  них  именно  во
время сна. Канадец снова занял свой пост на бушприте.
   Фрегат бесшумно приблизился на два кабельтовых к животному. Тут  машина
была остановлена, и судно шло по инерции. На борту воцарилась тишина.  Все
затаили дыхание. Мы были всего в сотне футов от светящегося  пространства.
Сила свечения еще увеличилась и буквально слепила глаза.
   Я стоял на баке, опершись о борт, и видел, как внизу, на бушприте,  Нед
Ленд, уцепившись  одной  рукой  за  мартинштаг,  потрясал  своим  страшным
орудием. Всего двадцать футов отделяло его от животного.
   Вдруг рука Неда Ленда поднялась широким взмахом,  и  гарпун  взвился  в
воздухе. Послышался звон, как при ударе по металлу.
   Электрическое излучение угасло  мгновенно,  и  два  гигантских  водяных
столба обрушились на палубу фрегата, сбивая с ног людей, ломая фальшборты.
   Раздался страшный треск, и, не успев схватиться за поручни,  я  вылетел
за борт.



7. КИТ НЕИЗВЕСТНОГО ВИДА

   Неожиданно упав в воду, я был ошеломлен, но сознание не потерял.
   Меня сразу же увлекло на глубину около двадцати футов. Я хорошо плаваю;
и хотя не притязаю состязаться с такими пловцами, как Байрон и  Эдгар  По,
но, очутившись в воде, я не растерялся. Двумя сильными взмахами  я  всплыл
на поверхность океана.
   Я стал  искать  глазами  фрегат.  Заметили  ли  там  мое  исчезновение?
Повернул ли "Авраам Линкольн" на другой галс? Догадался ли капитан Фарагут
послать в поисках меня шлюпку? Есть ли надежда на спасение?
   Мрак был полный. Я едва различил вдали какую-то темную массу,  которая,
судя по огням, постепенно угасавшим, удалялась на восток. Это был  фрегат.
Я погиб.
   - На помощь! На помощь! - закричал я, пытаясь,  что  было  силы,  плыть
вслед "Аврааму Линкольну".
   Одежда стесняла  меня.  Намокнув,  она  прилипала  к  телу,  затрудняла
движения. Я шел ко дну! Я задыхался!..
   - На помощь!
   Я крикнул в последний раз. Захлестнуло рот водой.  Я  стал  биться,  но
бездна втягивала меня...
   Вдруг чья-то сильная  рука  схватила  меня  за  ворот  и  одним  рывком
вытащила на поверхность воды. И я услышал, да, услышал, как у самого моего
уха кто-то сказал:
   - Если сударь изволит опереться на мое плечо, ему будет легче плыть.
   Я схватил за руку верного Конселя.
   - Это ты! - вскричал я. - Ты!
   - Я, - отвечал Консель, - и в полном распоряжении господина профессора.
   - Ты упал в воду вместе со мной?
   - Никак нет. Но, состоя на службе у господина профессора, последовал за
ним.
   И он находил свой поступок естественным!
   - А фрегат?
   - Фрегат! - отвечал Консель, ложась на спину. -  Не  посоветовал  бы  я
господину профессору рассчитывать на него!
   - Что ты говоришь?
   - А то, что, когда я прыгнул в море, вахтенный крикнул:  "Гребной  винт
сломан!"
   - Сломан?
   - Да! Чудовище пробило его своим бивнем. Полагаю, что "Авраам Линкольн"
отделался небольшой аварией. Но для  нас  это  плачевная  история.  Фрегат
потерял управление!
   - Значит, мы погибли!
   - Все может быть, - спокойно ответил Консель. - Впрочем, еще  несколько
часов в нашем распоряжении; а за несколько часов может многое случиться!
   Хладнокровие невозмутимого Конселя  ободрило  меня.  Я  поплыл  сколько
хватало сил; но промокшая одежда сдавливала меня, как свинцовая оковка,  и
я с трудом держался на воде. Консель это заметил.
   - Не позволит ли, сударь, разрезать на нем платье? - сказал он.
   Вынув нож, Консель вспорол на мне одежду сверху донизу, и  пока  я  его
поддерживал на воде, он сдернул ее с меня.
   Я в свою очередь оказал такую же услугу Конселю.  И  мы,  держась  друг
возле друга, продолжали наше "плавание".
