по
нескольку раз в день наносят сильнейшие удары по боевым порядкам дивизии,  -
говорил Сорокин. - Приходится не только отрывать окопы и укрытия для  людей,
но    и    закапывать    в    землю    технику,    транспортные    средства,
материально-технические припасы. Над  нашим  расположением  буквально  висит
корректировщик врага, и мы не можем его отогнать.  Да  вот  он,  посмотрите!
Кажется, что-то заметил. - Как что? Колонну, конечно.
     Навстречу  нам  из-за  поворота  вынырнула   группа   солдат,   человек
пятнадцать. Их серые шинели сквозь редкие кусты оголенной ольхи хорошо  были
видны с самолета. - Ну, сейчас заработает артиллерия, - заметил Сорокин.
     Действительно, всего через несколько минут, когда солдаты, разминувшись
с нами, скрылись за поворотом дороги, стали рваться снаряды.  Брала  злость.
Вот он болтается над головой, вражеский наблюдатель, а мы  ничего  не  можем
сделать. Сколько было таких случаев, и не  пересчитать.  Трудно  приходилось
нам в то время... \279\
     По возвращении на командный пункт 59-й армии мы обсудили с  командармом
создавшееся положение и наметили конкретные меры. Было поручено пересмотреть
тыловые части и учреждения армии, все, что  можно,  взять  и  усилить  372-ю
стрелковую дивизию. Мы нашли возможным также, выделив два  отряда  из  305-й
стрелковой дивизии, направить их на прикрытие левого фланга  372-й  дивизии.
Затем я выехал в 52-ю армию, к В. Ф. Яковлеву. - Напор противника со стороны
Новгорода продолжает нарастать - доложил генерал Яковлев,  -  Основной  удар
принимает на себя 65-я стрелковая дивизия полковника Кошевого.  Ее  действия
обеспечиваются артиллерией армии.
     Сразу же я возвратился в 59-ю  армию.  Обстановка  и  здесь  продолжала
усложняться. Напор противника усиливался. Свободных сил  у  армии  не  было.
Немцы  по-прежнему  обходили  левый  фланг  372-й  стрелковой   дивизии,   и
остановить их пока не удавалось. Опять поехал в 52-ю армию. К моему  приезду
только что закончился допрос пленного. Он показал,  что  помимо  их  дивизии
здесь  действуют  иностранные   добровольческие   легионы   "Нидерланды"   и
"Фландрия"  голландских  и  бельгийских  фашистов.  Навстречу  им  наступает
полицейская   дивизия   СС.   Наступление   поддерживает   воздушный    флот
генерал-полковника Келлера.
     Из штаба 52-й армии  вместе  с  В.  Ф.  Яковлевым  мы  выехали  в  65-ю
стрелковую  дивизию  к  полковнику  Кошевому.  На  ее  обороняющиеся   части
противник обрушивал мощные удары  авиации  и  артиллерии.  В  воздухе  стоял
непрерывный гул. То и дело прерывалась связь с  подразделениями,  нарушалось
управление. Наши войска несли большие потери, но  дрались  с  неослабевающим
упорством.
     Уже в первые дни немецкого наступления стало  ясно,  что  теми  силами,
которыми располагали обороняющиеся здесь  армии,  разгромить  контратакующие
части врага и, следовательно, сорвать его замысел будет трудно. Поэтому, как
только прояснилась обстановка и стали видны  силы  и  намерения  противника,
было решено перебросить к участку прорыва  из  4-й  армии  дивизию,  недавно
получившую пополнение. До ее  подхода  противника  задерживали  находившиеся
здесь части 59-й и 52-й армий,  а  когда  коридор  все  же  был  закрыт,  мы
вынуждены были ввести в бой все, \280\ что было под  :  рукой:  весь  состав
курсов младших лейтенантов и учебную роту младших командиров.
     Решительным  ударом   курсанты   рассеяли   подразделения   противника,
прорвавшиеся к дороге, и соединились  с  войсками,  действующими  с  запада.
Однако  успех  курсантов  оказался  кратковременным.  Вечером  того  же  дня
начальник штаба 59-й армии полковник Л. А. Пэрн доложил, что противник вновь
перерезал дорогу. Поэтому было принято решение  до  подхода  свежей  дивизии
атаки прекратить.
