и отправился в путь на "виллисе", частично двигаясь вместе  с
войсками 162-го и 150-го укрепленных районов, а частично  им  навстречу.  Из
Владивостока мы приехали в бухту Ольга, а оттуда повернули  к  Сихотэ-Алиню.
Во многих местах автомашина не  хотела  подчиняться.  Приходилось  вылезать,
всем нам впрягаться в цепи или канаты и километрами тащить ее на себе. Давно
уже не доводилось мне заниматься такой физической работой. Помню, как-то раз
набрели мы в горах на избушку.  Радушные  хозяева  предложили  отдохнуть  на
полатях. Но беспокоить их не хотелось. Завернувшись в бурку, я улегся  спать
на полу, а утром, проснувшись, увидел, что около меня спокойно  ходят  куры,
загнанные на  ночь  хозяйкой  в  избу.  По  подсчетам  моего  адъютанта,  мы
преодолели в те дни 300 километров горных троп.
     В одном месте меня радостно  приветствовали  солдаты,  тащившие  пушки.
Оказалось, что это были старые знакомые.  Они  сражались  раньше  в  составе
Чудовского  укрепрайона   Волховского   фронта   и   Свирского   укрепрайона
Карельского фронта, а теперь попали сюда. Всегда  приятно  встретить  боевых
друзей. Ветеранам войны на нашем северо-западе было что вспомнить  и  о  чем
потолковать.
     11 июня  я  улетел  в  Москву.  В  течение  десяти  дней  участвовал  в
разработке  предстоящих  операций  на  Дальнем  Востоке.  Очень   напряженно
пришлось поработать в Генеральном штабе. Несколько раз беседовал с Верховным
главнокомандующим и занимался тренажем сводного  полка  Карельского  фронта,
готовя его к параду Победы. Побывал и на заседаниях  XII  сессии  Верховного
Совета СССР 1-го созыва. \415\
     24 июня состоялся парад Победы.  По  Красной  площади  в  Москве,  мимо
Мавзолея  Ленина,  на  трибуне  которого  стояли   руководители   партии   и
правительства, шли советские воины  всех  фронтов  от  солдата  до  маршала,
разгромившие войска гитлеровской Германии и тем самым  спасшие  человечество
от катастрофы. В составе открывшего парад сводного полка Карельского  фронта
были подразделения, видевшие тундру Заполярья и горные озера Карелии, леса и
болота Приволховья, те, кто отстаивал  Новгород  и  Ленинград,  Беломорье  и
Мурманск, кто освобождал Прибалтику и Норвегию. В рядах  этих  подразделений
можно было увидеть и двух командармов - Щербакова и Сквирского, моих  боевых
соратников.  Во  главе  почти  каждого  сводного  полка  шагал  по   площади
командующий фронтом. Через два дня  в  Кремле  был  устроен  прием  в  честь
участников парада, а еще через два дня я вернулся в Ворошилов-Уссурийский.
     Июль был посвящен выработке оперативных директив для всех армий  группы
войск. Затем мы снова провели учения в обстановке, приближенной к боевой.  В
258-й стрелковой дивизии прошло учение на тему: "Наступление ночью при свете
прожекторов  для  временного  ослепления  противника  и   подсвечивания   на
направлениях удара по его войскам". Состоялись  смотры  готовности  армий  к
выполнению  боевой  задачи.  Мы  установили  постоянную  связь   со   штабом
главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке, расположившимся в
Чите, а затем главнокомандующий Маршал Советского Союза  А.  М.  Василевский
сам ознакомился с состоянием дел у нас. На этот раз картина была  уже  иной,
далеко не той, с которой пришлось столкнуться в апреле.  Но  для  этого  нам
всем довелось немало поработать. Вернусь поэтому немного  назад  и  расскажу
поподробнее об этой работе.
