и мне!
     -- Как? -- буркнул Олег.
     -- Соедини нас!
     -- Как? -- повторил он.
     -- Не знаю, но ведь ты волхв? Я хочу, чтобы она стала моей
женой. Я согласен умереть в первую  же  ночь,  но  чтоб  успеть
взять  ее  за  руку, смотреть глаза в глаза, сказать все, что у
меня на сердце... А ты наконец-то отделаешься  от  меня.  Я  же
вижу, не спутник тебе, не защита, а только помеха.
     -- У нее четыре груди, -- сказал Олег безнадежно.
     -- Да, -- согласился Колоксай мечтательно.
     -- Лучше  бы остался у Минакиш, -- вздохнул Олег, -- у той
всего три.
     -- Нет, -- возразил Колоксай, -- ты ничего не понимаешь!
     -- Как не понять, -- пробормотал Олег. -- До четырех  и  я
считать умею. Эх, Колоксай...
     "Чего  я с ним нянчусь, -- сказал себе зло. -- Этот крепыш
с румянцем во всю щеку тоже урод: плод любви дурака  и  богини.
Только его уродство... или необычность где-то внутри..."
     -- Ты поможешь? Помоги, ты же волхв!
     -- Ладно,  Колоксай.  Ты решил, я отговаривать не стану. У
меня своя дорога, что мне до тебя?.. Издохнешь  так  издохнешь.
Здесь, где ни ступи, могила героя. Или просто меж кустов белеют
кости самых отважных и самых сильных...
     Что-то бормоча, он отполз, все так же неслышно растворился
среди  кустов.  Колоксай  за  нарочито  грубыми  словами уловил
нежность, которой этот красноволосый старается не дать дорогу.

     Глава 26

     Олег вернулся  вскоре,  обеими  руками  прижимал  к  груди
спелые  яблоки. Колоксай смотрел с надеждой и недоумением. Олег
хладнокровно выбрал самое спелое,  поднес  ко  рту,  захрустел.
Брызнуло  соком.  Душистый  запах потек по воздуху, над головой
закружилась пчела.
     -- На, -- сказал Олег, -- жрякай пока.
     -- Что ты задумал?
     -- Хитрость, -- ответил Олег. Подумав, добавил:  --  Можно
сказать  даже  совсем  гордо:  военная хитрость! Хотя вообще-то
обычная житейская подлость.
     Колоксай вонзил зубы в яблоко, но застыл, видя, как  волхв
брезгливо  отобрал  самое  невзрачное,  даже червивое, сосновой
иголкой накорябал на блестящем боку какие-то значки.
     -- Что это?
     -- Надеюсь, она грамотная, -- буркнул Олег. -- Хотя... гм,
царевна, им же ни к чему...  А  если  нет...  вон  как  ты,  то
придумаем что-то еще.
     -- Яблоко для нее?
     -- Да.
     Колоксай вскипел:
     -- Так почему выбрал такое?
     -- Так остальные ж съедим мы, -- удивился Олег. -- А этому
все равно пропадать.
     Колоксай  задохнулся  от  возмущения,  волхв же пригнулся,
долго всматривался, затем внезапно  широко  и  сильно  взмахнул
рукой.
     В  воздухе  шелестнуло,  словно  испуганная  птица ударила
крыльями, затем возник и  удалился  короткий  шум,  похожий  на
свист летящей стрелы с лебяжьим оперением. Девушки резвились на
берегу,  затем  ветки кустарника за их спинами дрогнули, дважды
качнулись и застыли.
     Колоксай затаил дыхание.  Из  кустов  по  траве  на  песок
выкатился  зеленый комок, обогнул ямку от ступни Миш, во второй
застрял. Видно было, как  служанка,  оборвав  смех,  уставилась
удивленными  глазами.  Миш  спросила  что-то,  ветерок  относил
слова, служанка пищала, тыча пальцем в яблоко.
