ю останавливать  не
человеку.
     В сердце остро кольнуло, он задохнулся, едва вышептал:
     -- Это не яд...
     -- Я ж говорил, -- вскрикнул лекарь обрадованно, но тут же
ахнул: -- Но тогда что это?
     -- Вода,  --  ответил  Олег  обреченно.  -- Я чую, как она
разливается по его телу... Вода, просто вода... но это вода  из
подземного царства мертвых!
     Затуманенные глаза Колоксая с трудом отыскали лицо волхва.
Красноголовый  смотрел  с болью, словно его самого замораживала
единственная на свете вода, которую нельзя  ни  вскипятить,  ни
даже нагреть.
     -- Но  как же, -- донесся прерывающийся шепот, -- ты же...
мудрый... обещал... потомство...
     Олег стиснул челюсти. Его трясло, словно на  лютом  морозе
стоял  голым,  а  еще  и  обливали  водой  из  колодца. По телу
пробегали  ледяные  струи,  просачивались  под  кожу,  морозили
сердце.
     Непослушными губами прошептал раздавленно:
     -- Ничего не понимаю... Разве что ты успел...
     -- Что?..   А-а-а...  --  Голос  Колоксая  прерывался,  по
бледному лицу катились крупные капли.  --  Как  говорится...  я
трижды  взошел  на  ее ложе... хотя, если правду, я с него и не
слезал...
     Толпа, судя по вскрикам,  росла,  в  тесный  круг  волнами
опускались  тяжелые  запахи жареного мяса, печеного лука, рыбы,
пахучих трав. Лекарь кивнул воеводе, тот знаком велел оттеснить
толпу.
     Миш закрыла глаза, бледное лицо пошло желтыми пятнами.  Ее
ладони  бережно  поддерживали  голову  Колоксая, золотые волосы
разметались и закрыли ей руки до локтей.
     Лекарь проговорил безнадежным голосом:
     -- Был только один на свете человек, который знал,  как...
не  лечить,  вылечить это нельзя, но тра-вами да настоями можно
было отсрочить на неделю-другую. А если такой вот здоровяк,  то
и на месяц...
     Воевода зло буркнул:
     -- Что месяц! Месяца мне мало. Хотя бы до зимы.
     Олег сказал быстро:
     -- Говори,  говори!  Только  бы  сейчас спасти, а за месяц
многое можно свершить.
     -- Этот колдун, -- ответил лекарь невесело, --  умер  пять
лет  назад. Единственное, если кому успел передать свое умение,
это  своей  дочери.  Но  ее  нет  среди  колдунов,  нет   среди
волшебников,  нет среди чародеев. Когда-то ее пытались отыскать
даже среди аводников или акудников, но...
     Миш крикнула зло:
     -- Но что-то о ней известно?
     -- Не  успеем,  --  ответил  колдун   тоскливо.   --   Она
хорошенькая, но мало ли на свете хорошеньких? Среднего роста, с
волосами цвета спелой пшеницы, а таких большинство, у нее синие
глаза, а у кого не синие?.. Имя ее какое-то птичье...
     Олег, который слушал как никогда жадно, выпалил:
     -- Не Зимородок случайно?
     Лекарь подпрыгнул:
     -- Да! Ты тоже о ней слышал?
     Олег  быстро  оглянулся  на  умирающего.  С витязя стащили
доспехи, сняли сапоги, он лежал обнаженный до пояса, прекрасный
и могучий, только  лицо  смертельно-бледное,  на  лбу  и  щеках
блестели  крупные  бисеринки  пота.  Синие как небо глаза стали
белыми от боли.
     -- Жди меня, -- бросил Олег. -- Не вздумай околеть!
     Все смотрели с недоумением, когда этот человек с  зелеными
глазами  колдуна быстро растолкал народ, но побежал не к коням,
а в пустой угол двора. Там возник вихрь, пошел  по  кругу,  все
быстрее  и быстрее, завертелся, стал почти непрозрачным. В него
втянуло сухие листья, кто-то вскрикнул, потеряв шапку.
