ли  тактики  и
военного  искусства  приводили  примеры  не  столько  из   истории   походов
Александра Македонского против  персов,  принца  Евгения  Савойского  против
турок или  даже  войн  XIX  века  (лишь  до  этого  периода  доходили  тогда
преподаватели), сколько из истории войн русско-японской,  первой  мировой  и
гражданской.
     По гражданской войне для нас организовали специальные лекции. Их читали
Иоаким Иоакимович Вацетис, ранее сам окончивший Академию Генштаба, и  бывший
начальник полевого штаба Реввоенсовета Федор Васильевич Костяев. \72\
     Вацетис  до  революции  был  полковником  старой   армии,   Костяев   ~
генерал-майором. Оба они хорошо знали военное дело, примеры приводили  яркие
и доходчивые, тем  более  что  совсем  недавно  сами  руководили  советскими
войсками, сначала на Восточном фронте, а потом в масштабе всей РСФСР. На  их
лекции ходили не только слушатели, но  и  преподаватели.  Последние,  слушая
высказывания лекторов о недавних  событиях,  пожимали  плечами:  "Помилуйте,
ведь это случилось только вчера, не все сведения о событиях пока собраны,  к
тому же здравствуют их участники. А они - заинтересованные лица. Возможна ли
тут объективность? Академия - это вам не конъюнктурная лавочка".
     Первым, кто согласился изучать с нами опыт мировой войны  1914  -  1918
годов,  был  профессор  стратегии  Александр  Андреевич  Свечин,  вторым   -
профессор истории военного искусства Василий  Федорович  Новицкий.  Оба  они
достигли  высоких  постов  еще  в  старой  армии,  но  теперь  с  увлечением
отдавались делу воспитания красных командиров. Должен сказать, что  из  всех
преподавателей именно Свечин и Новицкий оказали  на  меня  наиболее  сильное
влияние в теоретическом отношении. Главное, что я вынес из  их  лекций,  это
необходимость  избегать  шаблона,  стремиться  к  творческому  использованию
военного наследия.
     Профессор Свечин, например, говорил, полушутя-полусерьезно: "Вы  должны
овладеть военной мыслью прошлого и узнать как  можно  больше,  только  после
этого, если понадобится, вы сумеете делать все наоборот".
     Некоторую роль в изучении  опыта  первой  мировой  и  гражданской  войн
сыграло  организованное  в  1920  году  группой  слушателей   военно-научное
общество. К сожалению, я не успел включиться  в  его  работу,  так  как  уже
готовился к выпускным экзаменам и ограничился поэтому  прослушиванием  чужих
докладов. Особенно интересовали меня  сообщения  о  технических  новинках  в
зарубежных армиях.
     К тому времени многие преподаватели уже изменили свою  позицию.  Раньше
некоторые из них третировали опыт гражданской войны еще и  потому,  что  она
велась "не по правилам". Слабые били тех, кто казался сильнее.  Аэропланы  и
танки были порой бессильны перед винтовкой. В тылах армий восставали люди, и
подавление таких  восстаний  обусловливалось  сплошь  и  рядом  не  военными
мероприятиями,   а   принятием   определенных   социально-экономических    и
политических решений. Это не значит, что \73\ военная сторона  дела  ушла  в
небытие. Нет, она сохранилась и даже развилась дальше, но при этом  получила
особую окраску, вызванную возросшим значением  классовой  борьбы.  И  вот  с
каждым годом все сильнее стал меняться характер лекций, все  больше  и  чаще
нас учили на примерах вчерашних событий.
     * * *
     В январе 1921 года, когда у меня разболелась рана, мне предоставили  на
несколько дней отпуск. Пусть будет позволено мне сделать  здесь  отступление
от рассказа об академии.
