К Башне подходить близко не рискнули: стена
ее с этой стороны все еще светилась пятнами, хотя и слабо. К тому
же близилась очередная пульсация, и вероятность всякого рода сюрпризов
увеличивалась с каждой минутой.

Шел десятый час вечера, когда Ивашура закончил перекличку постов вокруг
Башни, оставил в штабе вместо себя Богаева и вышел из теплушки в морозную
темь. За ним увязался Одинцов, накидывая на ходу ватник.

Лес вокруг шумел - темный, мрачный, враждебный, замерзший. Призрачное
сияние Башни не могло рассеять мрак ночи, и Башня вырастала из тьмы
чудовищной стеклянной колонной, заполненной жидким светом, чуждой
всему лесу, простору, земле. Облака вились вокруг нее живыми змеями,
зажигались фосфорно и дымно, исчезали в мутной пелене. Иногда в стенах
Башни рождались злые зеленые звезды, вспухали сияющими облачками,
расплывались и осыпались вниз золотым дождем. Ветер приносил гулкие
громовые раскаты и пронзительный клекочущий свист.

-  Светопреставление! - пробормотал Одинцов.

Ивашура оглянулся, но не ответил. Он думал о Рузаеве, Кострове и девушке-журналистке,
пропавших без вести. Думал, что мощь и масштабы небывалого явления
превосходят все известное в истории человечества, что пауки не зря
отпугивали людей от паутинного шатра, что Башня - скорее всего
свидетельство какой-то аварии в "паучьем измерении", а не
инструмент для контакта иного разума, но разобраться в этом будет
не очень просто, если не совсем невозможно. Как говорил Экзюпери:
"Истина - это вовсе не то, что можно убедительно доказать".
А главное, судя по всему, скоро наступит такой момент, когда вопрос
контакта обернется вопросом небывалого конфликта. Недаром появились
эти странные "десантники", угрожая всем, кто изучал Башню,
и приказывая "не вмешиваться в события". Ивашура знал, что
появлялись они и у пограничников, и в палатках ученых, хотя мало кто
воспринял их всерьез. Кроме федералов, подчиненных Одинцову. Но и
они, похоже, не торопились с выяснением принадлежности шутников.

Золотое сияние Башни заколебалось волнами. Впечатление было такое,
будто Башня занавешена развевающимися под ветром ажурными полотнищами.
Куски сияния отрывались от общего полотна и медленно плыли к земле,
постепенно истаивая снопами искр. Слева на боку Башни загорелся громадный
синий проем "телеэкрана", но из-за сияния невозможно было
разглядеть, что он показывает.

И вот началось.

Сначала где-то далеко зародился низкий, едва слышный звук. Ивашуре
показалось, что воздух загустел, завибрировал и эта дрожь вошла в
кончики пальцев, в хребет, в череп и еще глубже - в мозг. Появилось
ощущение постороннего взгляда, готовящегося нападения, какой-то беды...

От Башни донеслись знакомые крики пауков, ослабленные расстоянием.

-  Инфразвук? - коротко спросил Одинцов, склонив голову
набок.

-  Похоже. Предупреждение и отпугивание одновременно. Держитесь,
сейчас начнется пульсация.

Одинцов послушно расставил ноги пошире, в ту же секунду земля дернулась
раз, другой, третий... Ивашура устоял, но для полковника серия толчков
оказалась неожиданной. Лежа на боку, он увидел, как Башня вспыхнула
алым сиянием сверху донизу, скачком увеличила диаметр. Земные недра
отозвались грохочущим гулом, заглушившим все звуки. Гул оборвался
каменным стоном, лавиной тресков и ударов, и все стихло. Земля перестала
дергаться и дрожать. В лес вернулся свист ветра, стали слышны шорохи
и скрипы деревьев.

Башня еще некоторое время багрово светилась, потом свечение потускнело,
ушло в темноту инфракрасного диапазона. Исчезло и электрическое сияние
стен. Башня перестала быть невидимой. Лишь в тучах вокруг ее ствола
иногда вспыхивали зарницы, словно напоминая людям, что она не исчезла.

Хлопнула дверь.

-  Игорь? - раздался голос Гаспаряна.

-  Здесь я,  - отозвался Ивашура.

-  Диаметр Башни увеличился на полтора километра.

-  В прошлую пульсацию - на два. Что говорят сейсмологи?

-  Пять баллов. В Жуковке около четырех. Как обычно. Радиофон
тот же, разве что затухание у атмосферников на ультракоротких увеличилось.

