Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Мемуары
      Новиков В.И.. Высоцкий -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  -
"Маяку" вместо "Подмосковных вечеров" будут каждые полчаса отбивать "Если друг оказался вдруг... "? Кстати, это было бы совсем неплохо... А, ладно, встретим Марину, потом Новый год, а там, глядишь, пойдет все по-новому... На Беговой случается бывать не часто. Люсе его видеть тяжело, а дети без него уже растут как чужие. Навестил Аркашу, когда тот заболел свинкой, играли вместе в оловянных солдатиков. Разделили их на две армии, и мальчик все никак не мог решить, какой половине отдать предпочтение. Встреча отпечаталась в песне, не совсем детской, но что-то вроде того: Нервничает полководец маленький, Непосильной ношей отягчен, Вышедший в громадные начальники Шестилетний мой Наполеон. Песни все больше начинают жить своей самостоятельной жизнью, отрываясь от автора. Ему невмоготу, а они все веселей и замысловатее складываются. Золотухин как-то рассказал про своего папашу, который в первый раз приехал в Москву из Сибири и отправился за покупками. В душном, набитом людьми ГУМе ему не понравилось, так он сунулся в "Березку". Народу мало, товаров много, он уже тележку взял, а охранник на входе у него спрашивает: "Гражданин, у вас какая валюта?" Прямо как у Булгакова в "Мастере и Маргарите", когда Коровьев с Бегемотом в Торгсин заваливаются. И вот этот Валеркин рассказ вдруг вспомнился и начал подробностями обрастать. Мужичок приезжает в столицу со списком покупок, и этот список постепенно превращается в гоголевскую, булгаковскую фантасмагорию: Чтобы я привез снохе с ейным мужем по дохе, Чтобы брату с бабой - кофе растворимый, Двум невесткам - по ковру, зятю - черную икру, Тестю - что-нибудь армянского разлива. Рефрен все время варьируется, доходя до полного безумия в валютном магазине: Растворимой мне махры, зять - подохнет без икры, Тестю, мол, даешь духи для опохмелки! Двум невесткам - все равно, мужу сестрину - вино, Ну а мне - вот это желтое в тарелке! Почему-то именно в этом месте все давятся со смеху и даже спрашивали не раз, что это такое - "желтое в тарелке". А он и сам объяснить не может. Были когда-то консервы такие, на банке нарисовано нечто желтого цвета, в тарелке лежащее... Что характерно, самые простые вещи оказываются самыми таинственными. Ведь не просят объяснений по поводу "растворимой махры"... В фантастической картине хорошо работает реальный штришок. Шаг от простого к сложному сделать, как ни странно, легче, чем от сложного к простому. Скажем, сколько мудреных разговоров об индусах и их религии. Он уже шутил по этому поводу в "Песенке про йогов", но, видимо, не дошутил. Теперь вот сложилась "Пе-сенка о переселении душ": Кто верит в Магомета, кто - в Аллаха, кто - в Исуса, Кто ни во что не верит - даже в черта назло всем, - Хорошую религию придумали индусы: Что мы, отдав концы, не умираем насовсем. Все религии в конечном счете сводятся к выяснению от-ношений со смертью, а суть этих отношений - сумма прижизненных поступков: Стремилась ввысь душа твоя - Родишься вновь с мечтою, Но если жил ты, как свинья - Останешься свиньею. Кое-кто говорит, что, мол, примитивно это: метемпсихоз- сложное учение, но песня - не диссертация, а драматическое столкновение идеи с жизнью. Твоей жизнью. А она, жизнь эта, так несуразна, порой безобразна до ужаса. Всегда у нас найдется философское оправдание: дескать, я сложная творческая личность, Бог и дьявол в моей душе борются, оттого моя раздвоенность, которую еще Достоевский описал. Захотелось эту дешевую демагогию передразнить и вывести на чистую воду: Во мне два Я - два полюса планеты, Два разных человека, два врага: Когда один стремится на балеты - Другой стремится прямо