ндарного певца,  очень  хвалил  всех
исполнителей.  Во время  монолога Бубнова о  бесплатном трактире, который он
мечтает устроить для бедняков, Нина Максимовна услышала сзади женский  голос
- не восторженный, а ровный, строгий и уверенный:  "За этим мальчиком я буду
следить  всю жизнь". Кто это был - актриса, режиссерша, критикесса? А  может
быть...
     ... Голос просится наружу, хотя  еще  непонятно, что, собственно, хочет
этот  голос сказать. Когда под руки попадается пианино, Высоцкий пускается в
долгие импровизации, накручивая аккорд за аккордом в  произвольном порядке и
изображая Луи  Армстронга. Многим  это нравится даже больше,  чем  оригинал.
Английский язык  он  имитирует  абсолютно  похоже  - весь  набор  звуков,  и
слушающим  не  мешают  никакие  комплексы насчет степени  понимания  текста.
Синявский  как-то пошутил, что "Армстронг" Высоцкого - это как заумь русских
футуристов, как  "дыр, бул, щил" у  Крученых.  Важен сам эмоциональный ритм,
гул - и необязательно, чтобы в этом гуле прослушивались конкретные слова.
     У  компании Кочаряна есть свой песенный репертуар - из  разряда "музыка
блатная, слова  народные", их поет  и  сам  Лева, и  многие из  завсегдатаев
Большого Каретного. У  Андрея Тарковского, например, коронный номер - "Когда
с  тобой мы  встретились, черемуха цвела... ".  Утверждает, что сам он это и
сочинил, но  скорее всего разыгрывает. У  Высоцкого тоже есть любимые  песни
этого типа - вот веселая  одесская "И - здрасьте, мое почтенье...  ", всякий
раз  приезжая  к Изе  в Киев,  он встречал ее  этими  словами.  Естественно,
"Речечка",  растекшаяся  по  стране во  множестве вариантов, "Шнырит урка  в
ширме у майданщика... ", "Рано утром проснешься и откроешь  газету... ". Это
все он  в соответствующем  настроении  может выдать,  отбивая ритм рукой  по
столу  -   с  гитарой  отношения  пока  никак  не  сложатся.  Что-то  в  нем
сопротивляется тому, чтобы быть просто "исполнителем".
     А сочиняются пока  только пародии. Как в  театральной  учебе  пародия -
необходимый способ приобретения актерских  навыков  (передразниваем мимику и
речь друг  друга, своих  педагогов,  эстрадных  знаменитостей,  политических
вождей),  -  так  и  в  поэзии  все  начинается  с  пародирования, шутливого
копирования  чужих  стилей  и  языков.  Берешь в  руки  перо  -  и в  момент
становишься Пушкиным, Некрасовым,  Маяковским.  Вот недавно  Высоцкий  выдал
целую серию экспромтов, когда  мама после долгих и  упорных трудов привела в
божеский вид  его летние чешские брюки,  которые  теперь снова смотрятся как
новые:
     Ты вынесла адовы муки,
     Шептала проклятья судьбе.
     За то, что поглажены брюки,
     Большое спасибо тебе.
     Некрасов
     Давно
     я красивый
     товар ищу!
     Насмешки с любой стороны, -
     Но завтра
     Совру товарищу -
     Скажу,
     Что купил штаны.
     Маяковский
     Тебе сказал недавно: коли
     Есть брюки - надо их стирать!
     Уже ?! Мерси, чего же боле,
     Что я могу еще сказать.
     Пушкин
     Некрасов тут в  основном за счет размера (анапеста) изображается, то же
и Пушкин с четырехстопным ямбом и пресловутым "чего же боле", а с Маяковским
даже  некоторый  технический блеск достигнут:  рифма "товар ищу  - товарищу"
вполне могла у самого Владим Владимыча встретиться.
     Подвернулся и случай для большой пародии, уже почти профессиональной. В
марте  страну  потрясло  известие о подвиге  четырех  солдат,  которые сорок
девять  дней  продержались  на своей  барже  в открытом океане.  Все  газеты
восторженно  писали  о том,  как  они там, когда  кончились продукты,  съели
кожаные меха от  гармошки, голенища сапог.  Ребята героические, конечно,  но
зачем спекулировать на  них  и повторять  без  конца  одно и  то же?  И вот,
как-то,  бренча  на  гитаре  "Он  был  батальонный  разведчик...",  начинает
Высоцкий на эту мелодию сочинять непритязательные куплеты:
     Волна на волну находила,
     И вал за валом набегал.
     Зиганшин стоял у кормила
     И глаз ни на миг не смыкал.