     Через два дня подошли резервы. Начались  боевые  действия  по  очищению
коммуникаций 2-й ударной армии. Теперь атака дала ощутимые результаты.  Наша
пехота, усиленная танками, смяла закрепившегося врага и  в  первый  же  день
продвинулась на, четыре километра. Но противник,  опять  подтянув  к  району
боевых действий, артиллерию  и  нацелив  на  наши  части  авиацию,  задержал
продвижение. Последнее сначала замедлилось, а затем совсем приостановилось.
     После удара вражеской авиации  управление  передовым  полком,  как  мне
доложили, было потеряно. Его командир майор Хотомкин совершенно  растерялся.
Не. на. высоте оказался и командир передовой дивизии полковник  Угорич.  Мне
кажется, что это был единственный такой случай в жизни Угорича. Он  освоился
с  особенностями  ведения  боевых  действий  в  условиях  лесисто-болотистой
местности и впоследствии хорошо командовал дивизией, но вскоре погиб.
     По моему распоряжению части передовой дивизии были временно отведены  к
реке Полисть и приведены в порядок. С наступлением темноты они вновь перешли
в  наступление  и  ночной  атакой  восстановили  утраченное  положение.   На
следующий день эта же стрелковая дивизия, усиленная личным  составом  курсов
младших лейтенантов и ротой автоматчиков, при поддержке армейской артиллерии
и дивизионов "катюш" (гвардейских минометов) снова  перешла  в  наступление.
Почти все дни, пока шел бой за очищение коммуникаций 2-й  ударной  армии,  я
находился в войсках и лишь изредка приезжал в штаб 52-й армии, чтобы принять
решение по вопросам, связанным с  действиями  всего  фронта.  Большую  часть
времени мы проводили в 376-й дивизии. Мне довелось многое повидать  за  годы
войны. И вот сейчас, перебирая в памяти увиденное, полагаю,  что  те  недели
были для  меня  самыми  трудными.  По  накалу  событий,  \281\  по  нервному
напряжению, им сопутствовавшему, вряд ли можно их с чем-либо сравнить.
     Новый наш удар завершился успехом. Части противника, оседлавшие дорогу,
были  смяты  и  отброшены  в  северном  и  южном   направлениях.   Горловина
приоткрылась,  и  во  2-ю   ударную   армию   опять   пошли   транспорты   с
продовольствием, фуражом и боеприпасами.
     Когда угроза окружения была  окончательно  ликвидирована,  командование
фронта приступило к подготовке нового  наступления  на  Любань.  В  качестве
первого шага мы начали формирование 6-го гвардейского стрелкового корпуса на
базе выведенной в  резерв  фронта  гвардейской  стрелковой  дивизии.  Другие
соединения и части поступали из резерва Ставки.  Корпус  предназначался  для
усиления 2-й ударной армии. По количеству войск и  вооружению  он  был  даже
сильнее 2-й ударной армии в ее первоначальном составе.
     Но запланированному наступлению не суждено было свершиться.  23  апреля
1942 года Волховский фронт решением Ставки  был  преобразован  в  Волховскую
оперативную группу Ленинградского  фронта.  Это  решение  явилось  для  меня
полной неожиданностью. Я никак не мог понять,  ради  чего  было  предпринято
подобное объединение. На мой взгляд, в  этом  не  было  ни  оперативной,  ни
политической, ни какой бы то ни было иной целесообразности. Вскоре,  однако,
все прояснилось. Будучи в Ставке, я  узнал,  что  командующий  Ленинградским
фронтом генерал М. С. Хозин утверждал: если Волховский фронт присоединить  к
Ленинградскому, то он имеющимися в Волховском фронте силами решит задачу  по
деблокированию Ленинграда.  И  Ставка  пошла  на  объединение  фронтов.  6-й
гвардейский стрелковый корпус и  еще  одна  стрелковая  дивизия  из  состава
Волховского фронта с согласия М.  С.  Хозина  передавались  Северо-Западному
фронту.
     Обо всем происшедшем я узнал только 23 апреля, когда  генерал  Хозин  с
директивой в кармане и в весьма веселом настроении появился в  штабе  нашего
фронта. Ознакомившись с директивой, я прежде всего обратил внимание генерала
Хозина на  необходимость  усиления  2-й  ударной  армии  и  посоветовал  ему
обязательно сохранить 6-й гвардейский стрелковый корпус.  Но  М.  С.  Хозин,
видимо, имел свое мнение и со  мной  не  согласился.  Тогда  я,  прежде  чем
покинуть фронт, позвонил  в  Ставку  относительно  6-го  гвардейского  \282\
корпуса.  Мне  ответили,  что  я  за  судьбу  2-й  ударной  армии  могу   не
беспокоиться, но согласились заслушать мой доклад.
