,  бывает  так,  что  круглый  дурак  ляпнет либо в самую
точку, либо, возмутившись, говоришь: с ума рухнул?  Не  так,  а
вот так и так... Глядишь, и додумаешься с помощью дурня.
     Народ,   а   теперь   еще  и  помощник,  который  помогает
додумываться, кивал, соглашался, ибо перепелки появились  и  на
другом  блюде,  а  затем  их  раздвинул,  как  большой  корабль
раздвигает лодки, откормленный гусь. Брюхо лопнуло,  с  облаком
пахучего  пара  выдвинулись  обжаренные  тушки совсем крохотных
птичек, не крупнее орехов, словно жарили новорожденных птенцов.
     Красноголовый отодвинул блюдо раньше, чем челюсти Колоксая
заработали в полную мощь. Тот наблюдал краем глаза,  как  волхв
насыщается,  снова  подивился,  что  человек с такими звериными
повадками стал не воином, для стаза которых  просто  рожден,  а
как больной или увечный отправился искать Истину. Даже у ручья,
готовясь  напиться,  пал  на четвереньки, явно собираясь сунуть
рыло в воду, но в последний момент будто вспомнил, что  он  уже
человек, стал на колени и зачерпнул ладонями.
     -- Да,  -- промычал Колоксай с набитым ртом, -- жизнь, как
этот ручей...
     Олег поднял из ладоней ковшиком мокрое лицо:
     -- Почему?
     -- Откуда я знаю? -- удивился Колоксай. -- Я что, мудрец?
     Олег поплескал холодной водой в лицо.  Красные  волосы  на
лбу  прилипли,  а  на затылке торчали таким жутким гребнем, что
даже конь шарахнулся. Олег положил ладони на седло,  задумался.
Конь и Колоксай застыли в надежде, что волхв одумается, мыслить
лучше  неспешно  на  боку  у  костерка, вернется, но послышался
вздох, мелькнули  красные  волосы,  волхв  взлетел  на  конскую
спину,  теперь  уже  вздохнул конь, а за ним вздохнули горестно
белый жеребец и Колоксай.
     Земля откликнулась стуком под конскими копытами.  Небо  на
востоке  стало  оранжевым,  цвета расплавленного золота. Сперва
грозно блистало,  как  огромный  щит,  разгорались  и  медленно
тускнели  узкие,  как  клинки,  полосы, что пересекали половину
неба, а когда  Колоксай  повернулся  в  седле,  по  всему  телу
пробежала дрожь.
     На     западе     половину    небесного    свода    залило
оранжево-багровым, пурпурным, и только узкие клинки с восточной
половины просекали его трепещущую плоть.  Устрашенный  Колоксай
рассмотрел на клинках закипающие капли крови то ли богов, то ли
самого  неба. Эти страшные капли сползали по стенкам небосвода,
виднокрай уже потемнел и набух от крови. Там поднимался красный
туман, словно  переполненная  кровью  земля  уже  не  принимала
больше.
     -- Что это означает? -- воскликнул он дрогнувшим голосом.
     Олег  ехал  погруженный  в  думы, конь сам выбирал дорогу.
Колоксай повторил вопрос, Олег покосился по сторонам:
     -- Где?
     -- Да не в степи, здесь нам защита мой длинный меч...
     Олег наклонился вбок, разглядывая  мелькающую  под  ногами
коня землю. Трава стегала по конским ногам, сок забрызгал почти
до брюха.
     -- Думаю, не ядовито, -- изрек он наконец.
     -- Разве  ты  волхв?  --  гаркнул  Колоксай. -- Все в небо
смотрят, своей дури не зрят, на ровном месте спотыкаются! А  ты
куда смотришь?
     Олег  безразлично покосился на небо, снова устремил взгляд
зеленых глаз поверх конских ушей. Губы его нехотя разомкнулись:
     -- К дождю.
     -- К дождю?
     -- Мелкому, -- уточнил Олег. Снова взглянул на небо. --  А
то и вовсе пройдет стороной.
     Колоксай  ощутил,  как в груди закипает целый котел смолы,
какой ставят над главными городскими вратами:
     -- Ты скажи, как насчет войны, мора, конца света?
     Олег нахмурился:
     -- Война, мор, даже конец света... это все наших рук дело.
При чем тут небо?
     -- Волхвы говорят...
     -- Зазнались, --  буркнул  Олег.  --  Кто  они,  чтобы  их
замечало  небо?  Кто  для  неба князья, цари, короли, каганы?..
Так, меньше муравьев... Меньше блох, что на муравьях.