     Стихия реветь продолжала,
     И тихий шумел океан.
     Асхана сменил у штурвала
     Спокойный Федотов Иван.
     Суров же ты, климат охотский, -
     Уже третий день ураган.
     Встает у руля сам Крючковский,
     На отдых уходит Иван.
     Отложил гитару,  сел за стол,  над строфами расставил римские  цифры  -
номеров всего  будет  сорок  девять, но  строф  меньше:  пропущенные  номера
заменяются кратким прозаическим пересказом. Например:
     XX.
     Последнюю съели картошку,
     Взглянули друг другу в глаза...
     Когда ел Поплавский гармошку,
     Крутая скатилась слеза.
     ... Голод становится невыносимым.
     Культмассовая   работа  не   ведется   по   причине   отсутствия   муз.
инструментов. Люди ослабли, но смотрят прямо и друг друга не едят.
     Дойдя до  оптимистического заключения, сделал  издевательскую приписку:
"Таким  же образом  могут  быть написаны  поэмы  о покорителях  Арктики,  об
экспедиции  в  Антарктиде,  о  жилищном  строительстве  и  о  борьбе  против
колониализма.  Надо  только  знать  фамилии и иногда читать  газеты".  Потом
придумал такой заголовок:
     Пособие для начинающих и законченных халтурщиков
     СОРОК ДЕВЯТЬ
     Поэма-песня в сорока девяти днях (сокращенное издание)
     Перечитал все сначала: жутко смешно! А потом призадумался: для кого это
он сочинил? Не для самого ли себя? Влез  он в шкуру советского стихотворного
халтурщика - и навсегда из нее вылез. Попробуй он теперь сочинять что-нибудь
героическое или трудовое - стыдно станет. Эти вот  пока никому не показанные
листочки  будут  ему  упреком,  они  над ним  тогда и посмеются... Сам  себя
навсегда лишил возможности сочинять "правильную" поэзию!
     В пору  госэкзаменов зашел как-то посмотреть на малолеток-абитуриентов.
Там ему  с  ходу  приглянулся  симпатичный  круглолицый  Сева  Абдулов.  Сын
знаменитого покойного комика (игравшего  грека Дымбу в  фильме  "Свадьба" за
компанию  с Раневской  и оповестившего всю страну  о  том, что "в Греции все
есть"), Сева держится  без надменности и притом  самостоятелен не по  годам.
Был в  Сибири на съемках  фильма  "Ждите писем" (для мальчика  - это крупный
успех), но, услышав о смерти Пастернака, сорвался в Москву, присутствовал на
похоронах, где и Синявский был, конечно,  и где всех брали на заметку -  те,
"кому надо". Высоцкий  тоже не побоялся  бы съездить тогда в Переделкино, но
его  компания  как-то пропустила  это  событие. В  общем,  подружились  они,
несмотря на несколько лет разницы в возрасте.
     Куда  пойти работать по окончании Школы-студии? У Высоцкого есть разные
варианты.  Театр имени  Маяковского на него имеет виды, а там ведь командует
Охлопков - яркий режиссер новаторской складки. Да и  Ролан Быков, приехавший
из  Питера, где он работает в Театре  Ленинского комсомола, после дипломного
спектакля проявил интерес к исполнителю роли Бубнова.  На Большом Каретном у
Высоцкого по этому случаю возникла кличка Вовчик-премьер. Но он ведь человек
солидный, семейный, ему  надо вместе с Изой устраиваться.  Поэтому он больше
всего   прислушивается  к  Борису  Равенских,  заправляющему  Театром  имени
Пушкина. Тот обещает радикально омолодить труппу: "Володя, я всех уберу... "
И насчет Изы дал честное слово.
     Двадцатого июня Высоцкому вручен диплом и присвоена квалификация "актер
драмы и кино". В ходе  обучения выдержал он тридцать один экзамен (отлично -
24, хорошо - 6, удовлетворительно - 1) и тридцать пять зачетов.
     Оба  госэкзамена  (мастерство  актера,  диалектический  и  исторический
материализм)  сданы  на "отлично".  Получено  распределение  в  Театр  имени
Пушкина (вместе с товарищами  по  курсу - Буровым, Портером,  Ситко). Однако
карьера Высоцкого в этом храме Мельпомены на  Тверском бульваре начинается с
того,  что  туда  приходит  бумага  из милиции: молодой актер  слишком бурно
отметил  с  приятелями окончание  альма-матер, учинив  все  в  том  же  кафе
"Артистик" небольшой дебош. Плохая примета...
