исциплину.  Мне  очень
жаль было этого отважного парня с невообразимой путаницей в голове, но лично
честного и по-своему принципиального.
     Что  касается  его  пулеметчиков,  то  они  действительно   прибыли   в
Альбасете. Мы дали им пулеметы "максим". Сначала ребята отказывались иметь с
ними дело, жалуясь на их тяжесть. Но потом, когда советник  А.  И.  Родимцев
продемонстрировал, как  здорово  они  стреляют,  бойцы  влюбились  в  них  и
обучаться начали прилежно и старательно. Внешний  вид  у  этой  команды  был
нередко неважный, дисциплина хромала на обе ноги. Однако пулеметчики из  них
получились лихие. А когда они посмотрели какой-то  из  советских  фильмов  о
гражданской войне в СССР, то на следующий день преобразились  и  с  тех  пор
всегда наматывали на себя пулеметные ленты  крест-накрест,  подражая  героям
1917-1920 годов.
     Тем  временем  В.   Я.   Колпакчи   закончил   формирование   очередной
интернациональной бригады. Политическая сознательность  бойцов  этих  бригад
была высокой. Во всяком случае, главному их комиссару товарищу Галло (Луиджи
Лонго, ныне генеральный  секретарь  Итальянской  компартии)  не  приходилось
жаловаться на низкий  боевой  дух.  Антифашистыволонтеры  знали,  зачем  они
приехали в Испанию. Поэтому мы были уверены, что и новая бригада не посрамит
себя. Она была направлена на позиции у реки Харама, но в первом  же  бою  не
выдержала удара франкистов и отступила. В чем  дело?  Мы  обсуждали  событие
долго и горячо. В конце концов решили, что все упирается в отсутствие  опыта
у бойцов. Главштаб  дал  бригаде  другую  боевую  задачу,  а  заодно  сменил
командира. По совету французских товарищей комбригом был  назначен  один  из
комбатов,  капитан  французской  армии,  участник  первой   мировой   войны.
Постепенно бригада закалилась в боях и стала отличной. Что  касается  нового
комбрига, то он установил свои порядки. Каждую неделю на автомобиле  солдаты
ездили по очереди в Мадрид отдыхать. Если в роте случался проступок или  она
вела себя в бою неважно, отпуск отменялся. Все находили это справедливым.
     Вслед за тем в Альбасете были сформированы и  отправлены  на  фронт  10
испанских бригад. Мы очень  торопились,  \141\  поэтому  бригады  не  успели
достаточно хорошо обучиться  военному  делу.  Искусство  войны  им  пришлось
постигать   сразу   на   практике.   За   три   месяца   сформировали    три
интернациональные бригады. Одна из них была в основном романской,  другая  -
славянской, третья - англо-американской. До того как Берзин  отозвал  нас  с
Симоновым в  Валенсию,  мы  успели  посмотреть,  как  ведут  себя  отдельные
подразделения этих  бригад  в  бою.  Некоторые  подразделения  имели  личный
состав, уже участвовавший в сражениях либо  попавший  первоначально  в  иные
части. Например, ряд бойцов  входил  раньше  в  итальянскую  центурию  имени
Роселли, в смешанную центурию имени Соцци и в легион, созданный беспартийным
эмигрантом из Италии Паччарди. Большинство же прибыло позднее. Одни  уезжали
в Испанию по своей инициативе. Другие направлялись  по  путевке  Коминтерна.
Имелись  и  такие,  кто  приехал  просто  посмотреть,  что   происходит   на
Пиренейском   полуострове,   а    затем,    увлеченные    славными    идеями
революционно-освободительной борьбы, оставались и активно включались в нее.
     Постепенно  советские  военные   советники   завоевали   себе   большой
авторитет. Даже анархисты изменили свое мнение и все чаще стали обращаться к
нам за консультациями и помощью. В декабре 1936 года волонтера Петровича (то
есть меня) и волонтера Вольтера (то есть Н. Н. Воронова) пригласили  к  себе
каталонские  анархисты.  В  то  время  ЦК  Коммунистической  партии  Испании
выдвинул "8 условий победы" над врагом. Одно из них заключалось  в  усилении
единства действий. Анархисты вынуждены были согласиться. Они хотели отбить у
франкистов город Теруэль. Когда мы встретились с  их  лидером  на  одном  из
участков, то он начал усиленно расхваливать свои отряды. Мы  спрашиваем  его
об обстановке, о вооружении, о конкретных  планах,  а  он  отвечает  на  все
вопросы одно и то же: "Это все чепуха, а вот  мои  парни  -  что  надо,  они
завтра же атакуют, разгромят, захватят..." - и т.  п.  Мы,  при  всем  нашем
скептическом  отношении  к  анархистам,  едва  не  поверили   красноречивому
командиру.  На  всякий  случай  решили  вызвать   в   поддержку   еще   13-ю
интербригаду. Затем составили  план  операции.  План  этот  был  анархистами
принят. Развернулась подготовка к наступлению.