     24 апреля, будучи в Ставке, я вновь поднял вопрос о нелегком  положении
2-й ударной армии. Во время доклада присутствовали И.  В.  Сталин  и  Г.  М.
Маленков. - 2-я  ударная  армия  совершенно  выдохлась  -  говорил  я,  -  В
имеющемся составе она не может ни наступать, ни обороняться. Ее коммуникации
находятся под угрозой ударов немецких войск. Если ничего не предпринять,  то
катастрофа неминуема.
     В качестве частичного выхода из создавшегося положения я  предлагал  не
брать из состава фронта 6-й гвардейский стрелковый корпус, а усилить им  эту
армию. Если сделать это не представляется возможным, то  2-ю  ударную  армию
нужно немедленно отвести из лесисто-болотистого района на линию  железной  и
шоссейной дорог Чудово - Новгород.  Меня  терпеливо  выслушали  и  пообещали
учесть высказанные соображения.
     Я остановился так подробно на ходе боевых действий в начале  1942  года
для того, чтобы  читатель  увидел  повседневную,  будничную  картину  боевой
жизни, как бы окунулся в нее. Мне хотелось также показать читателю, из  чего
конкретно слагается хотя бы часть работы командующего фронтом.

ПУТИ И ПЕРЕПУТЬЯ ВОЙНЫ

     Размышления о  вчерашнем.  -  Вместе  с  Жуковым.  -  Изгибы  Западного
направления. - Кое-что о женщинах. - Генерал Ефремов. -  33-я  готовится.  -
Опять в Малой Вишере, - Трагедия 2-й ударной.
     Мысли о Волховском фронте, о судьбе 2-й ударной армии долго не выходили
у меня из головы. Как там обстоят дела? Удалось  ли  осуществить  намеченный
план хоть частично? Ведь в Волховский  фронт  были  вложены  мысли,  дела  и
чувства не только мои, но и многих других военачальников.
     С этими мыслями я приступил к новой работе. \283\
     Меня назначили заместителем Г. К. Жукова, являвшегося главнокомандующим
войсками Западного направления. Направление  объединяло  несколько  фронтов,
которые  действовали  на  стыке  территорий,  входивших  до  войны  в   зоны
Московского и Белорусского военных округов. Я хорошо знал эти места  как  по
своей былой службе в обоих округах, так и по  работе  в  Генеральном  штабе.
Применить свои знания к новому делу как можно  лучше,  максимально  отдаться
подготовке  наступления  или  совершенствованию  обороны   на   направлении,
прикрывавшем Москву, - вот о чем я думал,  выезжая  из  Ставки  на  Западный
фронт, которым в рамках Западного направления командовал сам Г. К. Жуков.
     Георгий Константинович хорошо встретил меня, с интересом расспрашивал о
событиях  на  Волхове  и  в  свою  очередь  рассказывал  об  обстановке   на
центральном участке советско-германского фронта. Я ценил  Г.  К.  Жукова  за
твердость в принятии решений, за прямоту характера и сам тоже  не  собирался
создавать какие бы то ни было "психологические недомолвки". Поэтому я  сразу
же решил поговорить с ним откровенно. - Слушай,  Георгий  Константинович,  -
сказал я, - должность  заместителя  главнокомандующего  направлением  весьма
неопределенная. Я предпочел бы работу меньшую  по  объему,  но  при  большей
самостоятельности. Дай мне лучше армию,  там  я  принесу  больше  пользы!  -
Хорошо, - ответил Жуков. - По-видимому, ты прав. Но ты понимаешь, что сам  я
изменить указание Ставки не могу. Я  поговорю  в  Ставке,  когда  буду  там,
сообщу, что ты просишь самостоятельной работы, а пока поезжай на Калининский
фронт и разберись детально: что там происходит?
