ли нехватку реквизициями у враждебных элементов,  частично  получили
оружие из Владимира и Москвы. Было оно разнокалиберным. Не хватало патронов.
На обучение первой группы добровольцев-красноармейцев ушел примерно месяц. В
мае ее отправили на запад нести службу у демаркационной линии, установленной
по Брестскому миру. Едва эта группа  успела  уехать,  как  газета  "Известия
Владимирского губернского Совета Р.С. и К.Д." вслед за  столичными  газетами
сообщила о белогвардейско-чехословацком \29\ мятеже в Поволжье, на Урале и в
Сибири. Началась срочная подготовка новой группы красноармейцев.
     В   нашем   уезде,   да   и   в   губернии   вообще,   основная   масса
бойцов-добровольцев состояла из рабочих и бывших солдат. Вооружены они  были
довольно слабо, боевым  опытом  многие  пока  не  обладали.  Для  подавления
отдельных антисоветских мятежей и охраны порядка их сил  хватало.  Но  когда
началась гражданская война, стало ясно, что для  победы  над  врагом  страна
нуждаетсяв большой регулярной армии. Одними добровольцами  Советская  власть
не могла обойтись.
     Правительство приняло решение об обязательной воинской  повинности.  29
мая В ЦИК объявил  призыв,  а  в  июне  началась  мобилизация.  Владимирская
губерния была включена еще  весной  в  Московский,  а  потом  в  Ярославский
военный округ. Организация призыва, сбор оставшегося  от  старых  гарнизонов
военного  имущества   и   его   инвентаризация,   сведение   новобранцев   в
подразделения,  вооружение,  политическое   просвещение   и   обучение   их,
подготовка и посылка  донесений  о  ходе  этой  работы  через  губернский  и
окружной военкоматы в мобилизационный отдел Всероссийского главного штаба  -
вот чем занимались мы в июньские дни.
     Сначала не обошлось без путаницы. Так,  одно  время  от  нас  требовали
сведений  сразу  московский  и  ярославский  окружвоенкомы  -  Иозефович   и
Ливенцев. Энергичную деятельность развернул губернский военный  комиссар  М.
С. Лешко. Ныне генерал в отставке, Михаил Степанович тоже тогда начинал свою
службу на военном поприще. Мы поддерживали с  ним  повседневный  контакт  по
всем вопросам.
     Наш военкомат старался  в  первую  очередь  направить  в  строй  бывших
солдат, чтобы ускорить обучение  добровольцев.  Однако  солдат  не  хватало.
Пришлось призывать и не служивших в армии.
     Из ряда деревень зажиточные крестьяне, особенно кулацкие сынки, убегали
в леса. Они откапывали зарытые ими в потайные  места  винтовки,  карабины  и
наганы и создавали  банды.  Военкомат  устраивал  облавы,  высылал  патрули.
Особенно активно и отважно действовали при ликвидации банд  командир  нашего
боевого отряда В. С. Успенский и начальник уездной милиции В. И. Истратов.
     Каждый день наша "Судогодская заря", губернские  и  центральные  газеты
сообщали тревожные известия. У меня до сих пор как бы маячат  перед  глазами
фасады домов и заборов, облепленные листками  с  майскими,  июньскими,  \30\
июльскими чрезвычайными  сообщениями.  Судогодский  уком  РКП  (б)  как  раз
обсуждал на  своем  заседании  положение  в  Москве  в  связи  с  эсеровским
восстанием, когда  телеграф  принес  весть  о  контрреволюционном  мятеже  в
Муроме. События в Муроме явились лишь эпизодом в длинной цепи  антисоветских
восстаний, намеченных тогда эсерами в сговоре с белогвардейцами.
     Как известно, весной 1918 года монархическое  офицерство,  бежавшее  на
Дон, создало "добровольческую"  армию.  Она  двинулась  на  Кубань,  где  ею
руководил Корнилов, а когда его убили, во главе ее стал  Деникин.  В  то  же
время начала формироваться так называемая северная "добровольческая"  армия,
одним  из  лидеров  которой  выступил  Борис  Савинков.  Этот   эсер   после
Октябрьской  революции  развернул  бешеную  деятельность  против   Советской
власти. В городах Поволжья и Прикамья белогвардейцы и савинковцы  сплотились
в так  называемый  Восточный  отряд  под  командованием  бывшего  полковника
Сахарова  и  члена  контрреволюционного  "Союза  защиты  родины  и  свободы"
Григорьева. Эти лица надеялись свергнуть  в  Поволжье  власть  трудящихся  и
сомкнуться с самарским Комучем. Наиболее известен из числа  развязанных  ими
антисоветских восстаний - мятеж в Ярославле. Но  для  Владимирской  губернии
муромская трагедия, в масштабах всей страны  казавшаяся  малозаметной,  была
чрезвычайно болезненной.
