хистов. От стены к  стене  перегородили  улицу  лозунги  с
десятью требованиями компартии к  правительству:  "Очистить  тыл  от  врагов
Республики!", "Долой неспособных командиров!", "Проверьте учреждения:  рядом
с вами сидят фашисты!", "Даешь всеобщую  трудовую  повинность!",  "Ответьте,
почему пала Малага?"...
     Власть Кабальеро зашаталась. Двуличный премьер грозил, что,  уходя,  он
громко "хлопнет дверью". А франкисты развернули новое наступление у  Харамы.
Только политика компартии,  решившей  во  имя  единства  пойти  на  уступки,
стабилизировала положение. Бригады очередного набора пошли в бой, чтобы  еще
раз спасти столицу. Перед этим  командиры  были  на  инструктаже.  И  старый
испанский офицер,  многие  годы  жизни  отдавший  армии,  после  инструктажа
сказал, вздохнув: "Да, я  не  коммунист.  Но  кем  были  бы  мы  сейчас  без
коммунистов?"
     Под Харамой мятежники получили решительный отпор.  На  любом  передовом
участке можно было встретить тогда комиссара - члена компартии. И именно эти
люди подвергались нередко злостным нападкам. Когда  после  Харамы  наступило
временное затишье, мне удалось, кажется впервые  за  все  четыре  предыдущих
месяца,  побывать  в  одном  скромном  мадридском   кафе.   Рядом   с   нами
расположилась группа бойцов. Один из них, поминутно  вскакивая  и  горячась,
рассказывал в полный голос, как коммунист (комиссар их подразделения) вел за
собой людей в контратаку. А после боя анархисты стали распускать  в  бригаде
слухи,  что  он  струсил.  Тогда   \149\   солдаты,   возмутившись,   решили
опровергнуть провокацию.  На  собрание  первичной  коммунистической  ячейки,
обсуждавшей этот случай, пришли даже  многие  беспартийные  и  группа  левых
социалистов.  Но  командир  части,   узнав   про   собрание,   сослался   на
правительственное запрещение  деятельности  партячеек  в  армии  и  приказал
солдатам разойтись. Собственно говоря, ничего нового для  себя  я  здесь  не
услышал. Просто в этом случае, одном из многих, еще раз  отразилась  вся  та
политика, которую мы молча наблюдали ежедневно.
     А что сказать о главе правительства?  Коммунисты  и  военные  советники
предлагали  премьер-министру  реорганизовать   армейские   тылы.   Он   клал
предложение под сукно. От него требовали наладить работу автотранспорта.  Он
отмалчивался. Армии не хватало унтер-офицеров.  Вопрос  об  унтер-офицерских
школах был замаринован до января 1937 года. Чтобы между Мадридом и Валенсией
действовало  прямое  железнодорожное   сообщение,   нужно   было   построить
дополнительно   20-километровую   железнодорожную    линию.    Строительство
задержали. Республиканской пехоте не хватало на первых порах пулеметов. А те
пулеметы, которые в ограниченном числе имелись в  армии  либо  поступали  на
вооружение, были разнокалиберной мешаниной. Перед глазами командиров  рябили
плохо  отремонтированные  кольты,  максимы,  льюисы,  сент-этьены,  шоши   и
гочкисы. Среди советников имелись дельные люди, готовые днем и ночью обучать
пулеметные  команды  в  Валенсии  и  Альбасете.  Но  какие  же   дьявольские
препятствия пришлось преодолеть, чтобы сдвинуть вопрос с мертвой точки!
     На всю  жизнь  запомнились  мне  испанские  анархисты:  то  бесшабашные
головорезы, то  мечтатели  и  фантазеры,  но  всегда  не  терпевшие  никакой
дисциплины, никаких распоряжений, никакого элементарного порядка.  Еще  хуже
бывало (а это случалось сплошь да  рядом),  когда  в  их  рядах  оказывались
прямые враги Республики. Спасаясь от преследования,  фашист  либо  уголовник
вступал в анархистскую партию и объявлял себя бакунинцем, прудонистом и  еще
кем угодно.