     Чтобы читатель мог представить, о чем шла речь, мне придется пригласить
его к карте боевых действий весной и летом 1942 года. В конце  апреля  линия
фронта на его центральном участке была ломаной, не  устоявшейся.  20  апреля
закончилось общее наступление на Западном направлении, начатое здесь Красной
Армией 7 января. В ходе наступления советские войска освободили ряд  районов
Орловской,  Тульской,  Калужской,   Московской,   Смоленской,   Калининской,
Великолукской  областей.  С  обеих  сторон  образовались  мешки,  выступы  и
плацдармы, причем обе стороны собирались выровнять фронт в свою пользу,  что
предполагало упорную борьбу за все эти выступы. \284\
     Севернее Воронежа, там, где линия фронта повернула  от  Дона  резко  на
запад, начинался Брянский фронт. Через Новосиль, огибая захваченный  немцами
Орел,  он  тянулся  к  Белову.   Тут   начинался   Западный   фронт,   круто
поворачивавший,  на  запад,  к  Жиздре.  От  нее  он  шел  мимо  Людиново  и
освобожденного Кирово на север, к Мосальску  ц  Юхнову,  откуда  немцев  уже
выбили, и через Щелоки, не  доходя  до  Вязьмы  и  Гжатска,  вел  к  Рижской
железной дороге.  Здесь  образовался,  таким  образом,  крупный  сухиничский
выступ, вдававшийся с нашей стороны в  расположение  фашистских  войск.  Под
Ржевом начинался Калининский фронт. Огибая Ржев, его  линия  шла  на  запад,
пересекала Волгу, западнее Оленине  поворачивала  на  юг,  снова  перерезала
Рижскую железную дорогу и вела к верховьям Днепра,  а  отсюда,  не  достигая
железной дороги Москва  -  Смоленск,  уходила  на  запад.  Это  был  крупный
немецкий ржевско-вяземский плацдарм. От  станции  Ярцево  фронт  поворачивал
опять на север, к Белому, оттуда изгибался на юго-запад, к  Демидову,  вновь
на север, к Велижу, затем на северо-запад, к Великим Лукам,  и  от  них,  по
реке Ловать, шел мимо Холма. Здесь  возник  большой  советский  плацдарм,  с
севера нависавший над Смоленском, а на западе  стремившийся  расшириться  до
Витебска и железной дороги Невель - Ленинград. Возле Холма фашистская группа
армий "Центр" с ее 2-м воздушным флотом уступала место группе армий  "Север"
с 1-м воздушным флотом, а у нас кончалось Западное направление. Примерно тут
же начинался наш Северо-Западный фронт. На коротком отрезке  пути  до  озера
Ильмень он причудливо  изгибался  на  восток,  юг,  снова  восток,  север  и
северо-запад, обходя демянский  плацдарм  немцев,  угрожавших  отсюда  всему
Калининскому фронту.
     После одного взгляда на все эти изгибы и повороты становилось  понятно,
к чему было приковано  внимание  обеих  сторон.  Мы  стремились,  во-первых,
перерезать железные дороги Смоленск  -  Гжатск  и  Вязьма  -  Брянск,  чтобы
замкнуть кольцо окружения за спиной фашистских войск на их ржевско-вяземском
плацдарме;  во-вторых,  ликвидировать  демянский  выступ.  Немцы  же  хотели
пробиться от Демянска мимо Селигера к  Ржеву,  чтобы  отсечь  войска  левого
крыла Северо-Западного фронта и войска Калининского фронта. \285\
     Все  это  означало,  что  особое  значение  будет  придаваться  флангам
группировок и именно там  развернутся  основные  бои.  Добавлю,  что  Ставка
считала  главной  ареной  будущих  сражений  летом  1942  года  не  юг,  как
ориентировала  наша  разведка,  а   центр,   опасаясь   нового   наступления
гитлеровцев на Москву. Генеральный штаб рекомендовал осуществлять в связи  с
этим  стратегическую  оборону.  Ставка  приняла  данный  план  с  некоторыми
поправками.  Нужно  было,  следовательно,  наметить,  где  и  как  конкретно
расположить резервы на Западном  направлении,  причем  особенно  беспокойным
местом оставался как раз неправильный по  форме  многоугольник  Калининского
фронта. Г. К. Жуков, занятый по горло крупными проблемами, не мог  вдаваться
во все детали обстановки на нескольких фронтах  сразу.  Между  тем  от  этих
деталей во многом зависел исход предстоявшей летней кампании. Вот зачем я  и
направился на правый фланг Западного направления.
     Работа пошла. За  те  полтора  месяца,  что  я  здесь  пробыл,  у  меня
установился тесный контакт с руководством на~ правления. Мы были  солидарны,
за единственным исключением, во всех отношениях и плодотворно трудились  над
общим делом. Исключение же, о котором я  упомянул,  это  особый  и  довольно
любопытный сюжет, стоящий того, чтобы о нем рассказать отдельно. В  целом  я
назвал бы его "женским вопросом".