     С прибытием  на  Дальний  Восток  полевых  управлений  армий,  а  также
войсковых соединений  началась  интенсивная  подготовка  войск  и  штабов  к
предстоящей операции. Тут возникли различные трудности.  Они  объяснялись  в
основном тем, что многие соединения с их  командирами  и  штабами  не  имели
опыта боевых действий, так как в течение всего периода Великой Отечественной
войны  находились  на  Дальнем  Востоке.  Теперь  нужно  было  за  небольшой
промежуток времени познакомить их  с  приобретенным  нами  опытом  войны  на
западе и обучить \416\ дальневосточников сноровистым и решительным действиям
в  сложной  боевой  обстановке,  чтобы  они  не  уступали  своим  товарищам,
прибывшим с советско-германского фронта. В свою очередь последних надо  было
ввести  в  курс  действий  применительно  к  своеобразным  условиям  обороны
противника, а также местности и погоды в Приморье.  В  течение  мая  и  июня
проводились интенсивные учения рот, батальонов, полков,  бригад,  дивизий  и
корпусов; усиленно отрабатывались действия  войск  в  наступательном  бою  с
прорывом сильно укрепленной оборонительной полосы.  Учениями,  как  правило,
руководили те старшие начальники, которые имели боевой опыт.
     Важную роль сыграли партийные органы фронта и армий. Коммунисты  всегда
были впереди: инициативнее других  готовились  к  предстоявшим  схваткам,  а
потом в боях тоже шли первыми. Укрепились первичные парторганизации. Так,  к
началу боевых действий в частях 5-й армии были созданы  43  новые  партийные
организации. С мая по июль в Приморской группе войск приняли в  партию  12,5
тысячи человек. А в течение августа в частях  1-го  Дальневосточного  фронта
вступили в ряды ВКП(б) еще 10,5 тысячи человек,
     Особое  внимание  пришлось  уделить  материальной  стороне  дела.  Наша
страна, все отдававшая фронту, не могла в  то  время  одинаково  снабжать  и
фронтовые, и тыловые части. Поэтому снабжение дальневосточников было слабым.
Но когда  началась  вплотную  подготовка  приморских  соединений  к  военным
действиям, им выдали новое обмундирование, резко улучшили питание.  Конечно,
это сразу заметили. Не осталась незамеченной и новая техника, прибывавшая  в
войска.  Задача  организовать  материальное  обеспечение  Приморской  группы
войск, а потом 1-го Дальневосточного фронта и наладить его бесперебойность в
период военных действий легла на плечи нового начальника тыла. Л. П.  Грачев
получил другое назначение, а его сменил генерал-майор  интендантской  службы
И. К. Николаев. Иван Карпович справился с заданием  весьма  умело,  проделав
огромную по объему и масштабам работу. Плоды этой работы мы ощущали на  себе
в течение поздней весны и лета 1945 года, когда в войска ритмично  поступало
все необходимое. Николаеву особенно часто приходилось иметь  дело  по  своей
линии с партийными,  советскими  и  хозяйственными  органами  края,  которые
усиленно помогали ему, в \417\ частности, в  налаживании  продовольственного
обеспечения войск. Прочее (прежде всего  боеприпасы,  дополнительная  боевая
техника, горючее, автотранспорт) поступало из центра,  связь  с  которым  не
прерывалась ни на один день. Мне представляется, что руководящие  сотрудники
тыла Красной Армии тоже хорошо оценивали деятельность И. К. Николаева.
     Новая техника сразу же поступала в подразделения. части  и  соединения.
Некоторые  офицеры-дальневосточники  настойчиво  старались  убедить,  что  в
Приморье нельзя рассчитывать на успешное применение тяжелой боевой  техники,
прежде всего танков,  ввиду  сложного  рельефа  местности.  Необходимо  было
доказать всем офицерам на конкретном опыте,  насколько  несостоятельны  были
подобные рассуждения. Поэтому, помимо  докладов  об  опыте  боевых  действий
танковых войск в таких трудных районах, как Новгородская область, Карелия  и
Заполярье, проводились учения с участием танковых  подразделений,  частей  и
соединений. Здесь тоже не все проходило гладко. Там,  где  танки  и  экипажи
были тщательно подготовлены,  где  хорошо  изучили  местность  и  обеспечили
учение в инженерном отношении, все шло отлично. А там, где готовились слабо,
танки продвигались очень медленно и даже отставали от пехоты. В этих случаях
учение приходилось начинать снова.
     Проводилась подготовка командного состава в ходе различных сборов.  При
штабе  фронта  собирались  начальники  штабов  армий,  корпусов  и  дивизий,
командиры бригад, полков, батальонов и дивизионов, корпусные  и  дивизионные
инженеры. Остальной командный состав прошел сборы  при  армиях  и  корпусах.
