лева.  Исключение только
женщины, их надо бояться со всех сторон.
     Когда снова подошел к  вратам,  толпа  стояла  молчаливая,
угрюмая.  Один  из  гридней  лежал на земле, кровь хлестала изо
рта. Второй стоял перед ним на коленях. Олег услышал  умоляющий
голос:
     -- Братан,   не   помирай!..  Только  не  помирай!..  Я  ж
нечаянно...
     Лицо раненого быстро бледнело, нос уже  заострился.  Синие
губы прошептали:
     -- Только  не  говори...  родителям, что я... умер. Скажи,
что в дальней заморской земле женился...
     Брат ахнул:
     -- Но они потребуют правду! А врать нехорошо...
     -- Скажи, что взял в жены  лучшую  из  лучших...  что  она
горда и красива, богата и пышна... что ни перед кем не склоняет
головы...  ни  перед  каганами,  ни  перед царями... Это и есть
правда...
     Олег не был  Таргитаем,  но  и  он  понял,  что  умирающий
говорил  о  земле,  которую  одни  называют  матерью, другие --
невестой, третьи --  сестрой,  кто-то  может  придумать  и  еще
что-то,  и все будет правдой. Надо будет поразмыслить над этим,
что-то в этом есть важное, тайное, скрытое, что может дать ключ
к разным доселе недоступным заклятиям.

     С этой стороны к  башне  вела  дорожка  прямая,  но  очень
узкая,  двум  всадникам не разъехаться. Забор по обе стороны из
толстых кольев, кое-где  чувствуются  с  той  стороны  ступени,
из-за  зубьев  можно  по  головам тех, кто незвано устремится к
башне.
     "Не так уж тут и мирно", --  подумал  он.  Сама  башня  из
толстых дубовых бревен, небольшая дверь в таких широких полосах
металла, что и дерева не видать. То ли колдун не слишком силен,
то  ли  не желает отвлекаться на защиту жилища волшбой, во всем
положился на князя да на запоры...
     Он насторожился, ибо из башни вышли трое уверенных в  себе
молодых  мужиков,  нагловатых, как бывают наглыми холопы только
сильных хозяев, которые ни перед кем не гнутся.
     Все трое шли плечо в плечо, Олег  прижался  к  забору,  но
один,  самый  низкорослый,  но  толстый, как молодой бычок, все
равно притер к кольям, а потом еще и оглянулся:
     -- Ах, ты еще и пихаться?
     -- Ребята, -- сказал  Олег  тоскливо,  --  у  вас  впереди
корчма,  там и погуляете. И подеретесь всласть. Мне не до того.
Пустите...
     Двое  уже  прошли,  нетерпеливо  оглядывались,   а   этот,
которому  покуражиться  было  невтерпеж,  до  корчмы еще дойти,
заорал ликующе:
     -- Ах  ты  ж  морда  неумытая!..  Лось  рогатый!..   Кабан
худосочный!.. А ну, снимай свое тряпье!
     Олег спросил тихо:
     -- И что ты с ним будешь делать? Наденешь?
     -- Ах, -- вскрикнул мужик радостно, -- он еще и дразнится!
Ты дальше пойдешь голым, вот что!
     Он  выхватил  из-за  пазухи  длинный нож, которым на кухне
обычно разделывают рыбу. Движение было быстрым, привычным, даже
пригнулся так и развел руки слаженно и ловко, явно уже  не  раз
пугал прохожих.
     Двое  других нетерпеливо ждали. Олег со злостью смотрел на
нож в его руке. Из  глубин  груди  поднималась  тяжелая  черная
злость.  Мужика понять можно: всяк недолюбливает того, кто выше
ростом, шире в плечах, а когда можно побить такого, то потом  и
лебеда  покажется  сладким мясом, и все болезни пройдут, и даже
горбатая спина выпрямится.
