терапевтов   Волховский,
Карельский и 1-й Дальневосточный фронты фактически почти не знали инфекций.
     В 1956 году А. А. Вишневский стал главным хирургом, а Н. С. Молчанов  -
главным терапевтом Советской Армии. \338\
     * * *
     Конечно, на войне много горя бывает. Это каждому ясно.  Но  жизнь  есть
жизнь. И наши фронтовые будни заполнялись не только  боями.  Немало  было  и
забавных случаев. Расскажу об одном из них.
     В начальный период борьбы за Мгу произошел случай,  врезавшийся  в  мою
память на всю жизнь. Дело было так. Получил я  радостное  сообщение,  что  в
районе Мишкина захвачена у врага командная высота. А в  той  преимущественно
равнинно-болотистой  местности,  да  еще  в  условиях  позиционной   борьбы,
овладеть  высотой  было  очень  трудно.  Спрашиваю,  какой  полк  отличился?
Докладывают мне номер полка, но при этом добавляют,  что  действовал  только
один батальон.
     Высота поросла лесом. Автомобиль не пройдет. Залез я в  танк  и  поехал
посмотреть на наших молодцов и захваченный узел обороны противника. И вот  я
уже на высоте, в боевом батальоне. Армия есть армия: не успел я  вылезти  из
танка,   а   несколько   солдат   уже   побежали   сообщать   товарищам    и
непосредственному  начальству,  что  прибыл  командующий  фронтом.   Иду   в
расположение  подразделения,  а  ребята  уже  успели  навести  то,   что   у
военнослужащих называется "порядочек".  Всюду  стоят  и  четко  приветствуют
часовые; никто зря нигде не болтается; вид у бойцов подтянутый.  Ну,  думаю,
раз есть у них желание нести образцовую службу, значит, действительно все  в
порядке, высотой мы владеем прочно.
     Осматриваем занятые батальоном вражеские укрепления. Рядом  со  мной  -
лихой командир славного батальона  и  довольный  успехом  своих  подчиненных
командир полка. Медленно продвигаемся по лесу. Вдруг впереди  нас  раздается
сильный крик. Кто-то бранными словами ругает, видимо, своего товарища, но не
называет по имени. Мы переглядываемся. В этот момент из рощи показался и сам
крикун, но, увидев нас, повернул в сторону. Подзываю его. Вижу, ефрейтор.  -
В чем дело? Он представился и доложил: - Из моего пулеметного отделения ушел
за боеприпасами солдат и запропастился. Еще заблудится, думаю,  окаянный,  в
лесу-то. По фамилии звать опасно, на начальство наскочишь, а  мой  голос  он
знает, за километр услышит, вот я и посылаю ему "позывные".
     Спрашиваю о  ефрейторе  комбата.  Тот  дал  своему  подчиненному  самую
лестную характеристику, особенно  подчеркнул,  как  смело  он  действовал  в
последнем бою. Интересуюсь \339\ наличием у  ефрейтора  наград.  Таковых  не
оказалось, еще не успели представить, а заслуживал он,  как  выяснилось,  по
меньшей мере ордена. Я сказал, что он награждается орденом  Красной  Звезды.
Но бравый воин стал отказываться от  награды,  а  потом  разъяснил,  что  он
сражается вот уже полтора года бок о бок со своим  напарником  по  пулемету,
что все  успехи  достигнуты  ими  вместе,  а  одного  его  лучше  совсем  не
награждать.
     Спрашиваю, где его боевой товарищ. Вызвали и того. Комбат подтверждает,
что, дескать, верно, один не уступает другому. Один из  воинов  оказался  из
Татарской  республики,  другой  -  русский.  Оба  друга  сражались  еще  под
Тихвином,  затем  форсировали  Волхов,  прорывали   ленинградскую   блокаду.
Хитровато  прищурившись,  комполка  поглядывает  на  генерала  и  ждет,  как
начальство выйдет из положения. А генерал армии,  радуясь  в  душе,  отчитал
комполка за непредставление к награде в положенное время заслуженных воинов,
с напускной суровостью сделал  выговор  тому,  кто  только  что  в  качестве
"позывных"  использовал  ругательные  слова,  а  потом...   Потом   пришлось
наградить орденами обоих. Да, это был хороший день, можно сказать,  отличный
день! На свой командный пункт я возвращался в приподнятом настроении. А день
тот помню и сейчас.