     Свой отпуск я решил провести в Судогде, с тем чтобы жениться на  дочери
кадрового рабочего-металлурга Евдокии Петровне Беловой, за которой  ухаживал
уже пять лет. Медленно ползущие поезда, задыхавшиеся на подъемах,  казалось,
хотели съесть весь кратковременный отпуск. Пассажиры шли в лес с топорами  и
пилами, кормили паровоз дровами, он нехотя разгонялся, однако опять лишь  до
следующей горки. Наконец-то я прибыл. Утром 31 января Судогодский  исполком,
столь хорошо известный мне  по  прежней  работе,  вручил  жениху  и  невесте
брачные свидетельства. После этого большая компания старых друзей  собралась
отпраздновать нашу свадьбу у  тогдашнего  секретаря  укома  РКП  (б),  моего
товарища Малкова. Не  простое  это  было  дело  в  то  трудное  время.  Стол
накрывали, как говорится, всем миром. Одному поручили принести хлеб, другому
- рыбу, третьему - еще какое-то блюдо и  так  далее,  а  потом  торжественно
отметили новый рубеж в нашей жизни. 1 февраля мы сели в  сани  и  поехали  в
Ликино, к родителям жены.  Они  встретили  меня  приветливо,  а  "оппозиция"
выявилась с несколько неожиданной стороны. Младшие сестры жены завели  в  то
время "приличные знакомства" и, несмотря  на  свое  трудовое  происхождение,
посматривали на меня косо. Дело  в  том,  что  у  новобрачного  вид  был  не
очень-то шикарный. На здоровой ноге у меня был черный сапог, а на больной  -
серый,  более  просторный.  Гимнастерка  была   старенькая,   залатанная   и
прожженная. Девушки смотрели на меня  во  все  глаза  и  в  мое  отсутствие,
поддразнивая сестру, напевали частушку: "Наша Дуня - точно роза, а пошла  за
водовоза". \74\
     Наступил октябрь 1921 года - срок выпуска слушателей.  Это  был  первый
массовый выпуск академии. Перед этим  мы  держали  государственный  экзамен,
выполняя три задания. Первое касалось одной из существенных проблем военного
искусства -  единства  мысли  и  воли  в  стратегии  и  тактике.  На  доклад
выпускнику отводилось 45  минут.  Каждая  лишняя  минута  вызывала  снижение
оценки. Уложиться же было не просто, если учесть солидные размеры задания  и
объем листов - приложений. Отличная отметка  вдохновила  меня  перед  сдачей
следующего задания.  Эта  вторая  тема  носила  исторический  характер.  Мне
достались два  сражения:  Лютценское  (Гросс-Гершенское)  и  Бауценское.  20
апреля (2 мая) 1813 года под саксонским городом Лютценом  Наполеон  I  нанес
поражение  русско-прусской  союзнической  армии  под  командованием  П.   X.
Витгенштейна, бездарно руководившего после кончины М.  И.  Кутузова  боевыми
операциями. Под Бауценом на Шпрее 8-9 (20-21) мая 1813 года  Наполеон  снова
разбил союзническую армию. От меня требовалось не только  дать  всесторонний
анализ обоих сражений, но и сопоставить  оперативное  мышление  полководцев.
Этот экзамен я сдал на "хорошо", получив замечание  от  самого  председателя
комиссии В. ф. Новицкого из-за того, что у меня в отчетном материале по вине
машинистки была допущена  опечатка.  Профессор  строго  выговаривал  мне  за
небрежность, непозволительную для офицера Генерального штаба.
     На "хорошо" я сдал и  третью  тему,  посвященную  операции  в  масштабе
армии. В ее основу был положен опыт боевых действий в  годы  первой  мировой
войны. До практического использования на экзаменах опыта  нашей  гражданской
войны мы еще не дошли. Однако даже  от  разработки  предложенной  мне  темы,
достаточно актуальной, польза была, конечно, немалая.
     В связи  с  окончанием  академии  группой  слушателей  был  организован
торжественный вечер. Праздничные подарки получили не только выпускники, но и
их семьи. А затем мы разъехались по местам  новой  службы  с  назначением  в
кармане и горячими замыслами в голове, полные  неуемной  энергии  и  желания
приложить свои  знания  на  поприще  создания  кадровой  Рабоче-Крестьянской
Красной Армии. \75\

НАВСЕГДА В РККА

РЕФОРМА

     У Николая Каширина. - Год 23-й.  -  Дискуссия  о  реформе.  -  Знакомые
места. - Что такое "мобилизационный план"? - Горбатов, Перемытое, Ворошилов,
Фрунзе... - Путь Базилевича.
     Меня аттестовали по окончании академии на должность командира  бригады.