-  Готовь вертолет.

Гаспарян, спотыкаясь в темноте, удалился к дежурке.

-  Зачем вертолет? - спросил Одинцов.

Ивашура долго молчал.

-  Посмотрим, не обнаружился ли Михаил.

Одинцов хмыкнул, потер уши - мороз стоял нешуточный, градусов
двадцать,  - и ушел в теплушку штаба. Через минуту вернулся уже
в шапке, с молодым широкоплечим телохранителем.

-  Мы с вами, если не возражаете.

-  Он лишний,  - показал на парня Ивашура.

-  А если попадутся эти ваши... "десантники"? Профессионал
охраны никогда не бывает лишним.

-  Он все равно не поможет. Оружие у вас имеется?

-  Кое-что найдем,  - уклончиво ответил Одинцов.

-  Ну, тогда мы в безопасности,  - с иронией проворчал Ивашура.

-  Идемте, время не ждет.

Телохранитель полковника вопросительно глянул на своего шефа, и Одинцов
успокаивающе кивнул.

-  В другой раз, Володя. Мы ненадолго.  - Повернулся к начальнику
экспедиции. - Я готов.

Ивашура молча зашагал к стоянке машин в сотне метров от домиков экспедиции.

Облет Башни не дал никаких результатов.

Вал дымящейся земли у ее подножия вырос еще на несколько десятков
метров в высоту и метров на пятьдесят в ширину. Примерно на полкилометра
от него шла полоса изломанного, исполосованного трещинами, рытвинами
и буграми верхнего почвенного слоя замерзшего болота и земли полей.
Кое-где со стороны западных стен Башни, где располагались топи, проступила
сквозь слой торфа вода и разлилась коричневыми лужами, заметными издалека
по струям пара.

Зона разрушений и изменений рельефа заканчивалась в трех-четырех километрах
от стен Башни, и это озадачило Одинцова.

-  Я ожидал большего,  - сказал он, не отрываясь от окуляров
бинокля.  - Во всяком случае, землетрясение силой пять баллов
в эпицентре создает гораздо больше разрушений. Видел собственными
глазами.

Вертолет летел на высоте полутораста метров над заснеженной целиной
болота - там, где оно не было затронуто расширением Башни. Эллипсы
прожекторного света то вспыхивали и искрились на снегу, то темнели
на островках травы, черных ледяных зеркалах и пластах торфа.

Сделали один круг, потом другой. На третьем Ивашура опустил бинокль
и буркнул в спину пилоту:

-  Поворачивай домой, Витя.

И они полетели к лагерю, не глядя друг на друга, думая каждый о своем.

После ужина Ивашура, почти не притронувшийся к еде, пожелал всем спокойной
ночи и ушел в свой вагончик. Когда он разделся и лег на топчан, в
вагончик без стука вошел Михаил Рузаев...


				ГЛАВА 4


Весть о том, что вернулся пропавший без вести при странных обстоятельствах
эксперт Рузаев, облетела лагерь за минуту, и в вагончик, где спали
эксперты Центра, набилось много народу. Ивашура, терпевший нашествие
до поры до времени, наконец почувствовал холод (дверь почти не закрывалась),
перекричал шум и, как был - в трусах, вытолкал всех за порог.
В комнате остались он, Богаев, Одинцов, Гаспарян, эксперт Валера,
так и не проснувшийся в общем гаме, и Рузаев.

Выглядел виновник торжества как после драки с дикими котами: одежда
располосована на ленты и клочья, на лбу и под глазом синяки, на щеке
глубокие царапины, такие же царапины на шее и на руках. Невозмутимый,
как и всегда, Рузаев напился из чайника, отдышался и начал переодеваться,
словно не замечая взглядов товарищей и затянувшегося молчания.

Ивашура поймал взгляд Богаева и натянул брюки. Гаспарян, бурча, что,
мол, выхолодили весь дом, подкинул в печурку сосновых поленьев. На
лицо его лег желтый отсвет огня.

Наконец Рузаев переоделся, умылся, залепил царапины пластырем, еще
раз глотнул воды и сел у длинного, во весь вагончик, деревянного стола.

-  Дайте закурить,  - попросил он в пространство.

-  Ты же бросил! - удивился Гаспарян.

Рузаев молча взял из рук Одинцова сигарету и закурил.

-  К сожалению, кинокамеру я потерял,  - сказал он. -
А рассказывать не умею.

-  Где ты был? - хрипло спросил обретший голос Ивашура.

-  Не знаю. Когда появились призраки, я снимал "телеэкран".