     Компартия предъявляла своим коллегам по Народному фронту неопровержимые
доказательства, что такой-то и  такой-то  -  типичные  негодяи  и  их  нужно
судить. В ответ раздается хор негодующих  голосов:  "покушение  на  братскую
партию", "коммунистические интриги" и т. п.  А  затем  анархистские  отряды,
составленные из подобных субъектов, \150\ наносят  удар  в  спину.  Когда  в
январе  шли  тяжелые  бои  под  столицей,  то,  вместо  того  чтобы  послать
подкрепления на фронт, их  пришлось  направить  под  Теруэль  на  подавление
анархистского восстания. В начале марта, когда над  Мадридом  нависла  новая
угроза, вспыхнул анархистский бунт в Валенсии. Постоянно возникали инциденты
в  различных  деревнях,  где  анархистские  отряды,  самочинно   объявив   о
реквизиции в пользу Республики, занимались грабежом населения. Сколько  раз,
глядя на эту шумную и распущенную  публику,  вспоминал  я  годы  гражданской
войны в СССР, "зеленые" банды и махновцев!
     Пока     еще     слабо     освещенной     страницей      в      истории
революционно-освободительной войны испанского народа  является  деятельность
военных  советников.  Главная  задача  их  состояла  в  том,  чтобы   помочь
республиканской армии своими рекомендациями. Но  жизнь  сама  расширила  их.
функции. Еще осенью 1936 года дела в армии обстояли иногда так скверно,  что
советникам, с согласия руководства Республики,  приходилось  приниматься  за
непосредственную организационную и боевую работу. Из чего же она  слагалась?
Советники  предлагали  испанскому  командованию  идею  операций.  Если  идея
принималась, то советники  разрабатывали  планы  операций.  Если  принимался
план, они писали проекты оперативных приказов и обучали ответственных за это
лиц штабной  работе.  Затем  приходилось  обучать  высший  комсостав  решать
оперативные проблемы, средний комсостав - тактике и  показывать,  как  учить
своих солдат.  Советники  участвовали  в  формировании  и  организации  всех
интернациональных и ряда испанских бригад, а затем нередко водили их в  бой,
особенно в первых сражениях, чтобы показать офицерам,  как  нужно  управлять
подразделениями в  бою.  С  первых  же  дней  своего  пребывания  в  Испании
советники  завоевали  авторитет  и  уважение.  В  глазах  солдат  и  низшего
комсостава этот авторитет был абсолютным. Средний  комсостав  тоже  довольно
охотно считался с рекомендациями советников. Гораздо труднее было  с  высшим
комсоставом и штабами.  Советники  должны  были  обладать  огромным  тактом,
спокойствием и выдержкой, чтобы их не заподозрили в  особом  покровительстве
коммунистам и чтобы не задеть ничьего командирского самолюбия.
     Из числа тех, кто находился под Мадридом в  разное  время,  с  кем  мне
довелось встречаться чаще, чем с другими, \151\ хотелось бы  сказать  доброе
слово в первую очередь о Я. К. Берзине, военном атташе В.  Е.  Гореве,  тов.
Малино (Р. Я. Малиновский), тов. Павлито (А. И. Родимцев), Н.  Н.  Воронове,
Н. П. Гурьеве, тов. Фрице (П. И. Батов), капитане Павлове  (военный  инженер
Дунавский), Я. В. Смушкевиче,  комбриге  Д.  Г.  Павлове,  наконец,  о  моем
помощнике Валуа (Б.  М.  Симонов),  талантливом  офицере,  который  во  всех
военных делах был моей правой рукой. Стоило бы назвать еще десятки имен. Эти
товарищи отлично выполняли свой долг, и в свою очередь  для  большинства  из
них Испания послужила той школой, уроки которой пригодились им впоследствии,
в 1941 - 1945 годах.
     Как же работали  советники  зимой?  Основная  военная  задача,  которая
встала тогда перед Республикой, заключалась в том,  чтобы,  успешно  отражая
фашистское наступление, прочно перейти к регулярной армии.
     Советники предложили Главному штабу следующий план  действий:  активная
оборона на фронтах; завершение создания  регулярных  войск;  формирование  в
тылу страны стратегических резервов. Главштаб внес свои  уточнения,  одобрив
идею в целом. Решать эти вопросы  приходилось  с  учетом  нескольких  важных
факторов. Во-первых, старая армия после начала мятежа  частично  перешла  на
сторону фашистов, а частично распалась, так что армию приходилось  создавать
заново. Во-вторых,  испытывался  острый  недостаток  офицерского  состава  и
инструкторских кадров.  В-третьих,  на  помощь  извне  в  широких  масштабах
рассчитывать было трудно.
