ас перед Олегом  стоял  располневший  седой  старик  с
розовым лицом, в котором уже нельзя было увидеть охотника с его
цепким  взглядом,  а  широкие плечи, на которых перенес не один
десяток убитых оленей, стали не так заметны, ибо брюхо  свисало
через узкий пояс, на боках наросли толстые колоды дурного мяса,
а широкой заднице позавидовала бы купчиха.
     -- Кто  ты? -- спросил Боровик приятным мягким голосом. --
И почему пришел ко мне?
     Кто бы ни был этот молодой парень,  но  обращаться  с  ним
надо  осторожно, что-то знакомое в крепкой стати, цепком взоре,
врожденной настороженности и точности движений, что дается лишь
тем, кто родился в опасности и жил с нею рядом.
     Олег огляделся, где бы сесть, ноги не держат, тут же стены
раздвинулись и заблистали золотом, деревянный стол преобразился
в роскошный под тремя скатертями, а вместо  табуреток  возникли
удобные кресла.
     -- Благодарствую, -- сказал он. -- Я простой лесной волхв.
Ничего  не  знаю,  ничего  не  умею.  Зовут  меня Олег. Вчера я
добыл... гм... узнал... Словом, я могу теперь видеть... хоть  и
очень  смутно,  хоть  и  очень-очень вблизи... но все же видеть
сгустки той силы, что пропитывает колдунов. Я не искал тебя,  я
просто несся... гм... а когда увидел этот голубой свет, я пошел
на него.
     Боровик спросил недоверчиво:
     -- Это у меня голубой?
     -- Я  так  увидел,  --  ответил  Олег, защищаясь. -- Может
быть, у меня глаза неправильные. Но я помчался как  бабочка  на
огонек,  и  вот  я здесь. Я уже знаю, что колдуны друг друга не
любят. Не общаются. Не дружат. Но почему, я подумал, это должно
мешать общей работе?
     Боровик осторожно сел  за  стол  напротив.  Его  глаза  не
отпускали  лицо  молодого  волхва,  сильное  и  жестокое,  лицо
человека,  который  не  сможет  свернуть  курице  шею,  но  без
колебаний  затопит  вешней водой пару сел, если это нужно будет
для создания нового заклинания.
     -- Так-так, -- проговорил он настолько  мягко,  что  брови
Олега  взлетели  вверх,  слишком  не  соответствует голос этого
тучного человека его облику. -- Что за общая работа?
     -- Общая...
     Олег  рассказывал  подробно,  повторялся  и  объяснял   на
пальцах,  но сам удивился, как это прозвучало буднично, коротко
и просто. Настолько просто, что непонятно,  почему  чародеи  не
сделали это уже давно сами.
     Боровик  сидел  с  приятной  улыбкой  на лице, вокруг него
пульсировало  незримое  для  простых  людей  облако,  но   Олег
угадывал смутные очертания чего-то неприятного и страшного.
     -- Кажется,  я  что-то понял, -- проговорил колдун. -- Это
интересно... Тебе стоит переговорить с самим Беркутом.
     Олег спросил с надеждой:
     -- Это кто?
     -- О... впрочем, что рассказывать? Сейчас мы попробуем  до
него дотянуться.
     Каменная глыба скатилась с груди Олега. Он шумно вздохнул:
     -- Наконец-то...
     -- Что? -- быстро спросил колдун.
     -- Я только и слышу, что никто друг с другом не общается!
     -- А-а-а... Впрочем, это почти верно. Колдуны не общаются,
не дружат,  даже  не встречаются. Если увидишь колдунов вместе,
это не друзья, а сообщ-ники.
     В голосе колдуна слышалась не то горечь, не то злорадство.
Он стоял лицом к стене, трогал ее,  что-то  шептал.  В  глубине
стены появился слабый свет, расширился, вышел наружу и растекся
по поверхности, образовав что-то среднее между окном и зеркалом
в стене.