   Все же положение не стало менее ужасным. Нашего исчезновения, возможно,
и не заметили. А если бы и заметили, фрегат,  потерявший  управление,  все
равно в поисках нас не мог пойти против  ветра.  Рассчитывать  можно  было
только на шлюпки.
   Консель  хладнокровно  обсуждал  все  возможности  нашего  спасения   и
составил план действий. Удивительная натура! Флегматичный малый чувствовал
себя тут как дома!
   Итак, единственная надежда была на шлюпки  "Авраама  Линкольна".  Стало
быть, нам необходимо было как можно дольше продержаться на воде.
   Экономя свои силы, мы решили действовать таким образом: в то время  как
один из нас, скрестив руки и вытянув ноги, будет отдыхать, лежа на  спине,
другой будет плыть, подталкивая перед собою отдыхающего. Мы  сменяли  друг
друга  каждые  десять  минут.  Чередуясь  таким  образом,   мы   надеялись
удержаться на поверхности  воды  несколько  часов,  а  может  быть,  и  до
рассвета!
   Слабая надежда! Но  человек  так  уж  создан,  что  никогда  не  теряет
надежды. И все же нас было двое.
   Но если б я, как это не парадоксально, и утратил всякие иллюзии, если б
в минуту слабости и готов был сдаться без борьбы, - я _не  мог  бы_  этого
сделать!
   Столкновение фрегата  с  нарвалом  произошло  около  одиннадцати  часов
вечера. Стало быть, до рассвета  оставалось  почти  восемь  часов.  Задача
вполне выполнимая при условии чередования. Море было  спокойное,  плавание
почти не утомляло нас. Время от  времени  я  вглядывался  в  густой  мрак,
нарушаемый лишь фосфорическим свечением воды, встревоженной взмахами наших
рук. Я глядел  на  светящиеся  волны,  которые,  разбиваясь  о  мою  руку,
разбегались по широкому водному полю, испещренному свинцовыми бликами.  Мы
словно плыли в море ртути.
   Около часу ночи меня внезапно охватила крайняя усталость. Руки  и  ноги
сводило судорогой. Консель должен был поддерживать меня, и забота о  нашем
спасении пала на его долю. Вскоре я  услыхал  его  прерывистое  и  тяжелое
дыхание. Консель задыхался, и я понял, что долго он не выдержит.
   - Оставь меня! Оставь! - говорил я.
   - Оставить господина профессора! Ни за что! - отвечал он. -  Я  надеюсь
утонуть первым.
   В эту минуту луна выглянула из-за черной тучи, которую  ветер  гнал  на
юг. Поверхность океана заискрилась при лунном свете. Благодетельное сияние
луны придало нам сил. Я поднял голову. Окинул взглядом горизонт. Вдали, на
расстоянии пяти миль от нас, едва вырисовывался темный силуэт фрегата.  Но
ни одной шлюпки в виду!
   Я хотел крикнуть. Но разве услышат мой голос  на  таком  расстоянии!  К
тому же я не мог разомкнуть распухших губ. Консель  собрался  с  силами  и
крикнул:
   - На помощь! На помощь!
   Остановившись на секунду, мы прислушались.  Что  это?  Шум  в  ушах  от
прилива крови к голове? Или мне почудилось, что на крик  Конселя  ответили
криком?
   - Ты слышал? - прошептал я.
   - Слышал!
   И Консель опять отчаянно закричал.
   Ошибиться было нельзя! Человеческий голос ответил на вопль Конселя! Был
ли это голос такого же несчастного, как и  мы,  выброшенного  в  океанские
пучины, такой же жертвы катастрофы, постигшей корабль? А не подают ли  нам
сигналы с шлюпки, невидимой в мраке ночи?
   Консель, собрав последние силы  и  опершись  на  мое  плечо,  сведенное
судорогой, высунулся наполовину из воды, но тут же упал обессиленный.
   - Что ты видел?
   - Я видел, - прошептал он, - я  видел...  помолчим  лучше...  побережем
наши силы!
   Что же он увидел? И вдруг мысль о морском чудовище впервые пришла мне в
голову. Не увидел ли он морское чудовище?.. Ну, а человеческий голос?
   Прошли те времена, когда Ионы укрывались в чреве китов!
   Консель из последних усилий подталкивал  меня  перед  собою.  Порой  он
приподнимал голову и, глядя вдаль, кричал.  На  его  крик  отвечал  голос,
который становился все слышнее, словно бы приближаясь к нам.