     Во время этой подготовки произошел забавный случай. Разведка  приносила
разноречивые сведения: определить точное размещение  живой  силы  противника
было трудно. Хотелось самим установить, нет ли у врага ложных позиций. \142\
     Встречаем мы с  Вороновым  испанского  центуриона  (то  есть  командира
солдатской сотни). Спрашиваем: - Слушай, ты знаешь, где фашистский  передний
край? - Знаю, - отвечает. - Покажи нам поближе. Не побоишься?.
     Центурион презрительно рассмеялся: - Пойдемте!
     Мы были уверены, что он выведет нас на передовой наблюдательный  пункт,
куда мы направлялись, и из удобного  места  покажет  расположение  вражеских
окопов. Но что-то слишком долго мы  идем.  Прячемся  за  кусты,  за  рощицы,
пересекаем мелкие  овраги.  Надвигается  ночь.  Где  же  противник?  Впереди
заалело пламя костра. В небольшой балке виднелись неподалеку фигуры часовых,
а еще ближе сидел солдат. Центурион протянул руку и прошептал: - Фашисты!
     Оказалось, он понял  нас  буквально  и  подвел  к  фашистским  позициям
вплотную.
     Не знаю, то ли не заметили нас караульные, то ли приняли в сумерках  за
своих, но назад отошли мы благополучно. Когда вернулись,  напряжение  спало.
Стали мы тут сетовать: - Куда же ты нас потащил?  Хотел  в  плен  франкистам
сдать?
     Испанец обиделся. Его попросили показать фашистов, он  сделал  максимум
возможного. Где же признательность? Инцидент  завершился  общим  смехом.  Мы
пожали парню руку и распрощались.
     Подобные случаи, свидетельствовавшие  о  незаурядной  личной  храбрости
испанских анархистов, внушали надежду  на  успех.  Увы,  объективный  момент
оказался  сильнее   субъективного.   Никакие   личные   данные   не   смогли
компенсировать анархистской дезорганизованности. Это проявилось в первый  же
день наступления. Интербригада была готова  выполнить  приказ,  но  главного
командира анархистов нигде нельзя было отыскать. Не думаю, чтобы он струсил.
Скорее, позабыл об условленном часе  или  просто  отнесся  наплевательски  к
собственным обязанностям. Ведь понятия "порядок", "армия",  "государственный
долг", "дисциплина" у анархистов не только  отсутствовали,  но  и  были  ими
презираемы.
     Тогда мы с Вороновым решили заменить  командира.  Войска  находились  в
окопах. Мы вышли вперед, дали команду к атаке и пошли в полный  рост.  Бойцы
закричали: "Браво!" - но никто не поднялся. Идем  дальше,  оглядываемся:  мы
по-прежнему \143\ шагаем под выстрелами вдвоем.  Возвращаемся,  уговариваем,
кричим, просим, стыдим... Ничего не помогает. Атака сорвалась. Тем  временем
13-я интербригада перешла в наступление,  как  и  было  условлено.  Фашисты,
воспользовавшись несогласованностью действий, перебросили против нее главные
силы, нанесли ей потери и остановили. Операция на этом участке не удалась.
     После доклада Берзину об обстановке под Теруэлем, он сообщил  мне,  что
генерала Купера (то есть Г. И. Кулика), военного советника при  председателе
хунты обороны Мадрида генерале  Миаха,  отзывают  в  Москву.  Я  должен  был
заменить Кулика, так как Мадрид -  важнее  всего.  Оставлять  хунту  обороны
(Мадридский фронт) без  квалифицированной  военной  помощи  нельзя.  Функции
военного советника в Главном штабе Берзин брал на  себя.  А  в  Мадриде  мне
вменялось в обязанность уделить особое внимание  подготовке  специалистов  -
танкистов, летчиков, артиллеристов и общевойсковых офицеров. Наступило время
подумать по-настоящему о кадрах республиканских войск.