Кроме  того,  в  приграничной  полосе   готовились   исходные   районы   для
наступления. Скажем еще раз,  что  район  будущих  действий  фронта  не  был
подготовлен для развертывания крупной группировки войск. Между  тем  времени
оставалось мало. Поэтому работы  по  созданию  дорог,  оборудованию  тыловых
районов, развитию аэродромной сети пришлось вести  параллельно  с  усиленной
боевой подготовкой войск и штабов,  а  также  с  приемом  и  сосредоточением
войск, все еще прибывавших с запада.
     Труднейшие задачи довелось  решать  в  этой  связи  моему  заместителю,
начальнику инженерных войск фронта генералу А. Ф. Хренову. Аркадий Федорович
был моим давним сослуживцем. В период  финской  кампании  он  являлся  \418\
начальником  инженерных  войск  ЛВО  и  7-й  армии,   руководил   инженерной
подготовкой и обеспечением прорыва линии Маннергейма. В 1941  -  1942  годах
Хренов  занимал  идентичные  должности  на  Южном  фронте,  в   Одесском   и
Севастопольском оборонительных районах. Когда в июне 1942 года  восстановили
Волховский фронт и было  решено  нарастить  наши  усилия  по  деблокированию
Ленинграда, Хренова перевели к нам, чему я  очень  обрадовался.  Превосходно
знающий свое дело, военный инженер высокой квалификации, целеустремленный  и
энергичный работник, хороший организатор,  он  был  желанным  и  необходимым
помощником и снова доказал это напряженной и успешной деятельностью. Аркадий
Федорович руководил с лета 1942 года инженерным оборудованием оборонительных
рубежей, инженерным обеспечением и подготовкой всех  крупных  наступательных
операций  Волховского,  Карельского  и  1-го  Дальневосточного  фронтов.  Он
возглавлял, кроме того, работы по разминированию  местности,  восстановлению
сухопутных и водных средств сообщения, а также оказывавшихся в  зоне  фронта
шахт и рудников. Наконец, он вместе  с  начальником  тыла  решал  задачи  по
расквартированию войск. Венцом его трудов в военные годы явились  инженерная
подготовка и обеспечение  наступательного  плацдарма  в  Приморье,  а  затем
осуществление сложнейших мероприятий в Маньчжурии.
     В Маньчжурии крайне мало было шоссейных и хороших  грунтовых  дорог,  и
основные военные  перевозки  ложились  на  железные  дороги.  Следовательно,
захват их и немедленная эксплуатация имели первостепенное значение.  А  если
бы  противнику  удалось  разрушить  железнодорожные  туннели,   то   на   их
восстановление понадобилось бы до двух-трех месяцев.  Это  могло  затруднить
осуществление нашего плана окончить войну за летне-осеннюю  кампанию.  Стоит
ли говорить, что все мероприятия проводились в строжайшей тайне?
     Казалось бы, сохранить в тайне развертывание  полуторамиллионной  армии
вдоль длиннейшей границы было делом  невозможным.  И  все  же  японцев,  как
читатель увидит далее, мы почти всюду застали врасплох: вообще-то они думали
о предстоящих операциях и усиленно готовились к ним, однако конкретная  дата
начала боев осталась для них за семью печатями.
     Между прочим, не последнюю роль  в  этом  сыграла  \419\  дезинформация
противника. Когда я и мои будущие сослуживцы по 1-му Дальневосточному фронту
ехали на восток, были приняты все меры к тому, чтобы из  нашего  курьерского
поезда, которому был придан вид обычного состава  номер  6,  не  просочились
наружу лишние сведения: не отправлялись ненужные письма; на станциях еще  до
прибытия поезда вывешивалась табличка "Все билеты проданы". Штабным офицерам
я сообщил, что едем до Новосибирска. Когда приехали в  Новосибирск,  сказал,
что едем до Красноярска, потом до Иркутска. В Иркутске назвал  Хабаровск,  а
уж   только    в    Хабаровске    сообщил    о    конечной    остановке    в
Ворошилове-Уссурийском. Когда подполковник Суслов во время остановки  поезда
в Омске телеграфировал жене в Ярославль о том, где именно находился он в тот
момент, это стало предметом разбора на партийном  собрании.  Телеграмму  мы,
конечно, перехватили, и больше такие случаи  не  повторялись.  На  мне  была
штатская одежда. И я, и сотрудники Полевого  управления  фронта  именовались
военнослужащими в званиях на несколько рангов ниже  действительных  и,  если
приходилось,  надевали  соответствующие  погоны,  а  порой  переодевались  в
штатское платье не только на время железнодорожных переездов.
