,   от
которых  нередко  трещал  череп,  приучил  тело терпеть голод и
холод больше, чем даже  ко  всему  привычные  невры,  привыкшие
спать  как  на голых камнях, так и на снегу. Питался как убитой
птицей или зверьком, так и листьями, яйцами, благо чуть ли не в
каждом кусте по гнезду, ел жуков, кузнечиков, улиток  и  вообще
все, что ползало, летало, прыгало.
     За  время  тяжких  и  настойчивых  раздумий сумел овладеть
одним-единственным заклинанием: умел  зажигать  огонь,  который
удавалось  все  же  гасить, в отличие от того... Он зябко повел
плечами, вспомнив костер, что разжег по дури, даже бог погасить
не сумел. Хотя, правда, бог никудышный, только играет как  бог,
а костры тушит так же паршиво, как и возжигает...
     Теперь  перед  ним  почти  всегда  горел  костер. В бликах
метались призрачные красные тени, мчались всадники, горели дома
и посевы, падали сраженные люди... И так без конца, пока  пылал
огонь.  И  никогда  не удавалось узреть, как люди мирно пашут и
размножаются.
     Когда он в третий раз проснулся в ледяной воде,  а  сверху
уже  не  капало,  а  струились  ручейки мутной воды, несли сор,
перепрелые листья, он смутно ощутил раздражение и недовольство.
Все,  кто  желал  набраться  мудрости,  обязательно  уходили  в
дремучие  леса,  горы,  забирались  в  пустыни,  жили  в полном
одиночестве,  только  гады   и   звери   вокруг,   только   так
отыскивались  в  себе  мудрые мысли, когда никто не гавкает под
руку, не просит в долг, не уговаривает на попойку... но все  же
три  года  коту под хвост, а мудрого не придумано! Двадцать три
весны минуло со дня рождения, так и  до  тридцати  когда-нибудь
до-мчится,  а  это  позор  дожить  до  такой глубокой старости,
ничего не совершив...
     Он разделся  донага,  вымылся  в  лесном  ручье.  На  кучу
звериных  шкур оглянулся с сожалением, все-таки три года на них
спал и жил... а может,  и  больше,  чем  три,  но  когда  снова
напялил  на себя уже выполосканную волчовку, холодную и мокрую,
то пошел от своего гнезда, ни разу не оглянувшись.

     Под ногами чавкало, воздух был холодный и мокрый.  Деревья
двигались  навстречу серые, угрюмые, но затем земля пошла суше,
стволы посветлели,  Олег  начал  замечать  зелень,  впереди  на
звериную тропку впервые упал солнечный луч.
     Наконец    деревья    начали   медленно   и   торжественно
расступаться. В просветы между стволами блеснул яркий свет. Мир
открылся умытый, сверкающий,  уже  не  зеленый  сверху  донизу:
верхняя   половина   мира   из   темно-зеленой  превратилась  в
ярко-синюю,  а  серо-коричневая  нижняя  покрылась   изумрудной
зеленью.
     Далеко-далеко,  почти  на  самом  краю земли, блестели как
слитки золота оранжевые точки. Там  мир  пахарей,  землепашцев,
ибо  только  крыши,  крытые  свежей соломой, могут блестеть так
чисто и ярко. И хотя до молодой свежей соломы  еще  далеко,  но
народ  явно  старательный, если по весне перебрал солому, укрыл
крыши заново.
     Чуть тусклее блестят крыши теремов, их можно угадать тоже,
крыты дорогой гонтой.
     -- Что доброго в вечном ученичестве? -- сказал он вслух  и
понял,  что  оправдывается.  --  Когда-то  надо  остановиться и
начинать перестраивать мир... Иначе  пока  семь  раз  отмеришь,
другие  уже  отрежут! Уже двадцать три весны, а я ничего... Что
толку, если научусь всему годам к тридцати, а то  и  сорока?  В
той старости уже, может быть, и жить не захочется...