-  Мы же кричали! Не мог снимать из вертолета?

-  Дело в том, что мне показалось, будто "телеэкран" показывает
лицо человека... точнее, лицо Вани Кострова.

В комнате наступила тишина. Потом Ивашура, пряча плескавшуюся в душе
радость, сел на свою полку-кровать и посмотрел на Одинцова...

-  Только лицо? Какое?

Рузаев поднял недоумевающий взгляд.

-  Ну, я имею в виду, живое или...

-  Вроде бы живое. Один глаз у него был прищурен, словно он целился.
Потом меня что-то ударило по затылку.  - Рузаев пощупал затылок,
в глазах его снова отразилось недоумение.  - Ничего не болит.
Вот лоб болит...

-  Ты, наверное, перепутал, куда тебя шарахнуло,  - вставил
Гаспарян.  - А то получается - били в затылок, а шишка вскочила
на лбу. Кстати, кто бил-то?

-  А пес его знает! Говорю же: сзади ударило. Очнулся -
кругом светящийся туман и земля под ногами, и ничего больше не видно.
Где Башня, где вы, где вертолет - не понять. Ну я встал и пошел.
Жарко, душно, сыро... Горизонт - вот он, под носом, а дойти
невозможно. Шел я, наверное, часа два. Земля теплая, в трещинах, идти
легко, тишина - аж в ушах звенит! Ну, потом стал замечать, вроде
тени движутся, то впереди, то сзади, а разобрать опять-таки не могу.
Побежал за одной и... вот.  - Рузаев кивнул на кучу своего рваного
обмундирования.  - Так и не понял, что за нечистая сила меня крутила.
Зацепила, попинала, исцарапала и бросила, причем бесшумно, отчего
мне самому взвыть захотелось.

Рузаев передохнул, прополоскал рот глотком воды. Все молча смотрели,
как он это делает.

-  Ну вот. Потом увидел: вроде как просветление впереди обозначается.
Поднялся, побежал и... вывалился прямо на снег! Рядом Башня, все гудит,
грохочет! Понял - пульсация. Ну я бегом в лес, пока не нашел
лагерь.

-  Скажи пожалуйста! - Богаев помолчал, откашлялся.  -
М-да! Только нечистой силы нам не хватало. Может быть, Михаил, тебе
все это померещилось?

Рузаев пожал плечами.

-  Не хотите верить на слово - проверьте. Как говорил философ
Берджес: "Существует только один заменитель воображения -
опыт".

Гаспарян иронически приподнял бровь, хотел вставить какое-то едкое
замечание в адрес эрудиции Рузаева, но посмотрел на Ивашуру и передумал.

-  Ладно, утро вечера мудренее,  - сказал Ивашура. -
Предлагаю отложить анализ сообщения Михаила на утро.

Одинцов пожелал всем хорошо отдохнуть и ушел. Гаспарян разделся, нырнул
в свой спальник с головой. Богаев посидел еще несколько минут, растерянно
поглядывая на Рузаева. Ему хотелось поговорить, но он боялся показаться
смешным.

-  Поешь,  - спохватился Ивашура.  - У нас есть банка
сгущенки и хлеб. Сурен, куда ты дел сгущенку?

-  В шкафу с обувью,  - ответил Гаспарян из спальника.

Рузаев подумал и согласился.

-  Можно и подкрепиться, оголодал маленько.

-  Звонили из местной Думы,  - проговорил Богаев, не глядя
на Ивашуру.  - Толчки от пульсаций разрушают здания города, жертв
пока нет, но...

Ивашура молча залез в спальный мешок.

Богаев посмотрел на него с некоторой растерянностью, покашлял в кулак.

-  У них тут в десяти километрах газопровод. Боятся, что трубы
не выдержат.

Молчание.

-  Надо что-то делать, Игорь.

-  Надо,  - отозвался наконец Ивашура.  - В первую очередь
надо создать правительственную комиссию, которая была бы правомочна
решать все организационные вопросы.

Богаев оживился.

-  Я тоже так думаю. Зачем нам одним брать на себя ответственность
такого масштаба? Нужна компетентная...  - Он замолчал, заметив
взгляд Ивашуры, заторопился: - Ну я тоже пойду. Желаю приятных
снов.

Он ушел.

Рузаев ел сгущенное молоко и прихлебывал из чайника.

-  Не думал, что старик так боится ответственности, - глухо
проговорил Гаспарян из спального мешка. - Дома, в Центре, он
казался мне более решительным. Возраст, что ли, подошел?.. Да минует
нас чаша сия!