   Но слух отказывался мне служить.  Силы  мои  иссякали,  пальцы  немели,
плечо становилось ненадежной опорой, я не мог закрыть  рта,  сведенного  в
судорожной спазме. Я захлебывался соленой водой. Холод пронизывал меня  до
самых костей. Я в последний раз поднял голову и пошел ко дну...
   И тут я натолкнулся на какое-то твердое  тело.  Я  задержался  на  нем.
Почувствовал, что меня выносит на поверхность воды, что дышать  становится
легче... я потерял сознание...
   По-видимому, я скоро пришел в  себя  благодаря  энергичному  растиранию
всего тела. Открыл глаза...
   - Консель! - прошептал я.
   - Сударь изволил звать меня? - отозвался Консель.
   И при свете заходящей луны передо мной мелькнуло и другое лицо, которое
я сразу же узнал.
   - Нед! - вскрикнул я.
   - Он самый, сударь! Как видите, все еще гоняюсь за премией!  -  отвечал
канадец.
   - Вас сбросило в воду при сотрясении фрегата?
   - Так точно! Но мне повезло больше, чем вам. Я почти сразу же высадился
на плавучий островок.
   - На островок?
   - Точнее сказать, оседлал нашего гигантского нарвала!
   - Не понимаю вас, Нед, - сказал я.
   - Видите ли, я сразу же смекнул, почему мой гарпун не мог пробить шкуру
чудовища, а только скользнул по поверхности.
   - Почему, Нед? Почему?
   - А потому что это животное, господин профессор,  заковано  в  стальную
броню!
   Ко мне внезапно вернулась  способность  мыслить,  оживилась  память,  я
пришел в себя.
   Слова канадца окончательно отрезвили  меня.  Несколько  оправившись  от
потрясения,  я  вскарабкался  на  спину  этого  неуязвимого  существа  или
предмета. Я попробовал ударить по нему  ногой.  Тело  было  явно  твердое,
неподатливое,   непохожее   на   мягкую   массу   тела   крупных   морских
млекопитающих!
   Но это могло быть костным панцирем, подобно  сплошной  костяной  крышке
черепа допотопных животных?  А  если  так,  то  мне  пришлось  бы  отнести
чудовище к допотопным пресмыкающимся типа черепах или крокодилов.
   Но нет! Отливающая черным глянцем  спина,  на  которой  я  стоял,  была
гладкой,  отполированной,  а  не  чешуйчатой.  При  ударе   она   издавала
металлический звук и, как это не удивительно, была склепана  из  листового
железа.
   Сомнения не было! То,  что  принимали  за  животное,  за  чудовище,  за
необычайное  явление  природы,  поставившее  в  тупик  весь  ученый   мир,
взволновавшее воображение моряков обоих  полушарий,  оказалось  еще  более
чудесным явлением: созданием рук человеческих!
   Доведись   мне   установить   существование    самого    фантастичного,
полумифического животного, я не был бы удивлен в такой степени. В том, что
природа творит чудеса, нет ничего удивительного, но увидеть своими глазами
нечто чудесное, сверхъестественное и притом созданное человеческим гением,
- тут есть над чем задуматься!
   Однако раздумывать долго не было  времени.  Мы  лежали  на  поверхности
невиданного подводного судна, напоминавшего собою, насколько я мог судить,
огромную стальную рыбу. Мнение Неда Ленда на этот счет уже сложилось.  Нам
с Конселем приходилось только согласиться с ним.
   - Если это и в самом деле судно, - сказал я, - то должны быть и машины,
приводящие его в движение, и экипаж для управления им?
   - Ну, как полагается! - отвечал гарпунер. - Но вот уже три часа, как  я
торчу на этом плавучем островке, а не заметил никаких признаков жизни.
   - Что ж, судно движется?
   - Нет, господин Аронакс! Покачивается себе на  волнах,  а  с  места  не
трогается.
   - Ну, мы-то знаем, как нельзя лучше, какова быстроходность этого судна!
Чтобы развить такую скорость, нужны машины, а  чтобы  управлять  машинами,
нужны механики, из чего я заключаю, что... мы спасены!
   - Гм! - с сомнением произнес Нед.
   В этот момент, словно  в  подтверждение  моих  слов,  за  кормой  этого
фантастического судна  послышалось  какое-то  шипенье.  Видимо,  пришли  в
движение лопасти  гребного  винта,  и  судно  дало  ход.  Мы  едва  успели
схватиться за небольшое возвышение в носовой части,  выступавшее  из  воды
сантиметров на восемьдесят. К счастью, судно шло на умеренной скорости.
