е помогут...
     Эта проклятая  слава  разлучает  буквально  со всеми.  Как  знакома ему
холодная  маска, вдруг  возникающая  на  лицах  близких  людей!  "Только  не
подумай,  что  я  тебе   завидую",  -  и  от  этого  банального,  совершенно
одинакового у всех секундного мимического паралича рушится все, что когда-то
объединяло с людьми, радовало, давало силы жить и работать.
     Вадим Туманов

     Их познакомил один товарищ  из Магадана, потом  встретились в  какой-то
компании.  Туманов организовал  старательскую артель в Сибири,  моют  мужики
золотишко, и нет  у  них там ни начальников,  ни подчиненных. И в московской
среде этот человек держится со всеми на равных:  цепкий  взгляд,  глуховатый
голос,  невозмутимая интонация. В общем, сошлись сразу. А потом уже Высоцкий
узнал подробности биографии нового  друга: в  сорок  восьмом, будучи молодым
штурманом   на   Дальнем  Востоке,   схлопотал  58-ю  статью,   пункт  10  -
"антисоветская агитация и пропаганда" -  за неодобрительные  высказывания  о
Маяковском,  за чтение  Есенина  и за большую  любовь  к Вертинскому,  сорок
пластинок  которого были конфискованы у Туманова  при обыске. (Господи,  где
еще, в какой стране такой ценой  платят за свободу эстетического  вкуса!) Из
лагерей  Туманов  бежал семь (прописью!) раз и при этом непостижимым образом
остался жив.  Освободился в  пятьдесят  шестом.  При таких  анкетных  данных
отношение человека к песням Высоцкого вычислить нетрудно - самое прямое.
     Ерунда, что друзья приобретаются лишь в детстве и в юности. Может быть,
уже  проскочив  все фатальные даты и цифры, ты только и  начинаешь понимать,
чувствовать разность и равенство - два необходимых условия подлинной дружбы.
     Равенство  -  это  не одинаковость.  Недаром  близнецы редко  дружат  и
стараются вместе не  показываться - если  не эксплуатируют  свою  похожесть,
работая  в  цирке.  Много  есть  видов  ложного   равенства:  одноклассники,
однокашники и прочее. Причем люди почему-то стесняются сами себе признаться,
что  не  так  уж  сильна близость,  создаваемая обстоятельствами. Ну и что с
того, что вместе учились, жили в  одном  дворе,  да хоть и работали вместе в
одном учреждении!  В  глубине души, на подсознательном  уровне  каждый хочет
отличиться  от себе подобных, проявиться как личность,  а  не как  частичка,
крупица. Отсюда -  потребность  в непохожести, в разности, к дружбе с совсем
другими,  чем  ты,  людьми. Может  быть,  и  внутри любви иногда  содержится
дружба:  мужчина и женщина  быть  одинаковыми не могут по законам природы  -
стало  быть, для зависти и ненависти  меньше поводов и оснований. Если на то
пошло, Марина все эти годы  была ему еще и настоящим другом - на одной любви
они бы далеко не уехали и так долго вместе не пробыли бы.
     С Вадимом у Высоцкого и разница есть в одиннадцать лет, и равенство - в
бесстрашии перед судьбой. Оба по сути  старатели, вложившие себя в работу со
всеми  потрохами  -  так,  что  уже поздно  выгадывать,  высчитывать  другие
варианты судьбы. Туманов реально испытал  то, о чем Высоцкий  уже написал, -
по  интуиции,  за   счет   воображения.   Редкая  возможность   проверки   и
подтверждения  искусства -  жизнью.  Вадим,  в свою очередь,  из  тех людей,
которые испытывают непритворную психологическую потребность в искусстве - не
для развлечения,  не для престижа Короче, близкие по  духу люди могут долгое
время жить параллельно и встретиться в возрасте  вполне  зрелом. "Не хватает
всегда новых встреч  нам и  новых друзей... " - сказано давно  и без  особой
задней мысли, а теперь вот подтверждается.
     Как-то  они  сидят  на  Малой  Грузинской перед телевизором, в  котором
политический  обозреватель Юрий Жуков  что-то врет, изображая чтение  "писем
трудящихся". И откуда таких выкапывают? Вдруг Высоцкому приходит идея, чтобы
каждый  написал перечень ста самых  ненавистных людей.  Разошлись  по разным
комнатам. У Высоцкого список уже минут через сорок готов, он торопит Вадима:
"Скоро ты?"