     Олег  ожидал,  что  в  волшебном  зеркале  сейчас появится
изображение, но оттуда выметнулся короткий луч, коротко блеснул
и утонул в противоположной стене. Там в глубине  возник  слабый
свет, будто за-жгли слишком тонкую лучинку. Огонек был красный,
почти  багровый,  так и ширился во все стороны: трепещущий, как
крылья бабочки на  ветру.  Вот-вот  угаснет,  и  Олег  невольно
подумал,  что вот так и жизни колдунов легко прервать не только
ударом меча, а даже простой палкой!
     Свет охватил всю стену. Олег  ожидал,  что  багровый  свет
сменится  на  оранжевый  или  белый,  но в этом багровом тумане
появились фигуры, проступили  стены.  На  миг  почудилось,  что
попал  в  огромную кузницу, виден даже горн с пылающими углями,
но человек, проступивший из красного тумана, был кем угодно, но
не простым колдуном.
     На Олега глянули пронизывающие глаза, крупные и  навыкате,
не то глаза рептилии, не то большой хищной птицы. Не отрывая от
него взгляда, человек прорычал странным металлическим голосом:
     -- Что  понадобилось  тупому грибу от птицы, летающей выше
облаков?
     Олег открыл рот для  ответа,  прежде  чем  сообразил,  что
спрашивают  не  его.  Боровик  ответил  мягким,  очень приятным
голосом, в котором Олег все же прочитал невысказанное пожелание
возить воду для Ящера:
     -- Не мне. Что может  заинтересовать  знающего  в  детской
копилочке?.. Но вот этот юноша пристал с ножом к горлу, чтобы я
сообщил тебе о нем...
     Незнакомый   колдун,  которого  Боровик  назвал  Беркутом,
всматривался так, что едва не продавил лбом зеркало:
     -- И ты сразу решил...
     Недоверие в его голосе было настолько сильным, что Боровик
поспешно возразил:
     -- Почему сразу? Но потом я подумал: а почему  бы  и  нет?
Пусть и этот напыщенный дурак позабавится.
     -- Это ты обо мне?
     -- А разве среди магов есть еще... скажем, недоумки?
     Видно  было,  как  лицо  Беркута  стало  цвета  заходящего
солнца. Волосы поднялись, в них заблистали грозные  искорки.  И
хотя  пещеру  Боровика  и жилище Беркута разделяли земли, горы,
леса и несколько царств, Олег передернул  плечами  и  с  трудом
удержался, чтобы не отступить на шаг, постыдно прячась за спину
старого мага.
     Боровик  покосился  с  ухмылкой,  но  Олегу  почудилось  в
выцветших глазах удивление. Правда, от зеркала  пахнуло  жаром,
Боровик  поспешно  бормотал  заклятия,  рассыпал  щепотки сухой
травы, жар бесследно исчез,  взамен  прогремел  страшный  голос
Беркута:
     -- Я  понял  больше,  чем  ты,  сам  недоумок,  страшишься
вымолвить!..
     -- Что ты мог понять,  --  ответил  Боровик  надменно,  но
Олегу  послышалось  в  голосе  колдуна  смущение. -- Ты, горный
червяк...
     Голос прервал:
     -- Давай его сюда!
     -- С удовольствием, -- пробормотал Боровик.
     Олег по его знаку встал прямо перед зеркалом.  Изображение
раздваивалось,  он  видел  и  темную пещеру, где могучий Беркут
раздраженно швырнул  в  огонь  горсть  красной  пыли,  видел  и
Боровика,  тот  за  его спиной тоже бросил в очаг сухие красные
листья. Губы шевелились, но слов Олег не слышал. По поверхности
зеркала пробегали странные мимолетные тени, Олег угадывал себя,
иногда с посохом, иногда с длинным мечом,  однажды  даже  узрел
себя  в  богатой  княжеской  одежде,  но  всмотреться не успел,
одновременно спереди и сзади прозвучали голоса:
     -- Я произношу Слово Перехода...