Проведя месяц в отпуске, я попал затем  в  Петроград,  в  Отдельную  учебную
бригаду. Работа в ней считалась очень важной. Тем не менее М. Н. Тухачевский
не  согласился  с  этим  назначением.   Он   сказал,   что   считает   более
целесообразным использовать 24-летнего комбрига как  бывшего  кавалериста  в
кавалерии и повел переговоры с Главнокомандующим С. С. Каменевым об отправке
меня в Западный (Белорусский) военный округ. Поскольку до января 1922 года я
находился в распоряжении штаба РККА, высшее начальство  не  возражало,  и  я
уехал на запад.
     В то время Белоруссия еще не  вошла  вместе  с  РСФСР  в  одно  союзное
государство. Как известно, СССР был  создан  в  декабре  1922  года.  Однако
военный союз между советскими республиками  предшествовал  государственному.
Он был порожден гражданской войной, служил делу совместной защиты  Советской
России, Украины, Белоруссии и Закавказья от  империалистической  агрессии  и
явился в дальнейшем одной из предпосылок их объединения в СССР. Что касается
западной границы, то укрепление ее  было  одной  из  неотложных  задач.  Вот
почему я оценил свое новое назначение как самое боевое и очень нужное.
     В Белоруссии передо мною поставили  задачу  сформировать  и  возглавить
штаб кавалерийского корпуса. Это \76\ нелегкое дело, если учесть,  что  штаб
должен состоять из опытных и знающих работников. В  течение  двух  с  лишним
месяцев срочно комплектовались  кадры,  отбиралась  материальная  часть.  Но
потом выяснилось, что  торопиться  с  формированием  штаба  кавкорпуса  было
незачем, так как  в  Белоруссию  прибыл  штаб  корпуса,  которым  командовал
известный герой гражданской войны Н. Д.  Каширин.  Поэтому  я  был  назначен
начальником штаба 1-й Томской Сибирской кавалерийской дивизии.
     Поскольку с Н. Д. Кашириным я прослужил  вместе  довольно  значительное
время, хочу сказать о нем несколько слов. От своего брата Ивана, тоже  героя
гражданской войны,  Николай  Каширин  отличался  отсутствием  наклонности  к
щегольству, строгостью поведения и чуть  более  сухим  характером.  Это  был
человек  беспредельной  преданности  делу  Советской   власти,   подтянутый,
организованный, вдумчивый руководитель войск. Один из предков Кашириных  был
в XVIII веке участником  крестьянской  войны  во  главе  с  Пугачевым.  Отец
Николая и Ивана, хоть он и служил казачьим атаманом в одной из  приуральских
станиц, слыл у властей неблагонадежным. В марте 1918  года  братья  Каширины
создали первую советскую казачью сотню на Южном  Урале  и  выступили  против
дутовцев. Летом  того  же  года  Оренбургский  отряд  Николая,  партизанская
бригада Ивана и 1-й Уральский полк В. К. Блюхера сливаются в  Южно-Уральскую
армию,  которой  командовали  Н.  Каширин  и  Блюхер.  Она  пробилась  через
белогвардейско-чехословацкий фронт и соединилась  с  Красной  Армией,  после
чего повернула на восток и освобождала Урал и Сибирь от колчаковцев. Во всех
этих боях Николай Дмитриевич проявил себя с наилучшей стороны. Понятно,  что
он пользовался теперь большим авторитетом и заслуженным уважением.
     Однако  состояние  Томской  кавдивизии  меня   разочаровало.   Особенно
катастрофическим оказалось положение конского состава. С протертыми чуть  ли
не до позвоночника спинами, сильно хромавшие лошади годились только на убой.
Чтобы  они  не  падали  от  изнурения,  их  в  стойлах  приходилось   иногда
подвешивать на ремнях. С детства  любивший  лошадей,  я  не  мог  равнодушно
смотреть на несчастных животных.
     Был получен приказ восстановить боеспособность дивизии,  уделив  особое
внимание конскому составу. Штаб решил \77\ начать  не  со  всего  соединения
сразу, а заняться сначала одним из полков. Полк был приведен в  порядок,  но
мы тут же его лишились:  эту  часть  у  нас  забрали  и  передали  в  другую
кавдивизию. Штаб взялся тогда за второй  полк.  Но  когда  положение  в  нем
улучшилось, его тоже передали соседнему соединению. Так и продолжалось, пока
не была восстановлена последняя часть. А когда  забрали  и  ее,  от  Томской
дивизии сохранился лишь штаб, и дивизию расформировали.