     К  тому   времени   рабоче-крестьянские   вооруженные   колонны   почти
повсеместно были преобразованы в воинские  бригады  первой  очереди.  Первый
этап формирования новой регулярной республиканской армии, как  мне  кажется,
можно было считать законченным к февралю 1937 года. А официально  эта  армия
существовала с января того же года. Боевое крещение новые бригады приняли во
время  харамского   сражения.   Особенно   удачно   действовали   там   12-я
интернациональная бригада и 19-я  испанская,  которой  командовал  коммунист
Мануэль Маркес. В целом новые бригады  продемонстрировали  неплохую  выучку,
разбив под Мадридом  основную  часть  марокканского  корпуса  Франко.  Перед
гвадалахарскими событиями в армии  Республики  было  350  тысяч  бойцов,  из
которых 120 тысяч находились на Мадридском фронте, 70 тысяч -  на  юге  и  в
\152\ Эстремадуре, 50 тысяч - в Каталонии, 50 тысяч - на севере, остальные -
в тылу и на средиземноморском побережье. К сожалению, очень  плохо  обстояло
дело с техникой. 100 самолетов и 70  танков  -  вот  чем  располагала  тогда
Республика.
     Центральным участком боев на протяжении всей зимы по-прежнему оставался
Мадрид. Работу в войсках там приходилось вести с учетом  их  неоднородности.
Самыми надежными считались испанские  ударные  бригады  и  интернациональные
бригады. Последние состояли из добровольцев-антифашистов нескольких десятков
национальностей, в значительной своей массе коммунистов.
     Первая  интербригада,  называвшаяся  в  армии   11-й,   имела   вначале
трехбатальонный состав. В целом она хорошо действовала и блестяще  выполнила
свою роль. Между прочим, немало ее бойцов участвовало еще в  первой  мировой
войне.  Вторая  интербригада,   называвшаяся   12-й,   тоже   была   сначала
трехбатальонной. По своим  боевым  качествам  она  не  уступала  старшей  по
возрасту сестре. Эти две бригады, фактически равнявшиеся по численности двум
полкам, отмечали свой день рождения осенью. Их основной  контингент  состоял
из немцев, французов, поляков и итальянцев. Но там были  и  многие  товарищи
других национальностей. Лучшим мне представлялся батальон имени Тельмана.  В
основном в него входили немецкие эмигранты. При мне за  все  время  боев  ни
одного пистолета, ни одной винтовки, ни  одного  пулемета  не  оставил  этот
батальон на поле боя и никогда без приказа не отступал.
     В декабре возникли славяно-немецко-французская 13-я  и  преимущественно
французско-бельгийская 14-я интербригады. Наконец  в  январе  сформировалась
15-я, главным  образом  англо-американская,  интербригада.  Потери  во  всех
батальонах были исключительно тяжелыми. В некоторых ротах за  четыре  месяца
личный  состав  сменился  трижды.  Однако  боевой   дух   интернационалистов
оставался всегда чрезвычайно высоким. В период затишья между боями их обычно
выводили в резерв, а  когда  снова  разгорались  бои,  бросали  на  наиболее
угрожаемые направления. В целом за все время войны  в  Испанию  приехало  35
тысяч волонтеров. Седьмая их часть погибла в боях. А до  февраля  1937  года
через интербригады прошло 15 тысяч человек.
     Ударные испанские бригады тоже быстро выросли в крепкие и  боеспособные
соединения, обладавшие хорошим \153\ командирским и  комиссарским  составом.
Эти бригады успели  с  лучшей  стороны  проявить  себя  во  время  харамской
операции   и   накануне   гвадалахарского    сражения    являлись    основой
республиканской армии. Из 100 испанских бригад к  ним  по  боевым  качествам
можно было отнести в первую очередь (называю тех, кого помню)  двухбригадную
дивизию Листера, 1-ю ударную бригаду, 3-ю бригаду Галана, 6-ю бригаду Гало и
69-ю бригаду Дюрана.  (Следует  учесть,  что  я  сталкивался  в  основном  с
частями, сражавшимися под Мадридом. В других местах наверняка имелись и иные
высокобоеспособные части).