     -- Я принимаю Слово Перехода...
     Олег чувствовал шум крови в  ушах,  стало  жарко,  на  миг
почудилось, что голова вот-вот лопнет от притока горячей крови.
За  спиной  Боровик  закричал  громко  и  пронзительно, в ответ
что-то рыкнул Беркут. Неведомая  сила  дернула  Олега  с  такой
силой, что от рывка едва не оторвались руки и ноги.

     Глава 30

     Сотни  острых  ножей пронзили тело. Он стиснул зубы, чтобы
не заорать, а  когда  боль  исчезла  так  же  внезапно,  как  и
возникла,  в  подошвы  снизу  ударило  твердым.  Он покачнулся,
нелепо выставил  руки  с  растопыренными  пальцами,  удержался.
Расширенные глаза в страхе оглядывали темную пещеру.
     Воздух был холодный, сырой. Олег стоял внутри горы. Сердце
сжалось,  он  ощутимо  чувствовал всю массу камня, что наверху,
откуда угрожающе смотрят серые с красным огромные зубы гранита.
Из стены напротив, как  лезвия  великанских  секир,  нацелились
каменные ребра. Пещера выглядит нежилой, хотя пол сглажен...
     За   спиной   послышался  удивленный  смешок.  Олег  резко
повернулся.  Массивный  колдун,  Беркут,  смотрел   насмешливо.
Толстые  надбровные дуги выдвигались так круто, что лоб сползал
к затылку, нос  безобразно  расплющен,  словно  ударом  тарана,
серые  глаза  расставлены  широко,  но из-за широко раздвинутых
скул казались запавшими и мелкими, как упавшие в пыль горошины.
     В этих глазах таилось и нечто странное,  что  Олег,  боясь
себе поверить, расценил почти как некоторое уважение.
     -- Теперь  понимаю, почему он тебя отправил ко мне! Да еще
так поспешно.
     -- Что, я такой противный?
     -- Еще какой, -- подтвердил чародей. --  Противный  --  от
того же слова, что и противник.
     -- Я  никому не противник, -- проговорил Олег с тоской. --
Я как раз хочу,  чтобы  везде  был  мир,  никто  ни  с  кем  не
воевал...
     -- Хорошее желание, -- одобрил Беркут. -- За такие желания
всегда   больше   всего   крови   льется!..   Что   ж,  садись,
располагайся. Рассказывай, кто ты и что.
     Олег недоумевающе огляделся, в такой пещере ни  удавиться,
ни  зарезаться  нечем,  но  сзади  под  ноги мягко толкнуло. Он
осторожно опустился в глубокое кресло,  толстая  шкура  черного
медведя была теплой, словно только что сняли с печи. Под ногами
уже  был  толстый  ковер,  Олег не мог понять, когда его успели
подсунуть под его  подошвы.  Разве  что  образовался  прямо  из
камня.
     Чародей  опустился  на  огромный  валун, что возник так же
внезапно, как  и  кресло  с  мехами.  Олег  приподнялся,  желая
уступить   старшему  мягкое,  но  чародей  нетерпеливым  жестом
остановил:
     -- Сиди. Меня все это делает ленивым. Так кто ты?
     -- Человек, -- ответил Олег с тоской. Он как можно  короче
рассказал  и  этому  о  жизни  в  лесу,  опустив  их подвиги по
спасению мира, снова показалось и неловко о таком рассказывать,
и страшновато, что не поверят, закончил совсем просительно:  --
У  меня  кое-что  получается  в  волшбе...  Но  я  не знаю, как
пользоваться, я боюсь навредить... но я хочу эту силу, да и все
силы отдать роду людскому! Нас и так мало, зверья вон  сколько,
а  еще  деремся,  изничтожаем  друг друга, хотя сообща такое бы
могли отгрохать!.. Хоть башню до неба...