     После июльской  поездки с  Изой  на теплоходе  в  Горький  - Рига,  где
гастролирует  Пушкинский  театр   и  где  дебютантов  собираются  вводить  в
спектакли текущего репертуара. Гостиница  "Метрополь",  прогулки по  старому
городу -  шикарная жизнь! Новобранцев пока используют в массовках, но  всему
свое время, успеем  еще. Высоцкий звонит Ко-хановскому, и тот приезжает сюда
отдохнуть и разделить компанию. По вечерам,  когда из гостиничного ресторана
уходят  профессиональные музыканты,  Высоцкий  садится за  рояль и наяривает
своего  "Армстронга".  А  однажды  в  гостиницу  к  ним наведался  Александр
Аркадьевич Галич - респектабельный драматург и киносценарист. Что-то пел под
гитару, вспоминал свои встречи со Станиславским, Багрицким. Рассказал  массу
баек, например, про покойного Вертинского. Как  сидели  они с  ним  за одним
столом в  ресторане ВТО. Александр Николаевич пил  чай  с лимоном,  а  Галич
кушал полный обед с коньячком. Вертинский, расплачиваясь, вальяжно произнес:
"Сдачи не надо", и официант согнулся в почтительном поклоне, хотя речь шла о
копейках, которых в  буквальном смысле хватит разве что "на  чай". Галич еще
посидел один, а получив счет, заплатил чуть ли не два рубля сверху. Официант
принимает  деньги  с  высокомерным выражением  лица.  Не  выдержал  Галич  и
спрашивает,  почему,  мол, на  фоне такой почтительности к Вертинскому такое
пренебрежение  к нему, столь  щедрому посетителю? А официант отвечает:  "Так
тот же - настоящий барин!"
     По возвращении в  Москву  работа оборачивается сплошным разочарованием.
Разве это роли? Шофер Костя в пьесе о проблемах молодежи, падкий до сенсаций
итальянский журналист с блокнотом, красноармеец с винтовкой, игрок в Кости в
древнеиндийском сюжете,  немногословный начальник  отдела кадров  на стройке
(названия и  имена  авторов стоит  умолчать "в  силу  экономии  бумаги", как
говорил  Зо-щенко).  Получше  будет  - "Изгнание блудного  беса" по  Алексею
Толстому. Там вся  труппа занята в динамичном действе. Все, глядя на старца,
которого  играет  знаменитый  Борис  Чирков,  бегают, прыгают,  укутанные  в
какие-то нелепые одежды, - друг друга на сцене не узнать! А выше всех сигает
исполнительница главной роли Фаина Григорьевна Раневская. В такой толпе даже
весело  делается  -  все  на равных,  в  едином кураже.  Ну,  еще подфартило
Высоцкому  в  конце сентября  заполучить роль Лешего в  "Аленьком цветочке",
которую он теперь  играет  поочередно с  Торстенсеном. Тут есть простор  для
импровизации, даже для хулиганства.
     Решительно не заладилось дело  с новым  спектаклем -  по пьесе чешского
драматурга Дитла  "Свиные хвостики". Начинал  Высоцкий  репетировать главную
роль  -  Ржапека,   а   потом  решили,  что  не  смотрится  он  в   качестве
пятидесятилетнего  мужика. Перевели  его в  эпизоды -  вплоть  до  прохода с
барабаном  из кулисы в  кулису.  Но  главная  подлость Равенских:  теперь от
разговора о работе для Изы Высоцкой он уходит.
     Весной, во время дипломных спектаклей, в Школе-студии крутились молодые
кинорежиссеры  Довлатян  и Мирский,  подыскивая молодежь для фильма "Карьера
Димы Горина". Вильдана звали на главную роль, а он отказался: ему был обещан
Хлестаков  во  МХАТе. И  Высоцкого они тогда заметили,  вот  теперь берут на
монтажника Софрона - роль не первого плана, но заметная. В ноябре выехали на
съемки в  Карпаты, где в то  время  возводилась  новая  линия высоковольтных
передач.  Приходилось  взбираться на сорокаметровые опоры, дух  захватывало.
Работа в  кино всегда интересна - хотя бы сопутствующими приключениями. Есть
потом что вспомнить, что людям рассказать с комментариями и прибавлениями, в
которые от многократного повторения  сам начинаешь  верить.  По ходу  съемок
перебегали в одежде холодную горную речку. Страшно мерзли актеры, зато потом
им  выдавали  спирт  для  растирания. Спирт, естественно, употребляли  более
рационально, после чего готовы были опять в воду прыгать...