   - Покуда этот поплавок держится на поверхности, - ворчал  Нед  Ленд,  -
мне нечего возразить. Но ежели ему придет фантазия нырнуть,  я  не  дам  и
двух долларов за свою шкуру!
   Канадец мог бы дать за нее и того  меньше.  Надо  было  безотлагательно
вступать в переговоры с людьми, заключенными в этот плавучий  механизм.  Я
стал  ощупывать  поверхность,  отыскивая  какой-нибудь   люк,   отверстие,
какую-нибудь "горловину", говоря техническим  языком;  но  ряды  заклепок,
плотно пригнанных к краям стальной обшивки, не оставляли пустого места.
   Луна зашла за горизонт, и мы оказались в полнейшей темноте. Нужно  было
ожидать рассвета, чтобы попытаться проникнуть внутрь подводного судна.
   Итак, наша жизнь всецело  зависела  от  прихоти  таинственных  кормчих,
управлявших судном! Вздумай они пойти под воду, и мы погибли! В  противном
случае я не сомневался в возможности войти с ними в сношение.  И  в  самом
деле, если только они не вырабатывали  кислород  химическим  способом,  им
приходилось время  от  времени  всплывать  на  поверхность  океана,  чтобы
возобновить  запасы  чистого  воздуха!  А  стало  быть,  имелось  какое-то
отверстие, через которое воздух поступает внутрь судна.
   Тщетны были надежды на помощь капитана Фарагута! Мы  шли  на  запад  на
умеренной скорости, не более, я думаю,  двенадцати  миль  в  час.  Лопасти
винта разрезали воду с математической равномерностью, выбрасывая время  от
времени в воздух целые снопы фосфоресцирующих брызг.
   Около  четырех  часов  утра  скорость  хода  возросла.  Мы   с   трудом
удерживались  на  полированной  поверхности  судна,  с  головокружительной
быстротой рассекавшего океанские волны, которые неистово хлестали  нас  со
всех сторон. Хорошо, что Нед нащупал якорное кольцо, вделанное в  стальную
обшивку! Мы поспешили покрепче за него ухватиться.
   Истекла и эта долгая ночь.
   Мне трудно восстановить в памяти все, что было пережито мной в ту ночь!
Помню, что порою,  когда  шум  ветра  и  грохот  волн  стихал,  доносились
издалека беглые аккорды, обрывки мелодии. Что  за  таинственное  подводное
судно? Куда держит  дно  путь?  Что  за  люди  находятся  в  нем?  Что  за
удивительный механический двигатель позволяет ему развивать такую  бешеную
скорость?
   Рассвело.  Утренний  туман  окутал  нас  своей  пеленой.  Но  и   туман
рассеялся. Я хотел уже приступить  к  тщательному  осмотру  верхней  части
корпуса, выступавшей из воды в виде горизонтальной  плоскости,  как  вдруг
почувствовал, что судно медленно погружается в воду.
   - Эй вы, дьяволы! - закричал Нед Ленд, стуча ногами по гулкому металлу.
- Отпирайте, да поживее! Горе-мореплаватели!
   Но трудно было что-либо услышать  из-за  оглушительного  шума  гребного
винта. К счастью, погружение в морские глубины приостановилось.
   Изнутри судна послышался лязг отодвигаемых  засовов.  Поднялась  крышка
люка. Оттуда выглянул человек; он выкрикнул какое-то  непонятное  слово  и
мгновенно исчез.
   Несколько минут спустя из люка вышли восемь дюжих молодцов с  закрытыми
лицами; и  они  молча  повлекли  нас  внутрь  своего  грозного  подводного
корабля.



8. MOBILIS IN MOBILE

   Столь  бесцеремонное  похищение  свершилось  с  быстротой  молнии.   Мы
буквально не успели опомниться. Не знаю,  что  чувствовали  мои  спутники,
очутившись в плавучей тюрьме, но у меня мороз пробежал по коже. С  кем  мы
имели дело? Несомненно, с пиратами новой формации, которые разбойничали на
морях по вновь изобретенному ими способу.
   Едва крышка узкого люка захлопнулась,  я  оказался  в  полной  темноте.
Глаза, привыкшие к дневному свету, отказывалась служить в  этом  мраке.  Я
ощупью шел, ступая босыми ногами по ступенькам железной лестницы. Вслед за
мной вели Неда Ленда и Конселя. Внизу лестницы находилась  дверь,  которая
распахнулась и, пропустив нас, со звоном захлопнулась.