     Внезапно вихрь опал на землю, разом растеряв силы.  Листья
и  ветки  сыпались  с  сухим  шелестом, выросла горка, а сверху
плюхнулась  шапка  с  красным  верхом.  На  белоснежной   плите
осталось  выжженное страшным верчением пятно, поднимался черный
дымок, а сама плита оплавилась в середке.
     Люди тупо смотрели вверх, у всех отвисли челюсти.  Наконец
воевода проговорил осевшим голосом:
     -- Вот  это  волхв... Это ж может вот так и к моей жене...
Нет, лучше к жене Кобылки, а потом обратно, никто не увидит...
     Кобылка,  самый  большой  ревнивец  в  боярской   дружине,
нахмурился,  пощупал  рукоять  большого ножа на поясе. Воевода,
сопя от жалости, наклонился над Колоксаем:
     -- Твой друг оказался сильнее, чем мы думали.
     -- Он... мудр, -- прохрипел Колоксай.
     -- Что в мудрости, -- ответил за  воеводу  лекарь.  --  Он
силен!..  Потерпи,  не  сдавайся  мертвой воде. Такие люди если
говорят, что скоро вернутся...
     -- Таких не остановит даже Ящер, --  добавил  воевода.  Он
опустил  ладонь на раскаленный лоб Колоксая, озабоченно покачал
головой. При таком жаре он испекал на  углях  костра  рябчиков,
однако  грудь витязя была холоднее глыбы льда. -- Потерпи. Если
он мужчина, то вернется. Даже если ничего не получится.
     -- У него получится, -- сказал лекарь,  но  в  его  голосе
было меньше уверенности, чем хотелось са-мому.

     Глава 40

     Олег,  рискуя  сломать  шею,  а  то  и  разбиться всмятку,
опустился прямо во дворе самого богатого терема.  Тот  стоял  в
самой  середке городка, здесь должен обитать правитель, и когда
ударился пятками о землю, упал, то тут же, несмотря на страшную
слабость и тупую боль  в  голове,  подхватился  и,  хромая,  не
обращая внимания на острую боль в лодыжке, бросился к крыльцу.
     С  дороги метнулась визжащая девка. Глаза ополо-умевшие, в
глазах ужаса больше, чем при виде волчьей стаи.  На  ступеньках
он  сшиб  двух  молодых  мужиков,  что вышли то ли помочиться с
крыльца, как принято в  этом  племени,  то  ли  поплескаться  у
колодца в большом широком корыте.
     В  сенях  его  попытался задержать ничего не подозревающий
гридень, Олег на ходу пихнул его ладонью,  промчался  вверх  по
лестнице  на  второй  поверх.  Сзади были стук, грохот, падение
тяжелого тела, ругань, но он уже промчался по коридору, толчком
распахнул дверь, из-под которой  весенними  ручейками  вытекали
самые  свежие  и  легкие  запахи. Запомнил с той встречи, когда
Зимородок догнала их возле ворот своего городка.
     В палате  сидели  за  вышивками  три  молодые  хорошенькие
девки,  почти  подростки. Смех оборвался, глаза округлились, но
смотрели еще без страха,  только  с  любопытством  на  могучего
парня, что ворвался так неожиданно.
     -- Где Зимородок? -- крикнул Олег.
     Дыхание  вырывалось  из  груди  с хрипами, он поперхнулся,
закашлялся. Девушки смотрели все еще с открытыми ртами, наконец
самая быстрая промямлила:
     -- Это... а... это... боярыню, да?
     -- Да, -- бросил Олег торопливо. -- Где она?
     -- Боярыня-то?  --  повторила   девушка   замедленно.   Он
вскинула  брови,  подвигала, изображая глубокие размышления. --
Боярыни здесь нету...