     События в городе развертывались так.  В  ночь  на  9  июля  вооруженные
белогвардейские заговорщики,  заранее  наметившие  план  действий  во  время
тайного совещания на окских островах, напали на Муромский Совет,  милицию  и
гарнизон.  Застигнутые  врасплох,  красноармейцы  и  милиционеры  не  сумели
оказать сопротивление, были арестованы и заключены  в  тюрьму,  а  несколько
коммунистов  убито.  Отстреливавшаяся  до  утра  группа  советских  служащих
отступила к Селиванове. Днем мятежники объявили  запись  населения  в  белую
гвардию и созвали с демагогической целью митинги. На улицах  были  расклеены
листовки за подписью генерала Алексеева с фальшивыми сообщениями о торжестве
антисоветских восстаний в Нижнем Новгороде, Касимове и Елатьме.
     Сахаровские курьеры поскакали в окрестные деревни собирать разрозненные
кулацкие шайки, но успеха не добились. Да и в самом Муроме власть мятежников
была  непрочной.  Так,  они  не  сумели   установить   свой   контроль   над
паровозоремонтным \31\ заводом,  рабочие  которого  попросту  не  подпустили
белогвардейцев к заводским воротам. На подавление мятежа  уже  на  следующий
день двинулись отряды  с  нескольких  направлений:  из  Владимира,  Судогды,
Меленков, Выксы, Кулебак, Гуся и Коврова.  Самым  крупным  был  Владимирский
отряд, состоявший  из  250  бойцов.  Политическим  комиссаром  этого  отряда
партийная организация послала  известного  муромского  большевика  Тагунова.
Вскоре Муром был взят в полукольцо.  Группа  бойцов,  посланная  из  Москвы,
владимирцы  и  гусевцы  атаковали  белогвардейцев  со  стороны  Курловского,
судогодцы и ковровцы - со стороны Горбатки,  остальные  -  с  юга.  Враг  не
оказал сколько-нибудь организованного сопротивления. Во всяком случае, я  не
помню, чтобы у меня над головой просвистела хоть одна пуля. Митинг в Муроме,
созванный после освобождения города, прошел  с  успехом.  Подавляющая  часть
присутствовавших приветствовала Советскую власть.
     Нашему отряду, участвовавшему в подавлении мятежа, так  и  не  довелось
отдохнуть. Едва успели мы возвратиться, как  военкомат  получил  указание  о
формировании группы бойцов и включении ее во Владимирский отряд, выступавший
на Восточный фронт. Командиром  объединенного  отряда  стал  бывший  царский
офицер Говорков, перешедший на сторону Советской власти  еще  в  1917  году.
Меня назначили к нему комиссаром. Наш отряд вошел в 227-й Владимирский полк,
которым командовал бывший унтер-офицер  Кузнецов.  Партийный  комитет  полка
возглавлял коммунист Наумов, а политкомиссаром (или,  кажется,  заместителем
комиссара) была ковровская работница Настя Корунова.  Через  Тешу,  Арзамас,
Сергач и Шумерлю мы двинулись на Канаш, за  которым  впервые  столкнулись  с
белочехами. Оттуда наш полк был переброшен к Свияжску,  несколько  севернее.
Там мы вошли в состав Левобережной  группы  5-й  армии,  получившей  задание
очистить местность от противника вплоть до реки Казанки.  Входило  в  группу
около 2 тысяч пехотинцев и человек 250 конников с девятью орудиями  и  одним
бронепоездом.
     Беженцы из Казани рассказывали, что ворвавшиеся в город  белогвардейцы,
так  называемая  "народная  армия",  расстреливали  попавших   им   в   руки
коммунистов, матросов и рабочих. Следовало торопиться. С  северо-востока  на
Казань наступала под командованием В. М. Аэина Арская группа 2-й армии.  Это
облегчило действия нашей, 5-й армии, \32\ и командарм  П.  А.  Славен  отдал
приказ перейти в наступление. Белые решили опередить нас  и  двинули  вперед
группу генерала Пепеляева. Ее  костяк  составляли  офицерские  батальоны.  С
ними-то и довелось нам сразиться.
