ть"  (знал  бы,  что  бедному
Галилею в настоящее время эта простая роскошь недоступна: ведь ему Люся даже
шоколадные  конфеты предварительно раскусывает  - нет ли  там  ликерной  или
коньячной начинки). А  разговор у этого  товарища такой  примерно:  мол,  мы
тоже,  как  Галилей,  понарошку  подчинились  партийной  инквизиции, а  сами
пытаемся  эту  систему  подправить, пользу реальную  принести.  Вроде  мужик
нормальный, все понимает точь-в-точь как мы... Не уверен, что эту власть ему
перехитрить, переиграть  удастся, но если театр поможет ему повысить  градус
свободы в нашей холодной стране - то дай ему Бог, как говорится.
     Так, может, это хорошо, что произведение разные  люди совсем по-разному
понимают, даже противоположным образом? Пусть каждый берет  из спектакля, из
песни столько, сколько сможет, сколько вытянет - умом, душой. Обращаться и к
сильным, и к слабым,  к умным  и не очень умным. Чтобы каждому  досталось по
куску...
     Двадцать третьего июня театр отправляется  на  гастроли  в  Грузию. Все
идет путем, и даже голос медных труб порою слышится: "Владимир Высоцкий - не
только талантливый актер, но и композитор, и поэт... На этот раз В. Высоцкий
исполнил несколько своих  песен, каждая из них - небольшая новелла,  несущая
большую  смысловую  и  эмоциональную  нагрузку...  "  Это  из  газеты  "Заря
Востока", там была встреча  с  редакцией,  куда  Любимов взял его вместе  со
Славиной, Золотухиным  и Смеховым.  Может, свет,  взошедший на востоке, и до
Москвы дойдет,  а то критики пишут  там - даже в  положительных рецензиях  -
темно  и  вяло.  Например:  "Темперамент  иногда  заслоняет  мысль"  - такое
запомнилось суждение о Галилее в "Вечерней Москве". Ну как темперамент может
мысль заслонить? Пустые, бессмысленные словеса...
     В Тбилиси он получает приглашение от Одесской  киностудии. Там  затеяли
фильм об  альпинистах - под  рискованным  названием  "Мы -  идиоты", которое
потом благоразумно поменяли на "Мы - одержимые". Ладно, кто они там - идиоты
или  одержимые  -  разберемся на  месте.  Со стороны это  лазанье  по  горам
выглядит занятием довольно странным, но стоит же за этим какая-то страсть...
     Сценарий (в конце концов его переименуют в "Вертикаль") об этой страсти
представления, конечно, не дает. И вообще  довольно схематичен. Идут люди на
восхождение, их застает циклон, но они все равно добираются до  вершины. Ему
здесь  предлагают  быть  радистом Володей,  который  остается  в лагере,  на
леднике, и своевременно  извещает товарищей об опасности. Но,  как он понял,
помимо выполнения несложных обязанностей радиста от него еще и песен ждут, а
это здорово меняет  дело.  На  пробах  приклеили ему  бороду - говорят, даже
плохо  приклеили,  -  а  между  тем  борода выводит его  на еще  одну  роль.
Режиссер-женщина  по  фамилии  Муратова  (некоторые  ее  считают гениальной)
ставит   фильм   "Короткие   встречи"   -   о   сложных   отношениях   между
высокопоставленной   дамой  районного   масштаба   Валентиной   Ивановной  и
обаятельным  геологом Максимом.  Тут была  большая предыстория,  открывшаяся
позднее.  Уже  и  актеры  намечены  были  на  главные роли, но  -  Дмитриева
отказалась из-за неверия  в режиссера, а  Любшин  по-тихому ушел  в надежный
"Щит  и меч". Тут муж Муратовой,  сам тоже режиссер, говорит: "Героиню играй
сама, а  вместо  Любшина возьми  Высоцкого  - вот уж  кто на геолога  вполне
похож". Кира  Муратова  -  человек сложный, неуступчивый,  но  прислушалась.
Пробы сделали  - и получилось хорошо, и даже денег дали. Однако  утверждения
не последовало.
     Из Одессы - самолетом в Краснодар, оттуда, после беспокойной ночевки  в
аэропортовской гостинице, на  такси до Минеральных Вод,  что,  между прочим,
составляет пятьсот километров, а уже из Минвод - в Приэльбрусье, в гостиницу
"Иткол",  эдакий  модерн  в горах.  Куча  разноплеменного  народа,  отовсюду
доносится  музыка: рояль, аккордеон, пьяный вокал. Поют Окуджаву, Высоцкого,
которого тут  даже крутят по местному радио. Докатилась слава до глухомани -
не  значит  ли  это, что теперь  дело пошло  на  спад? Новый нужен  рывок, и
материал для него вроде бы имеется.