     Олег все это понимал, но и ему не сто лет,  когда  понять,
значит  -- простить, сам говорил его учитель Боромир, он сам не
узнал свой голос, тяжелый и полный ненависти:
     -- У тебя в руке нож... Ты можешь им ранить.
     Тот захохотал:
     -- Ты прав. Еще как ранить! И я это собираюсь сделать.
     Олег  сказал  сдавленно,  глаза  его  не   отрывались   от
блестящего лезвия:
     -- Кто  собирается  ранить  другого,  должен  быть готов к
тому, что ему сломают руку с ножом. Ты готов?
     Мужик оскалил зубы:
     -- Ах, ты еще шуточки умеешь? Попробуй сломай.
     -- Скажем, -- проговорил Олег медленно, --  сломаю...  Да,
сломаю...
     Блеснуло  лезвие.  Холоп  был  быстр, очень быстр. Если бы
Олег родился не в лесу, а в этом городе, то нож бы вонзился под
левое ребро, а длинное узкое лезвие вошло бы в сердце.
     Его пальцы перехватили запястье. Он с наслаждением услышал
хруст костей. Сдавил без нужды  еще,  чувствуя,  как  в  ладонь
брызнуло  мокрым  и  горячим, перехватил другой рукой, заломил.
Холоп выгнулся с криком, побелел, привстал на  цыпочки.  Пальцы
бессильно  разжались,  нож  выпал  и  звонко ударился о твердую
землю.
     -- Поздно, -- процедил Олег с торжеством. -- Поздно!
     Кость затрещала, острые обломки прорвали белую плоть, края
высунулись, быстро наполняясь кровью. Молодой холоп закричал от
боли и ужаса, никто никогда не видел,  чтобы  руку  ломали  так
холодно и спокойно.
     Олег  перехватил  чуть  выше,  снова треск, кровь брызнула
тонкими струйками, а когда отпустил, холоп, шатаясь, попятился,
держа  сломанную  руку  на  весу,  подвывая  от  ужаса.   Кровь
хлестала,  чвиркала  тонкими  струйками.  На  земле  оставались
кривые красные, быстро темнеющие полоски.
     Мужики, что было  бросились  на  помощь,  замерли,  словно
налетели  с  разбегу  на незримую стену. Олег оскалил зубы, оба
тут же попятились. Лица их стали белее мела. "Черт,  что  же  у
меня  с лицом", -- успел подумать он, стараясь погасить нелепую
и стыдную для мудреца ярость.
     -- Как хорошо, -- сказал он сквозь стиснутые зубы, --  что
вы не такие... Или такие?
     У  одного  стучали  зубы  так,  что слышно и за забором, а
второй пролепетал жалко:
     -- Нет-нет, не такие!.. Мы две  недели  без  отдыха...  не
разгибая спин... без бражки и баб... вот хозяин отпустил...
     -- И я отпускаю, -- ответил Олег.
     Он  отвернулся,  постучал  в массивную дверь. Слышно было,
как  искалеченного  подхватили,  бегом  не  то  унесли,  не  то
уволокли.   Крики   и   причитания   удалились   и  стихли.  Он
прислушался,  постучал  снова.   Когда   не   ответили,   начал
настойчиво  колотить  ногой.  Звуки  были глухие, тут же гасли,
тонули в толстых бревнах.
     Он чувствовал, как, все еще не остыв  от  нелепой  стычки,
снова  начинает злиться. Должны бы заметить, иначе как приходят
зеленщики, молочники? В такой башне  колдун  не  один!  Он  уже
ругался  в  голос,  когда,  наконец,  с той стороны послышались
размеренные шаги. Кто-то неспешно топал  подкованными  сапогами
по каменным плитам.
     С  той стороны двери прорычал такой грубый голос, что Олег
сразу как наяву увидел поперек себя шире мордоворота, в кожаной
шапке, кожаных доспехах и в портках из толстой бычьей кожи:
     -- Кто там?
