то я покажусь плохим хозяином.
     - Прошу вас, не очень много. И продолжайте. Я долгие годы
жил на планете, которая в культурном отношении представляла собой
пустырь вселенной. Ваши слова и эта беседа... вы не
представляете, что я испытываю.
     - Думаю, представляю. так же и я чувствовал себя, когда
открыл свою первую книгу. Именно жажда знаний и привела меня в
эту комнату, к положению, которое я занимаю сегодня. Я хотел
знать, почему мир стал таким, каков он есть. У меня есть
основательная причина его ненавидеть - но также я хотел и
понимать его. Как я сказал, Ретроспектива еще более углубила
традиционные разделения. Ваше полицейское государство в Британии
прошло через эксцессы доброты, к попытке увидеть, что каждому
необходим по крайней мере минимум для существования, хотя бы
пища, чтобы не умереть, пусть даже ничего больше. Но в случае,
когда государство контролирует все на свете, люди, находящиеся у
бразд управления, имеют абсолютную власть. Они не откажутся от
нее так просто - я надеюсь, с этим вы уже разобрались. Совершенно
иной курс наблюдался здесь. Американская традиция декларирует,
что нуждающиеся - на самом деле тунеядцы, и что безработны они по
причине собственной лени. Ретроспектива увидела полную победу
национального духа, что является всего лишь узаконенным эгоизмом,
доведенным до максимума. Это поразительно; нонсенс, в который
люди верят из-за личных интересов. На самом деле они - наследники
интеллектуально обанкротившейся теории под названием монетаризм,
которая представляла возможность богатым становиться еще богаче, а
бедным - беднее, водворяя полностью опровергнутую экономическую
теорию на место разума.
     Монтье задумчиво вздохнул, затем отпил шерри из своего
бокала.
     - Так случилось очевидное. Когда начали производиться пища и
энергия, богатые сначала удерживали большую их часть, а затем -
все целиком. В конце концов, в течении многих лет, предшествующих
крушению, это и было национальной политикой - Америка
сосредоточила большую часть мировой нефти, а затем и всю ее, не
оставив ничего для нужды других стран. Да и кто станет стыдить
индивидуумов за то, что они следовали определенному курсу? ЛЮбая
страна, допускающая, чтобы ее граждане умирали просто от
отсутствия медицинской помощи, становится страной морально
неблагополучной. Были бунты, убийства и снова бунты. Конечным
продуктом стало разделение наций, причем коричневые и черные
живут, как вы видите, в гетто, за колючей проволокой. Здесь они
занимаются сельским хозяйством, способным хотя бы немного
удовлетворить нужды, или пробавляются случайной работой, которая
даже не механизирована. Они умирают в детстве, либо живут
чудовищно недолго. Выгоды технологического общества никак их не
затрагивают. В отличие от вашей страны, здесь не предпринималось
попыток скрыть от них историю их настоящего статуса. Угнетатели
хотят, чтобы угнетаемые знали, что с ними произошло. Чтобы не
были так глупы и не попытались в один прекрасный момент сделать
все, как прежде. Итак, сомневаетесь ли вы в нашем интересе к
восстанию планет? Мы заглядываем в будущее, когда оно
переместиться на Землю.
     Ян смог лишь согласно кивнуть.
     - Простите, пожалуйста, мою бестактность, но я хочу знать,
почему власти дали вам возможность получить образование?
     Монтье улыбнулся.
     - Они не давали. Первоначально мой народ прибыл в эту
страну, как рабы. Совершенно необразованные, оторванные от своих
корней и культуры. То, чего мы добились с того времени, мы
добились вопреки положению, которое создали эти господа. Когда
начался перелом, у нас не возникло намерения лишиться того, что
мы так болезненно приобрели. Мы держались, как подобает людям,
даже когда в нас пытались подавить все человеческое. Если у нас
отобрали все, кроме разума - что ж, тогда нам остается полагаться
только на разум. тут мы имеем возможность воспользоваться опытом
другого подавляемого меньшинства. Евреев. Тысячелетиями они
хранили культуру и традиции в форме религии и почитания знаний.