     Он осекся, вспомнив героя, который с братьями строил башню
до небес и чем это кончилось.
     -- Из Леса, -- повторил Беркут. -- Да, в Лесу чего  только
не  водится... Даже невры какие-то. Ладно, парень, убивать тебя
не буду...
     Олег дернулся:
     -- А что, меня надо было убивать?
     Чародей удивился:
     -- А зачем еще Боровик тебя  послал?..  Он  знает,  что  я
крут, зол, дураков не терплю, сразу в пыль, в жаб, за тридевять
земель...  Там  уже немалая община собралась моими усилиями! Из
слишком умных.
     Олег пробормотал:
     -- А может, не надо было слишком умных...
     Беркут раздраженно отмахнулся:
     -- Это они считают себя слишком  умными!  Я-то  вижу,  что
каждый  из  них  --  пустое место. Это ты вон все твердишь, что
дурак да неумеха, но я  ж  вижу,  что  собираешься  перехитрить
старика!
     Олег вскрикнул:
     -- Я? Да и в мыслях такого... как вы можете!
     -- Верю-верю, -- сказал чародей загадочно, и снова Олег не
мог понять,  верит  в  самом деле или просто успокаивает. -- Ты
еще прост, как лесной дрозд, а вот  когда  наволхвишься...  Так
чем  же ты напугал старика? Вот он в самом деле старик, хотя на
тридцать лет моложе меня!.. Трухлявый пень, ни к  бабам,  ни  в
драку,  только  свои книги да глиняные таблички, будто мудрость
позади... дурак!.. а не впереди. Но чутье у него есть,  есть!..
Хотя  это  не  в  похвалу, чутье и у зверья есть, а ум только у
человека. Верно?
     -- Верно, -- подтвердил Олег.
     Беркут чем-то нравился, хотя грубостью и  бесцеремонностью
раздражал,  а  еще  и тем, что вроде бы в любой миг мог стереть
его с лица земли, как тлю, размазать по стенам.
     -- Чем  ты  его  так  напугал?   --   пробормотал   Беркут
задумчиво. -- Ведь у него есть чутье, есть...
     -- Я напугал?
     -- А  от  кого  ж  он так спешил отделаться? Да и за собой
чуял что-то непотребное, для тебя опасное... Давай говори!
     -- Что говорить?
     -- Что ты ему показал, сказал, пригрозил?
     Колдун сопел, как лось перед боем, глаза налились  кровью,
только землю не рыл копытом. Голова сидела на плечах без всякой
шеи,   а   теперь  словно  вовсе  просела,  а  плечи  угрожающе
приподнялись.
     Олег сжался в ком,  предчувствуя  неприятности,  заговорил
медленно,  выталкивая  слова  с  трудом. Те упирались и не шли,
чувствовали его страх, но  он  говорил  и  говорил,  с  усилием
одолевая   темный   ужас   при   мысли,   что   сделает  с  ним
рассвирепевший колдун:
     -- Я  хочу,  чтобы  колдуны...   самые   могучие   колдуны
объединились!
     Тот спросил непонимающе:
     -- Во-первых, это немыслимо. Да и зачем?
     -- Для счастья людей, -- сказал Олег. Внутри все сжалось в
ком, как рыхлый снег безжалостная рука сминает в ледышку, грубо
ломая  узорчатые  снежинки.  Он видел растущую ухмылку колдуна,
чувствовал себя дураком почище Таргитая, продолжил с упрямством
отчаяния: -- Пока что каждый  строит  свой  собственный  мир...
упиваясь  властью  над каганами, царями и разными императорами,
что наивно полагают владыками мира себя.  Но,  расширяясь,  эти
миры  сталкиваются, начинаются войны колдунов, которые опять же
считаются войнами народов или племен. И так из века в  век,  из
колоды  в колоду. Мир все таков же, каким его создал Род... или
почти таков.