     Меня теперь звали генерал-полковником Максимовым, члена Военного совета
Штыкова  -  Шориным,  начальника  штаба  Крутикова  -  Киселевым,  редактора
фронтовой газеты Павлова -  Петровым.  Это  не  раз  приводило  к  курьезным
случаям. Встречает меня, например, коллега  по  прежней  службе  на  Дальнем
Востоке, хочет рапортовать. Опережая его, пока  он  еще  не  упомянул  моего
имени и звания, сразу раскрываю и протягиваю  специальный  документ,  где  я
значусь в ином звании и с иной фамилией.  Приведу  такой  пример.  Сидим  мы
после проверки готовности войск в одной из частей и ужинаем. Командир  полка
ни  о  чем  не  подозревает.  Но  его  супруга  и  еще   несколько   женщин,
сервировавшие стол, все время поглядывают на нас. Вероятно,  коекто  из  них
помнил меня в лицо по довоенной  службе  на  Дальнем  Востоке.  Гляжу,  жена
комполка что-то говорит ему. После ужина он обращается  к  моему  адъютанту:
"Жена смеется надо мной, уверяет, что я сидел не с генералом Максимовым, а с
маршалом Мерецковым". Пришлось разъяснять командиру, что  обижаться  смешно,
что ему вполне доверяют и что, когда придет время, тайну  раскроют,  а  пока
следует сохранять невозмутимый вид. \420\
     Вот еще два случая. После совещания, которое я провел 14 апреля в штабе
Приморской группы войск и на котором впервые представился всем как Максимов,
один из офицеров подошел ко мне и спросил: "Не слышали, говорят,  приехал  к
нам маршал Мерецков?" Нет, говорю, не слышал и не видел его вообще никогда.
     А во время моей встречи в Хабаровске с  М.  А.  Пуркаевым  этот  старый
сослуживец,  отлично  знавший,   кем   я   был,   увидев   на   мне   погоны
генерал-полковника  и  показав  на  них,   сочувственно   спросил:   "Кирилл
Афанасьевич, что случилось?" Я усмехнулся, ответив, что все, дескать, бывает
на свете, и раскрыл удостоверение за подписью Верховного главнокомандующего.
Из документа вытекало, что перед  Пуркаевым  стрит  Максимов.  Тут  генерал,
конечно, догадался о происходящем и потом уже ни о  чем  не  спрашивал,  тем
более  что  вскоре   встретился   с   командующим   Забайкальским,   фронтом
генерал-полковником Морозовым  (маршалом  Р,  Я.  Малиновским),  начальником
штаба того же фронта генерал-полковником Золотовым (генералом армии  М..  В.
Захаровым) и, наконец, с заместителем  наркома  обороны  генерал-полковником
Васильевым (маршалом А. М. Василевским). Что касается японцев, то они узнали
о ряде новых воинских назначений у  нас,  но  так  и  не  разгадали  (о  чем
свидетельствовали на допросах их генералы), какие лица скрывались под чужими
фамилиями.
     Несколько слов о начале этой истории, когда я перед отбытием в Приморье
беседовал с И.  В.  Сталиным,  получая  от  него  последние  инструкции.  Он
посоветовал мне назваться на время в целях маскировки генералом армии. Но  я
предпочел стать генерал-полковником, сказав в шутку, что такого звания я еще
не носил, хочется попробовать. Псевдоним Максимов был  взят  потому,  что  в
Приморье действительно был генерал Максимов,  который  командовал  одной  из
армий. Я рассчитывал, что японцы решат, будто именно о его переездах с места
на место и его распоряжениях идет речь, и не  станут  остро  реагировать  на
соответствующие  донесения  своих  лазутчиков,  в  наличии  которых  мы   не
сомневались. И в самом деле, пленные  японские  генералы  интересовались  во
время допросов, тот ли это знакомый им генерал Максимов  командует  войсками
1-го Дальневосточного фронта.