     Сравнили: процентов  на 70 имена  совпали. Первая  четверка одинаковая:
Гитлер,  Ленин, Сталин, Мао Цзэдун. Причем Мао оказался у обоих четвертым, а
"пьедестал почета" слегка расходится. Попали в общий список и Фидель Кастро,
и Ким  Ир Сен - словом, вся история двадцатого  века  в лицах. Ну и столетие
нам досталось: все герои - отрицательные! И что занятно -  и у Высоцкого и у
Туманова  под  четырнадцатым  номером  оказался певец  Дин Рид.  После таких
совпадений и группу крови проверять не надо - она общая. Только с Вадимом он
смог  поделиться  мучительными   мыслями  о  невыносимо-двусмысленном  своем
положении в мире поэзии, неудовлетворенностью контактами  с  Вознесенским  и
Евтушенко. "Они меня считают  чистильщиком", - вырвалось  вдруг. Туманов  не
переспросил, что имеется в виду,  да и сам Высоцкий, честно говоря, не очень
понимал,  что  хотел обозначить этим  небрежным словечком.  Но надо,  просто
необходимо, чтобы кто-то понимал тебя и вне слова, без слов.
     История болезни

     Это медицинское выражение  давно засело у него в  сознании: жужжит  как
муха, накручивая на себя ритм и  сюжет. Сколько времени  провел  Высоцкий  в
больницах! Сколько всяких мучительных  процедур  над  ним проделали! Честное
слово, к  перечню его ролей  в  театре и  кино  надлежит добавить  еще  роль
Пациента в  театре  жизни.  Кто-то  ему  сказал,  что  "пациент" - по-латыни
означает  "страдающий",  и  в этом  есть момент истины. Вроде бы добровольно
поступаешь в медицинское учреждение,  иногда  тебя по  знакомству,  по блату
пристраивают. А ощущаешь себя там  узником, жертвой, во  врачах и  персонале
видишь  палачей и инквизиторов.  Тут  не в одном алкоголе  дело - так судьба
ведет Высоцкого по жизни, заставляя вновь и вновь страдать, а через это -  и
сострадать другим:
     Лежу на сгибе бытия,
     На полдороге к бездне, -
     И вся история моя -
     История болезни.
     Из  этой  строфы-зерна на  сгибе семьдесят  пятого  - семьдесят шестого
годов разворачивается песенная трилогия. Может быть, это даже поэма - только
о  публикации думать не  приходится. Да и непонятно, где  и кому можно спеть
полностью такое сочинение. Получилось не "ад-чистилище-рай", а сплошной ад в
трех видах. Первая часть медицинский осмотр:
     Я взят в тиски, я в клещи взят -
     По мне елозят, егозят,
     Все вызнать, выведать хотят,
     Все пробуют на ощупь, -
     Тут не пройдут и пять минут,
     Как душу вынут, изомнут,
     Всю испоганят, изорвут,
     Ужмут и прополощут.
     Во второй песне описан прием у психиатра. Эта сцена  решена в шутейном,
комическом ключе:
     "Доктор, мы здесь с глазу на глаз -
     Отвечай же мне, будь скор:
     Или будет мне диагноз,
     Или будет приговор?"
     И нависло острие,
     И поежилась бумага, -
     Доктор действовал во благо,
     Жалко - благо не мое...
     За такие шуточки, впрочем, срок  полагается. И  напророчить себе  беду,
сделать сказку  былью можно  запросто.  Будь  ты  хоть  трижды  Высоцкий,  а
интеллигентный  психиатр,  если  ему дадут указание, оформит тебе положенный
диагноз,  потом  придет   домой,  нальет  рюмочку  и,  включив   магнитофон,
прослушает соответствующую  песню с большим  удовольствием  и пониманием.  И
никак он не  согласится с авторской оговоркой: "Эти строки не про вас, а про
других  врачей". Твоими же  словами из более ранней песни, уже перешедшей  в
ранг неофициальной классики, ответит: "Это ж  про  меня,  про  нас про всех,
какие,  к черту,  волки!" И с чего это  некоторые доброжелатели решили,  что
хорошее знание творчества Высоцкого во властных кругах сулит какие-то выгоды
или  хотя  бы поблажки автору? Хватит, насочинял достаточно, можно  уже дать
ему какое-нибудь успокоительное, чтобы утих окончательно.
     Об  этом  -  третья  песня,  где  от  имени  беспощадно-циничного врача
подводится безнадежный философский итог:
     "Вы огорчаться не должны -
     Для вас покой полезней, -
     Ведь вся история страны -
     История болезни.