     -- И ты,  --  спросил  чародей  неверяще,  --  хочешь  его
переделать?
     Олег наткнулся на его изумленный взгляд. Пахнуло холодком,
подумал  с отчаянием и раскаянием: в самом деле, кто я? Есть же
более мудрые, более знающие... И тут же вспомнил  Мрака  с  его
злым  объяснением  всех нелепостей этого мира: умные да знающие
читают умные книги да сопят в тряпочку, а миром  правят  просто
наглые,  которые  набрались  смелости  вести  народы,  ломать и
строить, править и карать...
     -- Хочу, -- ответил он с усилием. -- В мире потому столько
дури, столько нелепостей, что правят не мудрые да знающие, а...
черт знает кто.
     Он поморщился  от  стыда  и  унижения,  вспомнив  недавнюю
победу,  странную  и  нелепую,  когда  они  спасли мир. Вернее,
спасли человечество. Как сами вырвали победу  у  более  мудрых,
более знающих, более умеющих.
     Беркут подумал, одобрительно прогудел:
     -- А  что? Мысля достаточно безумная, чтобы быть верной. В
самом  деле,  неплохо  бы  всех  этих  тупоголовых,   именуемых
волхвами,  магами,  волшебниками,  чародеями...  собрать в один
кулак! И сдавить, конечно. Чтобы  потекло,  потекло...  В  мире
должен  быть  порядок!  И  одна  голова.  Моя,  конечно. Давай,
парень! Если чувствуешь в себе силы, сгоняй всех этих  гусей  в
одно стадо.
     Олег  смотрел  исподлобья.  На скулах до скрипа натянулась
кожа. Он чувствовал, как  вздулись  рифленые  желваки,  а  зубы
сжались так, что перехватили бы топорище.
     -- Сгонять? Я намеревался как-то убедить.
     -- Убедить? -- изумился Беркут. -- Разве колдуны не люди?
     -- Но есть же мощь доводов...
     Беркут хмыкнул так гадко, что Олег поперхнулся, умолк.
     -- Мы  не  просто  в  соперничестве,  --  объяснил  Беркут
покровительственно. -- Мы в постоянных войнах! Да-да,  не  всяк
это  скажет,  все  они  юлят, но я тебе скажу правду. Каждый из
великих колдунов, а таких не так уж и много, уже расширил  свою
власть  на все земли, до которых смог дотянуться. И расширял бы
дальше, но там уже было захвачено другими колдунами.  И  каждый
ревниво  не  пускает  другого. И тогда началось сперва давление
один  на  другого,  прощупывание  мощи,  а  потом   и   попытки
уничтожить...  Сейчас каждый колдун дышит ненавистью к соседям.
Но каждый в  своем  замке,  норе  или  в  горах  неуязвим,  ибо
укреплял все вокруг себя не один год. Как говорится, дома стены
помогают. Даже если стены из глины или болотной воды.
     -- Разве такие есть?
     Беркут посмотрел с интересом:
     -- Не  знал?  Пожалуй,  пора  тебе  пообщаться и с такими.
Может быть, дурь пройдет. Если же нет, то тебя начнут принимать
серьезно.
     Что-то в голосе могучего чародея насторожило Олега:
     -- Это как?
     -- Начнут опасаться, -- объяснил Беркут. -- А у  нас,  сам
понимаешь,  кого  опасаешься,  того  бьешь  первым. Из-за угла,
из-за стены... у колдунов нет правил чести, как  у  тупоголовых
воинов. Правда, застать колдуна врасплох почти невозможно. Да и
не покидают своих нор, где, как я говорил, им стены помогают.
     -- Это  все говорят, -- сказал Олег, было горько и стыдно,
что уцелел пока что лишь потому, что никто его не считает  хотя
бы  чуть-чуть  опасным.  Так,  дурачок...  Только  что слюни не
роняет, в соплях не путается.  Зачем  такого  обижать,  он  уже
богами обижен... -- Но что же делать? Что делать?