     * * *
     Апрель 1943 года - это месяц затишья на Волховском фронте. Обе  стороны
пережидали  распутицу  и  исподволь  готовились  к   новой   борьбе.   Порой
производились  разведывательные  поиски.  Проявляли   активность   снайперы.
Большинство читателей привыкло к тому, что снайпер - это меткий  стрелок  из
личного оружия. На нашем фронте таковых  тоже  было  немало.  Но  постепенно
боевая практика выработала снайперов  еще  и  иного  типа.  Я  имею  в  виду
артиллеристов и минометчиков. Лучшие орудийные расчеты и даже целые  батареи
получили право вести индивидуальную стрельбу по целям. А иногда  можно  было
видеть, как сидящий на наблюдательном  пункте  командир  минометного  взвода
упорно охотился  за  каким-нибудь  одним  солдатом  противника.  Когда  этим
занимались все кому не лень, я строго выговаривал, чтобы не расходовали  зря
мины и снаряды и не обнаруживали свои  огневые  позиции.  Однако  прицельную
стрельбу отдельных признанных мастеров артиллерийского огня  всячески  \340\
поощрял,  считая,  что  она,  помимо  прочего,   причиняет   врагу   еще   и
психологический урон.
     Время, прошедшее с середины мая до середины июля 1943 года, сохранилось
в моей памяти под названием  "мельница".  Смысл  названия  нужно  разъяснить
специально, так как оно не являлось официальным. Дело в том,  что  с  каждым
днем я все больше думал над тем, каков  будет  характер  предстоящей  летней
кампании. Мне было ясно, что Красная Армия развернет  мощное  наступление  и
что немцам придется теперь обороняться не только зимой, но и летом. Какая же
роль будет отведена Волховскому фронту? Как это часто  случалось,  Верховный
главнокомандующий мог спросить о моей точке  зрения,  а  потом  уже  принять
окончательное решение. Моя же точка зрения  определялась  рядом  привходящих
обстоятельств. Их-то и требовалось учитывать.
     Прежде всего, что скажет разведка? А разведка  в  первой  половине  мая
твердила, что враг шлет в сторону Мги эшелоны с  подкреплением  и  техникой,
сосредоточивает  на  прифронтовых  аэродромах  авиацию  ближнего   действия,
проводит широкие работы в своей оборонительной полосе. Это  могло  означать,
что гитлеровцы  накапливают  силы  либо  для  попытки  восстановить  блокаду
Ленинграда, либо для отражения  нашего  наступления  на  Мгу,  которого  они
опасаются. В обоих случаях приходилось считаться с усилением немецкой группы
армий "Север".
     А каковы возможности Волховского фронта? Мы восполнили урон, понесенный
в ходе напряженной зимней кампании, но  и  только.  Никакого  перевеса  сил,
необходимого в тех условиях для наступления,  пока  создать  не  удалось.  А
когда я выяснил в Ставке и Генштабе, на  что  мы  можем  в  ближайшее  время
рассчитывать, оказалось, что людей нам подбросят немного. За два года  войны
страна понесла тяжелые потери. Много наших воинов погибло,  много  советских
людей находилось на  временно  оккупированной  фашистами  территории.  Лучше
обстояло дело с нашей  промышленностью.  Самое  трудное  для  нее  было  уже
позади, и мне  твердо  обещали  немедленную  замену  износившейся  матчасти,
особенно  артиллерийско-минометной,  и  снабжение   боеприпасами   в   таком
количестве, что названная цифра приятно меня поразила.
     Одновременно  Ставка  поставила  перед  Волховским  фронтом   следующие
задачи:  тщательно  готовиться  к  штурму  и  прорыву  вражеской  обороны  с
последующим  продвижением  в  сторону  Прибалтики;  срывать  любые   попытки
противника \341\ восстановить блокаду Ленинграда; отвлекать на  себя  с  юга
как можно больше соединений.
     А каковы возможности Ленинградского фронта?  Я  знал,  что  ленинградцы
вести активные боевые действия  пока  не  в  состоянии  и  к  новой  крупной
операции будут готовы месяца через два.