     Неспешная  акклиматизация, первые  занятия  по скалолазанью. Пройдя  по
отвесной и гладкой стене, почувствовал кое-что. "Мрачной бездны на краю... "
- да, теперь это для
     него не просто  цитата. Недаром  все большие поэты  девятнадцатого века
проходили стажировку на Кавказе. Тогда, правда, альпинизмом не занимались, и
слова даже  такого не было в пушкинско-лермонтовскую эпоху. Но традицию надо
новаторски   осваивать:  "Кавказского  пленника"   еще  раз  писать   просто
неприлично - возьмем других героев.
     Тем  более   что  они  рядом:  несколько   инструкторов,  включенных  в
киногруппу,  -  люди немногословные, сдержанные  и совсем непохожие  на всех
нас, которые внизу.  С полувзгляда  и с полуслова  становится ясно,  что все
разговорчики  на тему  "умный в  гору  не пойдет" -  жуткая пошлость. Именно
умный  туда  пойдет,  потому  что  там  уму абсолютный простор  открывается,
возникает  возможность побыть  один на один с целым миром.  Горы - такая  же
уникальная  и самодостаточная сфера, как, скажем, театр или поэзия. Они тоже
не для всех и каждого, но без них жизнь была бы неполной.
     Новых мыслей множество, однако  песни пока  не  складываются. Некоторые
наивно  думают, что у него все  просто, как  у журналиста-репортера: пришел,
увидел,  написал. Знали бы они, какое это отвратное состояние,  когда все  у
тебя вроде  бы  есть:  руки, голова, душа, карандаш  с  бумагой,  информация
необходимая - и при всем этом ты ни мычишь ни телишься... В письме к Люсе он
жалуется:  "Не могу писать  о том,  что  знаю,  слишком уж много навалилось,
нужно или не знать,  или  знать так, чтобы  это стало обыденным, само  собой
разумеющимся, а это трудно. Я и английскую речь имитирую оттого, что не знаю
языка,  а  французскую, например, не могу. Вот! Это меня удручает.  Впрочем,
все равно  попробую,  может,  что  и получится,  а не  получится -  займем у
альпинистов, у них куча дурацких, но лирических песен, переработаю и спою".
     Лариса  Лужина, играющая в фильме доктора Ларису, попутно исполнила для
своего  партнера  и  роль музы: ее  рассказы  о кинофестивалях и  зарубежных
поездках вдохновили его на игривую, раскованную песню:
     Наверно, я погиб: глаза закрою - вижу.
     Наверно, я погиб: робею, а потом -
     Куда мне до нее - она была в Париже,
     И я вчера узнал - не только в ем одном!
     К  Ларисе  радист  Володя  по  сюжету  должен будет слегка  приставать.
Примеряясь   к   этой  ситуации,   он  делает  первые   наброски,   развивая
альпинистскую тему в любовно-комедийном плане:
     И с тех пор ты стала близкая и ласковая,
     Альпинистка моя, скалолазка моя...
     Лирика лирикой, а  режиссер Говорухин с самого  начала настоял  на том,
чтобы  актеры  прошли хотя бы  в  сокращенном  варианте  курс  альпинистской
подготовки.   Инструкторы   Готовцева  и  Сысоев,  мастера   спорта,  выдают
подопечным полное снаряжение: ледоруб, ботинки с "триконями", "кошки", пояс,
репшнур, учат вязать узлы, ходить  в связке.  Лужина  попробовала  ледорубом
пользоваться и заехала себе  по ноге -  вот тебе и  скалолазка! Но понемногу
разобрались, что к чему.
     Из  альпинистов-профессионалов  с  Высоцким  особенно  сходится  Леонид
Елисеев. Правда,  поначалу он удивляет своей недоверчивостью: когда по радио
врубают на всю катушку "У тебя глаза как нож",  "Я в деле" и все такое, этот
покоритель вершин на голубом глазу заявляет: песни  народные, а исполняет их
Рыбников. Я, мол, блатных хорошо знаю, и сочинить такие вещи мог только тот,
кто через лагерь и тюрьму сам прошел, а ты там бывал?
     Но  как-то они сидят  с  Елисеевым у  "Иткола"  в  ожидании  вертолета.
Разговорились, и тот излагает ему один драматичный эпизод из своей практики.