     У человечества всего -
     То колики, то рези, -
     И вся история его -
     История болезни.
     Живет больное все бодрей,
     Все злей и бесполезней -
     И наслаждается своей
     Историей болезни... "
     Всю трилогию показал пока только Вадиму, а на публику еще не выносил. И
не  только  из   соображений   осторожности.  В  Институте   хирургии  имени
Вишневского попробовал было  завести разговор,  прочитал четыре строки "Лежу
на сгибе бытия...", посмотрел  на доброжелательные,  но  слегка  озадаченные
лица (все-таки люди привыкли с  Высоцким смеяться, а не плакать) - и оборвал
себя: ладно,  кроме истории болезни есть еще  и история  здоровья. И концерт
пошел   своим  чередом.  Наверное,  все-таки   не   стоит  нагружать   людей
неразрешимыми проблемами. К тому  же такие развернутые  сочинения  лучше  не
слушателям  адресовать,  а  читателям.  Чтобы  тот,  кто  способен  вытянуть
подобную нагрузку, вступал в контакт с автором один да один.
     Но  сколько  ни  переводи свои недуги  в  символический  план, организм
подчиняется  вполне земным, физическим законам. Удары сыплются с  неизменным
постоянством,  и  защиты нет  от  них никакой.  Одной  истории  с  "Мистером
Мак-Кинли"  достаточно,  чтобы  в  гроб  вогнать  даже  абсолютно  здорового
человека.  Пригласили в фильм ни  много  ни мало - в  качестве Автора.  Билл
Сигер гуляет в  кадре, поет  баллады,  а на  их  фоне  сюжетик развивается с
Банионисом и прочими. Ну, автор и постарался, сочинил свой "фильм в фильме".
"Мистерия  Хиппи" - это целая сжатая опера. Сукин сын Ермаш,  номенклатурный
шкода, именно  эту  оперу первым делом и порубил.  И  Леонов  тоже, говорят,
против Высоцкого в принципе. А, больно даже вспоминать эти девять баллад, из
которых в  картину вошли только  подсокращенные  "Манекены" и "Уход в  рай".
Куда теперь девать свои ампутированные органы?
     Все труднее находить способы  подзаправиться  новой энергией.  Народная
любовь,  живая  реакция аудитории -  источник мощный, без него  бы  Высоцкий
давно  сгорел, испепелил себя дотла, но только этого источника мало. Это  не
жадность, не  зазнайство. Просто  энергия, полученная  из зала, из искренних
признаний слушателей и  собирателей песен, тут же уходит на  новую работу  -
для себя, для чистого эгоистического удовольствия ничего урвать не удается.
     То  же с  дружескими  связями. Не  умеет он  близкими людьми  питаться,
использовать их. Так уж он устроен: сколько взял  - столько тут же и  отдал.
Семьи  в  нормальном  смысле  слова  Бог  не  дал.  "Мы бездомны,  бесчинны,
бессемейны, нищи" - это Блок и о нем сказал.
     Женщины? Нет  уже  того азарта,  чтобы  их добиваться,  а  они  - народ
чуткий, мгновенно реагируют на  недостаток искреннего к  ним внимания. "Нет,
ты представляешь,  у них теперь мода такая - не дать самому Высоцкому" - это
бон-мо  он  отпустил  недавно  и  повторяет  время  от   времени  в  мужских
разговорах. Но про себя-то понимает, что с этих - пусть порой довольно милых
-  дурочек, очарованных  его  славой, и  взять особенно  нечего... Да  и  по
природе  своей он  не донжуан-потребитель, а скорее  отчаянно-жертвенный Дон
Гуан.  Если  еще и  блеснет любовь улыбкою  прощальной,  то  шаги  Командора
настигнут неминуемо...
     В общем, все меньше остается в  жизни  того, что помогает не умирать. И
новую  энергию  удается  извлечь только путем  саморазрушения.  Иван-царевич
летел  на  какой-то  огромной  птице и  подкармливал ее собственным  мясом -
кстати, годится для песни эта сюжетная подробность. Во время адских почечных
болей  прошлой осенью кто-то (не будем  уточнять,  кто)  предложил Высоцкому
попробовать амфитамины  -  стимуляторы  такие,  спортсмены  к  ним прибегают
иногда.  Настоящим наркотиком  это  даже  не считается. От болей помогло,  а
потом оказалось, что  и зеленого змия можно такой инъекцией выгонять... Нет,
все в рамках разумного. Читали мы  Булгакова рассказ - "Морфий", написанный,
надо  полагать, на основе собственного опыта. Не  стал же Михаил Афанасьевич
наркоманом, взял  себя в  руки. А тут даже не о морфии речь, а о медикаменте
практически безобидном...