     Изучению противника мы уделили  большое  внимание.  Как  известно,  нам
противостояла Квантунская армия. Что \412\ собой она  представляла?  В  1898
году Россия  арендовала  у  Китая  Квантунский  полуостров  (ту  оконечность
Ляодунского полуострова, на которой находились города ПортАртур и  Дальний).
В 1905 году Япония по Портсмутскому миру  переняла  право  аренды.  Срок  ее
истек в 1923 году, но Япония отказалась вернуть Квантунскую область Китаю, а
в 1931  году  захватила  весь  Дунбэй  (как  называют  Маньчжурию  китайцы).
Название  Квантунской  армии  распространилось  теперь  практически  на  все
японские войска в Маньчжурии.
     К августу 1945 года в составе Квантунской армии, включая воинские части
Маньчжоу-Го, князя де Вана и мелкие группировки, имелось  (согласно  данным,
которыми мы тогда располагали) 42 пехотные  дивизии  и  7  кавалерийских,  а
также 23 пехотные и 2 кавалерийские бригады,  которые  насчитывали  в  общей
сложности сотни тысяч человек, свыше 5300 орудий, более тысячи танков и 1800
самолетов. В течение многих лет армия находилась в состоянии  полной  боевой
готовности. Она  специально  предназначалась  для  войны  против  Советского
Союза. Ее постоянно  пополняли  новыми  полками  и  дивизиями.  Значительные
контингенты рядового и офицерского состава поочередно направлялись  в  район
Южных морей для приобретения боевого опыта в сражениях с англо-американскими
войсками. Квантунская армия обладала приспособленной  к  тамошней  местности
боевой техникой, большими запасами  боеприпасов  и  продовольствия  и  могла
сражаться  длительное  время  даже  при  нарушенных  морских  коммуникациях,
связывающих Маньчжурию с Японией. Солдаты были хорошо обучены. Их  воспитали
в духе милитаризма, полного повиновения, крайнего фанатизма.
     Серьезное  внимание  уделялось  японским  командованием   строительству
укреплений  в  приграничных  районах.  До  1943  года   укрепленные   районы
предназначались   главным   образом   для    развертывания    наступательной
группировки, ввиду чего они строились непосредственно возле границ  и  имели
небольшую глубину. Это полностью отвечало агрессивным  намерениям  японского
империализма  по  отношению  к  СССР.  Но   с   изменением   обстановки   на
советско-германском фронте, когда в Токио поняли, что придется, возможно,  и
обороняться, японское командование, не отказываясь от  идеи  наступления  на
нашу территорию, с 1943 года стало все же эшелонировать укрепрайоны  вглубь.
\422\
     Наибольшее  развитие   строительные   работы   получили   в   Восточной
Маньчжурии, где на границе с советским Приморьем имелось семь  укрепрайонов.
Все они были оборудованы артиллерийскими и  пулеметными  дотами  и  дзотами,
подземными ходами сообщений, имели сеть наблюдательных и командных пунктов с
убежищами, были построены с учетом сложного рельефа местности  и  ее  сильно
пересеченного  характера,  сведены   в   узлы   сопротивления,   оборудованы
противотанковыми   и   противопехотными   заграждениями   и   препятствиями,
железобетонными артиллерийскими и пулеметными гнездами с  метровой  защитной
толщей и амбразурами. В  общем  и  целом,  если  говорить  о  Приморье,  где
предстояло воевать,  мне  "повезло":  возьмите  некоторые  укрепления  линии
Маннергейма, добавьте к ним  карельские  леса  (только  погуще),  бездорожье
Заполярья, болота Новгородской области и восточный  климат,  и  вы  получите
район к западу от озера Ханка, в  карту  которого  в  то  время  я  ежечасно
всматривался. Впрочем, при  назначении  моем  на  новую  должность  сыграло,
по-видимому, роль не только мое знакомство с условиями нашего северо-запада,
как сказали мне в Ставке, но и то обстоятельство, что я ранее уже служил  на
Дальнем Востоке.
     Но вернемся к Квантунской армии. Созданные ею приграничные укрепления с
многоярусным  расположением  огневых  точек,  с  развитой  сетью  подземного
хозяйства,   с   многочисленными    минно-взрывными    противотанковыми    и
противопехотными заграждениями, с ярко выраженной системой круговой  обороны
сделали послед