на бега "Высоким штилем" на эту тему говорить невозможно: все сказано и многократно повторено. И лишь поворот в сторону грубого простонародного языка позволяет на это дело со стороны посмотреть: Я больше не намерен бить витрины И лица граждан - так и запиши! Я воссоединю две половины Моей больной, раздвоенной души! Искореню, похороню, зарою, - Очишу, ничего не скрою я! Мне чуждо это Ё-мое второе, - Нет, это не мое второе Я! "Ё-мое" - это, конечно, смешно звучит, но песня имеет кое-какое отношение и к моральному состоянию самого автора. Куда ни глянь - раздвоение. По половинке себя разделил между двумя женщинами, между актерством и песнями, между работой и горьким забытьем... Как ни крути, есть два Высоцких. Одного знают и слушают тысячи, даже миллионы незнакомых людей. Второй мучается, терзает себя и других, все время ходит по краю и когда-нибудь сорвется окончательно. Останется ли тогда первый - вот вопрос. В театре все нормально - пока. В Одессе начали сниматься "Опасные гастроли", для которых уже давно сочинены куплеты "Дамы, господа... ". ("Это оказалось довольно трудно, чтобы и стилизация, и современность, и юмор, и лесть, и шик, и элегантность, и одесское чванство", - как писал он Юнгвальд-Хилькевичу. ) Будут и еше песни, причем музыку опереточного типа сочиняет композитор Билаш. Как эксперимент это интересно. Марина отбыла в Париж, а потом на съемки в Венгрию. Телефонные разговоры становятся все взволнованнее и романтичнее. Девушки-телефонистки уже не ограничивают их по времени, завороженно слушая, как "звезда" со "звездою" говорит - и все ведь о любви! Ничего придумывать не надо - песня слагается сама собой. И какая! "Девушка, здравствуйте! Как вас звать?" - "Тома". "Семьдесят вторая/ Жду дыханье затая... Быть не может, повторите, я уверен - дома!.. Вот уже ответили. Ну здравствуй, это я!" В феврале шестьдесят девятого пару раз попадал в больницу - сначала в Институт Сербского, потом - в Люблино. Сложился уже определенный цикл с почти предсказуемой периодичностью. Но возвращение в строй отнюдь не означает настоящего возвращения к жизни. Запас прочности все убывает. И Таганке нанесен очередной удар - не смертельный, но чувствительный: Фурцева со свитой посмотрела "Живого" и окончательно поставила на нем крест. От отчаяния Любимов взялся готовить к премьере спектакль "Мать" по Горькому. Но в целом - корабль плывет. Назревает пятилетний юбилей, а в марте два спектакля прошли по трехсотому разу. Сначала - "Антимиры", в которых участвует Вознесенский, читая старые и новые вещи. После спектакля в ресторане ВТО Высоцкий с Золотухиным затягивают "Баньку по-белому", Валерка что-то приотстал, он продолжает один - с такой силой, что Вознесенский восклицает: "Володя, ты гений!" Слова вроде не шибко редкие, а звучат убедительно, поддержанные общим настроением. Этот театр его все еще любит, несмотря ни на что... Он поет для всей труппы и после трехсотых "Десяти дней" - целый концерт получился. Ничто не предвещает грозы, но через два дня старое начинается сызнова. Высоцкого нет на "Галилее", Дупак в очередной раз объясняется Перед публикой, предлагает прийти первого апреля, что воспринимается как неуместная шутка. Уволить! По статье 47 "г", то есть с самой беспощадной формулировкой! И больше в этих стенах ни слова о Высоцком! Недавно он сочинил "Песенку о слухах", которая уже понемногу тиражируется на магнитофонных лентах. Но про самый главный слух в ней не говорится. А он заключается в том, что Высоцкий женится на Марине Влади. Не по всей пока стране, но по Москве эта версия гуляет и, кажется, не лишена оснований. Во всяком случае, в начале апреля они вместе смотрят смонтированную копию "Сюжета для небольшого рассказа". При всей интеллигентности режиссера Юткевича