     Колоксай поежился,  странный  холод  пробежал  по  телу  и
проник  во  внутренности.  Страшно  даже  подумать,  что  никто
большой  и  сильный  не  следит  за  каждым  твоим  шагом,   не
заботится, не направляет...
     Он  насторожился,  бросил ладонь на рукоять топора. Нижняя
челюсть воинственно выдвинулась  вперед,  в  глазах  заблистало
страстное  желание  встретить  противника,  пусть волхв увидит,
какого могучего защитника обрел! Да и  страшноватые  мысли  как
ветром сдуло...

     Глава 22

     На   лесной  тропке  впереди  безбоязненно  стоял  высокий
сутуловатый человек, длинные седые волосы на плечах, серебряная
борода до пояса, одет в простую белую рубаху,  такие  же  белые
портки,   сапоги   стоптанные,  в  руке  посох.  Даже  Колоксай
безошибочно узнал еще одного искателя истины, Олег слышал,  как
рядом раздался свист выдавливаемого сквозь сжатые зубы воздуха.
     Старый  волхв  взглянул  на  молодого  воина с насмешливым
сочувствием:
     -- Ничего, в другой раз повезет...  Если  ехать  и  дальше
прямо,  там целый отряд разбойников. А если взять отсюда влево,
наткнетесь на гнездо крупного Змея. Там  три  детеныша,  каждый
уже с быка. Пара Змеев захекалась, таская им каждый день по две
коровы...
     Колоксай начал разворачивать коня:
опытные дружинники сразу замечают, что браслеты на запястьях  с
     Олег бросил с досадой:
     -- Перестань...
     -- Ты что? Это же подвиг!
     -- Подвиг,  --  сказал  Олег  наставительно,  -- это когда
людей подвигнешь на что-то доброе или хотя бы великое. А ты  --
бедного  Змея  жизни  лишить... Скажи нам, мудрец, тайну твоего
появления здесь...
     Лицо старого  волхва  дышало  скрытой  силой  и  неспешным
умением  тратить  эту  силу. Сухощавое тело двигалось легко, он
сохранил не только живость тела и  жил,  но  и  в  глазах  его,
острых,   как  у  орла,  Олег  видел  глубокий  ум  и  глубокое
понимание.
     -- Вот моя хижина, -- ответил  старик.  --  Воспользуйтесь
моим  кровом  на  эту  ночь. Хотя скажу сразу: тайны, увы, нет.
Простое любопытство.
     Хижина оказалась в двух десятках шагов, просторная, но так
умело сплетенная из живых  ветвей,  что  даже  Олег  прошел  бы
рядом,  не  заметив.  Разочарованный Колоксай занялся лошадьми,
Олег осторожно вошел под зеленую крышу. Пол посыпан только  что
сорванной  душистой  травой,  Олег  уловил  незнакомый запах, в
голове стало очищаться, а в усталом теле кровь пошла быстрее.
     Когда вошел Колоксай, мудрецы уже  сидели  прямо  на  полу
напротив  друг  друга,  спинами  упирались  в  стены, а посреди
хижины быстро возникали накрытые скатерти, удивительные  яства,
яркие  кувшины, золотые кубки, голову кружили запахи диковинных
вин. Все сменялось с такой скоростью, что он лишь глупо раскрыл
рот  и  таращил  глаза,  пытаясь  хоть  что-то  рассмотреть,  а
мудрецы,  старый и молодой, хмурились и только двигали бровями,
заставляя появляться диковины и пропадать еще быстрее.
     Наконец Колоксай взмолился:
     -- Остановитесь! Иначе я иссохну!
     Он сам посмотрел себе под ноги, ожидая, что там будет лужа
слюней, а мудрецы впервые посмотрели  в  его  сторону.  Старший
сказал, улыбнувшись одними глазами:
     -- Герой  прав.  Остановимся  на том скромном кушанье, что
предлагаю я. Меня зовут Хызр, я простой странник по жизни.
     Мудрецы  насыщались  молча,  степенно,   сдерживая   себя,
Колоксай  крепился  недолго,  в  дальних  походах приходилось и
голодать, он как всякий воин умел наедаться про  запас,  сейчас
он  делал  эти запасы как хомяк, как медведь, которому до весны
только лапу сосать.
     Хызр насыщался неспешно, мелкими  глотками  отхлебывал  из
серебряной чаши дорогое вино с пьянящим запахом, прислушивался.
Закрывал  глаза  и  замирал надолго, Олег вино выпил залпом, не
ощутив  вкуса,  только  в  голосе  появилась  некая   легкость,
взглянул  на  отважного  молодого  царя,  тот  пробует  из всех
кувшинов, сказал осторожненько:
     -- Весьма дивно повстречать человека вот так в лесу...