В пятьдесят пятом году они  вшестером (пять  мужиков, одна  женщина) шли  на
восхождение.  Застраховались  за  верхушку монолитной скалы, а та  возьми  и
рухни  -  по   таинственной  прихоти  природы.  Напарник  Елисеева,  бывалый
альпинист, зашелся в крике, потерял голову и не сообразил сбросить веревку с
отходящей скалы. Оттуда сорвало пятерых - шестой остался посередине ледового
склона без страховки. Сам Елисеев летел в свободном падении более ста метров
(вот уж  побеседовал со  Всевышним!)  и счастливо  "приледнился".  Остальных
впечатало в  снег, с травмами разной тяжести. Елисеев фантастическим образом
перебрался через трещину и, поднявшись на  семьдесят метров, вызвал по рации
спасателей. Те пришли к вечеру...
     Вертолет  так  и   не   появляется,  зато   ночью  посещает  творческая
бессонница,  приходит  рубленый  ритм  с  выделенными  односложными словами,
каждое из  которых похоже  на шаг, совершаемый по  ледовому склону: "друг" -
"враг" - "так"... Утром он зовет Елисеева послушать готовую "Песню о друге":
"Будешь  соавтором". Тот  скромно  отказывается,  но подлинность  описанного
подтверждает.  Говорит,  что  это  даже   лучше   и  правдивее  традиционной
альпинистской  лирики.  А он  сам-то и забыл  совсем, что  хотел эту  лирику
стилизовать  и  переработать, - куда там: опять пришлось  сочинять с  полной
отдачей и риском, на свой необычный манер...
     Во время занятий на  леднике Кашкаташ  пришло  известие о гибели одного
альпиниста на пике Вольная  Испания. Его товарищи, рискуя  жизнью,  пытались
снять тело  со  стены. Двое  суток  они  простояли  на  карнизе  в  ожидании
вертолета.  Дождь,  камнепады...  А  еще  двоим альпинистам  актеры помогали
пройти по морене: один из  них позвоночник повредил, другой  получил трещину
бедра. Тяжелые ранения - как на войне. И  отношение ко всему этому у  горных
профессионалов спокойное:  гибель  "входит в  стоимость  путевки", как шутят
некоторые.  С нормально-обывательской точки  зрения -  бессмысленные жертвы.
Зачем все это? Ответом становится новая песня:
     И пусть говорят, да, пусть говорят,
     Но - нет, никто не гибнет зря!
     Так лучше - чем от водки и от простуд...
     Столько   людей  проживает  целую   жизнь,  не  успев  себя   ни   разу
по-настоящему  испытать...  Альпинизм -  наглядная модель жизни, взятой в ее
драматическом срезе. Все  здесь  обнажено,  просвечено.  И  отношения  между
людьми абсолютно отчетливы.
     С режиссером Славой Говорухиным они делят двухместный номер в "Итколе".
Говорухин -  человек с характером, спуску не дает никому. Однажды у бильярда
в баре  один местный придурок начинает его задирать. Выходят они в  холл для
выяснения  отношений,  а  там  еще  несколько весьма агрессивно  настроенных
элементов.  Все  -  на  одного.  Киногруппа  в  растерянности,  и  тут,  как
говорится, наступает выход Высоцкого.  Он довольно ловко включается в драку,
пока один  из противников  (боксер,  как в дальнейшем выясняется) не наносит
ему коварный  удар  из-за  колонны,  сбивая с ног.  Тогда он,  поднявшись  с
паркета, берет со стола две  бутылки и, держа их как гранаты, идет навстречу
хулиганам,  произнося  пару  убедительных слов. Те  разбегаются,  а  главный
забияка потом  еще в милиции жалуется, что  на  него напали  двое москвичей,
демонстрирует полученный в  драке фингал. Приходится доказывать, что расклад
другой был: их - восемь, нас - двое...
     "Мы  выбираем трудный путь, опасный,  как  военная  тропа...  "  -  это
сравнение  горной жизни с войной приобретает новое и неожиданное развитие. В
"Итколе" появляется группа немецких альпинистов, и один  из них рассказывает
о том, как  воевал  здесь в составе дивизии "Эдельвейс". А  в сороковом году
эти эдельвейсовцы проходили  подготовку на  Кавказе, причем  наш  инструктор
спас одного немца, с которым ходил в паре. И вот в сорок третьем, после боя,
этот инструктор слышит с немецкой стороны привет от своего бывшего напарника
-  ефрейтора, который вчера  погиб  в бою...  Сюжет  готовый  - нужны только
точные и быстрые слова:
     А до войны - вот этот склон
     Немецкий парень брал с тобою,
     Он падал вниз, но был спасен, -
     А вот сейчас, быть может, он
     Свой автомат готовит к бою
     Высоцкий  уже  сидит в  баре, коротая  время  в  компании  американских
туристов и изнывая от ожидания своих - надо же это кому-то спеть! Появляется
Говорухин,  только что с ледника, не спеша пьет воду,  стакан  за  стаканом.