     Миш снова что-то  сказала,  служанка  послушно  нагнулась,
Колоксай  видел,  как  вертит  яблоко, рассматривает. За спиной
Колоксая негромко выругался Олег. В голосе волхва были злость и
разочарование.
     Низко склонившись в  поклоне,  служанка  протянула  яблоко
госпоже.  Колоксай  слышал, как волхв непонятно чему вздохнул с
облегчением. Миш повертела яблоко в тонких длинных пальцах.  На
красивом  лице  мелькнуло  отвращение,  и  Колоксай  готов  был
прибить чересчур мудрого волхва за худшее из  яблок.  Затем  ее
брови удивленно взлетели, взгляд был прикован к яблоку.
     До затаившихся в кустах донесся льстивый голосок служанки:
     -- Что там написано, госпожа?
     Миш весело расхохоталась:
     -- Нацарапано  как  курица  лапой...  Но  разобрать можно.
Сейчас, погоди... Ага!.. Клянусь великим Родом и своей  честью,
что я выйду замуж за Колоксая... Гм, что бы это значило?
     В  синем чистом небе, где ни облачка, неожиданно прогремел
гром.  Только  одна  из  девушек  удивленно  вскинула   голову,
остальные непонимающе смотрели на свою царицу.
     Олег,  незаметно  подавшись  назад,  дал Колоксаю могучего
пинка. Огромный витязь,  проламывая  кусты,  как  могучий  тур,
вылетел  на  открытое  место. Девушки с визгом попятились, одна
вовсе спряталась за свою госпожу.
     Миш  гордо  вскинула  голову,  прекрасная  настолько,  что
Колоксаю  захотелось  разрыдаться  от  восторга, разорвать свою
грудь и бросить к ее ногам трепещущее любовью сердце.
     -- Кто ты, дерзкий?
     Она не смутилась своей наготы,  слишком  величественная  и
прекрасная, чтобы стыдиться, ее темные глаза смотрели строго, в
глубине зрачков уже начали разгораться гневные искорки.
     Колоксай  ощутил,  как  от ее чарующего голоса по его телу
промчалась  странная  дрожь.  Ноги  одеревенели.  Он  с  трудом
заставил себя сделать несколько шагов и, остановившись перед ее
светлым ликом, сказал хриплым от страсти и любви голосом:
     -- Я  тот  самый  Колоксай,  за  которого  ты  только  что
поклялась выйти замуж.
     В небе снова едва слышно  прогремело.  Одна  из  служанок,
опомнившись,  торопливо  набросила  на  плечи  хозяйки  длинный
цветной халат.  Страшась  незнакомца,  она  никак  не  решалась
встать  между ним и царицей, чтобы завязать шнурок на ее поясе,
и Колоксай все не мог оторвать жадного  взора  от  четырех(!!!)
прекрасных грудей.
     Миш удивленно распахнула нежный розовый ротик:
     -- Что?
     -- И никакие силы на свете, -- сказал он еще более хриплым
сдавленным голосом, -- не заставят меня отказаться от тебя!
     Кто-то из служанок вскрикнул, остальные смотрели испуганно
и зачарованно.  Колоксай  опустился на колено. Теперь халат был
туго запахнут, и его влюбленные глаза пожирали ее нечеловечески
прекрасное лицо.
     Она отшатнулась, в глазах появилась  тревога.  Олег  вышел
медленно  из  кустов,  двигаясь  осторожно,  чтобы  не напугать
молодых девушек обликом двух крупных мужчин, налитых силой.
     Его голос был мягок и виноват:
     -- Да, ты дала нерушимую клятву.
     Ее лицо медленно покидала краска.  Даже  губы  из  розовых
превратились  в синие, в глазах мелькнула паника. Только сейчас
начала понимать страшную цену своих неосторожных слов.  На  миг
запрокинула  лицо  к  небу,  так  вот  какой клятве там гремело
подтверждающе, ее  темные,  как  спелые  сливы,  глаза  метнули
оранжевые молнии.