фильм получился не выдающийся: Антона Павловича Чехова там довольно скучно играет Гринько - этот артист хорош бывает только в руках Андрея Тарковского. Да и Марине неплохо было бы с Тарковским поработать... Ладно, главное - почин сделан, и легендарная колдунья предстанет перед советским зрителем как Лика Мизинова, говорящая на русском языке, - уже немало! Шестнадцатого апреля надо ложиться в больницу: Сме-хов организовал лечение у Бадаляна - мол, этот корифей тебя приведет в порядок. Сколько заботы со всех сторон! За день до того он все-таки звонит вечером в театр, Золотухину. Узнает, что "Галилей" идет с Хмельницким. Валера говорит: надо возвращаться. Что тут ответишь? Не знаю, может быть, вообще больше не буду работать... Фини-та ля комедиа! Свой пятый день рождения Таганка празднует без Высоцкого. Правда, сочинил он кой-какие поздравительные репризы, их среди прочих приветствий огласили. Через пять дней решился пойти к шефу. Ситуация, конечно, дурацкая. Сколько длится уже эта лицемерная игра, этот театр в худшем смысле слова... Любимову нужен Высоцкий, не нравится ему Хмель в "Галилее": рисунок роли копирует правильно, покричать тоже умеет, а вот насчет глубины... Неправду говорят, что для Любимова все актеры - марионетки, а труппа - кордебалет. Он умеет использовать солистов, знает цену личности. Когда актер правильно работает телом - это хорошо, но если к тому же душа и ум включены, это уже отлично. Любимов не "хорошист", он - "отличник", перфекционист по натуре, а потому дорожит отличным материалом. Все у него идет в дело - и резкая, доходящая до животности естественность Зинки Славиной, и нервная пластичность Демидовой, и русская придурковатая открытость Золотухина, и даже показная, высокомерная интеллигентность Смехова... Высоцкий - тоже краска в этой палитре, не важно какая - черная, белая или там красная... За три дня до прихода Высоцкого Любимов устроил разнос всей труппе по поводу безобразного спектакля "Десять дней". Играли-то после юбилея - дело житейское. Из-за этого учинять такой ор и кулаками по столу стучать? Говорят, даже петуха пустил два раза, что отнюдь не случайно: все это был спектакль не без задней мысли. Мол, и в отсутствие Высоцкого порядка нет все равно, не он один нарушитель дисциплины и возмутитель спокойствия. И вот акт второй. Любимов произносит долгое педагогическое нравоучение, ставит Высоцкому в пример Золотухина, который не гнушается никакой работой, приходит на первый зов, прислушивается к замечаниям. Кто же с этим спорит? Приятно слышать такое про товарища. Но вот пошла сказка про белого бычка: "Если мы вернем вас в театр, какие мы будем иметь гарантии?" А какие могут быть гарантии, кроме слова? - Ладно, вынесем вопрос на труппу пятого мая. И оба понимают: еще не раз повторится то же самое, один будет то играть, то срываться, другой - то выгонять его, то прощать. И так - до самой смерти. Одного из двух. Уже тринадцатого мая Высоцкий опять в "Галилее". Репетирует в "Часе пик" (польская повесть, автор Ежи Ставиньский), разок выходит на сцену как отец Павла Власова в горьковской "Матери" - не гнушается и скромными ролями, это ли не свидетельство исправления? Совершает восхождение в "Добром человеке" - после Второго Бога и Мужа дорастает до Янг Суна, которого прежде Губенко играл. Роль безработного летчика дает возможность развернуться. Особенно в сцене, когда Янг Сун теряет надежду раздобыть двести серебряных долларов и снова получить место пилота. Он разгоняет всех гостей, собравшихся на свадьбе, доводя напряжение до предела, а потом в полном отчаянии поет: "В этот день берут за глотку зло, в этот день всем добрым повезло, и хозяин и батрак - все вместе шествуют в кабак в день святого Никогда... " Это зонг Брехта в