     Ну а коронный эпизод - не в фильме, а в последовавших за  ним рассказах
- это Высоцкий как жертва мордобоя. На второй съемочный день Высоцкий должен
был вести ЗИЛ-130 и приставать к сидящей с  ним в кабине  Татьяне Конюховой.
Такая уважаемая,  известная  артистка... Может быть,  не  надо ее  обнимать,
может быть, я лучше скажу ей что-нибудь? Режиссер недоволен, и сама артистка
уже говорит: "Да ну, перестань, Володя! Ну, смелее! Ну что ты?" А влюбленный
в героиню Дима Горин все  это  видит. И играющий его  Саша Демьяненко должен
теперь  бить  Высоцкого в челюсть, причем  по-настоящему, потому что  это не
театр и на большом экране вранье сразу будет заметно. Шел дождь, у оператора
все  время получался  брак,  и пришлось  снимать девять  дублей.  Демьяненко
говорит:  "Володя,  ну  что  делать? Ну  надо!  Ну, давай  я  хоть  тебя для
симметрии
     по другой  половине лица буду  бить". А  может, он этого не  говорил, а
Высоцкий  сам  это придумал. Зато  теперь есть  в  запасе  устная новелла  с
эффектным финалом:  "Вот так началось мое  знакомство  с  кинематографом - с
такого несправедливого, в общем, мордобития".
     Жизнь не получается. В театре ничего не светит. И в остальном...
     В январе шестьдесят первого, во время школьных каникул, Изе удается  по
договору поработать в Лейкоме.  В помещении Театра  Ермоловой  она  играет в
"Новых  людях" по  Чернышевскому  Веру Павловну,  танцует на сцене мазурку с
обаятельным Ширвиндтом. У  Высоцкого - такая уже наметилась закономерность -
январь месяц тяжелый, с неизбежными срывами и горьким забвением.
     Февральскую  премьеру "Свиных хвостиков" при  всем желании в творческий
актив не запишешь.  Изе он  не  в состоянии помочь, и в  марте  она  уезжает
работать в Ростов. Дальнейшая семейная жизнь  под большим вопросом, хотя они
оба стараются об этом не думать.
     После отъезда Изы его  тянет  из дома подальше, он ночует то у Акимова,
то  у Утевского, а чаще всего -  у  Кочаряна. В  их  компании у всех дела не
блестящи,  зато  есть общая вера в  будущее. Сложилась своего рода  коммуна.
Бывают здесь  Артур  Макаров, Эдик Кеосаян, заглядывает Олег Стриженов, были
даже  Вася Шукшин и Андрей Тарковский. В стране идет борьба  с тунеядцами, а
они как вызов режиму "Гимн тунеядцев" сложили:
     И артисты, и юристы
     Тесно держим в жизни круг.
     Есть средь нас жиды и коммунисты,
     Только нет средь нас подлюг!
     Идем сдавать посуду,
     Ее берут не всюду.
     Работа нас не ждет,
     Ребята, вперед!
     Иногда  не хватает для всех  спальных мест.  Легендарным  стал  случай,
когда даже на пол нечего  было  постелить, и припозднившегося Высоцкого Лева
уложил спать в ванне. Под подбородок ему доску  положил  и всю  ночь горячую
во-ду подливал. Да, есть что вспомнить!
     Андрей  Тарковский однажды размечтался: "Ребята, давайте, когда  станем
богатыми, построим большой  дом  в деревне  и будем все вместе там  жить!" А
пока Андрей готовится к постановке первого своего большого фильма - "Иваново
детство". В  основе - повесть В. Богомолова  "Иван", где главный персонаж  -
мальчик-разведчик,  нервный,  почти  истеричный,  люто  ненавидящий  немцев,
убивших всю ею семью. На эту роль нашли  четырнадцатилетнего  паренька  Колю
Бурляева. А Высоцкого  пробуют  на  капитана  Холи-на -  уверенного  в  себе
командира  и  неотразимого  сердцееда. После  проб  он  приглашает  младшего
товарища в "Эрмитаж", угощает мороженым и шампанским, расспрашивает о жизни.
Этот юный заика и неврастеник  точно  будет  артистом - весь натянутый,  как
струна,  без  тормозов и  отвлекающих  мыслей  в голове.  И  точно: Бурляева
утверждают  с ходу, а Высоцкому опять советуют подрасти, поскольку  не тянет
он на умудренного жизнью Холина, и предпочтение отдано опытному  Зубкову. Но
там же есть  еще молодой  лейтенант Гальцев, с которым  Иван  так фамильярно
держится. Почему Андрей эту роль Высоцкому не предложил?