     В 5-ю  армию  вошли  различные  красноармейские  отряды,  как  местные,
отступившие от Казани, так и направленные сюда из многих областей.  Особенно
много было  пролетарских  и  коммунистических  подразделений,  посланных  на
Восточный фронт по партийной мобилизации. Я встречал под Казанью тверичей  и
петроградцев, москвичей и туляков, нижегородцев и ярославцев. Позднее тот же
метод комплектования был применен и в других армиях.
     По Волге плавали направленные сюда с Балтики  три  миноносца,  а  также
несколько  вооруженных  барж.   При   их   артиллерийской   поддержке   наша
Левобережная группа, которой руководил сначала Я. А. Юдин  (вскоре  геройски
погибший),  решительным  ударом  отбросила  врага  к  самой  Казани.  Однако
закрепиться мы не успели,  и  противник  внезапной  контратакой  восстановил
прежнее положение, угрожая оттеснить нас в глухие леса, а затем в тыл  нашей
Правобережной группы бросил офицерскую  бригаду  Каппеля.  Из  Казани  поток
беженцев не прекращался. От них мы узнали о продолжении казанской  трагедии.
Тамошние рабочие в начале сентября подняли восстание, но оно было подавлено.
Последовали новые зверства со стороны белогвардейцев.
     Перелом в боях наступил еще 29 августа,  когда  каппелевцев  отбросили,
нанеся им удар под Свияжском. Вскоре  над  Казанью  начали  появляться  наши
самолеты. Они  не  бомбили  город,  а  сбрасывали  листовки  с  призывами  к
трудящимся  и  обманутым  чешским  солдатам.  На  одной  из  листовок   было
отпечатано стихотворение Демьяна Бедного:
     Гудит, ревет аэроплан, Летят листки с аэроплана. Читай, белогвардейский
стан, Посланье Бедного Демьяна.
     Победный звон моих стихов  Пусть  вниз  спадет,  как  звон  набата.  Об
отпущении грехов Молись, буржуй! Близка расплата!
     Большая часть владимирцев осталась на правом  берегу  Волги  и  приняла
участие в наступлении на Верхний Услон. \33\
     Оттуда, с холмов, уже видны были купола казанских соборов  и  Сюмбекина
башня. Отряд  Говоркова  продвигался  по  левому  берегу,  уничтожая  мелкие
группки и заслоны, выставленные противником.
     В этих стычках я получил свое первое боевое крещение.  Оно  решило  мою
судьбу, подсказало, что мое место - в Красной Армии, вселило в меня  желание
всю свою жизнь посвятить военной службе. Юношеские  мечты  о  педагогической
деятельности и о работе инженером-химиком  были  вытеснены  новыми  планами.
Планы эти созревали постепенно, в ходе суровых испытаний.
     Под Казанью я впервые узнал, что такое обстрел тяжелыми снарядами.  Над
тобой непрерывно гудит и свистит. Взлетают фонтаны земли и  осколков.  Бойцы
все время кланяются, припадают к земле и отрываются от нее  очень  неохотно.
Каждый стремится найти укрытие и только потом, чувствуя себя в относительной
безопасности,  начинает  оглядываться  по  сторонам.   Особенно   болезненно
воспринимали отдельные красноармейцы налеты аэропланов.  Большинство  видело
их впервые в жизни. Сбросит бомбу аэроплан где-то за полверсты,  глядишь,  а
цепочка,  бойцов   дрогнула,   некоторые   поворачивают   назад.   Двое-трое
слабонервных пускались  в  бегство,  лишь  заслышав  рокот  моторов.  Другие
старались не подавать виду. Так же реагировали  сначала  на  налеты  и  наши
соседи слева и справа - Оршанский и Невельский полки.
     Умение воевать не приходит сразу. Это трудная наука, и не  каждому  она
дается, в том числе не каждому командиру. Один становится настоящим  военным
с мужественной душой, расчетливым  умом  и  ведет  людей  к  победе.  Второй
превращается в хорошего штабного работника, но под пулями  празднует  труса.
Третий ведет себя  отважно,  однако  не  умеет  руководить  подчиненными.  А
четвертый вообще годен только на то, чтобы мечтать о ратных  подвигах,  лежа
на  диване.  Увы,  жизнь  впоследствии  убедила   меня,   что   даже   среди
профессиональных  военнослужащих  попадаются  порой  представители   второй,
третьей и четвертой категорий лиц. И мне приятно сейчас думать, что человек,
который своим личным примером и умными советами  открыл  мне  глаза  на  то,
каким должен быть командир, принадлежал к первой категории.