     На  пригорке  он  остановился  на миг, сдерживая учащенное
дыхание. Залитый ярким солнцем город блистал как выкованный  из
золота, весь оранжевый, новенький, свеженький. Стена из толстых
ошкуренных бревен, терема и простые дома сверкают очищенными от
серой  коры  стенами, даже крыши словно только вчера перестлали
новенькой гонтой, ровненькой и свежевыструганной.
     Город, сказал он себе с жадным  нетерпением.  Как  говорил
Гольш,  настоящая  мощь приходит из Леса, но в городах получает
остроту и блеск.  Он  до  сих  пор  знает  только,  как  трясти
земли... ну, еще пару простейших заклятий, почти бесполезных по
своей  чудовищной силе, зато не в состоянии сдвинуть перышко. В
городе же сотни умелых  колдунов,  могучих  и  умелых,  знающих
множество  сложных  заклятий,  против  таких  магов он сопливый
щенок. Эти колдуны даже в ученики  примут  не  сразу,  заставят
полгода  только  двор  подметать  да  воду  свиньям носить в их
свинское корыто...
     Ладно, и пол подметет, и свиней напоит, и все-все, что  от
слуги  и  помощника  требуется. Только бы начали учить! Учиться
будет жадно, взахлеб, пока из  ушей  не  брызнет,  а  глаза  не
выпучатся  как  у  рака,  да  и  тогда  будет учиться, учиться,
учиться!

     Город обнесен высокой стеной из могучих ство-лов. Даже  не
стеной,  а  частоколом.  Бревна  ставили  целиком, каждое в два
обхвата, одно к другому прижато плотно. Быстрый и  непостоянный
город! Дерево скоро сгниет, придется ставить заново, но если на
Востоке  все  навечно  из  добротного  камня,  жилище  иной раз
высекают  прямо  в  горе,  то   здесь   плотная   раковина   не
ограничивает  рост,  как не дает перловице вырасти в большого и
страшного зверя. Новый забор можно ставить намного дальше, если
город  растет,  но  легко  и  сузиться,   если   народу   вдруг
поменеет...
     Его   обогнали  двое  верховых,  сзади  послышался  скрип,
фыркнул конь. Догнала пустая телега, явно в город  за  товаром.
Возница жестом пригласил Олега подсесть, ноги беречь надо, Олег
развел руками и указал на небо, мол, звезды не велят.
     Возница  пожал  плечами,  на  лице  отразилось  презрение.
Молодой парняга с таким ростом и плечищами да на легкий харч  в
волхвы? Не по-мужски. Кнут свистнул в воздухе, лошадь понимающе
мотнула   головой   и  прибавила  шаг.  Плеть,  правда,  грозно
посвистев, опустилась обратно в телегу.  Лошадь  поняла,  ну  и
ладно.  А  этому с красной головой сама жизня будет хор-р-рошим
кнутом.
     Из раскрытых ворот текли запахи свежего хлеба, мятой кожи,
почему-то сильно пахло  рыбой,  словно  город  стоял  не  среди
лесов, а на берегу океана.
     Он  поперхнулся,  только  сейчас  заметив,  что  уже давно
глотает голодную слюну. За эти бесплодные годы ни  разу  не  ел
досыта,  отощал,  волчовка  как  на  пугале, кости торчат, одни
мослы, уже от ветра шатается. Хоть волосы  подрезал,  а  бороду
так и вовсе долой, теперь непривычно холодно...

     Створки  распахнутых  ворот  вросли  в землю. Олег перевел
дух. Благодатные края, если не запирают даже на  ночь!  Значит,
здесь   мудрость   произрастает  вольготно,  не  отвлекаясь  на
дурацкие воинские забавы.