переводе Слуцкого, но многие принимают за натурального Высоцкого. Но, положа руку на сердце, его больше всего сейчас интересует роль поэта. Не другого поэта - этого уже достаточно наигрался и не очень переживал, когда у него забрали "одного из Маяковских", - а себя самого. Роль, которую он не играет, а исполняет - как свое призвание, может быть, более важное, чем актерское. Вправе ли он считать себя поэтом - теперь, когда столько всего написано? Именно написано, а не просто спето под чьи-то магнитофоны. Не все понимают, какая это работа, сколько сил вложено в простые эти строки... Что характерно - песни все чаще теперь стали сочиняться как пьесы. Вот история про солдатика, который, стоя на посту, взял да и выстрелил в своего товарища, якобы приняв его за постороннего. Здесь в диалоге вся мизансцена построена, две роли - два голоса: "Рядовой Борисов!" - "Я!" - "Давай, как было дело!" "Я держался из последних сил: Дождь хлестал, потом устал, потом уже стемнело... Только я его предупредил!.. " Потом этот Борисов продолжает рассказ, уже не к следователю обращаясь, а к залу: "...На первый окрик "Кто идет?" он стал шутить, На выстрел в воздух закричал "Кончай дурить!" Я чуть замешкался и, не вступая в спор, Чинарик выплюнул - и выстрелил в упор" Правда слегка приоткрылась, но Борисов еще продолжает врать следователю: "Был туман - узнать не мог - темно, на небе тучи, - Кто-то шел - я крикнул в темноту" Теперь как бы поворот сценического круга - следователь со своим кабинетом отъезжает назад, а Борисов, переменив интонацию с жалостливой на решительную, признается зрителям, что год назад, работая в шахте, он с приятелем крепко повздорил из-за девушки, и вот теперь, когда они оказались вместе на военной службе, нашел способ рассчитаться с соперником. Тот же рефрен звучит теперь по-новому: "Чинарик выплюнул - и выстрелил в упор". Выстрел. Занавес. Вот такой спектакль. Сам придумал, сам поставил, сам сыграл три роли - и Борисова, и его соперника, и следователя. А премьера "Хозяина тайги" большой радости не принесла, хотя после показа картины в Доме кино съемочную группу торжественно награждали представители МВД. Золотухин как персонаж положительный получил именные часы, Высоцкому - почетная грамота за активную пропаганду работы милиции. С такой формулировкой по крайней мере можно смело людям в глаза глядеть. Но, откровенно говоря, Рябой не получился: нет характера и песня веселая сбоку торчит. Говорят, режиссер специально Высоцкого тушил, уводил в тень. Да нет, самому не надо было за эту роль браться. Бог не фраер, и всегда так получается: чем мельче цель - тем труднее ее достичь. Вообще после "Вертикали" дела киношные пошли явно под гору: Брусенцова порезали, Бродского посадили под арест, что еще там будет с "Опасными гастролями" - не ясно. Как штурмовать кинематографический Олимп, если даже к подножию его тебя не подпускает охрана?! Каждые два года об этом болезненно напоминает Московский кинофесшваль, на котором мировые звезды радостно общаются с Советскими конъюнктурщиками и чиновниками. Марина туда, конечно, приглашена, и даже с сестрами, которые по этому поводу в Москву прилетели. Вечером у Абдуловых предстоит дружески-семейный ужин. Днем же Марина должна быть на большом официальном приеме. Сбор участников у гостиницы "Москва". Они приходят туда вместе. Марина представляет его разным французам, итальянцам и японцам, сообщая, что он тоже артист кино. Все улыбаются, полная идиллия. Сели в автобус - и вдруг: "Где ваше приглашение?" Безликий человечек в сером костюме просит его пройти к выходу. Марина пытается ему что-то объяснить, но, право же, лучше не надо. В Рос-сии жить - по-волчьи выть, и мы тут привыкли к любому хамству, но когда тебя в присутствии любимой женщины