Ладно, прямо здесь, без гитары, автор начинает ему напевать с первой строки:
"Мерцал закат, как  блеск клинка, свою  добычу смерть  считала... " А  Слава
вдруг делает суровое, отчужденное лицо  и начинает плести  что-то про Остапа
Бендера, который ночью сочинил "Я помню чудное мгновенье", а утром вспомнил,
что это до него уже написал Пушкин. Что за чушь, при чем тут Пушкин?
     -  Да ты мне поешь старую баксанскую альпинистскую песню,  еще  военных
лет. Там такой припев есть:  "Отставить разговоры! Вперед и вверх,  а там...
Ведь это наши горы, они помогут нам".
     Да что же это происходит! Неужели помутнение рассудка? Но тут Говорухин
раскалывается -  признается, что перед встречей  успел зайти в номер, увидел
черновик песни на столе и припев запомнил.  За такие шуточки... Но,  кстати,
это  значит, что строки запоминающиеся, не зубрил  же он их наизусть! А  про
Остапа  Бендера -  интересно.  Сколько  поэтов  сочиняют  с  полной иллюзией
вдохновения, а  потом  их произведение  оказывается сплошной  цитатой.  Этот
сюжет можно будет в целую песню как-нибудь развернуть...
     Прощание   с  горами   тоже  становится  песней,  предельно  простой  и
естественной.  Слова   как  будто  пришли   сами,   точные  и   необходимые:
"Возвращаемся  мы  -  просто  некуда  деться!"  Люди  отсюда  уходят  молча,
прощальных  речей произносить не принято.  Надо  было это  молчание передать
песней. И получилось ведь: "Лучше гор могут быть только горы, на которых еще
не  бывал". Эта  абсолютная  истина  существовала всегда, надо было всего-то
навсего ее прочитать в человеческом сознании.
     И, кстати,  есть в этом высказывании  неожиданный подтекст, второе дно.
"Горы, на которых еще не бывал" - это  не только ведь новая горная система -
Тянь-Шань или  даже Гималаи. Тут  можно  увидеть  и  вертикаль духовную -  в
начале  века, как Синявский рассказывал, было, кажется, у Вячеслава  Иванова
словечко "вертикал",  с мужественным  твердым окончанием. Этот свой вертикал
понять и к  нему подниматься  -  ох и нелегкое,  страшное  дело: большинство
людей  довольствуются ползаньем по  горизонтали. Так что можно при повторе и
сварьировать немного (а понимает пусть каждый как хочет и может):
     Лучше гор могут быть только горы,
     На которых никто не бывал!
     Вкус успеха

     Сразу  стало  видно далеко на все стороны света.  Хорошо,  оказывается,
быть  занятым  на полную  катушку, крутиться в бешеном ритме.  Работы всегда
бывает  либо  слишком много, либо слишком мало. Так  уж  лучше  пусть  будет
избыток, когда всего чересчур, когда  одно дело подстегивает  другое, а то в
свою  очередь  тащит  третье... Вот  и  Муратова  вдруг согласилась  снимать
Высоцкого в роли геолога.
     Дела!
     Меня замучили дела - каждый миг, каждый час, каждый день, -
     Дотла
     Сгорели песни и стихи - дребедень, дребедень, дребедень
     Эту импровизационную заготовку он  поет на  съемках "Коротких встреч" в
Одессе, и  она отлично  вписывается в сюжетный  эпизод. "Перестань!  Не надо
играть,  петь,  не  хочу...  Хочу, чтоб меня  любили"  -  так  реагирует  на
фонтанирующий артистизм его Максима героиня Муратовой. Такая уж любовь у них
-  абсолютно  лишенная  взаимопонимания  и  душевной  щедрости. Две  крупные
личности  вроде бы и  тянутся друг к  другу, но отталкивание, недоверие, дух
соревнования гораздо сильнее.
     А  тут рядом -  Надя, девушка-природа, материал, из которого лепи,  что
хочешь (что уж  умеет Кира -  так  это  находить новых, незаезженных актрис:
Нина Русланова в этой роли великолепно смотрится). Но не хочет Максим лепить
себе женщину, ему нужна готовая личность, способная  с ходу его понять, а не
только привязаться, не только пиджак заботливо зашить.