-  Тебе это не грозит,  - буркнул Ивашура.  - Ты помрешь
раньше, причем из-за длинного языка. Нигде от вас покоя нет. Михаил,
сможешь показать место, где выбрался из тумана?

-  Вообще-то не уверен, но попробую.

Ивашура больше ничего не спросил. Рузаев погасил свет в вагончике
и лег сам. В наступившей тишине отчетливо похрапывал эксперт Валера,
умевший ночью отключаться до состояния полной нечувствительности к
внешним раздражителям, потрескивали горящие поленья в печурке да сквозь
тонкие стенки просачивался в теплушку равномерный шум леса.

Наутро, после завтрака, Старостин собрался уезжать и перед
отъездом собрал в штабе руководителей экспедиции и командиров приданных
ей войсковых частей.

-  Я убедился, что явление Башни не только уникально с научной
точки зрения,  - сказал он,  - но и представляет огромную
опасность для людей и несет колоссальные убытки хозяйству района.
Поэтому следует принимать какие-то решительные меры. Первое и самое
важное - остановить рост Башни, второе - установить контакт
с пауками, потому что именно они, с моей точки зрения, главные действующие
лица во всей этой кутерьме. Мнения ученых о том, что такое Башня,
я выслушал и понял, что оригиналов среди вас много, а истину вы видите
только во сне, да и то не каждый. Примите это не как упрек вашей компетентности.
Задуматься и даже просто восхищаться есть чем. Я сейчас уезжаю, а
дня через три ждите правительственную комиссию. Она и будет решать,
что делать дальше. А пока выслушайте... ну, если не приказ, то указание:
к Башне ближе чем на три километра не подходить! Все намечающиеся
эксперименты согласовывать прежде с начальником экспедиции Ивашурой.
Риск свести к минимуму! Ясно? Но, с другой стороны, ускорьте исследования,
сведите накопленные сведения в единую систему. Необходимо знать точно,
что такое Башня, прежде чем принимать кардинальные меры. Вопросы ко
мне есть?

Ученые и командиры молчали.

Старостин уехал. Одинцов улетел ночью, никого не предупредив. Ивашура
передал бразды правления штабом Гришину (Богаев уехал в райцентр),
забрал Рузаева с Гаспаряном, и они отправились искать точку выхода
Михаила из "тумана".

Вертолетная стоянка по совету Старостина была перенесена на триста
метров южнее, на лед замерзшего озерца, окруженного редким сосняком.
Отсюда было удобнее загружать машины аппаратурой, топливом, держать
связь со всеми подразделениями экспедиции и с городом, благо дорога
в город пролегала рядом. Сосны здесь росли какие-то жалкие, искривленные,
будто пораженные болезнью. Дорога в райцентр огибала озерцо и исчезала
в стене мрачного бора, за которым до самого города шло поле озимой
пшеницы.

Вертолет поднялся выше сосен, и Башня выросла над лесом геометрически
правильной голубовато-серой горой, неправдоподобная и неестественная
этой своей геометричностью, расцветкой и размерами. Не труба, не башня,
не колонна - конец "земной оси"!

Ивашура включил рацию.

-  Пятый, ответьте первому.

-  Я вас слушаю,  - отозвался командир роты оцепления.

-  Отодвиньте посты на четыре километра от Башни. Ближе никого
не пускать до особого распоряжения.

-  Принял, выполняю.

-  Связь-два, ответьте первому.

-  Слушаю, Игорь Васильевич.  - Характерный говор Гришина.

-  Переключите сеть оповещения на мой канал. Как только наблюдатели
заметят что-нибудь подозрительное, пусть дадут знать.

-  Хорошо, сейчас предупрежу.

Вертолет приблизился к Башне и пошел вокруг нее на высоте ста метров.
Внизу медленно проплывали снежная целина, рощицы хилых осин, желтые
и коричневые пятна высохшей болотной растительности, распаханное поле.

-  Нет, надо подойти ближе,  - сказал Рузаев.  - Помню,
что бежал по взломанным пластам земли.

Пилот искоса посмотрел на Ивашуру, и вертолет повернул к Башне. Под
ним показалась перепаханная катаклизмами почва: валы, ложбины, трещины,
холмы и провалы с зеркалами черной воды, курившиеся белесыми дымками.
Дальше, до подножия Башни, снега уже не было совсем, разрушения ландшафта
все больше увеличивались, а потом шел дымящийся, почти двухсотметровый
вал почвы, смятой давлением стен Башни.