     Под влиянием всех этих обстоятельств у  меня  и  созрел  замысел,  суть
которого состояла в следующем.  Что  необходимо  для  того,  чтобы  упредить
вражеский удар по нашим войскам у Ладоги? Вовремя нанести контрудар.  А  что
нужно  сделать  для  подготовки   нашего   наступления?   Ослабить   оборону
противника. А как  отвлечь  его  внимание  от  левого  фланга  фронта,  если
операцию придется проводить  именно  там?  Конечно,  привлекать  внимание  к
правому флангу. А каким образом волховчанам оттягивать  дивизии  фашистов  с
других фронтов? Только уничтожая их соединения на нашем фронте. Наконец, как
всего этого добиваться, сохраняя при  этом  свои  войска?  Переключиться  на
массированное использование нашей авиации и артиллерии.
     Само собой разумеется, что это был лишь  замысел,  что  его  надо  было
детально  разработать,  продумать  и  наметить  целую   систему   конкретных
мероприятий  по   массированному   использованию   артиллерии   и   авиации.
Производить артиллерийские и авиационные налеты таким образом, чтобы враг не
привык  к  ним  и  всякий  раз  воспринимал  как  начало  какой-то  операции
фронтового либо местного  значения.  Определяя  задание  штабу  фронта,  его
оперативному управлению и начальникам родов войск, я охарактеризовал план  в
целом  как  "длительное  артиллерийско-авиационное  наступление  в  условиях
собственной и вражеской стабильной обороны". Однажды во время беседы  кто-то
из офицеров назвал этот план в  шутку  словом  "мельница".  Название  многим
понравилось, да так и закрепилось. В разработке и осуществлении этого плана,
можно прямо  сказать,  главную  роль  сыграли  начальник  артиллерии  фронта
генерал Г. Е. Дегтярев и командующий 14-й воздушной  армией  генерал  И.  П.
Журавлев.
     И  вот  жернова  "мельницы"  начали  вертеться.  Из  прифронтовой  зоны
гитлеровцы угнали почти все мирное население, а  оставшееся  бежало  в  лес.
Разведка сообщила об этом, и мы могли вести огонь по противнику,  не  боясь,
что заденем своих. Проводится в каком-то месте сильная  огневая  подготовка.
Гитлеровское командование  немедленно  подбрасывает  сюда  подкрепления  для
отражения русской атаки. Мы переносим \342\ огонь с первой линии  укреплений
на вторую - и немецкие солдаты тотчас вылезают из блиндажей, бегут к орудиям
и пулеметам, чтобы встретить нас. Но никто не наступает, а огневой вал через
четверть часа возвращается назад. Потом  он  снова  уходит  вперед  и  опять
возвращается. Затем огневая подготовка в этом месте стихает, чтобы сразу  же
возникнуть в другом. Ясно, заключают фашисты, там была лишь инсценировка,  а
вот здесь-то м состоится атака. Подкрепления перебрасываются  ими  на  новый
участок, все повторяется. А иногда советские воины без  огневой  подготовки,
изображая массированное  сосредоточение  сил,  имитируют  атаку  на  третьем
участке. Дойдя до  заранее  намеченного  рубежа,  они  залегают,  а  в  дело
вступают наши авиация и артиллерия и т. д.
     Мы придумали много различных комбинаций, и почти все они удались. Части
и соединения фронта то провоцировали фашистов на контратаку, то вызывали  их
на огневую дуэль,  то  имитировали  наступление,  то  артиллерия  и  авиация
обрушивали на захватчиков сотни тонн смертоносного металла. В  течение  двух
месяцев инициатива оставалась в наших руках. Сумев навязать гитлеровцам свою
линию артиллерийско-авиационного сражения, фронт уничтожил сотни их орудий и
пулеметов, десятки самолетов,  тысячи  солдат  и  офицеров,  не  понеся  сам
существенных  людских  потерь.  Пленные  немецкие  офицеры  рассказывали   о
разброде в штабе 18-й  немецкой  армии,  о  жалобах  полевых  командиров  на
"бездонную мгинскую бочку".
     В полной мере суть происходящего вражеское командование,  судя  по  его
поступкам, поняло лишь в начале июля.  Оно  начало  выводить  войска  из-под
артиллерийских ударов, оттягивая их на недоступные нашему  огню  позиции.  А
чтобы мы об этом не узнали, фашисты  тщательно  маскировали  свои  действия,
всегда  оставляя  по  линии  фронта  заслон.  Солдаты  заслона,  попеременно
менявшиеся, получали приказ стоять насмерть. Цель приказа заключалась в том,
чтобы успеть подбросить основные силы к месту  прорыва,  пока  заслон  будет
сдерживать  наступающие  советские   части.   А   чтобы   переброска   войск
осуществлялась незамедлительно, гитлеровцы проложили  в  районе  Мги  густую
сеть подъездных путей.