     -- Кто вы?
     Колоксай  все  еще  стоял  на  коленях, влюбленные глаза с
рабской преданностью ловили ее взгляд. Олег развел руками:
     -- Ты узнаешь все. Но стоит ли вести разговор здесь?
     Он не добавил, что она разговаривает уже с мужем,  но  Миш
стегнула  по  нему таким огненным взглядом, что будь он в самом
деле рожденным в городе волхвом...  однако  этот  красноголовый
зыркнул   на   служанок,  все  потупились,  почесался  и  снова
посмотрел на нее ожидающе.
     Мертвым голосом она сказала:
     -- Да-да... Пожалуйте  в  дом...  Ах,  что  я...  Девушки,
бегите  в палаты, быстро приберите. Пусть Твердохлеб приготовит
стол для гостей.
     Служанки унеслись по золотой дорожке, а  когда  их  скрыли
высокие  кусты  роз,  она  вопросительно  посмотрела  на Олега,
старательно обходя взглядом Колоксая. Это было трудно, ибо он и
коленопреклоненный был почти вровень с нею, но ее темные  глаза
замечали его не больше чем дерево.
     -- Добро,   --   сказал   Олег.   --   Мы   в  самом  деле
проголодались. Яблоки -- какая еда?
     Ее  лицо  дернулось,  Олег   подумал,   что   у   красивой
царицы-волшебницы  теперь  на всю жизнь останется оскомина даже
на сладкие груши.

     Деревья расступились,  открылся  простор,  далеко  впереди
блистал  как  драгоценный  камень сказочный дворец. К нему вели
уже не дорожки из золотого песка, а широкие каменные  плиты  из
серого  гранита. На сотни шагов во все стороны землю прикрывали
эти отесанные глыбы,  плотно  подогнанные,  одинаковые,  дальше
зеленели деревья.
     Олег  горестно  вздохнул,  во  дворе прогуливаются кучками
разряженные бездельники, молодые  бояре,  всяк  с  утра  здесь,
старается  обратить  на  себя  внимание,  сюда же мамки выводят
девок, дабы ловили знатных женихов,  вон  их  красные  рожи,  а
молодые  бояре все разом повернулись, смотрят, стараясь понять,
кто же эти двое рядом с царицей...
     Колоксай шел, не отрывая влюбленного взора от  царственной
Миш.  Пару  раз  споткнулся  на  ровном  месте,  Миш  брезгливо
оттопырила губу. Бояре заметили чужаков, один из старых  кивнул
крупному  молодому  великану,  что  стоял  за  его  спиной,  он
отступил и удивительно  незаметно  для  такого  крупного  парня
исчез.
     Молодые  смотрели настороженно, враждебно. Олег чувствовал
их ощупывающие взоры. Его пока что во внимание не принимали, но
Колоксая возненавидели сразу и крепко. Чересчур красив,  просто
непристойно для мужчины быть таким красивым.
     Колоксай  двигался  как  во  сне, снова споткнулся, кто-то
хихикнул.  Толпа  расступалась,  царице  кланялись,  но  царица
против   обыкновения  шла  быстрее  обычного,  расступаться  не
успевали. Колоксай  одному  наступил  на  ногу,  другого  задел
плечом.
     Молодой  красивый  боярин,  широкий в плечах, весь кровь с
молоком, румянец -- во всю щеку, крикнул срывающимся голосом:
     -- Что за невежа!..
     Колоксай быстро повернулся:
     -- Это ты мне, червяк?
     Боярин вскипел, но в глазах вспыхнула радость:
     -- Вы видели?.. Все слышали? Он оскорбил  меня!..  Я  имею
право вызвать его на честный бой! А он, ежели не трус, не может
отнекиваться!
     Миш  спрятала  довольную  улыбку.  Толпа  разом образовала
кольцо, добровольные помощники мигом оттеснили толпу,  очертили
круг, за который не могли переступать поединщики, а в сажени от
него  еще  один,  за  которым  должны стоять зеваки, а буде кто
перейдет, да примет суровую кару.