     Беркут хмыкнул:
     -- Кто   виноват  и  что  делать  --  два  вечных  вопроса
чародеев... Ладно, меня ты почти убедил. Всех колдунов в мешок,
а я -- сверху! Такое объединение принимаю.  А  сейчас  давай  я
тебя  отошлю  к  чародею,  каких  ты  еще  не  зрел!  Только не
подпрыгивай. Ишь, подумал... Я вижу, что подумал. Ты же  мечтал
побывать  у  настоящих  чародеев? Тебе и так повезло. Другой за
всю жизнь одного не увидит. Поговори с ним, ладно?
     -- Я, -- прошептал Олег, он  боялся  верить  удаче,  --  я
скажу все, чтобы убедить!
     Беркут буркнул:
     -- Ну-ну.   Стань   вот  там.  Нет,  лучше  сядь.  Задержи
дыхание...
     -- А как же тот, другой?
     -- Мне это не нужно, -- отмахнулся Беркут  с  великолепным
высокомерием. -- Я силен по-настоящему!.. Закину хоть на другой
конец Артании. Даже в Куявию могу, понял?

     Олег шагнул из сухой полутемной пещеры Беркута прямо в мир
распыленной  горячей воды. В клубах пара угадывались изогнутые,
как в корчах, стволы деревьев, какая же сила их так скрючила, в
горло сразу хлынул горячий туман, закашлялся, стиснул челюсти.
     Волчовка отсырела, в сапогах чавкало, хотя еще  не  сделал
шага,  только  переступал  с  ноги  на  ногу.  Волосы намокли и
свисали сосульками. Крупные капли повисли и на щеках, ползли по
шее, а между лопаток пробежала струйка неприятно теплой воды.
     Оглянулся, но вместо убежища Беркута, с его холодным сухим
воздухом, за спиной уже лес, странный  и  причудливый.  Деревья
застыли  на  растопыренных  корнях над водой, словно брезговали
прикасаться. Серые склизкие корни напомнили Олегу паучьи  лапы.
Вода  серо-зеленая,  мутная,  из  глубины  постоянно  всплывают
коричневые облачка мути, и он с холодком понял, что там  кто-то
плавает, роется, грызет, закапывается.
     -- Эй, -- сказал он громко, -- есть здесь кто-нибудь?
     В  двух  шагах  мутная  вода  забурлила,  словно там забил
мощный  источник.  Мелкие   листья   разбежались,   разогнанные
невидимой  рукой.  Олег  отступил  на  шаг,  а из бурлящей воды
неспешно поднялась голая, как колено,  голова.  Олег  поежился,
глаза  не только без бровей, но и без век, смотрят немигающе, а
мутные потоки, бегущие по лицу, вроде бы не мешают...
     Толстогубый рот задвигался, но сперва Олег услышал  только
хриплые   квакающие  звуки,  словно  колдун  не  мог  вспомнить
человеческую речь.
     -- Кто ты, смертный?
     -- Все смертно, -- ответил Олег мирно. -- Даже бессмертные
боги. Меня  зовут  Олег,  я  младший  волхв,  что  вознамерился
достигнуть  мудрости  побольше.  Но одни мне отказывают, другие
перебрасывают друг другу как игрушку. Или... забавного  дурака.
Видать, жизнь у колдунов скучна, позабавиться не над кем.
     Вода ручьями сбегала с лоснящегося, как у вымытого кабана,
тела колдуна.   Запах   шел   мерзостный.   Олег  непроизвольно
отодвинулся. Чародей буркнул насмешливо:
     -- Что, не нравится?
     -- Если ты живешь  так,  --  ответил  Олег  уклончиво,  --
значит, это чем-то вызвано. Я слишком мало знаю, чтобы судить.
     Чародей  на миг ушел под воду, а когда вынырнул, пробурчал
недоверчиво:
     -