     После этой работы, на которую ушло девять месяцев, я был откомандирован
в Москву, в Главное управление кадров  РККА.  А  тут  как  раз  ЦК  РКП  (б)
потребовал от наркомвоенмора выделить  в  распоряжение  Главного  управления
Рабоче-Крестьянской милиции несколько лиц для инспекционной работы. В  число
инспекторов, направленных на полгода для проверки состояния РКМ, включили  и
меня. Хотя для меня это было совершенно новое дело, Наркомвнудел как следует
загрузил меня работой, выделив для проверки сразу шесть  местных  управлений
милиции - Мурманское, Кандалакшское, Петрозаводское, Тихвинское, Вологодское
и Архангельское. Так состоялось мое первое знакомство с районом, в котором я
позднее служил как командующий Ленинградским военным округом, потом  в  годы
Великой Отечественной  войны  как  командующий  фронтами  и  после  нее  как
командующий Северным (Беломорским) военным округом.
     В целом поездка по северным губерниям  оказалась  очень  полезной.  Она
расширила  мой  кругозор  и  обогатила  меня  наблюдениями,   пригодившимися
впоследствии. На обратном пути в Москву я встретил  начальника  штаба  15-го
стрелкового корпуса М. М. Ольшанского. Мы разговорились о прежней службе,  о
повседневных впечатлениях. Он, как выяснилось,  нуждался  в  помощнике.  Как
человека, уже побывавшего на штабной работе, Ольшанский  пригласил  меня  на
этот пост. Я не возражал. Речь шла о  Северо-Кавказском  военном  округе,  а
меня интересовали проблемы постановки военного дела в разных экономических и
географических условиях.
     С запиской от М. М. Ольшанского я явился в Генеральный штаб и в том  же
1923 году получил назначение на Кавказ. Направление давал Б. М.  Шапошников.
Со времен  гражданской  войны  все  командиры,  проходившие  через  Генштаб,
попадали в ведение этого аккуратного,  выдержанного,  \78\  трудолюбивого  и
организованного  человека,  который  свои  выдающиеся  способности   старого
кадрового офицера отдал Красной Армии, ставшей для него родной и близкой.  С
тех пор десятки раз я получал различные  назначения.  И  почти  всегда  меня
напутствовал  в  дорогу  Борис  Михайлович.  Крупное  лицо  было   неизменно
спокойным,  распоряжения  -  краткими  и   точными,   слово   "голубчик"   -
обязательным. Осенью я оказался на Дону, в местах, где всего четырьмя годами
раньше сражалась памятная мне 9-я армия Южного фронта.
     1923 год практически вошел в историю РККА как  год  начавшейся  военной
реформы, хотя формально начало ее датируется с февраля  1924  года.  Реформа
эта была вызвана двумя  обстоятельствами  -  теоретическим  и  практическим.
Первое  упиралось  в  общую  идею  о  том,  какой  должна   быть   армия   в
социалистическом обществе. Исходя из известных высказываний о  непригодности
старой армии для общества, где власть принадлежит  трудящимся,  ряд  лиц  во
главе с Н. И.  Подвойским,  страстным  пропагандистом  Всевобуча,  предлагал
провести реформу в Вооруженных Силах СССР, придав  им  характер  всенародной
милиции швейцарского образца.  При  такой  системе  через  военное  обучение
проходят все мужчины призывного возраста,  способные  носить  оружие,  но  в
мирное время долго никто не служит, а  на  случай  войны  призываются  сразу
массы.  Эта  система  называлась  милиционной.  Что  касается   практических
соображений, то они упирались в окончание гражданской войны,  следовательно,
в возможность провести реформу, которую на ходу, в условиях борьбы с врагами
революции, осуществить было нельзя.