     -- Вижу, -- бросил Олег резко. -- Где она сейчас?
     -- Боярыня-то?
     -- Быстрее ответствуй, -- прорычал он люто. -- Где она?
     Девка обомлела  от  свирепого  лица,  начала  расстегивать
платье, торопливо потащила через голову:
     -- Да  нет ее, не скоро вернется!.. Пользуйся, аспид. Чтоб
ты подавилси...
     Ее пышное белое тело было сочным и мягким с  виду,  кук  у
личинки  майского жука, что три года не видит солнечного света.
Олег захрипел от ярости, девка торопливо изготовилась, понятно,
от чего мужики хрипят, а Олег,  с  перекрытым  красной  пеленой
ярости взором, отступил по ступенькам на ощупь.

     Он промчался на простом деревенском коне, не до вихрей или
Змеев,  внутри  тряслась и жалко дребезжала каждая жилка, вихрь
уже не получится, не удержишь  в  кулаке,  самого  размажет  по
незримым  стенам,  к  тому  же надо хоть каплю силы накопить на
обратно. Ступеньки дробно простучали под его  сапогами,  перила
разлетелись вдрызг, ибо к конюшне метнулся напрямую.
     Из  ворот  долговязый  мальчишка  тащил упирающегося коня.
Рядом с конем шел гридень, похлопывал и  поглаживал,  поправлял
потничек под узорным седлом. Олег на бегу отпихнул, вспрыгнул в
седло,  развернул  коня.  Когда  простучал  стук  копыт,  сзади
разозленно заорали, вроде даже звонко щелкнула тетива.
     Дорожка вилась как слепая змея, дважды делала  петли,  как
заяц,  убегающий  от  лисы. Олег свирепел, здесь живут очень уж
неторопливо, коня посылал через кусты, рискуя сломать шею  себе
и   животному,  а  когда  за  гаем  показался  легкий  теремок,
огороженный частоколом  из  свежеоструганных  кольев,  не  стал
искать ворота. Конь задрожал, но послушно ринулся напрямую.
     Во  дворе с истошным криком метнулись во все стороны куры.
Стадо свиней с визгом бросилось к хлеву, а челядины  застыли  с
распахнутыми  ртами:  красноголовый  всадник  появился словно с
небес.
     Конь грянулся копытами, с трудом  удержался,  остановился,
дико  вращая  глазами.  На  широком  резном крыльце три молодые
женщины пряли шерсть. Олег с огромным облегчением узнал в одной
ту золотоволоску, что бежала за конем  Колоксая,  хваталась  за
стремя, брызгая на конский бок горючими слезами.
     Он  соскочил,  в  несколько  широких  шагов  пересек двор.
Женщины смотрели блестящими любопытными глазами. На лицах  было
больше изумления, чем страха.
     Он вскочил на крыльцо, глаза впились в лицо золотоволоски:
     -- Зимородок?.. Колоксай умирает от яда!
     Девчонки  ахнули,  Зимородок напряглась, от лица отхлынула
кровь, а голос задрожал:
     -- Что... что с ним стряслось?
     -- Отравлен! -- крикнул он. -- Ты знаешь зелья от ядов?
     -- Если знать какое, -- ответила она невольно,  ее  пальцы
нервно перебирали шерсть. -- Если ты знаешь...
     -- Мертвая  вода,  -- сказал он с дрожью в голосе. -- Вода
из царства мертвых!
     Она побледнела, проговорила медленно, закусив губу:
     -- Против мертвой воды нет отворота.
     -- Не  лечения,  --  поправился  он  быстро.  --  Хотя  бы
замедлить  чуть!  Я  не  сказал  другим,  но  вода тянет в свой
подземный мир, а с нею борется только  солнце.  Но  как  только
скроется за краем земли...
     Она прошептала:
     -- Я  попробую...  Отец  оставил мне маленькую баклажку...