     Боярин радостно расправлял плечи, выпячивал грудь. Был  он
высок  и  силен,  весь  как  молодой дуб, выросший на просторе,
когда ветки привольно в стороны, корни идут как вглубь,  так  и
вширь, в нем кипела молодая неистраченная сила. Его похлопывали
по  плечам,  подбадривали,  но,  как  Олег  заметил, все были в
победе местного силача не просто  уверены,  а  скорее  пытались
угадать,  каким  ударом  тот  поразит невесть откуда взявшегося
наглеца.
     Олег взглянул на Колоксая,  покачал  головой.  Теперь  без
серьги  он  уязвим,  как  все,  но  не  растерял  ли  за  время
неуязвимости навыки бойца?
     -- Ты уверен, -- спросил он шепотом, -- что тебе это надо?
     -- Ты посмотри на них, -- процедил Колоксай. --  Чернь  не
понимает слова, ей нужна кровь для доказательств.
     -- Эх...
     Он ощутил скользящее движение по его коже, словно коснулся
легкий ветерок, а когда быстро посмотрел на Миш, волшебница уже
отвела взгляд.
     Красавец  силач  вышел  в  круг.  В  правой  он  угрожающе
покачивал мечом, длинным и с зауженным лезвием, левой прикрывал
бок и грудь небольшим щитом, целиком выкованным из  железа.  На
нем были легкие доспехи, глаза смотрели весело и задорно из-под
конического  железного  шлема,  зауженного  так, что любой удар
соскользнет, можно только оглушить боевым молотом...
     Колоксай вздохнул, медленно вдвинулся в круг,  осведомился
холодно:
     -- Готов?
     -- Готов,  --  ответил  витязь  радостно.  --  Теперь  ты,
мерзкий и...
     -- Брось, -- прервал Колоксай, морщась, -- ты вышел не  на
брань,  а  на  двобой.  Еще  раз повтори, готов ли ты, чтобы не
сказали, что вышел неготовым, что у тебя болел бок или сломался
меч!
     Витязь вскипел:
     -- Я готов! А вот готов ли ты?
     Колоксай пробурчал:
     -- Надеюсь, все слышали этого дурака.
     -- Начнем! -- вскричал богатырь и сделал два быстрых  шага
навстречу противнику.
     -- Лучше закончим, -- ответил Колоксай мрачно.
     Его  шаг  навстречу был настолько быстрым, что все увидели
только смазанное движение. Блеснуло, сверкающий луч превратился
в дугу. Коротко и  неправдоподобно  глухо  стукнуло  словно  по
дереву.  Тут  же  чужеземец отступил, в руке все тот же широкий
топор, но уже с красным лезвием по всей ширине,  тяжелые  капли
срываются на землю.
     На  середине  круга  повалились два огромных окровавленных
куска. Меч Колоксая прорубил железный шлем  как  тонкую  ткань,
рассек  череп,  развалил  не  только  грудь до пояса, но рассек
окованный железными бляшками широкий кожаный  пояс  и  разделил
туловище на две ровные половины.
     Кровь   хлестала   освобожденно,   выбрызгивала   горячими
красными  струями,  растекалась  по  серым   плитам,   заполняя
впадинки,  и  все  хлестала  и  хлестала,  словно в краснощеком
богатыре ее скопилось озеро. Толпа все еще стояла,  застыв,  не
веря,  не  понимая,  не соображая, что вместо долгого поединка,
после которого их любимец  повергнет  этого  заезжего  невежду,
было что-то настолько короткое и нелепое...
     Колоксай  вытер  кровь  с  лезвия  о полу, его мощная рука
перебросила вперед ременную петлю, топор  нехотя  опустился  на
место.  Рука  героя небрежно перебросила легкие ножны за спину.