     А  Лева Кочарян работает в Севастополе в фильме "Увольнение на берег" и
небольшую  роль для  Высоцкого  пробил: будет он  там  морячком, которого на
берег не пускают.  Зато  на  крейсере  "Кутузов"  предстоит  самая настоящая
морская жизнь. И еще пришла как-то в театр ленинградская дама Анна Давыдовна
Тубеншляк,  работающая вторым  режиссером в фильме "713-й  просит  посадку".
"Нестандартный"   Высоцкий   показался  ей  подходящим  для   роли   солдата
американской морской пехоты. Там  коварные шпионы напоили экипаж снотворным,
пассажиры в панике,  и больше всех бьется в истерике персонаж,  которого ему
предлагают.  Скоро  ехать на пробы,  а пока  он  проводит вечера на  Большом
Каретном, с друзьями, вином  и гитарой. Свой нехитрый репертуар Высоцкий уже
не раз записал  на магнитофоны -  акимовский, кочаряновский. Но  как-то  уже
навязли в зубах чужие песни. Когда же сложится что-то свое?
     Первая песня

     Она  приходит неожиданно  - вваливается в битком  набитый ленинградский
автобус  вместе с  симпатичным плечистым амбалом в  незастегнутой по причине
жуткой  жары  рубашке-бобочке. Пальцы у  этого здоровяка изрисованы лиловыми
якорьками,   а   на  умеренно  волосатой  груди   обнаруживается   тщательно
выполненный  женский  портрет,  под  которым  полукружьем  выведена надпись:
"ЛЮБА! Я тебя не забуду!"
     Не  забывается никак эта картинка.  Люба становится  цветной,  одетой в
пестрое крепдешиновое платье с черным кожаным поясом на узкой талии. Рядом с
ней  два ухажера  - это уж  как минимум.  Какие губы у  нашей Любы... Только
где-то  Люба уже была...  "А Люба смотрит - что за красота, а я  гляжу...  "
Жаль... Картинка смазывается, исчезает...
     Потом  она  возвращается  к  нему  вечером, на  перроне  перед  поездом
двадцать три - пятьдесят. Кто-то  кого-то провожает, люди целуются, машут из
окон руками...  Мы  та-та-та попрощались на  вокзале... Мне  сказали...  Так
может же быть: "Вали"?.. Валей ее назовем - и все!
     В Москве за два дня все сладилось, срифмовалось, легло на мелодию:
     Не делили мы тебя и не ласкали,
     А что любили - так это позади, -
     Я ношу в душе твой светлый образ, Валя,
     А Леша выколол твой образ на груди.
     И в тот день, когда прощались на вокзале,
     Я тебя до гроба помнить обещал, -
     Я сказал: "Я не забуду в жизни Вали!"
     "А я- тем более!" - мне Леша отвечал.
     Вроде все шуточки, а у ребят моих страсти сурьезные разыгрались:
     И теперь реши, кому из нас с ним хуже,
     И кому трудней - попробуй разбери:
     У него - твой профиль выколот снаружи,
     А у меня - душа исколота снутри.
     "Изнутри"  не влезло  по размеру,  но  "снутри"  даже лучше. Товарищ-то
академиев не кончал. Но  и  не  совсем деревня - нормальный городской мужик.
Сейчас немножко сгустим красочки, слезу подпустим:
     И когда мне так уж тошно, хоть на плаху, -
     Пусть слова мои тебя не оскорбят, -
     Я прошу, чтоб Леша расстегнул рубаху,
     И гляжу, гляжу часами на тебя.
     Может, лучше: "И  гляжу  не  отрываясь  на тебя"?  Так, может,  было бы
правильнее, но "часами" - смешнее. А вот теперь -  поворотик  драматический,
кульминация:
     Но недавно мой товарищ, друг хороший,
     Он беду мою искусством поборол
     Он скопировал тебя с груди у Леши
     И на грудь мою твой профиль наколол.
     У того мужика в  Ленинграде, правда,  не профиль был - фас, но кому это
теперь важно?  А  вот и финал,  этот куплет  уже  заранее сочинен,  осталось
только   заполнить  пару   дырок   "Что   моя   та-та-та-та   татуировка"...
"Что-моя-люби-мая-та-ту-иров-ка" - не то. А точно -  "моя"? Почему не ее? Ее
же портрет-то... А что, если с такой предпоследней строкой:
     Знаю я, своих друзей чернить неловко,
     Но ты мне ближе и роднее оттого,
     Что моя - верней, твоя - татуировка
     Много лучше и красивше, чем его !
     Ничего получилось. Молодец Вэ Высоцк