     Двое стражей, толстые и красномордые,  лениво  взирали  на
проезжающие  подводы. Им под ноги сбрасывали по булыжнику. Олег
не успел приблизиться, как набежали добрые  молодцы  в  кожаных
передниках,   расхватали   камни.  Утащили  во  двор,  где  уже
слышались звонкие удары железа о камень.
     Мыта с него не запросили,  пеший.  Он  видел,  как  по  ту
сторону   ворот   с   десяток  дикарщиков  обтесывают  глыбы  в
булыжники, укладывают  взамен  сгнившей  бревенчатой  мостовой.
Телеги    объезжали   работающих   стороной,   возницы   ехидно
покрикивали, делали вид, что вот-вот  задавят  своими  смирными
конягами, а те послушно всхрапывали и прикидывались, что готовы
понестись вскачь...
     С  той  стороны через ворота выезжал на толстом коне такой
же толстый мужчина в кожаных доспехах, голова непокрыта, сапоги
сияют, смотреть больно. С презрением посмотрел на Олега,  зычно
гаркнул стражам:
     -- Почему пускаете всяких?
     Стражи  на  его  красное  лицо  взирали  без  страха. Один
отмахнулся:
     -- Да брось... Смотри, какой тощий! У него в одном кармане
блоха на аркане, в другом -- вошь на цепи.
     -- А вдруг лазутчик?
     -- Да ты погляди на него, -- возразил страж.
     Мужчина недовольно засопел. Конь под ним, воспользовавшись
остановкой,  чесался,  натужно  сопя,   всхрапывая,   а   когда
закончил,  вздохнул  так тяжело, словно перевез гору из Родоп в
Бескиды.
     -- Ну и что, если рыжий? -- возразил всадник.  --  Хотя  с
другой  стороны, какой дурень пошлет ры-жего, они ж заметные...
Эй, рыжий, ты чего в наш город?
     Олег ответил честно:
     -- Не знаю. А какой это город?
     Мужик отшатнулся, конь всхрапнул и чуть  присел,  принимая
тяжесть  на  круп.  Стражи  выпятили  глаза, один что-то сказал
вполголоса, другой ругнулся. А всадник  вдруг  икнул,  раздулся
еще  больше,  внезапно  запыхтел,  словно  вылезающее из квашни
тесто. Из широкой пасти внезапно вырвался раскатистый довольный
смех, больше похожий на конское ржание, дар богов людям. Пурпур
утренней  зари  играл  на  его  могучих  плечах,  переходил  на
широченную  грудь,  высвечивая  выпуклые  и  широкие, как щиты,
пластины, внезапно выхватывал ровные  валики  мускулов  живота,
выпуклые и крупные, как валуны.
     -- М-м-молод-д-д-дец, -- наконец выговорил он сквозь смех.
Утер слезы,  бросил  все так же весело: -- Ущучил так ущучил!..
Какой, мол, город... Видать,  тоже  поскитался  по  свету...  А
здесь, братец, знают только этот город и думают, что вот там за
околицей земля вовсе кончается!
     Он   проехал  мимо,  на  Олега  пахнуло  конским  запахом,
ароматом свежей кожи седла.  За  воротами  этот  бывалый  воин,
который  уже  знал,  что  на  земле помимо этого града есть еще
несколько, обернулся и помахал рукой:
     -- Ежели ты перешел лес и не заметил, то знай,  ты  уже  в
Артании!.. А этот город зовется Яблоневым.

     Олег  медленно  брел  по улице, держался под стенами, всем
уступал дорогу,  а  когда  встретил  на  завалинке  старика  на
солнышке,  дал  монетку,  чтобы тот рассказал страннику, что за
город, что за Артания, если раньше здесь была, как  он  слышал,
Гиперборея...
     Похоже,  дед  и  без монетки был рад слушателю, пусть даже
рыжему. Олег узнал, что однажды с небес могучие  боги  сбросили
на  землю чудесные золотую чашу, соху с упряжью и боевой топор.