Олег  хлоп-нул  его  по  плечу,  Колоксай  перевел  взгляд   на
волшебницу:
     -- Надеюсь, я зарубил не лучшего из слуг?
     Жестокое выражение уже слетело с его лица, оно снова стало
по-детски  восторженным.  Миш  смотрела  на Колоксая неверящими
глазами. Олег чувствовал во рту горечь,  будто  сжевал  толстый
лист  полыни.  Чтобы  отбить охоту поединщиков, ведь дураков на
свете  много,  двобой  в  самом  деле  должен  быть   коротким,
жестоким,  кровавым.  Чтобы  языки втянуло в задницу, тем самым
сберегая шкуры своих хозяев, а  приезжему  не  мешая  ходить  с
прямой спиной.
     Да  и  кто  бы осуждал, но не тот, кто сам всего пару дней
назад зарубил такого же... нарочито грубо и жестоко.

     Во дворце им отвели роскошнейшие покои,  прислали  десятка
два  слуг,  дабы  увеселяли и все такое. Олег не стал уточнять,
зачем им прислали еще, отыскал Миш.  Царица  сидела  в  тронном
зале  в  окружении  десятка  бояр,  все,  как  один, с длинными
бородами,  дородными,  словно  худых  не   считали   достойными
подавать советы.
     На  нем  скрестились два десятка пар глаз, настороженных и
недружелюбных. Олег как можно смиреннее  приблизился  к  трону.
Миш напряглась, их взгляды скрестились. Несколько мгновений она
ломала  его,  пустив  в  ход  мощь волшебницы, но зеленые глаза
смотрели с мрачным спокойствием.
     Один из бояр спросил осторожно:
     -- Кто ты, в звериной шкуре?
     -- Волхв, -- ответил Олег. -- С вашей царицей волхвы здесь
ни чему, так вам в диковину и  моя  шкура,  и  мои  волосы.  Но
царица меня уже знает.
     Бояре  повернулись  к  ней. Миш наклонила голову, в глазах
был гнев.
     -- Да, я чую... он волхв. Что ты хочешь на этот раз?
     Он переступил с ноги на ногу.
     -- Владычица... прости, не знаю, как тебя здесь  величают,
мне от тебя нужен совсем пустячок.
     -- Говори, -- велела она коротко.
     Он показал глазами на бояр:
     -- Твои  советники... люди немолодые. Стоит ли утомлять их
разговорами о волховстве?
     Бояре недовольно загомонили, как рассерженные гуси. Миш на
миг замялась, Олег снова ощутил легкий холодок,  теперь  словно
бы  уже  во  внутренностях. Он напряг мышцы, на миг ощутил, как
будто защемил чей-то скользкий палец, прижал посильнее, увидел,
как царица охнула и закусила губку.
     Расслабил, чувствуя, что открыл в  себе  что-то  новое,  а
царица  перевела дух и молвила с царственной медлительностью, в
которой только он уловил нотку колебания:
     -- Да, конечно... Мы  прервем  нашу  беседу  ненадолго.  Я
оповещу, когда соберемся.
     Бояре недовольно потащились из палаты. Но не к выходу, как
ожидал  Олег,  а  отступили  гурьбой к ближайшей двери, еще там
потолпились, окидывая его с головы до ног враждебными  взорами.
Олег  все  время  чувствовал,  как  все  тело покалывает словно
острыми сосновыми иголочками. Похоже, здесь хоть в малой  мере,
но магию знают очень многие.
     -- Я просто волхв. -- Он поклонился. -- Зовут меня Олег. Я
прослышал, что только ты знаешь о хранилище древней воды где-то
глубоко под горами.
     Она  невольно  оглянулась  на  дверь,  но слуги уже плотно
прикрыли тяжелые створки за боярами.
     -- Кто тебе такое мог сказать?
     -- Твоя сестра.
     Она слегка оживилась:
     -- Сестра? Вы двое были у моей сестры?