   Мы остались одни. Куда мы попали? Что можно было сказать? Я представить
себе не мог, где мы находимся.  Все  было  погружено  во  мрак.  Мрак  был
настолько полный, что даже спустя несколько минут нельзя было  уловить  ни
малейшего проблеска света, мерцание которого чувствуется  в  самую  темную
ночь.
   Нед Ленд, взбешенный грубостью обращения, дал волю своему негодованию.
   - Тысяча чертей! - кричал он. - Эти  люди  превзошли  в  гостеприимстве
каледонских дикарей! Недостает только, чтобы они оказались людоедами. Меня
это нисколько не удивит, но я заранее заявляю, что добровольно на съедение
не отдамся!
   - Полноте, друг Нед, полноте! -  говорил  невозмутимый  Консель.  -  Не
кипятитесь раньше времени. Мы еще не на сковороде!
   - Не на сковороде, - отвечал канадец, - но в  печке-то  уж  наверно!  И
тьма кромешная. К  счастью,  мой  "bowie-knife"  [нож  с  широким  лезвием
(англ.)] при мне, и не требуется много света, чтобы  его  пустить  в  ход!
Пусть только хоть один бандит тронет меня...
   - Не волнуйтесь, Нед, - сказал я  гарпунеру,  -  и  не  ставьте  нас  в
неприятное  положение  своей  напрасной   горячностью.   Кто   знает,   не
подслушивают ли нас? Попытаемся лучше выяснить, где мы находимся!
   Я пошел ощупью. Пройдя шагов пять, я уперся в  стену,  обитую  листовым
железом. Двинувшись вдоль стены, я наткнулся  на  деревянный  стол,  возле
которого стояло несколько скамеек. Пол нашей  тюрьмы  покрыт  был  толстой
циновкой из формиума, заглушавшей шаги. На голых стенах не было и признака
двери или окна. Консель, пустившийся в обход в другую сторону,  столкнулся
со мной, и мы оба вышли на середину камеры, имевшей в длину примерно футов
двадцать, а в ширину футов десять.  Что  касается  высоты,  то  Нед  Ленд,
несмотря на свой рост, не мог дотянуться рукой до потолка.
   Прошло полчаса, а все  оставалось  по-прежнему.  И  вдруг  наши  глаза,
привыкшие к полной темноте,  ослепил  яркий  свет.  Наша  тюрьма  внезапно
осветилась. Свет был настолько  ярок,  что  в  первый  момент  я  невольно
зажмурил глаза. Я узнал этот беловатый  слепящий  свет,  заливавший  в  ту
страшную ночь все пространство вокруг подводного корабля, свет, который мы
принимали за великолепное явление фосфоресценции морских организмов! Когда
я открыл глаза, я увидел, что живительный свет  исходил  из  электрической
арматуры в виде полушария, вделанного в потолок кабины.
   -  Наконец-то  стало  светло!  -  вскричал   Нед   Ленд,   стоявший   в
оборонительной позе, с ножом в руке.
   - Да, но положение наше не прояснилось! - отвечал я.
   - Пусть господин профессор запасется терпением, -  сказал  невозмутимый
Консель.
   При электрическом освещении можно было разглядеть кабину  в  мельчайших
подробностях. Обстановка состояла из стола и пяти скамеек. Потайная дверь,
видимо, закрывалась герметически. Ни единого звука извне не доносилось  до
наших ушей. Казалось, все умерло на этом судне. Плыли ли мы по поверхности
океана? Погрузились ли в морские пучины? Этого нельзя было угадать.
   Но не напрасно же зажегся светоносный шар! У меня блеснула надежда, что
кто-нибудь из экипажа судна не замедлит появиться.  Если  хотят  забыть  о
людях, не освещают подземные темницы!
   Я не обманулся в ожиданиях. Послышался лязг затворов, дверь  открылась,
вошли два человека.
   Один был невысок ростом,  мускулист,  широкоплеч,  с  большой  головой,
всклокоченными черными волосами,  усатый,  остроглазый.  Все  его  обличие
южанина носило на себе отпечаток чисто французской живости,  выдававшей  в
нем  провансальца.  Дидро  справедливо  сказал,  что   характер   человека
сказывается в  его  движениях,  а  этот  крепыш  мог  служить  тому  живым
доказательством. Чувствовалось, что язык его красочен, щедр на  прибаутки,
образные выражения, на своевол