От них шел такой яркий свет, что глаза слепило, как от  солнца,
а от жара загорались волосы.
     Небесные  вещи  отыскали  молодые  воины,  но долго стояли
кругом, не решаясь подъехать ближе, пока не прискакали  молодые
Арпо, Коло и Липо, совсем еще подростки, но силой превосходящие
взрослых мужей. Первым попытался ухватить золотые вещи Арпо, но
небесные  дары  сожгли ему кожу на ладонях, и он тут же выронил
на землю. Вторым  попытался  взять  Липо,  однако  вскрикнул  и
отдернул  пальцы.  И  все  услышали  шипение  и  почуяли  запах
паленого мяса.
     Тогда младший брат, Коло, не слезая  с  коня,  нагнулся  и
легко подхватил с земли дары богов. В его руках они светили так
же  ярко,  но  глаз  не  жгли,  и  восхищенные  всадники издали
восторженный клич. Коло  вскинул  над  головой  чашу,  топор  и
золотую  соху, и все поняли значение небесных знаков и признали
его самым великим героем и избранником небес.
     Героям, как  известно,  дома  не  сидится.  Братья  вскоре
разъехались,  с  каждым  пошли  его друзья и сторонники. Так на
земле Гипербореи образовалось три  царства:  Куявия,  Славия  и
Артания,  а  братья  получили к именам приставки "ксай", что на
языке гипербореев значит "царь".
     Олег озадаченно качал головой. То ли герои растут быстрее,
чем поднимается тесто на дрожжах, то ли в самом  деле  чересчур
долго просидел в лесу, пытаясь познать мир.
     -- Спасибо,  -- поблагодарил он. -- Теперь я знаю, в каком
я мире.
     Старик подслеповато щурился:
     -- Ты, зрю, совсем молод, а со старшими так вежественно...
Откель такой?
     Олег уклонился от ответа:
     -- Мудрость знает, что не важно  откель,  важнее  --  куда
идем.
     -- Да-да,  --  поспешно  согласился  старик, -- откель все
мы... гм... известно, даже известно, куда придем в самом  конце
пути... но вот куда сходим по дороге... Подвигов ищешь?
     -- Ни  в  коем случае, -- испугался Олег. -- Мудрости ищу.
Мне бы мудреца настоящего найти, поучиться!
     Старец в удивлении раскрыл беззубый рот:
     -- Ну учудил... Ты ж, наверное, один такой на  всем  белом
свете!
     -- Почему?
     -- А всяк жалуется то на нехватку денег, то на плохой меч,
то на  слабого  коня, даже на собствен-ную лень... но никто еще
не  жаловался  на  нехватку  мозгов!  А  вон  и   худу-у-ущщий,
голодный, тощщий...
     Олег сказал смиренно:
     -- Тогда я -- первый. Мозгов мне как раз и не хватает.
     Старик  еще  раз  смерил  его  задумчивым  взором, перевел
взгляд на улицу, что все больше заполнялась народом:
     -- Гм... Значит, ищешь мудреца?
     -- Да.
     -- Вот он, -- сказал старик внезапно.  Его  корявый  палец
указал  в  глубь  улицы,  откуда  двигалась телега, две женщины
торопливо несли корзину с бельем, а  посреди  шел  крепкоплечий
мужик  с короткой черной бородой. Позади трое носильщиков несли
вязанки хвороста.
     -- Кто из них?
     -- Вот тот, с топором за поясом.
     Короткий топорик за поясом был только у  чернобородого,  и
Олег  окинул  его  оценивающим взглядом. Мудрец крепко сбит, со
зверской  рожей,  кулаки   как   у   великана,   грудь   словно
сорокаведерная бочка.
     -- А что же он сказал мудрого?
     -- Сказать   что,  сказать  каждый  горазд.  Особенно  про
себя... Но мудрость без дела мертва. А он, когда застал жену  с
другим  мужиком,  тому  дал  по роже, а жене свернул шею. Когда
спросили, почему не наоборот, он ответил: проще убрать причину,
чем пару раз в неделю убивать по мужику.