     При формировании первых шести испанских бригад основные кадры  для  них
были взяты из знаменитого 5-го полка народной милиции. Четверо из этих шести
комбригов    являлись    коммунистами.    Большинство    остальных    бригад
переформировали из народных отрядов, колонн и полков  милиции.  Значительной
части их личного состава были присущи незаурядные  индивидуальные  качества.
Однако в целом по боеспособности  они  резко  уступали  ударным.  Порой  они
только назывались регулярными, а кое-где вообще процветала партизанщина. Эти
бригады  неплохо  несли  повседневную  боевую  службу,  но  не   выдерживали
длительного напряжения и не умели вести маневренные действия. Оторвать их от
какого-то места и послать на другой участок было очень трудно.  Их  называли
"позиционными".
     Главным  недостатком  вновь  комплектовавшихся  бригад  я   считал   их
чрезмерную впечатлительность. Нередко все решал первый бой. В  случае  удачи
бригада быстро попадала в лучшие. При  неудаче  ее  командирам  долго  потом
приходилось воспитывать солдат.
     Каждому  советскому  профессиональному  военнослужащему,  находившемуся
тогда в Испании, вероятно,  запомнились  три  особенности,  характерные  для
республиканской армии на самых первых порах. Одна заключалась в слабой  роли
младшего комсостава. Унтер-офицеры были нередко безынициативны, подготовлены
слабо, да и солдаты признавали только офицеров. Если офицер в  подразделении
отсутствовал, младшего командира плохо слушались. Боевая единица  начиналась
практически со взвода или роты. Отсюда большая скученность солдат в бою,  их
стремление   держаться   поближе   к   офицеру   и   тяжелые    потери    от
артиллерийско-пулеметного огня. \154\
     Вторая  особенность  состояла  в  призыве  пополнения   по   партийному
признаку. Каждая партия  (коммунисты,  социалисты,  анархисты)  предпочитала
комплектовать "свои" части. Из таких частей наибольшую известность  приобрел
5-й полк народной милиции, о котором я уже упоминал. Перед зимней  кампанией
именно из этого многотысячного полка  (всего  через  него  прошло  70  тысяч
бойцов), имевшего много коммунистов в своих рядах,  были  выделены  основные
кадры для формирования ударных испанских бригад.
     Третья особенность - это своеобразное отношение к приему  пищи.  Время,
отведенное на завтрак, обед и ужин, считалось священным (между прочим, то же
было и у франкистов). Нередко, если подходило время приема пищи,  офицер  не
отдавал приказа идти в бой. Были случаи, когда во время  сражения  командиры
кричали: "Трапеза!" - и перестрелка  прекращалась,  начинался  обед.  Однако
почти  все  недостатки  в  республиканской   армии   окупались   неимоверным
энтузиазмом,  царившим  в  ней.  Революционный  дух,  ненависть  к  фашизму,
стремление  защитить  демократию  овладели  народными   массами   прочно   и
неистребимо. И дух этот делал чудеса.

ПОД ГВАДАЛАХАРОЙ

     Итальянцы на горизонте. - Мнение хунты. - Встречались  и  такие!  -  От
Лакаяяе до Хурадо. - Переходим в контрнаступление. - Гвадалахара  становился
словом, нарицательным. Братские руки Испанской республики.
     В марте 1937 года начался новый этап революционно-освободительной войны
испанского народа. Он ознаменовался резким усилением  активности  фашистских
сил. Потерпев неудачу в попытке пробиться к  Мадриду  с  юго-востока,  вдоль
русла Харамы, Франко, потерявший  там  ударные  кадры  своего  марокканского
корпуса, сделал теперь ставку  на  итальянский  экспедиционный  корпус.  Его
соединения (до 60 тысяч человек) сосредоточивались в районе  Гвадалахары,  к
северо-востоку от Мадрида. Гвадалахара лежит на  реке  Эяарес,  впадающей  в
Хараму.  Таким  образом,  фашисты  по-прежнему  ставили  \155\  себе   целью
пробиться к столице через  харамский  бассейн,  но  уже  с  другой  стороны.
Вероятно,  фашистская  агентура  пронюхала,  что  здесь   у   республиканцев
находятся  лишь  заградительные   отряды,   состоящие   преимущественно   из
"позиционных" бригад, и  Франко  вознамерился  внезапным  ударом  прорваться
сквозь слабый заслон, с ходу  войдя  в  Мадрид.  Между  тем  республиканская
разведка  работала  плохо.  Она  прозевала  сосредоточение  итальянцев   под
Гвадалахарой,  правительство  по-прежнему  было  целиком  поглощено  боевыми
операциями у Харамы.