     Кто не знает, сколь огромную роль сыграла в годы Великой  Отечественной
войны  советская  женщина-труженица!  Колхозные  поля,  заводы,  учреждения,
лишенные ушедших на фронт мужчин, перестали бы быть сферой  жизни  и  труда,
если бы место в строю не заняли женщины. Но этим не ограничился  их  подвиг.
Женщины-воины играли очень большую роль и  на  фронтах  действия  регулярных
войск, и в партизанском движении. Что касается регулярных  войск,  то  здесь
положение   женской   части   личного   состава   оставалось    недостаточно
определенным. Очень многое зависело, впрочем, не только от принятия  Ставкой
каких-то общих решений, но и от руководства Западного фронта, не  уделявшего
должного внимания специфическим интересам женской части армии и особенностям
быта воинов-женщин. Когда миллионы мужчин вдруг отрываются  от  повседневной
мирной жизни, у них на фронте остается мало времени, чтобы думать о проблеме
взаимоотношения  полов.  Но  проблема  этим  не  снимается.  Наоборот,   она
временами \286\ дает резко о себе знать. Стоит оказаться  в  воинской  части
хотя бы нескольким женщинам, чтобы вопрос всплыл сам собой. Можно закрыть на
это глаза и умолчать обо всем этом. А  можно  честно  постараться  разрешить
этот вопрос. Конечно, когда речь шла о судьбе Родины,  не  всегда  удавалось
вникать во всякие там тонкости. И все же я полагал, что,  даже  не  прилагая
особых усилий, можно многое изменить в лучшую сторону.  А  что  сделать  это
было  совершенно  необходимо,  меня  убедили  случаи,  с  которыми  я  тогда
неоднократно сталкивался. Остановлюсь на некоторых из них.
     Обходил я раз позиции. Иду лесом, гляжу, стоит сарай.  Из  одной  трубы
валит густой дым, из другой стелется пар. Из сарая слышен мужской смех, а на
завалинке сидят, пригорюнившись, три девушки в военной  форме.  Сначала  они
смутились, увидев генерала. Стал  я  их  потихоньку  расспрашивать.  Девушки
успокоились, осмелели и рассказали, что, вот, моются в  этой  походной  бане
ребята из их подразделения. Но ведь и им  нужна  баня,  а  хватит  ли  воды?
Ребята обещали, помывшись, освободить им сарай, вот они и ждут.
     Я был возмущен поведением мужчин, поругал их, приказал освободить сарай
немедленно, натаскать дров, принести  воды  и  предоставить  баню  в  первую
очередь девушкам, и вообще всегда быть внимательнее к женщинам. Повеселевшие
девушки пошли на откровенность и поделились со  мной  своими  обидами.  Одни
обиды носили местный характер, и вопрос решался простым указанием  командиру
части об отдаче необходимых распоряжений. Другие  упирались  в  более  общие
проблемы. Например, вопрос об обмундировании. Имевшееся совершенно  не  было
приспособлено для женщин, и никто об этом не думал. А когда они сами  хотели
что-то там перекроить, то им запрещали. Ведь  по  уставу  не  было  положено
менять форму. Пришлось взять это на заметку для разговора "в верхах".
     Другой эпизод. Приходит ко мне с жалобой женщина,  сумевшая  преодолеть
рогатки  военных  условий  и  добраться  прямо  до  генерала.  В  чем  дело?
Оказалось, что мимо ее дома проезжала часть, в  которой  служит  рядовым  ее
муж. Она увидела мужа и пришла к месту расположения этой части. Но  командир
полка не разрешил женщине свидание с мужем. Все об этом знают. Не только  ее
муж, но и другие солдаты ходят хмурые, настроение у  бойцов  упало.  Вызываю
комполка. Он докладывает, что согласно имеющимся  \287\  указаниям  свидания
строжайше запрещены. Тогда я своей властью дал солдату трехдневный отпуск  и
поселил его с женой в домике по  соседству.  Потом  мне  сообщили,  что  его
товарищи высказывались так: повезло Феде, генерал армии  здесь  оказался,  а
если бы его тут не было, тогда как? И я подумал, что пора  отменить  нелепое
распоряжение о запрете  свиданий,  а  заодно  решить  проблему  отпусков,  в
особенности для семейных. Проблему чрезвычайно сложную,  если  учесть,  что,
во-первых, с фронта в те дни трудно б