Религиозный человек, ученый человек был уважаемым человеком. У
нас есть своя религия, и у нас есть свои профессора и
преподаватели. Под давлением обстоятельств тем и другим
приходится сливаться. Умнейших мальчиков награждают позволением
войти в министерство, когда они достигают соответственного
возраста. Мои годы созревания проведены на этих улицах. Я говорю
на языке гетто, который весьма развился с тех пор, как нас
отрезали от главного течения жизни. Но я также, по ходу
образования, изучил и язык угнетателей. Если мое поколение не
увидит спасения, я передам свою мудрость тем, кто пойдет следом.
НО я знаю, это предчувствие, что когда-нибудь наступит этот день.
     Ян допил шерри и оставил бокал; помахав рукой, отказался от
повторения. быстрая смена событий сбивала его с толку; ум устал,
пожалуй, не меньше, чем тело, мысли прокручивались в голове вновь
и вновь. Что за жалкое существование влачили здесь люди! Пролы в
Британии, по крайней мере, были накормлены и защищены, как
домашний скот - до тех пор, пока играли роль домашнего скота. Но
пусть люди в черных гетто Америки и не знают таких удобств, им
все же известно, кто они и что они. И, кроме того, существовал
факт, что они вынуждены жить в состоянии постоянного восстания.
     - Не могу даже сказать, в какой системе хуже жить, - сказал
Ян. - В вашей или моей.
     - Никакую систему угнетения нельзя предпочесть. И обе они -
самое худшее в мире. Великий социалистический эксперимент в
Советском Союзе всегда тормозился наследием царизма, с его явным
безумием в форме внутренних паспортов и трудовых лагерей. Когда
государство придет к концу, как предрекал Маркс, нам знать не
дано. Ко времени Ретроспективы они все еще не индустриализировали
свою, в основном крестьянскую, экономику. Легко было скатиться
назад, к почти феодальной культуре. Комиссары и верхний эшелон
партийных лидеров заняли место аристократии. титулы в то время
могли быть иными, но любые цари, перемещенные вперед по времени,
чувствовали бы себя дома.
     - Восстание должно распространиться на Землю, - сказал Ян.
     - Полностью согласен. Мы должны трудиться ради этого дня.
     Дверь внезапно распахнулась, и за ней оказался Уилли,
задыхающийся от бега, с пистолетом в каждой руке.
     - Плохо дело, - сказал он, - очень плохо. Хуже, чем
когда-либо раньше.





                              9.

     - Что случилось? - спросил Монтье, быстро переходя на
жаргон.
     - Шпики кругом. Столько легавых я еще ни разу не видел.
Оцепили Нью-Уоттс, стреляют во все, что шевелится. Большие
тепловые пушки, все могут здесь спалить...
     Его слова были прерваны дальним ревом теплового орудия,
перекрытым резкой трескотней ружей. Это было уже ближе, громче.
Твердый комок ужаса заполнил Яну горло, он поднял глаза и увидел,
что оба мужчины смотрят на него.
     - Это меня ищут, - сказал он. Преподобный Монтье кивнул.
     - Весьма возможно. Не могу припомнить, когда в последний раз
они устраивали налет с такими силами.
     - Больше нет смысла бежать. Тепловые орудия опалят эти
старые хижины до земли. Я пойду сдаваться.
     Монтье покачал головой.
     - У нас есть места, где ты можешь спрятаться. Когда они
приблизятся, они прекратят огонь. Они им пользуются только чтобы
прожечь дорогу.
     - Простите. Нет. Я видел слишком много умерших раньше срока.
Я не хочу отвечать за новые смерти. Я выйду к ним. Я не переменю
свое решение.
     Монтье постоял мгновенно, затем кивнул.
     - Вы храбрый человек, - сказал он. - Мне жаль, что мы ничего
не можем для вас сделать, - он повернулся к Уилли. - оставь пушки
здесь и отведи этого джентельмена к легавым.
     Два пистолета стукнулись об пол. Ян взял учителя за руку.
     - Я вас не забуду, - сказал он.
     - И я вас. - Монтье извлек из нагрудного кармана белоснежный
платок. - Советую взять. Они стремятся выстрелить первыми.
     Уилли шел впереди, сердито бормоча про себя, по проходам и
соединенным зданиям. Они отодвинулись в сторону, когда мимо
пробежали два стрелка, волоча третьего в одежде, запачканной
кровью. нет конца, подумал Ян, не видать конца.
     - Легавые там, - сказал Уилли, показывая на дверь, затем
повернулся и заторопился обратно.