     Эффективность "мельницы" снизилась. Первоначально  мы  хотели  обдумать
возможность ее обновления, ибо надеялись еще раз использовать идею,  отлично
послужившую нам. Но некоторые сведения, поступавшие от  воздушной  разведки,
заставили изменить это намерение. Изучая  данные  \343\  аэрофотосъемок,  мы
обратили внимание  на  несколько  странный  характер  запечатленных  на  них
вражеских  подъездных  путей.  Далеко  не  все  из  этих  путей  по   своему
расположению, направленности и протяженности соответствовали замыслу  вывода
войск из-под артиллерийских ударов, то есть избранной  теперь  врагом  новой
тактике в полосе обороны. А не кроется ли здесь нечто большее?  Может  быть,
речь идет о  подготовке  фашистами  крупной  операции,  например  о  попытке
прорваться  к  Ладоге  и  снова  отрезать  Ленинград?  Вопрос   нуждался   в
немедленной проверке. Проверка эта затруднялась тем, что в районе Мги  почти
не осталось нашего гражданского населения и не  было  партизанских  отрядов.
Однако ждать, пока Центральный штаб партизанского движения  перебросит  сюда
подходящую группу, тоже было некогда. Фронтовая разведка по  моему  указанию
приняла свои меры, включавшие засылку  в  тыл  врага  рейдовых  разведгрупп,
заброску   раэведдесантов   с   воздуха,   комбинированные   аэрофотосъемки,
выборочный захват пленных во время специальных разведпоисков, фотовизуальное
и звуковое наблюдение с земли и другие мероприятия. Авиация получила задание
концентрированной  целевой  бомбежкой  железнодорожных  эшелонов  противника
вскрыть и зафиксировать их содержимое. Наконец, через  Ленинград,  не  менее
нашего интересовавшийся тем, что происходит в  районе  Мги,  мы  возобновили
контакт с партизанами.
     Вскоре картина прояснилась. Тревожились мы не напрасно. Судя по  всему,
группа армий "Север" собиралась с силами, чтобы снова блокировать Ленинград.
Я тотчас связался со Ставкой. То же сделали и ленинградцы. В  то  время  уже
шло гигантское сражение на Курском выступе Центрального фронта.  Мужественно
обороняясь,  советские  войска  готовились   перейти   в   контрнаступление.
Западный, Брянский, Центральный, Воронежский, Степной и Юго-Западный  фронты
должны были нанести по захватчикам крепкий удар и  разгромить  главные  силы
немецкой группы армий "Центр", а также основательно потрепать  группу  армий
"Юг". Успех дела зависел, в частности,  от  того,  сможет  ли  группа  армий
"Север" помочь своему соседу или же будет вынуждена употребить  все  резервы
на  поддержку  соединений,  которые  втянутся  в  сражение   под   Мгой.   И
естественно, что Ставка снова дала нам задание  сковать  армии  Кюхлера.  По
сведениям  разведки,  на  участке  от   Ораниенбаума   до   Синявина   немцы
сконцентрировали 19 дивизий. Это число соответственно возрастало, \344\ если
двигаться от Мги к югу, вдоль Волхова, или к северу, по Карелии. А  в  целом
Кюхлер, с  учетом  его  резервов  и  войск,  расквартированных  на  временно
оккупированной советской территории в тыловой зоне его группы армий, мог при
необходимости рассчитывать на десятки дивизий.
     Сковать такую армаду, превратив наш север и северо-запад  в  поле  боя,
существенно помогающее нашим фронтам в срыве фашистского плана "Цитадель", -
задача нелегкая и сложная. Поскольку Карельский фронт пока  не  мог  активно
участвовать в этом деле, осуществление замысла ложилось  на  ленинградцев  и
волховчан. А магнитом, притягивающим к себе вражеские войска,  опять  должна
была стать зона Мги.