     Хызр мягко улыбнулся:
     -- Даже твоему другу понятно, что я вышел  встретить  вас.
Из  любопытства,  как  я  сказал. Я странник, а когда шел через
ваши земли, услышал много интересного. А три дня тому  и  вовсе
рассказали  о  юноше  с  горящей головой, который не о подвигах
грезит, а о счастье для всего рода людского. Это дивно,  ибо  и
убеленные  сединами  мужи  чаще  всего ведут себя как драчливые
юнцы... Да они и есть драчливые дети. Не по силе, по уму.
     Олег пробурчал неохотно:
     -- Я урод, да?..
     -- Может быть, -- ответил Хызр спокойно. -- А может  быть,
тебе  довелось  пережить  много, а есть чуткие души, которым не
надо повторять даже дважды, хотя всем долбится одно и то же  на
протяжении  всей  жизни...  По  крайней мере ты идешь достойной
дорогой. Понятно, что отыскать тебе, скорее  всего,  ничего  не
удастся...
     Колоксай   одобрительно   хмыкнул  с  набитым  ртом,  Олег
вскрикнул горестно:
     -- Почему?
     -- Если бы ты вздумал отыскать свободное  королевство,  --
продолжал  Хызр  невозмутимо, -- или же завоевать пару новых...
Ага, вижу по тебе, что уже  слышал  такое!  И  не  раз?  А  что
удивляться,  люди -- звери простые. Цели у них, как и мечты, до
безобразия одинаковые... Но ты замахнулся на такое, что  просто
непонятно,  где его искать. И существует ли вообще. А свободные
королевства... их хоть пруд  пруди.  И  подвигов  совершать  не
надо.  Разве  что  по дороге пришибешь пару драконов, разгонишь
горных великанов или  вобьешь  в  землю  древнего  демона,  что
проснулся  и  жаждет жертв... Ну, да это ты и так по дороге, не
ради королевств, а чтобы под ногами не сновала всякая мелочь...
     Колоксай выронил  кабанью  ногу,  остановившимися  глазами
смотрел  то  на  Хызра,  то  на  грустного  волхва. Олег сказал
невесело:
     -- И все же искать буду. Ты можешь что-то...
     Хызр перебил:
     -- Нет. Но я расскажу один грустный случай... Видишь ли, я
живу на этом свете давно, очень давно...
     Колоксай ел  жадно,  но  прислушивался,  а  Олег,  который
уловил в голосе старого мудреца странную нотку, сказал быстро:
     -- Я понимаю.
     -- И вот однажды мне открылось...
     -- Как? -- перебил Олег. -- Во сне?.. В дороге?.. Созерцая
полет птиц?
     Хызр  покачал  головой, в глазах не было недовольства, что
юнец  перебил  степенную  речь,  а  скорее  грустное  любование
ребенком,  который  еще  не  знает,  с  какими  разочарованиями
придется столкнуться в жизни взрослого:
     -- Не помню. Мысль приходит, как и  откровение,  странными
путями...  Словом, открылось, что запасы старой воды на небесах
кончились. Потому Род решил  заменить  всю  воду  на  земле  на
другую, которая будет лишь внешне похожа на прежнюю. Но всякий,
кто  отведает  ее,  перестанет  быть прежним человеком, забудет
даже свое имя. Поверишь  ли,  у  меня  было  много  времени,  я
исходил  белый  свет  вдоль  и поперек, я не только ходил, но и
ездил, и...
     -- Понимаю, -- снова сказал Олег быстро.
     Они посмотрели на поглощенного едой Колоксая, Хызр  сделал
незаметное  движение  пальцами,  и сбоку от главного блюда, уже
наполовину пустого, возникло еще одно,  с  грудами  жаренных  в
своем соку молодых птиц.
     -- Но  лишь  один  волхв,  -- продолжил Хызр, -- звали его
Магабхана, внял предостережению. Хотя теперь сам не знаю, зачем
я это говорил,  предостерегал?  Магабхана  решил  сделать  себе
большой  запас  воды.  Где-то в глубине Авзацких гор он отвел в
сторону ручей, заполнил огромный водоем в  глубокой  пещере,  а
затем пустил ручей на прежнее место.
     Колоксай промычал:
     -- М-м-м... Умно сделал! А если еще и сам...