     Я имею в виду Говоркова. Бывший офицер,  он,  не  колеблясь,  сразу  же
после Февральской революции стал на \34\ сторону  большевиков  и  решительно
пошел за партией Ленина. Его беседы со мной,  рассказы  о  старой  армии,  о
воинском искусстве, о принципах организации боевой  работы  сыграли  немалую
роль в том, что я решил стать красным командиром. В юные годы я полагал, что
настоящий командир - это тот, кто смел и силен, обладает громким  голосом  и
хорошо стреляет.  Большевистская  выучка  помогла  уяснить,  какое  огромное
значение имеет морально-политический фактор, сознание солдата. Я  постепенно
начинал постигать то, что может дать человеку либо  систематическое  военное
образование, либо сама война. А учился, глядя прежде всего на Говоркова.
     К сожалению, недолго пришлось мне шагать рядом с новым другом. В начале
сентября перешли мы в  наступление.  Офицерские  батальоны  открыли  сильный
огонь, длинными очередями  строчили  их  пулеметы.  Нелегко  было  поднимать
бойцов в атаку. Тогда Говорков встал впереди отряда  в  полный  рост,  сзади
себя поставил меня и знаменосца. Ребята запели "Вихри  враждебные  веют  над
нами...", и отряд рванулся на врага. Не прошли мы и  нескольких  шагов,  как
Говорков покачнулся. Я бросился к нему. У него из виска сочилась  кровь.  Не
успел я послать за санитарами, как он скончался.
     А огонь врага все сильнее. Что делать? Отступать? Зарываться  в  землю?
Идти дальше? Бойцы смотрят на меня, коекто уже ложится. Я закричал и побежал
к железнодорожной насыпи. Оглянулся - все бегут за мной, вроде бы  никто  не
отстает. У насыпи залегли. Подползли ко  мне  ротные,  спрашивают:  "Товарищ
комиссар, окапываться или мы тут ненадолго?" Я оглянулся, как бы по инерции,
но Говоркова уже не увидел. Медлить в тот момент было нельзя. Вспомнив уроки
Говоркова, поставил ротным задачу, затем сказал: "Как встану - вот и сигнал.
Атакуем дальше!"
     Огонь стих. Только мы поднялись, видим, навстречу бегут золотопогонники
со штыками наперевес, рты  раскрыты,  а  крика  из-за  стрельбы  не  слышно.
Сцепились врукопашную. Я расстрелял всю обойму  во  вражеских  пулеметчиков.
Пулемет замолчал, а позади него вскочил с винтовкой в  руке  солдат.  Успеет
выстрелить - конец мне. Прыгнул я через щиток "максима", чтобы ударить врага
рукояткой маузера в лицо, и зацепился ногой. Падая, успел заметить, как  тот
взмахнул прикладом, и я почувствовал сильный удар в \35\  затылок.  Потом  -
туман... Очнулся на полке в санитарном вагоне. Значит, жив!
     Через день навестили меня товарищи.  Принесли  обнаруженное  в  кармане
френча Говоркова письмо, адресованное в редакцию газеты "Известия". В письме
он призывал красноармейцев бить белогвардейцев до конца. Страничка кончалась
словами: "Деритесь за Советскую власть, в ней ваше спасение".  А  еще  через
несколько дней пришла весть, что Казань освобождена.
     В Судогде друзья приехали на железнодорожную станцию встретить  бывшего
военкома. Доктора предписали мне  длительный  отдых  и  лечение.  Почти  два
месяца я отлеживался и приходил в себя.  Понемногу  молодость  начала  брать
верх. Все чаще мог я присутствовать на заседаниях укома  и  помогать  новому
военному комиссару в его работе. Наконец почувствовал, что снова в состоянии
воевать.
     Вскоре после того, как Судогда торжественно отметила  первую  годовщину
Великого Октября, я поставил перед укомом РКП (б) вопрос об откомандировании
меня в действующую армию.  Уком  взамен  предложил  мне  возглавить  уездный
всевобуч. Спор был перенесен в губернскую инстанцию, а там решили дело  так,
как не ожидал никто из нас, и направили меня в Академию  Генерального  штаба
для получения систематического военного образования. Обучение в  ней  дважды
прерывалось для меня отправкой слушателей первого и второго курсов на фронт.
В первый раз это было в мае 1919 года.