     "Каковы шансы на успех?" - спросил меня Сталин. Позднее  я  узнал,  что
тот же вопрос он задал также Говорову и получил от  него  ответ,  сходный  с
моим: если будет создан необходимый перевес  в  силах,  операция  закончится
успешно. Но для создания такого перевеса Ставка  не  могла  дать  войска  из
резервов, подготовленных для развития прорыва в центре  советско-германского
фронта. И Верховный главнокомандующий в  разговоре  со  мной  подчеркнул  на
прощание еще раз:
     "Главное для  вас  -  не  захват  территории,  а  уничтожение  немецких
дивизий!"
     К решению задачи привлекались две армии: 8-я армия Волховского фронта и
67-я армия Ленинградского фронта. Первая наступала с востока  на  запад,  от
Воронова на Мгу. Вторая - тоже на Мгу, но уже с севера на юг,  от  Синявина.
Таким  образом.  сходящийся  удар  двух  фронтов  был  нацелен  на   позиции
противника  под  Ленинградом.  Этот  удар  носил  упреждающий  характер.  Он
вынуждал фашистов вместо наступления заниматься обороной.
     Наша авиационно-артиллерийская подготовка носила на этот раз  необычный
характер. Учитывая, что сложное инженерное сооружение восстановить за сутки,
да еще под огнем, трудно, мы не  торопились  и  методично  разрушали  полосу
обороны противника, растянув подготовку на долгие часы. Только  после  этого
пехота поднялась в атаку. Так рано утром 22 июля началась Мгинская операция,
длившаяся месяц.
     Первая неделя боев представляла собой как бы продолжение  осуществления
плана "мельница" с более  активными  боевыми  действиями  наших  пехотинцев.
Авиация ближнего действия  и  артиллерия  уничтожали  гитлеровские  заслоны.
Фашистское  командование  старалось  сохранить  прежнее  соотношение  сил  и
средств обеих сторон и стало подбрасывать \345\ к переднему  краю  по  новым
подъездным путям одно подразделение за другим  из  дивизий,  предназначенных
для наступления. Мы не препятствовали и пока  не  наносили  ударов  по  этим
путям. Постепенно ряды фашистских пополнений редели. Их место занимали новые
пополнения, которые также подвергались ударам нашей артиллерии  и  фронтовой
авиации, и так всю неделю.
     А 29 июля над вражескими тылами показались самолеты дальнего  действия.
Командующий авиацией  дальнего  действия  генерал-полковник  авиации  А.  Е.
Голованов выделил нам не так  уж  много  боевых  машин,  зато  он  почти  не
ограничивал их в бензине и щедро снабдил бомбами.  Теперь  удары  с  воздуха
обрушились и на коммуникации противника, начиная от Мги и Ульяновки и кончая
Лугой, Нарвой и Псковом. В течение пятнадцати дней летчики  дальней  авиации
совершали  ежесуточно  в  среднем  по  100  самолето-вылетов.  Тем  временем
фронтовая  авиация  продолжала  обрабатывать  ближайшие  узлы   обороны,   а
артиллерия - передний край врага.
     Наблюдения показали, что в районе Поречья  у  18-й  немецкой  армии  не
осталось резервов. Как только разведка доложила об этом, здесь-то и  нанесли
мы удар. Прорвав первую полосу обороны и прогрызая вторую, советские солдаты
метр за метром продвигались вперед. Еще немного, и участок  Прорыва  удалось
бы расширить.  Но  от  командиров  частей  стали  поступать  сообщения,  что
внезапно  сопротивление   гитлеровцев   резко   возросло.   Оказалось,   что
гитлеровское командование  целиком  сняло  из-под  Ленинграда  две  дивизии,
предназначенные для штурма города, и заткнуло ими дыру,  чтобы  локализовать
прорыв, не дав ему превратиться в широкую брешь. Волховчане радовались этому
и гордились: шутка ли, ведь срывался план фашистов вновь пробиться с  юга  к
Ладожскому озеру и выполнялось указание Ставки  о  максимальном  уничтожении
гитлеровских войск!
     Застопорилось   дело   и   у   67-й   армии   Ленинградского    фронта.
Территориальные  приобретения  были   сравнительно   небольшими.   Но   зато
ленинградцы тоже  нанесли  сильные  удары  по  дивизиям  первого  эшелона  и
вражеским резервам. Новую линию фронта группа армий "Север" стабилизировала,
однако, за счет всех своих сил. Под Мгой были перемолоты части, взятые из 11
различных фашистских дивизий с других участков, 10 местных  дивизий,  многие
артиллерийские части и отдельные подразделения. Остальные соединения Кюхлера
были прочно прико