     -- Странник, -- ответил Олег смиренно.
     -- Пшел вон.
     Слышны были удаляющиеся  шаги.  Олег  постучал  снова.  Не
ответили,  он  стал  бить  кулаком,  а  потом уже ногами. Дверь
затряслась,   металлические   скобы   жалобно   звенели.    Она
прогнулась,  толстые  шляпки  начали  выдвигаться, словно грибы
после теплого дождика. Наконец снова  послышались  неторопливые
шаги  очень  уверенного  человека. Тот же грубый голос проревел
раздраженно:
     -- Кто там колотится?
     -- Странник --  ответил  Олег,  --  я  хочу  пообщаться  с
хозяином.
     За  дверью  рык  стал  громче,  грубый  голос  проревел со
злобой:
     -- Погоди, сейчас открою. Сам пообщаюсь...
     Звонко звякнули запоры, настоящий металл,  потом  загремел
второй  засов.  Дверь  со  скрипом  пошла в сторону. За порогом
стоял грузный мужик. Голова вросла в широкие плечи,  грудь  как
дубовая  колода, живот ниже колен. Свинячьи глазки вытаращились
на исхудавшего молодого парня с голодными печальными глазами.
     -- Ты еще здесь?
     -- Ты вышел пообщаться, -- напомнил Олег.  --  Общайся,  а
затем я хотел бы с хозяином...
     Мужик  взревел,  схватил наглеца за края волчовки. Олег не
двигался,  мускулистая  рука  напряглась.  Мужик  покраснел  от
натуги, затем кулак левой руки метнулся в лицо Олега.
     -- Это ты зря, -- сказал Олег.
     Он качнулся вбок, а его правый кулак погрузился в огромный
живот  так  глубоко,  что  зашиб  костяшки о позвоночник. Мужик
тяжелой грудой рухнул под ноги. Олег с натугой поднял, поставил
на ноги, дал пинка. Мужик кубарем  влетел  в  полутемные  сени.
Олег захлопнул за собой дверь:
     -- Где хозяин?
     Опозоренный  страж,  распростертый  на  полу  в луже своих
кровавых соплей, прошепелявил разбитым ртом:
     -- Я... счас... счас, господин... позову...
     -- Лежи, -- разрешил Олег. -- Я сам найду.
     Переступив через  копошащееся,  он  замедленно  вступил  в
сени, роскошные, увешанные коврами и головами убитых зверей. Не
давая глазам привыкнуть, толкнул единственную дверь.
     Дальше было огромное круглое помещение, а в самой середине
ввысь  уходил  гладко отесанный столб, а вокруг вилась лестница
без перил, шириной всего в сажень. Олег видел только нижних три
кольца, а сколько еще, чтобы добраться до вершины...

     Он еще стоял, задрав голову, когда из полумрака  выступили
двое  рослых  мужчин.  Один  еще  что-то  жевал, на мокрых усах
блестели капли бараньего жира. Оба одновременно ухватили его за
плечи, но Олег тряхнул, а когда руки  потянулись  снова,  ткнул
одного кулаком, а другого локтем.
     Он  за  спиной слышал сиплое дыхание одного, второй еще не
мог набрать в грудь воздуха, ползал, пытаясь встать хотя бы  на
колени.  Впереди  приближался  этот  чудовищный  столб с жуткой
лестницей-змеей, покачивался из стороны в сторону, а когда Олег
почувствовал под подошвой сапога первую ступеньку, ощутил,  как
по ней сползают странные запахи и ароматы диковинных трав.
     Только  теперь  различил,  что в темной половине помещения
стоит сизый туман, в нем плавают плотные струи дыма. В  глубине
двигаются полуголые фигуры, а когда всмотрелся, глаза различили
троих  мужчин,  что  мерно  тыкали  медными пестиками в широких
ступах.
     Все трое раскрыли рты. Олег спросил вежливо:
     -- Хозяин наверху?