     Старик  хохотнул,  но  Олег  на  какое-то  время  впал   в
раздумье. Волхв должен уметь учиться везде и на всем, впитывать
знания, как мох воду, и сейчас, похоже, тоже что-то как таракан
заползло в сосудик мудрости.
     -- Нет,  -- сказал он сожалеюще. -- Конечно, это мудрец...
Но мне нужен мудрец не житейский, а... черт, слова-то такого не
знаю!
     -- Волхв?
     -- Да, -- согласился Олег  через  силу,  --  но  волхв  не
огнищанин  или  чревогадатель,  а волхв ищущий... Нет, лучше --
нашедший! Который не при храме, а  в  искании  истины.  Знающий
могучие заклятия.
     Старик   умолк,  посматривал  на  Олега  с  осторожностью.
Пожевал дряблыми губами,  надолго  задумался.  Олег  уже  начал
отступать,  пусть  спит,  но  старик  сказал вдруг, не поднимая
головы:
     -- Там  в  середке...  сразу  за   княжеским   теремом   и
конюшнями... башня. Высокая, ее всяк зрит издали.
     -- Заметил,   --  ответил  Олег  быстро.  Сердце  радостно
дрогнуло. Почти всякий колдун возводит для себя башню.  Да  еще
как можно выше. -- Там ваш городской колдун?
     -- А  кто  ж  еще  полезет  на  башню,  как кот на дерево?
Простому человеку звезды ни к чему.
     -- Да-да, -- согласился Олег счастливо.  --  Зачем  звезды
коровнику? Да и огороду ни к чему...
     Старик  подслеповато  смотрел  вслед рослому парню, такому
вежественному  и  уважительному.  И  понимающему,  что   звезды
звездами, а жизня жизнию.

     Глава 3

     Как  хорошо,  думал  Олег.  Забывшись,  шел посреди улицы.
Только из леса, как сразу тебе колдун по дороге!  А  у  другого
проще  научиться  на  готовеньком, чем постигать самому. Да что
там постигать, надо ж сперва найти то, что постигать...
     Он  вздрогнул,  совсем  рядом  застучали  копыта,  пахнуло
крепким  конским  потом, а над головой прогремела грубая брань.
Крепкий мужик в кожаных доспехах, но с голыми руками  до  плеч,
уверенно  и  надменно  сидел  на  коне.  Крупные глаза навыкате
смотрели люто.
     -- Что за невежа прет посреди улицы?
     -- А что за невежа бранится? -- ответил Олег  раньше,  чем
сдержал себя, мудрый в уличные ссоры не ввязывается.
     Мужик  развернул  к  нему  коня.  Широкая,  как  таз, рожа
перекосилась в безмерном удивлении.
     -- Кто это там внизу такой храбрый?
     -- Слезай с коня, -- пригласил Олег, -- узнаешь.
     Мужик уже сделал движение спрыгнуть на землю, но  вдруг  в
глазах  появилось  задумчивое  выражение.  Взгляд снова и снова
пробежал по  костлявым,  но  все  равно  широким  плечам  этого
изможденного  парня  в  звериной  шкуре,  жилистой  шее, оценил
спокойствие, за которым что-то кроется.
     -- Да пошел ты, -- ответил он с  натужным  презрением.  --
Стану я руки марать о такой шкилет!
     Конь  попятился,  Олег  пожал плечами и пошел дальше, а за
спиной был удаляющийся дробный перестук копыт.  Вдоль  домов  в
землю  втоптаны  широкие  доски,  явно весной здесь непролазная
грязь, сейчас от жары их покоробило, концы пытались стукнуть по
ногам, чтобы на потеху другим доскам  разиня  грохнулся  мордой
оземь.