     Прибыв  в  Мадрид,  я  представился  Миахе  как  его  новый   советник.
Совместная работа с ним была делом  сложным.  В  Миахе  жило  два  человека:
военный и политик. В качестве политика Хосе Миаха, официально  беспартийный,
был на деле очень  далек  от  коммунистов.  Это  сильно  мешало  упорядочить
руководство боевыми операциями в "красной зоне", как  называли  тогда  район
Мадрида за откровенно левые настроения большей части его населения и  за  ту
выдающуюся роль в его обороне,  которую  играла  испанская  компартия.  А  в
качестве  военного  Миаха  оказался  человеком  знающим.  Так,   он   хорошо
разбирался в боевых возможностях марокканских войск - основной  силы  Франко
под Мадридом. Оказалось, что он имел опыт колониальной войны в Марокко.
     Вот ирония истории! Марокканцы,  боровшиеся  за  свою  свободу,  против
испанских захватчиков, теперь, обманутые,  сражались  за  интересы  фашизма,
злейшего врага угнетенных народов. А генерал, который в свое время был  чуть
ли не однокашником Франко и других  лидеров  реакции,  должен  был  защищать
Республику и интересы  трудящихся.  Не  случайно  в  1939  году  он  изменил
Республике. Понятно, что о сотрудничестве с коммунистами он  особенно  и  не
думал, а  просто  исполнял  свои  обязанности  как  генерал  на  официальной
государственной службе. Поэтому с чисто военной  точки  зрения  мы  находили
общий язык, но морально-политического \144\ единодушия не было и  в  помине.
Впрочем, я старался всячески избегать обсуждения с ним вопроса о  компартии.
Всем советским военным советникам еще перед отъездом из СССР было  строжайше
запрещено  принимать  хоть  какое-то  участие  в   политических   спорах   и
политической борьбе в Испании. Мы отдавали испанскому народу и его законному
правительству свои военные знания, и нас использовали, как считали нужным.
     Начальником штаба  Мадридского  фронта  являлся  Висенте  Рохо,  умный,
знающий и деловой офицер. Настроен он был значительно левее Миахи и, как мне
казалось,  недолюбливал   его.   Нередко,   внося   какие-нибудь   серьезные
предложения или сообщая важные данные, он порой  избегал  докладывать  лично
Миахе, а обращался в таких случаях ко мне и просил меня провести  решение  в
жизнь. У меня имелись, конечно, и свои соображения и предложения. И вот, как
правило вечером, я приходил к Миахе.  Там  и  беседовали.  После  нескольких
случаев на фронте, когда рекомендации советника помогли, Миаха,  думавший  о
своей карьере, начал, по-видимому, относиться к советам со  вниманием.  Моей
переводчицы М. А. Фортус он перестал стесняться: то ли он привык к  ней;  то
ли практика показала ему, что никакие детали наших разговоров не  становятся
никому известными, и поэтому ей можно доверять; то ли,  наконец,  он  узнал,
что ее муж когда-то был анархистом, и вследствие этого не смотрел на нее как
на потенциальную коммунистку. Вообще ему нравилось, что  по  всем  важнейшим
вопросам  мы  договариваемся  предварительно,  еще  до  обсуждения   их   на
совещании. Мне тоже незачем было возражать против заведенного порядка,  лишь
бы крепла оборона города. На следующее утро после встречи  Миаха  созывал  у
себя в кабинете совещание и выкладывал все, что было  накануне  согласовано.
Далее слово предоставлялось Рохо,  а  он,  как  фактический  инициатор  ряда
предложений,  энергично  поддерживал   председателя   хунты.   Затем   слово
предоставляли мне, и я выступал в том же духе.  После  этого  соглашались  и
другие должностные лица.
     Превосходно показал себя в Испании капитан (сначала он был лейтенантом)
А. И. Родимцев. Я часто видел его в бою и смог оценить его качества. Являясь
военным советником у Э. Листера, Родимцев приносил, как мне кажется, большую
пользу тактичными и умелыми советами по руководству подразделениями, а  если
возникала необходимость, то и примером  личного  мужества  в  острых  боевых
ситуациях. \145\
     Вот  франкисты  наступают  со  стороны  Толедо,  нацелившись  на   стык
республиканских  соединений  и  вклиниваясь  между  ними.  Чтобы   задержать
противника, штаб посылает вперед дивизию. Командира на месте  нет.  Родимцев
получает от меня приказ:  развернуть  дивизию  и  ввести  в  бой.  До  этого
Родимцеву не приходилось  командовать  у  нас  даже  полком.  Поэтому  вслед
посылаю другого офицера - проверить,  как  пойдет  дело.  Предупреждаю,  что
через два часа буду на месте сам. Родимцев слегка нервничал,  но  действовал
четко. И когда я приехал, офицер очень высоко оценил его действия. Садимся в
броневик, объезжаем поле боя. Действительно, все идет как надо.