     Двое смотрели все так же вытаращив  глаза  и  с  отвисшими
челюстями, а третий проговорил неверным голосом:
     -- Раз  уж  как-то  сумел  сюда  войти... то хозяин там...
наблюдает полет птиц. А если сейчас ночь, то звезды.
     -- Еще не ночь, -- ответил Олег, -- но у меня уже в глазах
темно.
     Ступенька затрещала под его сапогом. Поколебавшись, сделал
шаг, потом  еще,  постоял,  стараясь  не  смотреть  вниз,  хотя
поднялся  в  самом деле пока что на высоту сапога. Судя по этим
деревяшкам, колдун мал и сух, но  колдунам  могучие  горы  мышц
вроде бы ни к чему.
     Ступеньки  слегка поскрипывали, негромко, и в другое время
Олег бы  сказал,  что  по-домашнему.  На  полдороге  он  ощутил
сильнейшее  желание вернуться, даже замедлил шаг, стало стыдно,
что вломился грубо, Мраку  под  стать,  но  Мрак  в  волхвы  не
ломится.  В то же время мир настолько погряз в дерьме, что надо
перестраивать  его  немедля,  даже  волхву  можно   немножко...
грубовато,  мир  таков,  и  он  заставил  ноги  переступать  со
ступеньки на ступеньку.
     Винтовая лестница  вела  все  выше,  он  уж  начал  смутно
удивляться,  как  же далеко забрался колдун, если с улицы башня
не  выше  пятого  поверха.  Наконец  за   следующим   поворотом
показался потолок, что перекрыл дорогу, а ступеньки упирались в
медную  ляду.  Блеск  показался  Олегу  зловещим, он даже глаза
прищурил. Острые лучики от  крупных  камней,  вряд  ли  ценных,
кололи глазные яблоки под опущенными веками.
     Нахмурившись, он быстро одолел последние ступеньки. Крышка
лежала  в  пазах плотно. Он постучал, выждал, постучал снова, а
затем пригнулся и ударил плечом. Медная плита загудела,  словно
в  огромный  медный котел ударили тараном. В ушах зазвенело, он
скривился, хотел ударить снова, но ляда откинулась в сторону  с
неприличной поспешностью корзиночной крышки.
     Олег как можно быстрее выпрыгнул наверх, а тяжелая медь со
зловещим  лязгом  грохнулась на место. Незримые руки с грохотом
задвинули широкий металлический засов в толстые скобы.

     Глава 4

     Перед  ним  в  странном  полумраке  расстилалась   широкая
круглая  комната. Зато из зарешеченных окон свет бил ослепляюще
яркий, словно солнце находилось сразу со всех  сторон  башни...
только  лучи почему-то гасли, странно обрываясь на уровне окон,
словно неведомая сила обрезала их,  как  острым  ножом  ссекают
золотые пшеничные колосья.
     Посреди   комнаты  громадился  широкий  приземистый  стол,
зеленоватый, словно  вырезанный  из  малахита.  По  ту  сторону
стоял,  опершись  кулаками  о столешницу, высокий худой старик.
Волосы его пылали огнем, а когда открыл рот,  оттуда  вырвались
красные языки пламени:
     -- Кто ты, вторгшийся в мой дом?
     На Олега пахнуло жаром. Воздух быстро пропитывался запахом
горелой  шерсти.  Фигура  хозяина стала крупнее, красные полосы
забегали по всему телу, расцветили  халат  и  волосы,  что  уже
встали дыбом. Глубокие старческие морщины стали резче.
     Олег поклонился, чувствуя вину, сказал покаянно:
     -- Прости, но твои слуги...
     -- Где они? Почему впустили?
     -- Они  не  хотели  впускать,  --  ответил  Олег, чувствуя
необходимость защитить несчастных от хозяйского  гнева.  --  Но
останавливали.