     Стук  копыт  еще не затих, а ближайшая калитка отворилась.
Выглянул щуплый  мужичишка,  опасливо  огляделся  по  сторонам,
сказал Олегу с восхищенным осуждением:
     -- Больно смел, паря... Это ж сам Твердяк!
     -- Мне он твердым не показался, -- обронил Олег. -- А что?
     Мужичонка снова опасливо огляделся, сказал тихо:
     -- Кто бы ты ни был, в недоброе время ты сюда забрел.
     -- Знакомо, -- ответил Олег.
     -- Что?
     -- Куда  бы я ни забрел, везде время недоброе. Может быть,
так везде?
     Тот сказал обидчиво:
     -- Смотри, мое дело предупредить. Уже за это у  Ящера  мне
зачтется.
     -- За такую малость?
     Тот ухмыльнулся горько:
     -- Всяк  норовит  боднуть,  лягнуть, грызануть, а я доброе
слово сказал! Уже будто нездешний.
     -- Тогда в самом деле зачтется, -- согласился Олег.
     Улица тянулась ровная, словно строили не как кто хочет,  а
по  уговору с соседями. А то и вовсе князь или городской голова
следит за порядком. Башня  медленно  вырастала,  на  три-четыре
поверха выше княжеского терема, как только тот терпит, на самом
верху   огорожено   деревянным   заборчиком,   чтобы  ночью  не
свалиться, все колдуны по ночам разгадывают звезды...
     Он вышел на площадь, от  нее  во  все  стороны  улочки,  а
посреди  столб  из  бревна  в три обхвата, золотая шапка, грубо
вытесанное злое лицо, тяжелая нижняя челюсть, глаза  неведомого
бога взглянули остро и подозрительно.
     Олег  на  всякий случай поклонился, вежественным надо быть
не только со старшими, но на жертвенный  камень  внизу  бросать
ничего не стал, прошел мимо, огибая княжеский терем.
     У ворот двое гридней дрались на кольях. Вокруг собралось с
десяток  зевак,  подбадривали,  вскрикивали  при каждом удачном
ударе, а оба парня, молодые и налитые  здоровой  нерастраченной
силой,  бились  остервенело,  люто,  рычали  и хекали, у одного
рубаха сползла с плеча,  открыв  широкую  кровавую  ссадину,  у
другого левая половинка головы была в крови, а ухо распухло.
     Олега  почти  не  заметили,  только  одна  молодая женщина
окинула его оценивающим взором:
     -- Ого, какая стать. Из каких голодных краев?
     -- Из леса, вестимо, -- ответил Олег.
     Она ухватила его за руку:
     -- Погоди! Чего ты ищешь? Может быть, я смогу помочь?
     -- Вряд ли, -- ответил Олег мирно.
     Вокруг взревели, второй нанес еще один мощный удар,  плечо
вовсе  залило  кровью,  а  на  острие  кола  за-трепыхался клок
рубашки. Женщина не отрывала взгляда от странного незнакомца.
     -- Что могут искать, выйдя из леса?  Разве  что  любовь...
Тогда ты пришел в нужное место.
     Олег осторожно высвободил руку:
     -- Любовь одна, а подделок под нее -- тысячи. Такую любовь
я могу купить за полгривны в любой корчме.
     За спиной остались вопли, брань, стук дерева по деревянным
головам.  Потом  закричали предостерегающе и возмущенно, кто-то
из гридней явно попытался ухватить сложенное  у  ворот  оружие:
драться надо честно.
     С  этой  стороны  улочка  оказалась перегорожена стеной из
бревен в два ряда. Из башенок сюда можно метать камни и стрелы,
тупичок явно для засады, и Олег,  потоптавшись  раздосадованно,
потащился  обратно. Дурак, не сообразил сразу, что если к князю
следует подходить только спереди, к  волхву  --  справа,  то  к
колдуну  надо  заходить  обязательно  с