ПРОТИВ ДЕНИКИНЦЕВ

     Где 9-я армия? - Вешенские события. - Дивизию ведет Степинь. -  Трудное
отступление. - Прорыв па Поворино. - Измена. - Прощай, Южный фронт!
     Майскими днями 1919 года, когда вокруг все цвело и зеленело, я прибыл в
штаб Южного фронта, которым  командовал  тогда  В.  М.  Гиттис.  Отсюда  мне
предстояло  пробраться  в  9-ю  армию.  Я  не   случайно   употребил   слово
"пробраться". Хотя  общая  линия  фронта  проходила  где-то  возле  Ростова,
400-километровое пространство, лежавшее на пути  к  ней  от  Воронежа,  \36\
полыхало в огне: на север наступали  прорвавшие  фронт  ударные  группировки
белогвардейских  армий;  поднимали  мятежи  украинские  бандитские   атаманы
западнее  и  севернее   Донбасса;   бунтовали   кулаки   между   Лисками   и
Новохоперском; наконец, в Вешенской вспыхнул казачий мятеж. Чтобы попасть по
назначению в район между Курталаком, Медведицей и Иловой, наша группа должна
была пробираться придонскими степями, обходя разные антисоветские банды.
     Столь запутанная ситуация сложилась здесь еще в апреле 1919 года. Южный
фронт ранней весной прижал деникинцев к морю, но нанести последний, решающий
удар не смог. Украинская Красная Армия была занята  ликвидацией  последствий
иностранной интервенции на юго-западе республики, а в мае ее  силы  отвлекло
восстание атамана Григорьева. Из центра  лучшие  красноармейские  пополнения
ушли  на  Восточный  фронт.  Оснащенные  Антантой  войска  Деникина   сумели
оправиться, сколотить мощный кулак и подготовиться к  наступлению.  К  концу
апреля против 100 тысяч белогвардейских сабель  и  штыков  Южный  фронт  мог
выставить только 73 тысячи.
     20-тысячная 9-я армия, состоявшая из трех дивизий, растянулась  на  200
километров по фронту. В тылу этой армии, нависшей с  востока  над  Ростовом,
вспыхнул,  как  я  уже  упомянул,  казачий  мятеж.   Вешенские,   казанские,
мигулинские, еланские и усть-хоперские станичники; спровоцированные  врагами
Советской власти, взялись за оружие. Их поддержали казаки хуторов  Наполова,
Астахова, Шумилина, Солонки.  9-й  армии  наряду  с  8-й  пришлось  выделить
значительную часть сил на подавление мятежа в собственном тылу. Подкрепления
прислали также другие фронты и Москва. 30-тысячная  группа  восставших  была
взята в кольцо, но не сломлена.
     А 6 мая Деникин перешел в наступление: "Добровольческая" армия генерала
Май-Маевского двинулась через Донбасс на Украину; Кавказская армия  генерала
Врангеля - через Сальские степи на Царицын; Донская армия генерала  Сидорина
нанесла удар по нашей 9-й армии двумя кавалерийскими корпусами в стык  между
16-й и 23-й дивизиями и 25 мая прорвала фронт. Сделать это было  не  так  уж
'''РУДНО,  если  принять  во  внимание,  что  15  тысяч  штыков  и   сабель,
подчинявшихся  к  тому  времени  командарму-9,  были  разбросаны  отдельными
группами от станицы Константиневской \37\ до Каменской. Приказ Реввоенсовета
республики о переходе Южного фронта к обороне запоздал. Вскоре  3-й  донской
казачий корпус, потеснивший нашего соседа справа, 8-ю армию, вышел  в  район
Миллерово, группа же  войск  генерала  Секретева  через  станицы  Тацинскую,
Милютинскую, Боковскую рвалась на выручку  к  казакам  Вешенской  и  7  июня
соединилась с мятежниками.
     Еще по дороге в самую дальнюю, действовавшую на  крайнем  левом  фланге
армии 14-ю дивизию, куда  меня  назначили,  я  встретился  с  командирами  и
бойцами нескольких других дивизий и познакомился с ними.  У  большинства  из
них настроение было боевым, но кое-кто, особенно из 23-й  дивизии,  держался
иначе.  Как  мне  показалось,  это  было  связано  с  перемещением   бывшего
комдива-23 Ф.  К.  Миронова,  который  в  то  время  где-то  возле  Саранска
сколачивал красный казачий корпус из перебрасываемых туда отрядов  хоперской
бедноты. Старые