     Другая группа лиц, возглавляемая самыми видными руководителями  Красной
Армии в  период  гражданской  войны,  тоже  стояла  за  реформу.  Однако  ее
направленность представлялась им иной.  Не  огромное  милиционное  ополчение
слабо обученных военному делу трудящихся, а сравнительно небольшая, но  зато
превосходно обученная, кадровая армия - вот кто, по их мнению, способен  был
лучше всего обеспечить интересы и безопасность Страны Советов в переходный к
социализму период. Другими словами, идею "непостоянно вооруженных масс"  они
заменяли идеей о постоянной регулярной армии. Не обходилось и  без  взаимных
упреков. Первые бросали вторым обвинение в заимствовании системы  регулярной
армии старого,  дореволюционного  \79\  типа,  в  попытке  использовать  для
общества трудящихся буржуазные методы военной работы. Вторые в свою  очередь
обвиняли  первых  в  эксплуатации  для  нужд  трудящихся  буржуазной  теории
"вооруженного народа", ранее нашедшей  наиболее  яркое  воплощение  в  армии
милитаристской кайзеровской Германии и чуждой советскому обществу.
     Осуществление тех или иных планов армейской реформы зависело  также  от
материальных  ресурсов  Советского  государства.  Как  скоро   мы   выиграем
конкуренцию с нэпманами и поставим все хозяйство на социалистические рельсы?
Победит ли социализм сначала в городе или в деревне и  городе  одновременно?
Люди какого образования, классового происхождения  и  социального  положения
будут призываться в армию? Когда и как сумеет промышленность СССР обеспечить
РККА военной техникой? Наконец,  в  случае  новой  войны  придется  ли  СССР
ориентироваться  в  основном  на  свои  силы  (с  учетом  возможной,  но  не
обязательной мощной поддержки со стороны зарубежных рабочих) или в ближайшее
время все же произойдет мировая пролетарская революция?
     В 1923 году, несмотря  на  ряд  крупных  революционных  выступлений  за
рубежом, буржуазия отбила натиск рабочего класса,  а  в  1924  году  начался
период, который позднее получил название временной,  частичной  стабилизации
капитализма. Постепенно становилось ясно, что нам придется строить социализм
в одной, отдельно взятой, стране, не дожидаясь мировой революции.
     Еще в 1923 году план военной реформы был  принят  в  общем  виде,  а  в
дальнейшем этот план частично видоизменялся и  совершенствовался.  Партия  и
правительство остановились на мысли  о  создании  такой  кадровой  армии,  в
составе которой будут  и  регулярные  части,  и  милиционно-территориальные.
Постоянными кадрами явятся высший, старший, средний командный состав,  часть
младшего комсостава и рядовых (сверхсрочники, особые  службы).  Все  мужчины
трудового социального происхождения будут призываться для военного обучения.
Одни из них пройдут через службу в регулярных частях в течение разных сроков
(в  зависимости  от  рода  войск),  другие   -   недлительное   обучение   в
территориальных частях, а  в  дальнейшем,  по  мере  надобности,  их  станут
призывать на краткосрочные воинские сборы.  С  некоторыми  дополнениями  эта
система функционировала  \80\  у  нас  до  1939  года,  когда  осложнившаяся
международная обстановка в  условиях  приближавшейся  второй  мировой  войны
потребовала преобладания регулярных частей, а мощная  промышленность  страны
победившего  социализма  позволила  обеспечить  такую  армию  новой  военной
техникой.
     В основном реформу осуществили в 1924  -  1925  годах,  хотя  отдельные
преобразования затянулись до 1928 года. Я принимал участие  в  реформе,  как
все  командиры  и  комиссары   РККА,   выполняя   на   своем   посту   общие
предначертания. Когда я находился на непосредственно  командных  должностях,
это выражалось в обучении и воспитании нового  пополнения  по  двум  линиям:
регулярной подготовки и  милиционно-территориальной.  Когда  я  вел  штабную
работу, это выражалось в методах комплектования,  размещения,  материального
обеспечения и  организации  военно-учебного  процесса  конкретных  частей  и
соединений. Впервые я занялся этой работой на Северном Кавказе в конце  1923
года. Как раз  тогда  специальная  комиссия  ЦК  РКП  (б),  и  возглавленная
секретарем ЦКК С. И. Гусевым, пришла после проверки состояния РККА к выводу,
что в существующем виде Красная Армия небоеспособна.  В  феврале  1924  года
Пленум  Центрального  Комитета  партии  принял   решение   о   необходимости
форсировать уже начавшуюся реформу, а в  марте,  чтобы  оперативно  провести
решение в жизнь, был утвержден новый состав Реввоенсовета.
     Первый опыт службы в условиях военной рефо