Говорил, что там зелье,  против  которого  бессилен  любой  яд.
Правда, мертвая вода -- не яд, но... Кто отравил?
     Он сказал со злостью:
     -- Женщина! Женщина, которой он доверился.
     Зимородок  смотрела расширенными глазами, лицо стало белее
снега. Олег ожидал, что она  с  криком  бросится  торопить  его
мчаться  быстрее  к ее любимому, спасать, тем более что докажет
свою любовь  и  преданность,  ведь  цену  той  женщины  он  уже
видит... но она вдруг ответила похолодевшим голосом:
     -- Та, ради которой он бросил меня?
     -- Он  не  бросал  тебя  ради  женщины,  --  ответил  Олег
искренне. -- Он ее тогда не знал вовсе.
     Она медленно покачала головой:
     -- А сейчас он лежит там. Терзается в муках...
     -- Да!
     -- И вспоминает, -- сказала она с  нажимом  в  голосе.  --
Вспоминает, кого оставил! И теперь видит, что потерял...
     Олег торопливо согласился:
     -- Да-да!  Теперь  видит. Поспешим! Теперь понимает, какая
ты ценность для него и чего стоят все женщины мира в  сравнении
с тобой.
     И  опять она, против ожидания, не бросилась ему на шею, не
завизжала в радости,  что  Колоксай  ее  любит...  или  полюбит
снова,  и  в страхе, что может не успеть, надо лететь, нестись,
мчаться к ее умирающему мужу...
     Медленно, очень медленно она отступила  на  шаг.  Олег  не
верил своим глазам, когда она покачала головой:
     -- Он бросил меня. Он предал меня и мою любовь.
     -- Зимородок!  --  воскликнул Олег в страхе и непонимании.
-- Что ты говоришь?.. Он же там мучается! Страшный  яд  отравил
ему  кровь,  выжигает  мозг,  терзает внутренности!.. Сто тысяч
распинаемых преступников не чувствовали того, что переносит  он
сейчас!
     На  ее  лице  отражалась  борьба  чувств,  но  это дрались
торжество и ненависть, и не было в ее глазах ни  раскаяния,  ни
жалости.
     -- А  я не терзалась? -- спросила она сдавленно. -- А меня
не распинали мои страхи? Разве он не распял мою любовь?..  Нет,
волхв, я не пойду с тобой.
     Он  чувствовал,  как  в  ее  тонком хрупком теле звенят от
напряжения невидимые струны, а голос натянут так, что порвется,
если вздрогнет.
     Он вскрикнул в ужасе:
     -- Он умирает!.. Ты понимаешь?
     -- Понимаю, -- ответила таким голосом, что у него по спине
побежали мурашки. -- Его никто не заставлял бросать  меня!..  А
теперь он не достанется ей тоже. Как и мне.
     Он  всмотрелся,  отступил  на  шаг.  Страх и ярость начали
подниматься в его груди, он давил недостойные волхва чувства, а
когда она гордо задрала подбородок, вызывающе и дерзко, он  уже
знал, что это всего лишь, чтобы не выронить слезы.
     -- Зимородок!
     -- Сила  на  моей стороне, -- сказала она жестоко. -- Я не
поеду! А ты... убирайся, пока цел.
     Он стиснул зубы с такой  силой,  что  заломило  в  висках.
Глаза  застлало пеленой гнева. Как охотно все прибегают к силе,
даже вот такие нежные и хрупкие знают, что сила решает все!
     -- Сила решает не все, -- сказал он. -- Но если  признаешь
только  силу,  то  поедешь  со  мной,  даже  если мне для этого
придется разорить твой город! Поедешь, даже если смету  с  лица
земли весь этот край! Поедешь...
     Ее  глаза гордо блеснули, он уловил недоверие, но Колоксай
терзается от нечеловеческой боли, и  он,  сцепив  зубы,  сказал
Слово Огня и простер руку в сторону города.