     -- Да, -- ответил он скромно. -- Только что оттуда.
     В  ее  темных  глазах  мелькнуло  удивление.  С  сомнением
оглядела  его  с  головы до ног, но он ответил честным взглядом
зеленых глаз, чистых, как молодая трава.
     -- Гм... Не узнаю сестру. Как она там?
     -- Да как, -- ответил он уклончиво. -- Все в глубине своих
гор, в глубине...
     -- Вы ее видели под горой с большой снежной  вершиной?  --
уточнила она.
     -- Нет,  та  гора...  была  с  раздвоенной, -- уточнил он,
осторожно  подбирая  слова,  ибо   не   представлял,   во   что
превратилась  после  их  ухода,  а  врать не хотелось. -- А зал
ее... был весь красным, с летучими мышами под сводом.
     Она раздвинула губы в радостной улыбке:
     -- Да, это ее  любимое  место.  Но  все-таки...  не  узнаю
сестру!
     -- Да,  --  согласился  он  с  осторожностью, -- ее узнать
будет трудно. Она сказала, что ты сможешь сообщить...
     Брови Миш сдвинулись на переносице.
     -- Это тайна, которую на всем свете знаю только я.
     Сердце его тряслось, ноги дрожали, только голос  прозвучал
почти натурально:
     -- Сейчас нас с Колоксаем двое. А так я уйду.
     Она  смерила  его пристальным взглядом. Он чувствовал, как
взор  волшебницы  пронзил  его   насквозь,   ее   щеки   слегка
побледнели,  то  ли от усилий, то ли узрела что-то непотребное.
Когда заговорила снова, голос стал нетвердым:
     -- Я не поняла, кто ты.
     -- Я тот, кто хочет добраться до той воды.
     -- Зачем?
     Он повторил:
     -- Я тот, кто хочет добраться.
     Длинные пушистые ресницы, за один взмах  которых  Колоксай
готов  отдать  жизнь,  снова  затрепетали.  Во взгляде сквозила
неуверенность, волшебница чуть отстранилась,  на  миг  блеснули
белые зубки.
     Олег  смотрел  на  ее  задумчиво  прикушенную  губу затаив
дыхание. То, что  он  повторял  одно  и  то  же,  выглядит  как
твердость,   как   несгибаемая   мужская   дурость,   именуемая
уверенностью в  своих  силах,  на  самом  же  деле  внутри  все
трясется от страха, он сам не знает, зачем ему эта вода.
     -- Ты предлагаешь мне... в обмен?
     -- Я  слышал,  что  в вашем мире никто ничего не делает за
доброе слово.
     По ее ровному взгляду он уверился,  что  для  нее  это  не
оскорбление,  правители  в  самом  деле  не  знают ни чести, ни
долга, а  только  выгоду,  иначе  станут  хорошими  людьми,  но
перестанут быть хорошими правителями.
     -- В  Бескидах  есть гора, -- сказала она тихо, -- которую
называют Черной...
     -- Везде  полно  гор,  которые  народ  зовет  Черными,  --
ответил  он. -- Я думаю, в тех же Бескидах их сотни. Из каждого
села видно по такой горе...
     -- Эту не спутать с другими, --  ответила  она.  Он  снова
ощутил,  как  легкий ветерок пронесся сквозь его тело, заставил
затрепетать жилки. -- Ты ведь не пешком пойдешь... как сюда  не
пешком,  иначе  бы  вас...  еще  на  кордонах. А сверху увидишь
разницу.
     Он кивнул:
     -- А как отыщу саму воду?
     Она пожала плечами:
     -- Если она еще осталась  там.  Теперь  уходи.  Я  обещала
сказать тебе где.
     -- А  я  обещал  уйти, -- ответил он с тяжелым сердцем. --
Спасибо. Похоже, за всю свою  жизнь  еще  ни  разу  не  получал
полный ответ.
     Он  кивнул,  поклонился,  а когда уходил, чувствовал между