     Его  зеленые  глаза  смотрели  кротко,  но он не мигал, не
пятился,  и  красные  языки   пламени   медленно   исчезли,   а
вздыбленные  волосы колдуна легли на место. По ту сторону стоял
совсем не такой гигант, каким  показался  в  первый  миг.  Лицо
желтое,  болезненное,  морщины  настолько  глубокие, что дна не
видать, беззубый рот собрался в жемок, как у старухи.
     -- Останавливали? -- переспросил он с недоверием. -- Гм...
Что нужно доблестному воину в моем скромном доме?
     Олег поклонился еще ниже:
     -- Прости еще раз, но я не воин.
     Глаза колдуна расширились, даже выдвинулись из пещер.
     -- А кто же?
     -- Волхв, -- ответил Олег тихо. -- Ищу Истину.
     Колдун  отшатнулся.  Брови   взлетели   вверх,   а   глаза
выдвинулись, как у рака.
     -- Не воин? С такими кулаками?
     Олег  посмотрел  на  свои  огромные  ладони, сжал и разжал
пальцы. Красный свет заката играл на его исхудавших плечах,  но
все  еще круглых, как обкатанные морской волной валуны. Красные
волосы закрывали шею, уже не толстую, как ствол дуба, а  словно
бы  сплетенную  из толстых жил, а сам он явно выглядит одним из
тех  дураков,  что  с  мечом  в   руке   ищут   Змеев,   клады,
супротивников.
     -- Этими руками я столько собрал трав...
     Даже  голос  был  сильный, способный перекрывать шум битв,
ржание обезумевших коней, крики раненых, стоны и  ругань,  лязг
железа.  Колдун  с  изумлением оглядел его могучую фигуру. Этот
человек явно рожден не в роскошной палате, спал не на подушках,
а из тяжестей поднимал и побольше ложки.
     -- Если ты не воин, -- сказал он с сомнением, -- то  я  не
понимаю...   разве   что   какие-то  скрытые  болезни?  Ты  чем
страдаешь? Падучей? Корчами?
     -- Поисками истины, -- ответил Олег печально. -- Я  пришел
как  младший  к  старшему,  который  поймет,  приютит, поможет,
научит, покажет. У меня есть дар к волшбе, как у  одного  моего
друга дар к пению, у другого -- драться... Но я хочу, чтобы шло
не  во  вред,  я  хочу  служить людям, а не хапать себе, я хочу
понять мир быстро и сразу, а не тратить на это всю жизнь!
     Колдун пристально посмотрел в суровое лицо  красноволосого
незнакомца.  Да,  он  угадал:  это  воин.  Только замахнулся на
большее, чем махание мечом и захватывание царств и  королевств.
На гораздо большее...
     -- Я  не  понимаю,  как  ты  сумел  пройти,  --  сказал он
наконец, --  но  раз  уж  прошел...  будь  гостем.  Меня  зовут
Россоха, я здешний волхв. Но не на службе, вольный. А кто ты?
     -- Тоже  волхв, -- ответил Олег. -- И тоже вольный, только
мало что умеющий. Зовут  меня  Олегом,  я  простой  человек  из
дикого дремучего Леса...
     Колдун со странным именем Россоха повел сухой рукой:
     -- Садись, расскажи о себе.
     Олег  не  успел  шелохнуться, как посреди помещения возник
стол, шелестнула, расстилаясь, белая  скатерть,  тихо  звякнула
серебряная  ваза  с  роскошными  цветами,  высокая  и гордая, а
рядом, как ее  подданные,  встали  широкие  блюда,  наполненные
такими  горками фруктов, что спелые сочные груши скатывались на
скатерть.
     Два широких кресла возникли у стола, Олег  осторожно  сел,
сперва  на  всякий  случай  попробовав  его на крепость. Колдун
опустился напротив. Глаза смеялись, этот воин,  жаждущий  стать
магом,  явно  не  знает  даже  начал,  ибо  всяк  сперва учится
добывать колдовством себе пищу, затем одежду, а уж потом учится
более отстраненному от первых потребностей.