     Ян расправил складки платка и, встав рядом с дверью,
распахнул ее. Тут же дверной проем заполнил рой ракетных пуль, с
визгом пронесшихся по коридору.
     - Прекратите стрелять! - крикнул он, махая в проеме платком.
- Я выхожу.
     Раздался пронзительный свист, и стрельба стала стихать.
Чей-то голос закричал в мегафон:
     - Медленно открыть дверь. Выходить по одному. руки на
голову. Если руки не на голове, если пойдете не по одному, я
открою огонь. А теперь - пошли!
     Ян сцепил пальцы на макушке и распахнул дверь носком
ботинка, затем двинулся вперед, к цепочке полицейских офицеров.
Под защитными масками и щитами они выглядели безликими как
роботы. Каждый ствол был наведен на него.
     - Я совсем один, - крикнул он.
     - Это он! - крикнул кто-то.
     - Молчать! - скомандовал сержант. Он сунул свое оружие в
кобуру и кивнул Яну. - Ну-ка, полегоньку, вот сюда. Эверсон,
подгоните машину.
     Он отработанным движением схватил Яна за руку, заломил ее за
спину и защелкнул на запястье наручник. затем - второй наручник
на другом запястье. Пальцы глубоко впились в руку Яна, и он
потащил его вперед.
     Почерневшая земля была еще горяча. Они прошли в отверстие в
проволочной изгороди к поджидавшей патрульной машине. Сержант
наклонил Яну голову и втолкнул его в машину, затем сам забрался
на сидение. Послышался визг покрышек, и водитель погнал машину
вперед.
     Они ехали в молчании. Ян был подавлен, не хотел ни о чем
спрашивать, прекрасно зная, что ждет впереди. Поскольку он был
землянином. Безопасность определенно сочтет его одним из лидеров
восстания. В поисках доказательств они разберут его разум на
части. Он знал, на что становятся похожи люди после таких пыток.
Смерть по сравнению с ними - облегчение.
     Когда машина подъехала к офицерскому зданию, распахнулась
дверца. Сержант вытащил Яна наружу. Офицер в форме держал его на
всякий случай за обе руки, пока его гнали по коридору в
поджидавший лифт. Ян был слишком измотан, чтобы замечать или
интересоваться, куда они идут. Слишком много было убийств,
слишком долго он бежал. Теперь, наконец, все кончилось. Его
втащили в комнату, швырнули в кресло. Медленно приоткрылась дверь
напротив него, и он поднял ничего не выражающие пустые глаза.
     Вошел Сергуд-Смит.
     Отчаяние, усталость, все прочее было смыто красной волной
ненависти.
     - Устроил же ты нам гонку, милый шурин, - сказал
Сергуд-Смит. - Если ты пообещаешь держать себя в руках, я сниму
наручники. Нам предстоит серьезный разговор.
     Ян сидел, опустив голову, закрыв глаза и дрожа от ярости.
Горло его перехватило от чувств так, что он не мог говорить и
только кивнул.
     - Отлично, - сказал Сергуд-Смит, принимая ошибочно его
состояние за страх. - Я не хочу тебе зла, можешь мне в этом
поверить.
     Наручники раскрылись, и Ян помассировал отметины на
запястьях, прислушиваясь, когда стихнут тяжелые шаги. Но долго он
ждать не смог. Из его горла вырвался хриплый рев, и он бросился
на своего палача. Их тела ударились друг о друга, Сергуд-Смит был
опрокинут, и Ян боролся с ним, стремясь дотянуться до горла. Но
Сергуд-Смит схватил его за руки и сопротивлялся. Ян давил своим
весом, ногти его терзали лицо Сергуд-Смит, большие пальцы утонули
в глазницах. Сергуд-Смит хрипло закричал, и тут же Яна схватили
за плечи, ботинок сильно ударил по шее и отбросил его, а другие
ботинки принялись крушить тело.
     - Хватит, - сказал Сергуд-Смит. - Посадите его в кресло и
убирайтесь. - Он пошарил за спиной, нашел кресло и уселся. Теперь
в руке он держал пистолет, неподвижно глядевший на Яна. В течении
нескольких долгих секунд в комнате не слышалось других звуков,
кроме их хриплого дыхания. - Я не стану повторять, - сказал,
наконец, Сергуд-Смит. - Я должен рассказать тебе кое-что важное,
важное для всех нас, но я не замедлю тебя пристрелить, если ты
сделаешь хоть одно движение в мою сторону. Понимаешь?