     Слепящий  столб  вырвался из его ладони. Деревья с треском
вспыхнули, на землю медленно  падали  горящие  вершины.  Воздух
стал горячим, пропитался гарью и копотью. На внезапно возникшем
черном  просторе  торчали  обугленные  пни,  а в воздухе кружил
черный пепел. Далеко на том  краю  внезапно  возникшей  просеки
блеснуло  солнце  над полем, еще дальше оранжево блестели стены
города. Край вспыхнул, там поднялся столб черного дыма, и  даже
отсюда были видны багровые языки пламени.
     -- Я чуть промахнулся, -- проговорил он мстительно.
     Все  тело  вздрагивало, словно он не истощил силы в вихре,
а, напротив, вобрал в себя, и теперь его раздирает  накопленная
мощь.  Он  чувствовал  странную жажду рушить, ломать, крушить и
даже на миг пожалел, что  в  самом  деле  только  задел  выступ
городской стены, а не ударил в самую середину.
     Она  вскрикнула,  а  он  снова поднял руку, чуть сместил в
сторону, и она по его сузившимся нечеловечески  зеленым  глазам
поняла, что сейчас огненный таран пробьет стену леса и ворвется
в ее город...
     -- Нет! -- закричала она. -- Не смей!
     -- Я посмею, -- пообещал он.
     Губы   его   вздрагивали,  он  едва  удерживал  сладостное
чувство, с которым вымолвит прекрасное слово,  а  потом  огонь,
пламя   до   облаков,   крики  жалких  людишек,  треск  горящих
кровель...
     -- Я сделаю все, что хочешь, -- взмолилась она.
     -- Поедешь со мной, -- сказал он.
     -- Да-да, -- сказала  она  угасшим  голосом.  Судя  по  ее
глазам,   которые   воровато   отвела  в  сторону,  она  что-то
замыслила. -- Как скажешь!
     -- И вылечишь Колоксая!
     На этот раз она  запнулась,  даже  выпрямилась  гордо,  на
губах  явно вертелся отказ, но ее синие глаза встретились с его
безумным  взором,  в  которых  было  наслаждение  и  сладостное
предвкушение,  с  которым  уничтожит  целый  город. Она сказала
погасшим голосом:
     -- Я это сделаю.
     -- Тогда  летим,  --  велел  он.  И  добавил  в   приступе
внезапной  подозрительности:  --  Если  он  умрет, то, клянусь,
умрешь и ты.
     Ее взгляд стал гордым и высокомерным.
     -- Ты что-то медлишь.
     Олег выкрикнул Слово Вихря с такой яростью, что их  смело,
как  сухие  листья  сильным ветром. Деревья затрещали, верхушки
сламывало,  сорванные  ветки   понеслись   было   за   страшным
вихреворотом,  но,  обессилев,  упали на землю в сотне шагов от
леса.
     Вихрь трепал их в жестоких ладонях, рвал  одежду,  волосы.
Голова   трещала  от  свиста,  воя,  странного  треска,  словно
проламывались сквозь стены из сосулек.  Олег  слышал  в  свисте
вихря   стон.   Зимородок  закрыла  лицо  ладонями,  бледная  и
трепещущая. Олег усилием воли приглушил  боль  в  позвоночнике,
ухватил  девушку,  она  прижалась к нему как к толстому дереву,
губа закушена,  дрожит,  но  когда  свист  начал  стихать,  она
уперлась ему в грудь кулаками, отстранилась.
     -- Ты в самом деле чародей?
     -- А ты надеялась, что мы не успеем до захода солнца?
     -- Ты угадал, проклятый...
     Голос  ее  был тонок, тонул в реве вихря, Олег сделал вид,
что не слышит, напряженно всматривался, а когда  зеленые  пятна
сменились  оранжевыми,  повел  вихрь  вниз,  весь собранный как
перед прыжком с моста в холодную воду. Незримые руки щипали  за
волосы,  затем  рев  затих,  а  еще  через  мгновение  их пятки
ударились в рыхлый песок.