     Что же  представлял  собой  экспедиционный  корпус,  с  которым  вскоре
пришлось столкнуться республиканцам на Гвадалахарском направлении? Сюда были
подтянуты три фашистские волонтерские дивизии, до 8 тысяч человек в  каждой,
полностью  моторизованная  итальянская  дивизия  "Литторио"  (до  10   тысяч
человек) и две полумоторизованные итало-испанские бригады.  Корпусу  придали
около 60 самолетов. Командовал им  дивизионный  генерал  Манчини  (псевдоним
генерала Роатты). Немало  его  офицеров  прошли  боевую  практику  на  полях
Эфиопии.
     Особые надежды возлагали итальянцы на дивизию "Литторио". Ее  командир,
генерал Бергонцоли, возглавлял ту мотогруппу войск, которая проделала марш в
несколько сот километров и заняла столицу Эфиопии Аддис-Абебу. От  Муссолини
он получил персональное задание таким же образом ворваться  в  Мадрид.  Хуже
выглядели кадры волонтерских дивизий.  Их  консулы,  синьоры,  центурионы  и
капоманипулы (то есть полковники, майоры,  капитаны  и  лейтенанты)  служили
раньше  в  фашистской  милиции.  Они  лихо  орудовали,  когда   нужно   было
расправиться с бастующими рабочими или безоружной демонстрацией, но на  поле
боя  вся  их  смелость  нередко  улетучивалась,   а   воинские   способности
оказывались не на высоте.
     Экспедиционный  корпус  назывался   добровольческим.   Однако   пленные
показали, что на деле сформировали  его  в  порядке  общей  мобилизации,  не
брезгуя прямым обманом итальянцев. Перед нашими глазами  во  время  допросов
пленных проходили батраки, строители, уличные торговцы,  шоферы,  сапожники,
горнорудные рабочие, мелкие служащие, крестьяне, парикмахеры. Многие из  них
являлись членами фашистской партии, но заявляли, что на фашизм им наплевать,
а в партию  они  вступили,  чтобы  не  остаться  безработными  или  в  целях
служебной   карьеры.   Большинство   \156\   было   завербовано   в   отряды
военизированных рабочих, направлявшиеся, как им было объявлено, в Африку,  и
только на пароходе им сказали, куда их везут на самом деле. Цель  поездки  в
Испанию  волонтерам  очертили  так:  "поддержать  общественный   порядок   и
ликвидировать традиционно плохое отношение в Испании к женщинам и детям".  А
солдаты, которые попали в экспедиционный корпус из регулярной армии,  вообще
стали  "добровольцами"  преимущественно   по   жеребьевке,   проведенной   в
подразделениях берсальеров в принудительном порядке. Имелись там и настоящие
добровольцы - отпетые фашисты. Но таких было не так уж много.
     Еще 6 марта я  получил  первые  тревожные  сообщения  о  сосредоточении
итальянцев южнее Сигуэнсы. Тревожные потому, что в этом районе  стояла  лишь
одна 12-я республиканская дивизия. Ее пять бригад растянулись на фронте в 80
километров. Из 10 тысяч бойцов только 6 тысяч имели  винтовки.  Дороги  были
прикрыты всего 85 пулеметами  и  15  орудиями.  Что  собираются  предпринять
итальянцы? Простая демонстрация противником  своего  "наступательного  духа"
или начало  серьезной  операции?  Если  речь  шла  именно  о  последнем,  то
тревожиться стоило. Система обороны севернее Гвадалахары не была  развита  в
глубину. Окопы отрыли в полный рост, но проволочные заграждения существовали
лишь кое-где, сплошной линии окопов тоже не было, а блиндажи годились скорее
для жилья, чем для боя. Обучить 12-ю дивизию как следует командование еще не
успело. Некоторые дефиле в горах под  Гвадалахарой  были  прикрыты  отрядами
гражданских гвардейцев всего в несколько десятков человек.
     Я попытался  получить  более  точные  сведения  о  противнике  в  хунте
обороны. Однако там отнеслись к сообщению о возможных боях на Гвадалахарском
направлении несерьезно. "Эль-Пардо - вот где будет сейчас наступать Франко",
- сказали мне. Генерал Миаха