     А вот случай на мосту у Мансанареса в Мадриде. Мост  этот  мы  называли
"французским".  Марокканцы  прорвались  к  окраине  города  и  на   рассвете
атаковали мост. Республиканский пулемет, державший переправу под  обстрелом,
внезапно  отказал.  Фашисты  уже  вбегали  на  мост  и,  стреляя  на   ходу,
устремились к нашему берегу. Бойцы дрогнули. Еще несколько  секунд,  и  враг
прорвется в город. Под огнем Родимцев бросился к  пулемету.  Франкисты  были
уже в нескольких шагах, когда "максим" снова заработал.  Вражеские  солдаты,
срезанные ливнем пуль в упор, свалились на мост, а другие откатились  прочь.
Об А. И. Родимцеве не раз сообщали в Москву и ходатайствовали  о  присвоении
ему звания  Героя  Советского  Союза.  Известно,  как  умело  и  мужественно
действовал Родимцев в годы Великой Отечественной войны. Мне кажется  в  этой
связи, что Испания явилась для него отличной боевой школой.

У ХАРАМЫ

     От эпизода к эпизоду. - Маша Фортус. - Коммунисты  и  Республика.  -  В
калейдоскопе памятной зимы. - Советники, спокойствие! - Бригады и бригады.
     Зимой 1936/37 года защитникам Мадрида пришлось уделять особое  внимание
боям, которые  развернулись  тогда  вдоль  течения  реки  Харамы.  Не  сумев
пробиться к Мадриду с юга,  запада  и  северо-запада,  фашисты  организовали
наступление на столицу с юго-востока. Харамская операция  при  удаче  должна
была, по их замыслу, \146\  отрезать  Мадрид  от  морских  портов  Валенсия,
Аликанте, Картахена и позволить сомкнуть кольцо вокруг города. Сражение  это
растянулось на месяцы, а стычки шли почти непрерывно. Большую часть  зимы  я
провел  в  Кастилии,  являясь  сватала  военным  советником  при  начальнике
Главного штаба, а потом главным военным советником  при  председателе  хунты
обороны Мадрида, на мадридском участке Центрального фронта ч  на  Мадридском
фронте.. Остановлюсь на некоторых любопытных эпизодах.
     Бригада Листера наступала вдоль русла Харамы. Обстановка была нелегкой.
Франкисты вели сильный заградительный огонь. Я как раз оказался в поражаемой
зоне. Чувствую, два человека хватают меня и  куда-то  волокут.  Я  отбиваюсь
(подумал, что это фашисты тащат в плен). Отчаянно возимся и все трое  падаем
в окоп. Слышу ругань. Дым рассеялся. Гляжу, передо мной улыбающийся  Листер,
а двое, что меня схватили, - Родимцев и комиссар Аиетера (кажется,  это  был
Карлос  Контрерос,  как  звали  в  Испании  итальянского  товарища  Витторио
Видали). Говорят, что спасали меня от об' стрела. Я  сгоряча  набросился  на
Родимцева: разве можно так тащить в  укрытие  старшего  командира?  Ведь  мы
находимся в войсках. Это и дух бойцов подрывает, и субординацию нарушает. Он
извиняется, а Листер хохочет. Потом сразу стал серьезнее и начал жаловаться:
вот нам бы так стрелять по фашистам!
     Другой эпизод. Шли на нас в атаку марокканцы. В одном  окопчике  лежали
я, командир танковой бригады Д. Г. Павлов и командир 11-й  интернациональной
бригады. Разведка сообщила, что у фашистов в каждом подразделении  командует
немецкий офицер,  либо  унтер-офицер.  Артподготовка  была  у  них  сильной,
пулеметы вели огонь длинными очередями.  Республиканцы  дрогнули,  некоторые
подразделения стали отходить. Выскакиваем из окопов, кричим: "Назад!" Д.  Г.