-  Похоже, здесь,  - неуверенно проговорил Рузаев.

Пилот остановил машину в воздухе.

Рузаев несколько минут рассматривал местность под вертолетом, никто
ему не мешал. Наконец он указал рукой чуть в сторону.

-  Кажется, у этой глыбы.

Ивашура кивнул, пилот повел вертолет на посадку. Рузаев первым выбрался
из кабины, прошелся возле вздыбленной каменной плиты до трещины в
земле, постоял, задумавшись. Гаспарян подошел к нему, заглянул в трещину,
хмыкнул, потом подошел к каменной глыбе.

-  Гранит,  - сказал он, всматриваясь в зернистую поверхность
глыбы.  - Откуда он здесь, в болоте? Кругом не то что гор -
холмов порядочных нет.

Ивашура, оглядываясь по сторонам, приблизился к нему.

-  Дропстон. След ледника. В здешних местах таких камней много.
Ну что, Михаил? Здесь?

Рузаев, очнувшись, почесал за ухом.

-  Не уверен, шибко темно было... Да что нам даст место моего
воскрешения? Объяснить, где я пробыл более двенадцати часов, оно не
поможет.

-  Как знать. Дело в том, что исчез ты тоже в этом месте. Упавший
вертолет лежал чуть подальше, вернее, ближе к Башне. А эта глыба была
едва видна, одна макушка торчала.

Рузаев снова начал разглядывать местность. Потом кивнул:

-  Ты прав. Вертолет лежал левее и ближе к...  - Он вдруг
замолчал.  - Посмотри-ка на бугор. Ничего не замечаешь?

-  Где? - быстро спросил Ивашура.

Рузаев вместо ответа бегом направился к незамерзшей полынье в слое
буро-коричневой жижи, из которой выглядывал коричневый гладкий пузырь.
Гаспарян с Ивашурой подбежали следом. Из жижи рядом с округлым бугром
торчал кончик лопасти винта.

-  Вертолет! - сказал Гаспарян.  - Вот это называется
везением! С воздуха черта с два заметили бы! Нарекаю это место Болотом
нечистой силы... имени Рузаева!

Ивашура попробовал дотянуться ногой до бока вертолета, но едва не
сорвался в яму с жижей.

-  Сурен,  - сказал он,  - принеси-ка щуп из кабины.  -
Потом вызвал по рации штаб: - Константин Семенович, мы нашли
пропавший вертолет, вызови моих экспертов с аппаратурой, срочно.

-  Слушаюсь,  - бодро отрапортовал Гришин.  - Где вас
искать?

-  Юго-запад от Башни, увидят. Пусть берут вертолет авиаконтроля,
я позвоню в полк.

Ивашура созвонился с авиаполком и попросил доставить группу ученых
на вертолете к Башне.

-  Подождем,  - сказал он, закончив переговоры.

Через полчаса прибыли эксперты с приборами и оборудованием. Найденный
вертолет зацепили тросами, и военная машина вытащила его на сухое
ровное место.

Ивашура сначала помогал экспертам, потом оставил с ними Гаспаряна,
а сам с военными летчиками обыскал сверху всю прилегавшую местность.
Им удалось найти часть опоры электролинии с гроздью изоляторов и половину
туши странного зверя, закованного в пластинчатую броню. И то и другое
погрузили в вертолет и отправили в лагеря соответствующих лабораторий:
биологического и физического анализа.

До вечера возились с разбитым вертолетом, потом и его утащили в безопасное
место, подальше от Башни.

Поздно вечером усталый Ивашура провел обычную перекличку и поплелся
в свой вагончик, мечтая о горячем чае и отдыхе.

В вагончике его ждала целая компания: комментатор радио и телевидения
Гибелев, ведущая программы "Время" Вероника Ткаченко, журналисты
из Москвы, корреспонденты ТАР и АПН - две девушки и худенький
парень в очках, одетый в костюм из коричневого вельвета.

-  Здравствуйте,  - поклонился Ивашура.  - Чем обязан?

-  Мы по поводу вчерашних событий,  - поднялся навстречу Гибелев,
худой, с короткой стрижкой, в мешковатом пуловере. Видимо, он был
главным визитером.  - Несколько организационных и технических
вопросов. Разрешите? Днем найти вас практически невозможно.

-  Что с вами поделаешь!  - Ивашура усмехнулся и прошел к
столу.  - Задавайте свои вопросы.

-  Первый: разрешат ли завтра вести прямую телепередачу с близкого
расстояния? Е