     - Я понимаю, что убил моих друзей, убил Сару, прежде чем
меня...
     - Что было, то было. Твое нытье или жалость к себе этого не
изменят...
     - Убей меня, и давай с этим покончим. Игра в кошки-мышки
меня не интересует. Когда мы расставались, ты сказал, чтобы я
работал, иначе буду уничтожен. Я предпочел работать, но работать
над тем, чтобы не стало тебя и тебе подобных...
     - Как он жаждет смерти!.. - улыбнулся Сергуд-Смит и вытер
струйку крови из уголка рта. Лицо его было в ссадинах, глазницы
заплыли кровью. Он не обращал внимания на боль и не отводил
пистолета. - Это тебе не свойственно.
     - Я изменился. ты это видишь.
     - Действительно, изменился. И набрался ума. надеюсь, что его
достаточно, чтобы ты посидел и выслушал то, что я скажу. С той
последней встречи я прошел долгий путь. Сейчас я сижу в Совете
Объединенных Наций и имею полномочия взаимодействовать глобальной
Безопасностью и Космической Защитой. ООН сама по себе - беззубое
сборище спорщиков, поскольку в этом мире не существует разделения
власти - неважно, что говорит газетная пропаганда. Каждая страна
заключает закон в себе. В то же время существуют комиссии для
контроля за международными трудовыми соглашениями, равно как и за
космической программой. Космический Центр в Калифорнии - истинно
международная организация, а с некоторых пор и межпланетная. Мы
оба знаем, что в последние дни она слегка уменьшилась в размерах.
Поскольку имеется небольшая обратная связь между Космическим
Центром и различными странами, участвующими в дележе прибыли с
его предприятий, моя позиция и надежна и сильна. Весьма
ответственная позиция, как постоянно напоминает мне твоя сестра.
Кстати, может быть, тебе интересно - она очень способная. У меня
столь ответственная работа, что я никому не докладываю о всех
вопросах безопасности. Это означает, что я могу делать с тобой
все, что угодно. Это именно так.
     - Ты что, ждешь, что я стану молить о пощаде?
     - Ты неправильно понимаешь, Ян. Позволь, я договорю. За
последние несколько месяцев все изменилось. как тебе известно,
наши силы отступили, изгнанные со всех планет, заселенных землей.
Времена сейчас решительные, и они требуют решительных мер.
Следовательно, все обвинения против тебя снимаются. Ты свободный
гражданин, Ян, и имеешь все права гражданина.
     Ян рассмеялся.
     - Ты всерьез думаешь, что я в это поверю? Сейчас ты, небось,
попросишь, чтобы я на тебя работал.
     - Ты догадлив. У меня на уме кое-что в этом роде. У меня
есть работа, которая как раз соответствует твоим обстоятельствам
и опыту, - он чуть помолчал, наслаждаясь драматизмом ситуации. -
Это крайне важная работа для твоей реабилитации. Я хочу, чтобы ты
вошел в контакт кое с кем и земного Сопротивления. Как мой
полномочный представитель.
     Ян покачал головой.
     - Ты всерьез думаешь, что я способен их предать? Какое же ты
все-таки нездоровое существо.
     - Мой дорогой Ян, я вполне способен понять твою неприязнь,
она вполне резона, если учитывать обстоятельства. Но выслушай
меня, пожалуйста. Я хочу рассказать тебе кое-что о себе такое,
чего ты никогда не знал и не подозревал. Вспомни, когда мы были
друзьями. Возможно, мы снова станем ими, когда ты услышишь, что я
скажу. Как и тебя, меня, когда я был молодым, заинтриговал мир и
то, как он управляется. Поскольку я не имел ресурсов иных, кроме
амбиций, я понял, что придется идти собственным путем. Как и
тебе, мне было неприятно, когда я открыл, какую именно жизнь мы
ведем. В отличие от тебя, я присоединился к силам угнетения,
вместо того, чтобы попытаться с ними бороться. Что-то вроде
подрыва изнутри, может быть скажешь ты...
     - Сожалею, грязный подонок, но этим тебе не отмыться. Я
видел тебя в работе, видел, как ты ею наслаждался.