     Такой   вот   любовный    треугольничек.   И   получился   он   крупнее
первоначального  сценарного масштаба. Несходство характеров шального геолога
и советской чиновницы слишком очевидно. Муратова  и  Высоцкий  сыграли еще и
философский подтекст: любовный поединок двух творческих  натур.  А можно  ли
встретить в  жизни  такую,  чтобы  и оригинальной  личностью была, и щедрой,
самоотверженной женственностью обладала? Как говорится, поживем - увидим...
     Съемки  "Коротких  встреч"  идут  с октября  параллельно  с театральной
работой. Авиарейс "Москва  -  Одесса"  сделался чем-то  вроде  повседневного
трамвая:  "Вертикаль"  тоже  здесь  доснимается.  На  Таганке  -  регулярный
"Галилей",  идут и  "Антимиры", и "Десять  дней"  продолжают потрясать  мир.
Побывал у них на этом спектакле пятого ноября лично Рид - только не  Джон, а
Дин.  Исключительно  прогрессивный американский певец  протеста,  непонятно,
правда, против чего. Спел со сцены: умеет он это делать, и  голос - дай бог,
но очень  уж  влюблен  в  себя.  После  его  эффектного  выступления  ребята
уговорили выйти на сцену Высоцкого. Он вышел - и последнее слово осталось за
Таганкой.
     Любимов тем  временем  принимается за  Маяковского.  Хочет показать его
живым и  настоящим, а  не плакатно-монументальным. Это сделать очень трудно,
потому  что  народ  Маяковского не  любит.  Интеллигенция  презирает его  за
воспевание  власти  и коммунистической  партии.  Синявский  как-то  приводил
эпиграмму  Тынянова на  поэму "Хорошо": "Оставил Пушкин оду  "Вольность",  а
Гоголь  натянул  нам  "Нос". Тургенев  написал  "Довольно",  а Маяковский  -
"Хо-рошо-с"".  Это  человек  близкого  склада,  и то Маяковского  обвинял  в
лакействе. Ну а простые люди,  вопреки указанию товарища Сталина, Маяковским
просто  не  интересовались.  Не  переписывали  его  девушки  в  тетрадки, не
распевали мужики  пьяными  голосами.  Народ  всегда  любил  другого  поэта -
полузапрещенного Есенина.
     Но Маяковский не весь состоит из политических лозунгов - он был живым и
страдающим  человеком.  Надо  ему  помочь  выйти  из   гранита,   заговорить
по-человечески с нормальными  людьми. И тут  шеф  придумал  грандиозный ход:
показать,  что  Маяковский был  разным, а для  этого его будут  играть  пять
актеров - каждый какую-то сторону натуры: лирик,  сатирик,  трибун и  т.  д.
Одним  из них  будет  Высоцкий,  в кепке,  с  бильярдным  кием  -  ироничный
Маяковский. Может  быть, эта грань роли выделена ему  под влиянием  "Песни о
сентиментальном   боксере",  где  автор  довольно  фамильярно  с  Маяковским
обошелся:
     И думал Буткеев, мне челюсть кроша: И жить хорошо, и жизнь хороша!
     А в итоге:
     Лежал он и думал, что жизнь хороша. Кому хороша, а кому - ни шиша!
     Маяковский, может быть,  на  такую переделку и  не  обиделся бы. Сам он
тоже был -  палец в рот не клади, да и не так уж буквально "жизнь хороша" он
говорил - недаром сразу после "Хорошо" собрался  писать  поэму  "Плохо".  Не
успел, вот мы за него теперь и дописываем.
     И  еще  в   этом  спектакле  работает   молодая   актриса,  исполненная
необыкновенной красоты  и женственности. С  некоторых  пор они с Высоцким не
только коллеги... Маяковский когда-то влюбился  в одну Татьяну, о  чем стало
известно всей стране. Высоцкий  ситуацию  с  Таней  предпочитает  держать  в
тайне. Хотя для друзей-товарищей это давно уже не секрет.
     Что дальше будет?  Не хочется пока об этом думать.  Положимся  на  волю
провидения.
     Его концерты в институтах и домах культуры все еще проходят без  афиш и
билетов - как "встречи с актером  театра и кино". Чтобы получить официальный
статус, надо пройти утверждение  в  Москонцерте. Побывал  на  их  худсовете,
показал песни военные  и