     От Бодайбо до Монреаля

     И  опять  от  всего помогает отвлечься  очередное путешествие.  Первого
апреля  они  с  Мариной отправляются  по  накатанному  маршруту. На этот раз
почему-то в  глаза бросается обилие  бездомных  собак - сугубо отечественная
особенность, зарубежные псины все в ошейниках и при хозяевах:
     Едешь хозяином ты вдоль земли -
     Скажем, в Великие Луки, -
     А под колеса снуют кобели
     И попадаются суки.
     Их на дороге размазавши в слизь,
     Что вы за чушь создадите?
     Вы поощряете сюрреализм,
     Милый товарищ водитель.
     От  этих злых, усталых строк воображение  сворачивает  в  совсем другую
сторону, и "собачья" тема довольно скоро обретет иное решение:
     Куда ни втисну душу я, куда себя ни дену,
     Со мною пес - Судьба моя, беспомощна, больна, -
     Я гнал ее каменьями, но жмется пес к колену -
     Глядит, глаза навыкате, и с языка - слюна.
     В  Минске встретились с Алесем Адамовичем, получили от него  в  подарок
"Хатынскую   повесть".  Тоже  человеку  несладко:  войну  с  цензурой  ведет
постоянную, и побед в ней не больше, чем потерь.
     В  Кельне,  как  водится, изучали знаменитый собор  снаружи и  изнутри,
удивляясь, как он  уцелел  во время бомбежек: после  войны  почти весь город
отстраивался заново. Отправили Нине  Максимовне  веселую открытку, где вслед
за вежливыми Мариниными  фразами  он приписал:  "Мамуля! Мы тут обнаглели  и
шпарим по-немецки - я помню только одну фразу  и везде ее употребляю. Целую.
Вова".
     После  Парижа  -  снова  Мадейра,  Канары,  Португалия,  Марокко.   Все
замечательно, но  "в соответствии  с Положением о въезде  в СССР и выезде из
СССР, утвержденным  постановлением Совета Министров  от 22.  09. 1970 г.  No
801, въезд в развивающиеся и капиталистические страны разрешается один раз в
год". Есть еще планы на это лето. Пустят ли?
     В Москву вернулись на новом "мерседесе-350", голубой металлик. Говорят,
такая  модель  в  образцовом  коммунистическом городе  имеется  еще  у  двух
автолюбителей:  шахматного  чемпиона Анатолия Карпова и генсека Брежнева. По
возвращении закончил  дела  с "Арапом":  что получилось,  то  и  получилось.
Попробовался  на  роль  Пугачева.  Фильм будет ставить Алексей  Салтыков  по
сценарию Эдика Володарского. Хотят Марину  пригласить на  Екатерину  Вторую.
Мечтать пока в этой стране не запрещено...
     А теперь - на восток. С  сыном Вадима прилетели в Иркутск, где устроили
Высоцкому  прием  с  пышными тостами, но  начался вдруг  такой  тошнотворный
барственно-советский разговор, что  пришлось сказаться  больным и удалиться,
не спев ни песни. В провинции тоже встречается всякое. Вот был у военных, на
танке  даже  покатался,  а потом  подходит  один  офицер и, взяв  за  рукав,
начинает  прорабатывать:  "Стране  нужны  совсем  другие  песни...  Ваше,  с
позволения  сказать, творчество... " Или в  бодайбинском аэропорту, когда он
вместе с Леонидом Мончинским ждал посадки, набрасывая  строки "Мы говорим не
штормы, а шторма...  "  (это для  фильма  "Ветер надежды" Одесской студии, а
куда  денешься?),  подошли  трое  патлатых  и  подвыпивших,  суют  гитару  с
наклейками из  голых  баб  и просят обслужить.  Чуть-чуть дело  до  драки не
дошло...
     Но, конечно, не этим Сибирь запомнилась.  У  Байкала постоял, вспоминая
Вампилова, почти ровесника своего, ушедшего четыре года  назад. Оказывается,
не утонул он, а от сердечного  приступа умер, не дойдя  нескольких шагов  до
берега.  Осталась  потрясающая  пьеса  "Утиная  охота",  ждущая  смельчаков,
которые возьмутся ее ставить. Проезжая мимо  станции Зима, сфотографировался
на память в городке, который подарил России Евгения Евтушенко - при всем его
пижонстве он все-таки  поэт, а Вадим ему и по-человечески  симпатизирует. На
прииске  Хомолхо  потрогал  рукой вскрытую  бульдозером вечную  мерзлоту: по
острой грани бытие движется, живое и мертвое рядом...