     - Я весьма неплох, правда? Но это все - защитная окраска. Я
видел, что безопасность - реальная сила в управлении миром, а
потому решил быть с Безопасностью. Для этого я должен был
переиграть всех соперников, стать лучшим в своем деле. Это было
непросто, но цель того стоила, и я одновременно убил двух зайцев.
Я достиг власти, будучи самым реакционным. Никто никогда во мне
не усомнился. Никто не понял также, что, действуя таким образом,
я увеличиваю угнетение и, следовательно, силы сопротивления. Я
горжусь знанием, что эта политика создала климат, способствовавший
нынешнему восстанию. А поскольку планеты освободились, моя работа
удалась.
     Ян покачал головой.
     - Нет, в это поверить невозможно.
     - Дело в том, что это правда. Но правда или нет - это не
составит разницы для наших отношений. С этого момента ты
свободный человек со всеми привилегиями, присущими твоему
статусу. Криминальные данные изъяты из досье, а твои собственные
данные возвращены в компьютерный банк. Твое отсутствие в течение
последних лет объясняется интересами Безопасности. Любому
человеку с удостоверением первого приоритета данные покажут, что
ты был высшим офицером Безопасности, и что твои работы служат
тебе фронтом для действий. Ты теперь очень богат, твой банковский
счет полон. Вот твое удостоверение. Тут есть бар, я присмотрел
бутылку шампанского.
     Это был какой-то садистский трюк, и Ян в этом не сомневался.
Тело и шея болели в местах ударов, но сейчас не было времени
думать о боли, он старался не замечать ее, прогонял, чтобы она не
мешала мыслям. Нужно было использовать рассудок, а не грубые
эмоции. Хотя нельзя было справиться с чувством, охватившем его
при виде деверя - какой все же сильной оказалась животная радость,
когда его руки легли на шею человека, которого он ненавидел
сильнее всех. Но кем этот человек являлся сейчас? Должно быть,
здесь какая-то интрига - Сергуд-Смит не способен действовать
прямолинейно. Но что бы он не замышлял, в настоящий момент это
вскрыть невозможно. Неужели он опять играет? Сделать вид, что он
поверил ему? А есть ли иной выбор? Если удостоверение подлинное,
появится шанс бежать от сетей Безопасности. Поэтому неважно, что
он скажет - лишь бы выйти из этой комнаты живым. Ложь деверю не
вызовет угрызений совести - это ведь чуть ли не долг чести.
Следовательно, безразлично, что он пообещает, важно, что он
сделает. Что-нибудь пообещать, убраться в безопасное место. Это
куда лучше, чем верная смерть, которая ожидается в случае отказа.
Ян недоверчиво смотрел, как Сергуд-Смит сдернул с бутылки фольгу
и затем, не пролив ни капли, наполнил шампанским два бокала. Он
повернулся и, улыбаясь, пересек комнату и вручил бокал Яну. И тот
с трудом переборол желание врезать по этой улыбке, благо, что
пистолет лежал в стороне.
     - Вот так-то гораздо лучше, - сказал Сергуд-Смит. -
Преодолевай тягу к насилию, и будешь жить. Ты не из семейства
самоубийц.
     - Ладно. Буду с тобой работать. Сделаю, что скажешь. Но я
никого не предам, и информации от меня ты не получишь.
     - Очень хорошо. Большего я не прошу. Теперь мы можем выпить
за будущее и надеяться, что оно будет светлым для человечества. -
Он поднял бокал, салютуя. Они выпили.
     - Что я должен делать? - спросил Ян.
     - Отправишься с миссией от меня. В Израиль. Что, теперь ты
видишь, что в моем замысле истина, а что - коварство? Если
сомневаешься в моих словах, почему бы тебе не отказаться и не
остаться там - что может быть мудрее?
     - Я не могу в это поверить. Ты уже убеждал меня, что у тебя
договоренность с правительством Израиля о слежке за их агентами.
     - Договоренность есть. Но я не отвечаю за то, что происходит
в этом суверенном государстве. ты сам обнаружишь, что это народ с
очень твердым характером. А сейчас я раскрою тебе секрет, и это -
одно из доказательств моей искренности, потому что вместе с этим
отдаю себя в твои руки. Я, под кодовым именем К