     -- Богато, -- сказал Олег тоскливо, -- но что в богатстве?
За деньги друзей не купишь.
     -- Друзей не купишь, -- согласился колдун с таким странным
именем, -- зато врагов можно выбрать поприличнее.
     Это было что-то новое, Олег  сделал  зарубку  в  памяти  о
некоторой пользе богатства.

     Он  не  знал,  почему  подробно рассказал о жизни в Лесу и
совсем пропустил это страшное лето, когда каганат, маги и  даже
боги...  Показалось  диким,  что удалось столько пройти и такое
свершить, кто поверит, засмеют, не бить же всех  по  головам...
Теперь самому уже не кажутся дикими злые слова Мрака, что умные
да  мудрые  сопят  на печи, а миром шевелят совсем другие люди!
Беспокойные, скажем так. И не обязательно наделенные  умом  или
совестью.
     -- Я  не хочу, чтобы миром двигали, -- сказал он медленно,
-- те люди, которые им движут сейчас...
     -- Ого! А что ты хочешь?
     -- Чтобы миром двигали мудрые.
     Колдун долго выбирал грушу, хотя все  и  так  желтые,  как
липовый  мед,  налитые  соком,  просвечивают, можно пересчитать
зерна. Надкусил, сок брызнул широкими струями, но испарился, не
коснувшись ни пола, ни одежды.
     Олег, не дождавшись ответа, медленно брал груши,  подносил
к губам, они исчезали во рту, оставляя озера сладкого душистого
сока,  мягкую  кожицу  и  несколько зерен, брал вторую, третью,
чувствовал, что может опустошить весь стол, зачарованный  такой
роскошью.
     В  помещении  была  странная  прохлада  и  полумрак, пахло
травами, березовым соком. Яркое солнце,  что  стояло  прямо  за
окнами со всех сторон, все еще не слепило, Олег чувствовал, как
истощавшее тело начинает наполняться как жизненными соками, так
и чем-то иным, едва ощутимым, словно черпает силы прямо из этой
блистающей бездны.
     -- Ты  странный отрок, -- сказал наконец старик. -- Годами
юн, но говоришь как умудренный жизнью муж, много  повидавший  и
много  испытавший...  Да,  миром  правят не те, кто мудр, а кто
силен и дерзок. Но нет на  свете  такой  магии,  чтобы  мудрого
сделать сильным и дерзким.
     В голосе Олега впервые прорвалось жадное нетерпение:
     -- Научи меня тому, что знаешь!
     Колдун  неспешно  доел  грушу,  но  Олег  видел,  что мозг
старика работает быстрее, чем его неспешные челюсти.
     -- Учить можно любого, -- ответил колдун медленно.  --  Но
годы  пройдут,  прежде  чем  научится сдвигать хотя бы щепочку.
Лучше учить того,  кто  предрасположен...  в  ком  есть  дар  к
волшбе, как у другого -- к пению.
     Олег сказал горячо:
     -- У меня это есть! Я только не знаю, как им пользоваться.
     Россоха  встал,  жестом пригласил юного героя, пожелавшего
стать волхвом, идти за ним. В правом  углу  хмуро  поблескивало
зеркало из толстого металла, серого и угрюмого, словно отлитого
из меди, олова и свинца.
     Колдун  подвигал  губами, напрягся так, что вздулись синие
жилы на висках, вскинул руки,  по  комнате  пронесся  неслышный
вихрь.  Олег  чувствовал, как зашевелились его волосы, внезапно
появилось ощущение, что кто-то стоит за спиной.
     -- Взгляни вот  в  это  зеркало...  --  проговорил  колдун
напряженным голосом. -- Что зришь?
     К   удивлению   Олега,   теперь   в  полированном  металле
отражалась не противоположная стена, а далекие горы. Когда Олег
п