Павлов залез на танк, грозит бегущим солдатам пистолетом. Вокруг нас  стали,
задерживаться отдельные бойцы. Потом образовалась  группа.  Павлов  направил
вперед танки и сам поехал с ними. Солдаты устремились за  боевыми  машинами,
постепенно восстановили линию обороны и отбросили  марокканцев  на  исходные
позиции.
     Наступило короткое затишье. Вдруг,  гляжу,  появляется  М.  А.  Фортус.
Увидев, что дело плохо, она успела сбегать в 12-ю интернациональную  бригаду
и от моего имени передать приказ срочно прийти на выручку. Сейчас,  говорит,
эта \147\ бригада находится приблизительно в одном километре от места боя. Я
поблагодарил отважную женщину за инициативу, но в бой вводить бригаду мы уже
не стали, так как опасность миновала. Пошел я  в  расположение  бригады.  Ею
командовал генерал Аукач. Обсудив с ним обстановку, мы решили, что больше  в
тот день марокканцы не сунутся. Интербригаду отвели в резерв, на отдых.
     Через несколько дней фашисты возобновили атаки. Они стремились прорвать
фронт на стыке между испанскими частями и 11-й  интернациональной  бригадой.
Тогда мы ввели в бой на этом опасном участке англо-американских добровольцев
из 15-й интербригады. Я всегда думал, что англосаксы -  сдержанные  люди,  и
был удивлен, когда английские волонтеры,  увидев  в  своих  боевых  порядках
русского военного советника, подбегали пожать руку, обняться и поцеловаться.
Военные советники Н. П. Гурьев  и  А.  Д.  Цюрупа,  находившиеся  там  же  и
помогавшие руководить в тот  момент  действиями  англо-американских  частей,
явились свидетелями этой картины. Впоследствии они не раз ее  вспоминали  и,
лукаво  поглядывая  на  меня,  обстоятельно  рассказывали   в   товарищеской
компании, как ко мне лезли целоваться s бою.
     А вот  еще  один  случай.  Под  сильным  натиском  противника  один  из
батальонов 18-я испанской бригады стал. постепенно отходить, Я оказался  как
раз на этом участке. Рядом  со  мной  стояла  Фортус.  Увидев  бегущих,  она
по-испански  громко  крикнула:  "Испанцы,  вы  больше  не  мужчины!"   Бойцы
остановились, поглядели на женщину и в замешательстве повернули обратно.  Их
романское мужское самолюбие было жестоко уязвлено. Фортус  побежала  вперед,
солдаты за ней. Через полчаса враг был отбит, прежняя позиция восстановлена.
А  когда  бой   кончился,   ко   мне   явился   комбат,   старый   испанский
офицер-службист, и стал жаловаться на мою  переводчицу,  которая  оскорбляет
его солдат. - Почему же оскорбляет? - ответил я, - Ей показалось, что  ваших
солдат  охватила  паника,  что  они  покинули  поле  боя.  Значит,   они   -
неполноценные солдаты. А муж этой женщины - испанец. Ей известно, что  такое
настоящий мужчина. Вот  она  и  решила,  что  ваши  солдаты  перестали  быть
испанцами.  Но  оказалось,  что  она  ошиблась.  Просто  солдаты  перепутали
направление и наступали не  в  ту  сторону.  Тогда  она  указала  им  верное
направление, батальон отбил противника и проявил себя хорошо.  Обижаться  не
на что.
     Офицер улыбнулся и подал мне руку. \148\
     Мятежники  наступают...  Перед  ними  -   республиканская   бригада   в
значительной  степени  из  андалузских  крестьян.   Превратив   каждый   дом
столичного предместья в крепость, бойцы Республики нанесли жестокий удар  по
ее врагам. Помню, как мы пошли посмотреть на пленных. Те просили  разрешения
взглянуть на русских, которые перекрыли им дорогу на Мадрид. Каково же  было
их изумление, когда они увидели  своих  соотечественников!  "Это  переодетые
русские", - шептались фалангисты. Но крестьяне,  ухмыляясь,  заговаривали  с
ними, и мятежники со смущением и досадой опускали глаза.
     В феврале 1937 года разгорелась  напряженная  политическая  борьба.  14
февраля,  после  падения  республиканской  Малаги  вследствие  предательства
некоторых командиров и  нерасторопности  других,  на  площадь  вышел  народ.
Развевались красные знамена коммунистов, красно-синие левых  республиканцев,
красно-черные анар