     А когда ехали  поездом  на Бирюсу, он, взяв гитару, начал  в  купе тихо
напевать, и проводница изумилась: "Прям совсем как Высоцкий!"
     На  приисках  у  Вадима  народ замечательный.  Лица  шершавые,  а  души
шелковые. Есть разговорчивые, но больше молчаливых. И от тех и других  успел
набраться - на месяцы вперед. В Бодайбо начало концерта долго откладывалось:
столовая всех, естественно, не  вместила, пришлось выставлять рамы  из окон.
Перед ним то  и дело извинялись,  а  он  одно отвечал, спокойно, без пафоса:
"Эти люди нужны мне больше, чем я им".
     Вторая поездка во Францию далась не без труда: сначала в ОВИРе выписали
стандартный   отказ,  но  при   этом  посоветовали  обжаловать   решение   в
Министерстве внутренних дел, что и  было сделано. Кажется, были еще и звонки
"значительных  лиц". В  общем, начальник  главного,  союзного ОВИРа  Обидин,
вопреки  фамилии своей,  на  письме  Высоцкого  начертал совсем  не  обидную
резолюцию, попросив московское ведомство  "внимательно  рассмотреть  просьбу
заявителя". Отпустили, взыскав за визу 271 рубль.
     На  этот  раз в  Париж  прибыли  самолетом, а через несколько дней -  в
Монреаль,  где  в  самом  разгаре  Олимпийские  игры.  Остановились  в  доме
Марининой подруги Дианы Дюфрен.  Буквально в  первый  вечер  натолкнулись  в
городе  на  двух знаменитых футболистов - Блохина и  Буряка. В прошлом  году
Высоцкий выступил перед  нашей сборной на  подмосковной базе, после чего она
выиграла какой-то товарищеский матч. На этот  раз команда лавров не стяжала,
и ребята явно подавлены.  Привели их к себе,  а когда они обмолвились, что у
Буряка завтра день рождения, - с удовольствием напел им на кассету несколько
вещей.  Здесь,  естественно,   присутствует  целая  "группа  поддержки"   из
советских  эстрадных  артистов.  На  следующий  день  Лев  Лещенко  пытается
пригласить Высоцкого  спеть перед  матчем СССР  - ФРГ, но спортивный министр
Павлов не позволяет.
     Сделана запись на студии RCA: там и  старые песни, и новые, в том числе
"Купола" и  "Разбойничья". Обещают выпустить  диск. А еще  позвонил эмигрант
Миша Аллен, который пять-шесть лет назад опубликовал в здешних журналах свои
переводы песен Высоцкого на английский. Здорово!
     В Нью-Йорке снята телевизионная программа "60 минут", где Высоцкий поет
и отвечает на вопросы. Его позиция абсолютно  определенная: он не диссидент,
он - художник.  Он может жить и  работать только в  России,  где  ему, как и
всем, нелегко, но где люди нуждаются в его  песнях.  Это необходимое условие
существования  его поэзии,  только  на этой основе возможен  диалог  с целым
миром. А потом - вновь Париж и там основательная работа  на студии "Le Chant
du Monde", с ансамблем  Константина Казанского. Уже не терпится  подержать в
руках свою полноценную, большую и твердую пластинку,  а то  советские гибкие
"миньоны" смотрятся  жалкой подачкой.  Народ  их, конечно, покупает, и  даже
журнал  "Кругозор"  с  дыркой  посередине,  где две баллады  из  "Мак-Кинли"
опубликованы, имеет хождение у  коллекционеров, но  конкурировать с  сотнями
тысяч самодельных магнитофонных записей эта мелочевка никак не может.
     По прибытии  в  Москву Высоцкий относит  в ОВИР  бумагу с  признанием в
самовольном посещении Канады и США -  в связи с работой жены в этих странах.
Вроде бы никаких негативных последствий это не вызвало.
     Девятого сентября Таганка отправляется в Югославию на десятый юбилейный
БИТЕФ  -  Белградский   интернациональный  театральный  фестиваль.  Привезли
"Гамлета",  "Десять дней"  и  "Зори здесь  тихие". Югославию недаром считают
страной не совсем социалистической: никакого бардака, культура организации -
высочайшая.  У  нас  бы всяких  прихлебателей  сотни  три суетилось,  а  тут
буквально нес