так сортируют, отделяют от импортной "белой кости" - это уж чересчур. Махнул рукой растерянной Марине, не догадавшейся с ним вместе выйти, проводил автобус взглядом... И куда теперь? Нет, на этот раз удержимся... Неужели из-за такого пустяка... Выпил-то всего ничего и даже смог добраться до Абдуловых, хотя и поздновато. Присоединился к общему веселью, но вскоре пришлось выскочить в коридор. В ванной наклонился над раковиной, которая вдруг стала покрываться чем-то красным. Кровь... Откуда она взялась? "Скорая помощь" и дорога в Институт Склифосовского запомнились неотчетливо. Говорят, в горле сосуд лопнул, оттого он крови много потерял, но все-таки удалось задержать его на этом свете. Еще бы несколько минут - и полу-чил бы пропуск на ту сторону. Только пропуск-то этот не врачи подписывают, они лишь подтверждают решение того, с кем художник играет в "русскую рулетку". Сколько раз уже поставлено на "красное-черное", точнее, на "жизнь-смерть". И каждая ставка делит прожитую жизнь пополам, оставляя надрез на душе. Нет у него другого способа обновиться, отбросить сделанное и сыгранное, выйти к новым темам. Может быть, Марина сумеет вступить в эту игру на его стороне. А то слишком легко с ним прощаются некоторые. Говорят, два красивых артиста академических театров, практически с Высоцким незнакомые, этак солидно излагали кому-то из наших таганских две версии. Одна - что Высоцкий принял французское гражданство, другая - что у него рак крови. Причем с явной завистью: как, мол, на это смотрит таганский коллектив, да и зачем Марине этот Высоцкий... Все же наградил Бог августом. Рассказывал Марине о том, как снимался у Турова в фильме "Я родом из детства", а она вдруг сообщает, что у ее отца белорусские корни. Он сразу за телефон: - Витя, я хотел бы к тебе приехать вместе с Мариной Влади, показать ей твою Беларусь. От станции Барановичи - прямо к Турову, к съемочной площадке. Оттуда вдвоем отправились погулять вокруг озера Свитязь, только не удалось даже здесь укрыться от широких народных масс. Марина, укутанная в русский народный платок, выглядит неброско и не похожа ни на какую Влади. (Кстати, такая пластичность, способность к метаморфозам - вернейший признак таланта. А вот красавицы типа Ларионовой и Скобцевой в перевоплощении не сильны. ) Ну и сам он так демократично смотрится в своей кепочке и в простой куртке (роскошный кожаный подарок из Парижа, естественно, дома остался). И вот приближается группа товарищей, но не автографов просят, а почему-то поднимают базар: как, мол, не стыдно вам выдавать себя за знаменитых артистов! Это даже не смешно. Потом выяснилось: кто-то из группы успел разболтать про приезд Влади с Высоцким, и эта весть разнеслась среди жителей Барановичей и Новогрудка, проводящих тут часы свои воскресные. Ну и люди, мать их... От такого идолопоклонства ни проку, ни удовольствия. Прав был Александр Сергеич: "Поэт, не дорожи любовию народной... " Провели ночь на сеновале, но потом все-таки в гостиницу перебрались. Катались в лодке по Неману и по маленькой речке Березе... Песни сочинились, хоть гитары и не было под рукой. Первая мгновенно выросла из самого названия фильма "Сыновья уходят в бой". Потом у костра Туров между делом заговорил, что хороша была бы тут еще песня о потере боевого друга. Через несколько часов она уже готова: Почему все не так? Вроде - все как всегда: То же небо - опять голубое, Тот же лес, тот же воздух и та же вода... Только - он не вернулся из боя. А для "Песни о Земле" фильм лишь поводом, трамплином послужил. Вот масштаб! В кого только не приходилось перевоплощаться, а в целую планету, всю ее боль через себя пропустив, - это в первый раз: Как разрезы, траншеи легли, И

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору