ь  в  гостинице  "Ямато-отель".  После  краткого  отдыха
поехали посмотреть город. Осмотр порта подтвердил имевшиеся у нас  данные  о
том, что к  середине  XX  столетия  он  являлся  по  величине  вторым  после
шанхайского на всем побережье от Охотского до Южно-Китайского моря.  Отлично
оборудованный, он стал важнейшей японской  базой.  Через  него  поступала  в
Маньчжурию львиная часть морских грузов, а  в  обратную  сторону  вывозились
награбленные империалистами Страны  Восходящего  Солнца  местные  богатства.
Город являлся, кроме того, крупным промышленным  центром.  Особенно  развито
было  здесь  химическое  производство,  а  также  производство  строительных
материалов. Из 700 тысяч населения 200 тысяч составляли японцы, а  остальные
были в основном  китайцы.  Эти  цифры  свидетельствуют  о  довольно  большом
переселении японских граждан в Дальний. Впоследствии  данное  обстоятельство
оказалось еще одной из  проблем,  вставших  перед  советским  командованием,
когда значительная часть жителей пожелала вернуться  в  Японию.  Не  касаясь
местных деталей, замечу, что в других крупных  населенных  пунктах  (Харбин,
Гирин и пр.) мне тоже пришлось немало помучиться, занимаясь этим вопросом.
     Главным  украшением  Дальнего  являлась,  несомненно,  его  центральная
площадь Охироба. От нее в  разные  стороны  радиально  расходились  эффектно
выглядевшие, нарядные улицы. Но впечатление в  корне  изменилось,  когда  мы
попали \456\ в китайский район города. Повторялась известная картина. Мы шли
по узким, кривым, грязным и вонючим улочкам среди бедных домишек.  Бросалась
в глаза невероятная  скученность  населения.  Вообще  характерная  для  ряда
восточноазиатских и южноазиатских стран, она особенно была заметна в крупных
городах. Самыми примечательными фигурами на улицах в этой части города  были
кули и торговцы кукурузными лепешками.
     8 сентября мы выехали на автомобилях в Порт-Артур, город, чье  название
говорит так много каждому русскому. У выезда за городскую черту нас встретил
почетный  караул  воинов  из  числа  подразделений,   первыми   вошедших   в
Порт-Артур. Маршал Василевский принял рапорт, и в  сопровождении  начальника
местного  гарнизона  генерал-лейтенанта  В.  Д.   Иванова   мы   отправились
осматривать исторические места, связанные с событиями русско-японской  войны
1904 - 1905 годов. Довольно длительное время  мы  провели  на  Электрическом
утесе, где когда-то стреляла прославленная 15-я батарея  защитников  города,
на Перепелиной горе, в бывшем штабе генерала Алексеева и в военном музее. Но
самое сильное впечатление сохранилось у меня от посещения русского  военного
кладбища. 15 тысяч солдат, матросов и офицеров порт-артурского  гарнизона  и
флота были похоронены здесь за сорок лет до этого. Приблизительно  в  центре
стоит белая часовня на высоком фундаменте. На ее мраморе виднеется простая и
строгая надпись: "Здесь покоятся бренные останки доблестных русских  воинов,
павших при защите крепости Порт-Артура". В  скорбном  молчании  постояли  мы
перед часовней.
     Русское военное кладбище в Порт-Артуре посетила вместе с  нами  большая
группа наших генералов, красноармейцев и краснофлотцев. Многие из них начали
войну еще у западных границ Советского Союза, отступали с боями до  Волхова,
Волги и Кавказа,  потом  с  победными  боями  прошли  назад,  участвовали  в
освобождении стран Восточной и Центральной Европы,  а  теперь  слушали,  как
плещутся воды тихоокеанских морей. Генерал-лейтенант Безуглый отдал  рапорт.
Под звуки траурно-торжественного  марша  к  памятнику  русским  воинам  были
возложены венки.
     8 сентября памятно мне еще по одному событию. Я узнал в тот  день,  что
награжден орденом Победы. С этим орденом связаны воспоминания о славных днях
Победы, увенчавшей четырехлетние сражения,  самые  тяжелые  из  всех,  \457\
какие когда-либо приходилось вести  нашей  стране  за  всю  ее  многовековую
историю.
     Еще одна памятная встреча в Порт-Артуре произошла у меня месяца полтора
спустя, когда попросил разрешения зайти ко мне  с  визитом  бывший  адъютант
прославившегося  в  русско-японскую  войну  генерала   Кондратенко   поручик
Алексеев, впоследствии живший в Харбине.  Передо  мной  стоял  благообразный
старик с  интеллигентным  лицом.  Он  все  еще  сохранял  старую  офицерскую
выправку и держался с достоинством,  но  очень  волновался.  Алексеев  долго
вглядывался в маршальскую форму, а мой адъютант рассказал  позднее,  что  он
попросил у него разрешения  взглянуть  на  пистолет  и  пощупать  офицерский
погон. Кто  знает,  какие  мысли  проносились  при  этом  в  голове  бывшего
поручика?
     Вместе с Т. Ф. Штыковым мы обстоятельно побеседовали с  Алексеевым.  Он
рассказал нам  о  генерале  Кондратенко,  особенно  об  обстоятельствах  его
гибели.  Ведь  детали  этого  события  раньше  никому  не  были  досконально
известны. Затем мы все вместе поехали на то место,  где  погиб  Кондратенко.
Алексеев в 1904 году все время служил в Порт-Артуре, отличился в  боях,  был
тяжело ранен, а после выздоровления являлся адъютантом  генерала  в  течение
четырех  месяцев.  Однажды  генерал  отправил  его  с  важным  поручением  к
командиру полка. Алексеев вышел из блиндажа и успел  отойти  лишь  на  сотню
метров, как начался артиллерийский обстрел. Он  залег  и  тут  заметил,  что
снаряды ложатся в основном в зоне блиндажа. Тогда он решил  подождать,  пока
не проверит, все ли в порядке с его начальником. Обстрел скоро  кончился,  и
поручик возвратился. Но блиндаж был завален. Алексеев позвал солдат,  и  они
стали откапывать укрытие. Вскоре добрались до генерала, но  Кондратенко  был
уже мертв. Адъютант нашел на нем две раны: одну - на лице,  слева  от  носа,
другую - на виске.
     Дальнейшая судьба поручика была схожа с судьбами многих его однополчан.
По окончании войны он попал в плен и находился в  Японии.  Портсмутский  мир
позволил ему вернуться в Россию. Алексеев по-прежнему служил в армии;  когда
грянула Октябрьская революция, он  находился  на  русском  Дальнем  Востоке.
Отсюда в 1922 году он бежал в Маньчжурию и начал работать бухгалтером. Жизнь
его не баловала. Много раз, по его словам, он задумывался,  не  возвратиться
ли ему на родину, но боялся, что его, \458\ как  бывшего  царского  офицера,
покарают  смертью.  Красная  Армия  произвела  на   старика   исключительное
впечатление. Он говорил нам, что задыхался от счастья и гордости за  русских
воинов, когда сначала увидел бежавших японцев, а  затем  перед  его  глазами
предстали грозные советские полки.
     Хорошо запомнилась мне также поездка в Чанчунь.  Там  находился  дворец
марионеточного императора  Маньчжоу-Го,  ставленника  японцев  Генри  Пу  И.
Императорским цветом в Маньчжурии  считался  по  древней  традиции  красный.
Поэтому почти все, что  только  поддавалось  окраске  и  чего  мог  касаться
император, было окрашено во дворе и в самом здании в красный цвет. По  этому
странному многокомнатному дворцу меня водил наш сержант по фамилии  Комолов.
За несколько недель бравый воин  превратился  в  заправского  гида,  и  я  с
удовольствием слушал его точную, насыщенную фактами речь.
     10  сентября  было  днем  окончания  полной  капитуляции   и   пленения
Квантунской армии. Оглянулись мы назад - и сами удивились: армия-то эта была
разгромлена за 12 суток. Таких темпов, по чести говоря, никто не  ожидал.  А
последующие  три  недели  явились  временем  принятия  капитуляции.  На  эту
неприятную для самураев процедуру ушло таким образом больше времени, чем  на
военные действия. И снова Советская страна чествовала  своих  воинов-героев.
30 сентября был  опубликован  Указ  Президиума  Верховного  Совета  СССР  об
учреждении медали "За  победу  над  Японией".  Тысячи  солдат,  сержантов  и
офицеров получили заслуженные  ими  боевые  награды.  В  приказе  Верховного
главнокомандующего отмечались умелые действия десятков воинских соединений и
частей. Наиболее отличившимся  присваивались  особые  наименования.  Так,  в
составе  1-го  Дальневосточного  фронта  16  соединений  или  частей   стали
Уссурийскими, 19 - Харбинскими, а  149  были  награждены  Указом  Президиума
Верховного Совета СССР различными орденами.
     Любопытные  страницы  жизни  наших  войск  вообще,  советской   военной
администрации  в  частности  составляют  контакты  с   коренным   населением
Маньчжурии  и  помощь  различным  местным  демократическим  организациям   в
налаживании их  работы.  Когда  Красная  Армия  освободила  Северо-Восточный
Китай, бывшие гоминдановцы, чиновничество, помещики  и  крупное  купечество,
приветствуя \459\ изгнание японцев, в то же время выражали  втайне  надежду,
что вскоре сюда придут чанкайшисты. Относясь недоброжелательно к  тем  мерам
содействия, которые стало оказывать советское командование  народным  массам
Маньчжурии - и китайцам, и  корейцам,  и  маньчжурам,  и  монголам  -  в  их
стремлении построить новую жизнь, эти круги не решались вступить в  открытую
борьбу. Они понимали, что сразу же потерпят крах. Поэтому  местная  реакция,
частично связанная ранее с японцами,  а  частично  ожидавшая  восстановления
китайской помещичье-буржуазной  власти,  осмелилась  первоначально  лишь  на
консолидацию своих сил в подполье.
     Особенную активность развило гоминдановское  подполье  в  Харбине,  где
дислоцировалась 1-я Краснознаменная армия.  На  некоторых  улицах  Фуйзядяна
(район Харбина) были организованы террористические банды,  именовавшие  себя
"отрядами  народной  самообороны".  Их  возглавлял,   как   это   выяснилось
впоследствии,   местный   налетчик   Чжен.   который   установил   связь   с
гоминдановскими тайными воинскими подразделениями. Крупнейшим  из  последних
являлась так называемая 6-я повстанческая армия. Суть названия заключалась в
том, что после прихода чанкайшистов либо накануне  этого  прихода  командиры
подразделения собирались развернуть его в  крупное  воинское  соединение.  А
пока оно имело стрелковое оружие на несколько сот человек.
     Другая организация называла себя "синими рубашками". Ее лидер полковник
Чжан  поддерживал  связь  непосредственно   с   Чунцином,   где   находилось
правительство Чан Кай-ши,  и  ежедневно  выступал  по  радио.  Радиопередачи
готовил его штаб. Были засечены переговоры этих лиц с какими-то  пунктами  в
районах Аныпань и Цзямусы. Оказалось,  что  там  находились  отделения  этой
организации. Разбор дела показал, что перед местными  отделениями  их  центр
поставил задачу наладить сбор разведывательных сведений о советских  войсках
и китайских коммунистических ячейках.
     Отделения намеревались развернуть вербовку кадров, накапливать оружие и
осуществлять отдельные диверсии, а также  вести  агитацию  среди  населения.
Получив известие о начале  войны  между  СССР  и  Японией,  "синие  рубашки"
переименовали себя в  конспиративных  целях  в  "группу  \460\  Биньцзян"  и
ускоренными темпами стали готовиться к своим черным делам.
     Еще одну реакционную организацию создали корейские  эмигранты  -  члены
действовавших  в  Маньчжурии   различных   "обществ   дружбы"   с   Японией.
Объединившись,  после  вступления  в  Харбин  советских  войск,   в   единую
организацию с фальшивым названием "корейские  трудящиеся",  эти  лица  также
намеревались развернуть свою деятельность, причем их  лидеры,  некие  Кон  и
Хан, первоначально попытались даже получить официальное разрешение  в  нашей
военной комендатуре.
     Самой опасной оказалась китайская террористическая организация  "братья
по крови". Ее руководитель Ян был ставленником харбинского богатея Чана.  От
Чана  нити  привели  в  подпольные  типографии,  где   печатались   листовки
чанкайшистского содержания, а оттуда - к некоему Хэ. Последний  оказался  не
кем иным, как главой местного гоминдановского центра, установившего связи  с
рядом  офицеров  в  марионеточной  армии  маньчжурского  императора  Пу   И.
Гоминдановцы действовали в двух  направлениях.  Их  люди  в  разном  обличье
приходили ежедневно  в  наши  местные  учреждения  за  советами,  справками,
консультациями, разрешениями, со всевозможными предложениями  и  т.  д.  Эти
посетители добивались получения хоть каких-нибудь  бумажек,  которые  как-то
легализовали бы их деятельность в любой форме, а одновременно хотели  что-то
выведать и добыть интересовавшие их сведения. Второе направление  составляла
подпольная работа в вышеупомянутом духе.
     Признаюсь, что нам нелегко было сразу разобраться,  кому  та  или  иная
организация  служит,  чьи  интересы  защищает,  тем  более  что  внешне  они
проявляли себя с самой положительной стороны. Понадобилась  очень  серьезная
работа,  вдумчивый  подход  к  оценке  совершавшегося,  многодневный  анализ
фактов, длительные наблюдения и сопоставления, чтобы отделить дурные  наносы
от чистого потока народного энтузиазма.
     Трудящиеся  массы   активно   включились   в   борьбу   за   ликвидацию
империалистического наследия. Все  японские  политические  организации  были
распущены или самораспустились. Японскую полицию стала заменять китайская, и
осенью возникли так называемые комитеты общественного  спокойствия.  Рабочие
объединялись  в  профессиональные  союзы.  Безработные  стали  на  учет,  им
подыскивалась \461\работа или  оказывалось  содействие.  Взамен  чиновников,
служивших японцам, избирались  либо  назначались  другие,  которым  доверяло
местное население. Возникало городское и сельское самоуправление.
     Всемерную помощь стремились  оказать  и  организациям  коммунистической
партии Китая. Их  численность  в  Маньчжурии  была  в  то  время  небольшой.
Стойкими и выдержанными в идеологическом отношении кадрами  пополнились  они
после того, как открылись двери японских тюрем и  политические  заключенные,
среди которых имелось немало коммунистов, вышли на свободу.  Уже  в  августе
возник в Харбине Североманьчжурский комитет КПК. Затем  появились  в  разных
населенных пунктах уездные, городские, районные коммунистические комитеты, а
на предприятиях - партийные ячейки. Их ряды быстро  росли.  Коммунистическая
печать стала  успешно  завоевывать  широкие  круги  читателей.  Наконец,  мы
вступили в контакт  с  направленными  в  Маньчжурию  уполномоченными  лицами
центральных органов КПК  и  всячески  содействовали  им,  идя  навстречу  их
просьбам и пожеланиям.
     Время с 3 сентября по 1 октября, когда был образован Приморский военный
округ, протекало, несмотря  на  окончание  войны,  очень  напряженно.  Среди
многих одолевавших командование военных, экономических, политических и  иных
вопросов, особенно приковывавшим  к  себе  в  те  дни  наше  внимание,  было
передвижение войск к установленной для них  демаркационной  линии  в  Корее.
Линия эта проходила по 38 градусу северной широты. 9 сентября  я  вылетел  в
Хейдзио,  где  командарм-25  генерал  Чистяков  доложил   о   подготовке   к
передвижению, а 28  сентября  последнее  закончилось.  Южнее  новой  границы
расположились американские войска. Именно  оттуда  рванулись  несколько  лет
спустя их местные марионетки в попытке сокрушить  социалистическую  Северную
Корею.
     Много внимания приходилось уделять  размещению  войск,  организации  их
быта и обеспечению в  условиях  постепенно  приближавшейся  зимы,  оказывать
помощь народному хозяйству Приморского края. Проводилась напряженная  работа
по строительству высоковольтной  линии  электропередачи  из  Владивостока  в
Ворошилов-Уссурийский, по ремонту и совершенствованию  шоссейных  дорог,  по
сооружению различных хозяйственных и промышленных объектов. Большая нагрузка
лежала в этой связи \462\ на члене Военного совета округа генерал-полковнике
Т. Ф. Штыкове, моем заместителе генерал-полковнике Н. И. Крылове, начальнике
штаба округа генерал-полковнике Н. Д. Захватаеве, на командующих  советскими
войсками  в  Корее  генерал-полковнике  И.  М.  Чистякове  и  на  Ляодунском
полуострове генерал-полковнике И. И. Людникове, а позднее генерал-полковнике
А. П. Белобородове. Они не жалели никаких усилий и вкладывали в  работу  всю
свою энергию и незаурядные способности. Огромный коллектив  воинов  трудился
не покладая рук, решая стоявшие перед ним задачи, и успешно их выполнял.
     Вот так незаметно, среди дел и забот, промелькнул  сентябрь.  Казалось,
давно ли мы воевали, а уже  повсюду  налаживается  мирная  жизнь.  На  полях
убирают поздний урожай. Люди отстраивают разрушенные смерчем  войны  жилища.
Пепелища зарастают травой, осенний ветер гонит  пожухлые  листья.  Тогда  не
сразу ощущалось, что уже ушла в прошлое вторая мировая война.
     А сейчас, оглядываясь на события более чем двадцатилетней давности,  мы
отчетливо видим, что былое перескочило в 1945 году через эпохальный рубеж. И
недалек уже был день, когда люди, посмотрев на карту, могли сказать:  вот  и
лагерь социализма занял на земле свое историческое место.
     Стрелка часов истории  безостановочно  движется,  и  ни  на  минуту  не
прекращается напряженная служба славных советских воинов...

ПРИМЕЧАНИЯ

     {1} К. Типпельскирх. История второй мировой войны. М.,  Изд-во  иностр.
лит., 1956, стр. 197.
     {2}К. Типпельскирх. История второй мировой войны, стр. 240.
     {3}Э. Манштейн. Утерянные победы. Воениздат, 1957, стр. 267.
     {4}Дегтярев Г.Е. Особенности артиллерийского  обеспечения  фронтовой  и
армейской наступательных операций в лесисто-болотистой местности. Воениздат,
1949, стр. 51-52.
     {5}Э. Манштейн. Утерянные победы, стр. 266.
     {6}К. Типпельскирх. История второй мировой войны, стр. 240.
     {7}Э. Манштейн. Утерянные победы, стр. 267.

Список иллюстраций
     01. Кирилл Афанасьевич Мерецков.
     02. Группа советских работников г.  Судогда.  1918  г.  В  первом  ряду
третий слева К.А. Мерецков - уездный военком. Во втором ряду  третий  справа
П.В. Ошмарин - председатель уездного исполкома.
     03. М.С. Лешко - владимирский уездный военком.
     04. К.А. Мерецков - помощник начальника штаба 14-й дивизии. 1919 г.
     05. Группа комсостава  штаба  Московского  военного  округа  на  летних
учениях в конце 20-х годов. В центре - К.А. Мерецков.
     06. К.А. Мерецков - начальник штаба Белорусского военного округа.
     07. В Испании. Военные  советники  Мадридского  фронта.  К.А.  Мерецков
(слева), Б.М. Симонов. 1936 г.
     08. Минометчики 1-й ударной испанской бригады.
     09. Пулеметчики Испанской республики идут на фронт.
     10. Под Гвадалахарой. Второй справа - К.А. Мерецков.
     11. Перед отъездом из Испании. К.А. Мерецков (слева) и его  переводчица
М.А. Фортус.
     12.  В  штабе  Ленинградского  военного  округа.  Слева  направо:  К.А.
Мерецков, Т. Ф. Штыков, Н. Е. Чибисов.
     13. Выборг надо взять!
     14. К.А. Мерецков - начальник Генштаба.
     15. В штабе Волховского фронта. Слева направо:  К.А.  Мерецков,  Т.  Ф.
Штыков, Н. Е. Чибисов.
     15. В штабе Волховского фронта.  Справа  налево:  командующий  войсками
фронта генерал армии К.А. Мерецков, член Военного  совета  фронта  армейский
комиссар 1-го ранга А.И. Запорожец,  начальник  штаба  фронта  генерал-майор
Г.Д. Стельмах.
     16. Дорога Волховского фронта.
     17. Генерал-майор индентантской службы Л.П.  Грачев  -  начальник  тыла
Волховского фронта.
     18. На слете снайперов 13 июля 1942  года.  К.А.  Мерецков  прикрепляет
награжденному красноармейцу В.Н. Пяхову орден Красной Звезды.
     19. Генерал-лейтенант медицинской  службы  А.А.  Вишневский  -  главный
хирург Волховского, Карельского и 1-го дальневосточного фронтов.
     20. Генерал-майор медицинской службы Н.С. Молчанов -  главный  терапевт
Волховского, Карельского и 1-го Дальневосточного фронтов.
     21. Генарал-полковник артиллерии Г.Е.  Дегтярев,  начальник  артиллерии
Волховского, Карельского и 1-го Дальневосточного фронтов.
     22. Капитан М.Г. Борода - адъютант  командующего  войсками  Волховского
фронта.