     Зимородок  от  неожиданности  присела,  но   мощная   рука
человека,  оказавшегося чародеем, не дала позорно завалиться на
спину, бессовестно задирая юбку на потеху множества  молодых  и
немолодых мужчин.
     Воины,  опомнившись  от  неожиданности,  подскочили с двух
сторон. Олег ощутил сильные, но дрожащие  руки,  с  облегчением
повис,   почти   теряя  сознание  от  нечеловеческой  слабости.
Зимородок хлопала глазами,  ошеломленная  внезапным  и  быстрым
перемещением  из  сурового  мрачного  леса  в  мир раскаленного
песка,  раскаленного  синего  неба,  горячего,  как  из   печи,
воздуха.
     Колоксай уже лежал на ложе, что вынесли для него на свежий
воздух. Возле изголовья немолодые воины, гремя железом, шуршали
приглушенными голосами. Воевода держал героя за руку, а Миш уже
исчезла,  словно  знала  о  прибытии  Зимородка.  Колоксай  был
настолько  желт,  нос  заострился,  глаза  ввалились  во-внутрь
черепа,  сухая  кожа  обтянула череп настолько туго, что Олег с
дрожью представил себе, какими будут кости этого человека...
     Зимородок вскрикнула. Олег не успел сжать пальцы, как  она
выдернула руку. Все видели, как золотоволосая девушка подбежала
к  ложу,  колени ее подломились, она рухнула на колени, головка
ее нежно опустилась на грудь героя, все еще широкую и  могучую,
хотя кости угрожали прорвать кожу и истончившиеся мышцы.
     Все  ждали, не решаясь сказать слово или сделать движение.
Зимородок  с  усилием  приподняла  голову,  руки  ее  все   еще
обхватывали грудь Колоксая.
     -- Это   не   яд,  --  проговорила  она,  щеки  ее  покрыл
смертельный холод, но в глазах была решимость.  --  Я  все  еще
надеялась... Но это в самом деле вода из мира мертвых!
     -- Но как...
     -- Она  где-то  могла пробиться на поверхность. Или кто-то
знал, где копать. Быстрее принесите березовой коры... лучше  со
столетней березы, лист папоротника и ветку омелы!
     Старенький лекарь пугливо потрогал Олега за локоть:
     -- Мне  чуется,  что  мы не успеваем... А солнце почему-то
двигается к закату быстрее, чем обычно.
     Слышно было, как заскрипели сотни доспехов. Воеводы, бояре
и дружинники поворачивались посмотреть на заходящее солнце. Оно
уже почти коснулось темного края земли.
     Зимородок бросила быстро:
     -- Ты прав, мудрый. Солнце вливает в него силы, потому  он
жив...   Но   когда  эти  лучи  прервутся,  длинные  руки  мира
мертвых... Но мы успеем.
     Воевода за их спинами прорычал:
     -- Черт... мы должны успеть!.. Такой воин, такой воин!.. А
кулаки, а плечи...

     Глава 41

     Воины  с  криками  бежали  обратно,   одни   несли   пучки
свежесодранной  бересты, как хорошо, что березы растут по всему
белому свету, другие прижимали к груди листья папоротника, Олег
успел смутно  подивиться,  где  нашли  в  пустыне,  а  двое,  с
поцарапанными  лицами,  примчались  и бросили к ногам Зимородка
ветки омелы.
     Всадники носились взад-вперед на конях, воздух  трещал  от
топота,  крика, всполошенных воплей. Омелы натаскали едва ли не
целый воз, а бересту таскали пока с  молодых  берез,  столетней
пока не отыскали.
     Вода в котле вскипела, но Зимородок велела толочь листья и
веточки в ступке. Губы Колоксая двигались, Зимородок опустилась
возле