     -- Сам,  --  подтвердил Хызр. -- Ошибаются те, кто считает
мудрецов обязательно хилыми. Словом,  однажды  настал  страшный
день,  когда  все  реки иссякли, все колодцы и ручьи, даже лужи
пересохли. Небо  стало  чистым  от  облаков,  ибо  облака  тоже
вода...  правда,  правда!..  Но прошло немного времени, и снова
наполнились реки, колодцы, а в  небе  появились  облака.  Тогда
Магабхана  спустился  с  гор  к  людям и обнаружил, что все они
говорят на другом языке, одеваются иначе, у  них  иные  законы,
странные  и  нелепые, смешные обычаи и неверное представление о
белом свете. Он пытался говорить  с  ними,  объяснять,  но  все
смотрели  как на сумасшедшего и вместо восхищения его мудростью
выказывали  ему  либо  сострадание,  как   сумасшедшему,   либо
враждебность...  Магабхана  удалился  в  горы,  пил свою воду и
размышлял о старом и новом мирах, но настоящий мудрец не  живет
без  людей, он вообще живет только для людей, и Магабхана снова
спустился к людям,  говорил,  пока  в  него  не  стали  бросать
камнями.
     -- Наш  мир, -- согласился Колоксай. Он с трудом проглотил
огромный кус мяса,  добавил:  --  К  нам  тоже,  когда  заходят
чересчур умные...
     -- В  последний  раз,  --  продолжал  Хызр, -- он пробыл в
горах почти год, многое осмыслил,  но  для  настоящего  мудреца
важны лишь те знания, которые может передать ученикам, а не те,
которые  умрут с ним. Он спустился к новым людям, напился новой
воды... Он начисто забыл все старое, старые знания, старый мир,
начал понимать язык и обычаи новых людей.  А  они  смотрели  на
него  как  на  безумца,  который  наконец-то излечился от своей
болезни.
     Хызр умолк, Олег долго молчал, ждал продолжения.  Но  Хызр
молчал,  седая  голова  подрагивала,  плечи  опустились, словно
заново пережил те страшные времена.
     Внизу медленно  темнело,  а  верхушки  деревьев  вспыхнули
ярким  красным  пламенем.  На  землю  упали  багровые блики, на
сердце стало тяжко и тревожно в ожидании близкой беды.
     Олег с усилием воздел себя на  ноги.  Лицо  побледнело,  в
глазах страх боролся с отчаянной решимостью.
     -- Спасибо. Я понял, зачем ты мне это сказал.
     Колоксай   удивился,   но   тоже  поднялся,  выпрямился  с
достоинством,   хотя   живот   упорно    выпячивался,    позоря
мужественного  витязя.  Хызр смотрел на них с печальной улыбкой
родителя, который и рад бы удержать в гнезде, но как  удержишь,
если крылышки отрастают, требуют полета?
     -- В  добрый путь, -- сказал он. -- Но задумал ты, вижу по
глазам, страшное. Я не к этой мысли тебя подталкивал.
     Олег свистнул, кони подбежали  оба.  Он  легко  прыгнул  в
седло, вскинул руку:
     -- Спасибо  и  прощай.  Ты подталкивал меня к мысли, что я
должен  быть  как  все.  Иначе,  мол,  меня  ждет  страшное   и
невыносимое одиночество.
     -- Верно.
     Олег сказал тяжело:
     -- Я  знаю  теперь,  как  сделать  свою  жизнь  еще  более
одинокой.
     Конь прыгнул, понесся через кусты, ломая  ветви.  Колоксай
вскинул   руку   в   прощанье,   его  конь  понесся  следом  за
красноголовым волхвом.
     Хызр вскинул обе руки:
     -- Да будет вам дорога... нет, легка не будет, но хотя бы,
хотя бы...
     Издалека из затихающего треска  и  стука  копыт  донеслось
слабое:
     -- ...И еще невыносимее!

     Глава 23

     Конь волхва несся через кусты, перепрыгивал валежины, ямы,
на каждом  прыжке  рискуя  сломать шею себе и всаднику. Темнота
сгущалась, затем  впереди  возник  свет,  земля  уносилась  под
конскими копытами назад, а свет все оставался впереди.
     Колоксай  рассмотрел,  что  впереди  волхва  с  его  конем
несется оранжевый шар с кулак. Искрами брызжет, но мох и  сухие
листья не вспыхивают, зато когда шар задел ствол толстого дуба,
люто  грохнуло,  вспыхнула  слепящая  молния.  Колоксай начал в
страхе придерживать  коня,  ибо  и  в  наступившей  тьме  видел
полуослепшими  глазами  расколотый надвое дуб, паутину молнии и
перекошенное лицо Олега.
     Конь шумно дрожал. Его трясло  так,  что  Колоксай  ощутил
себя  вовсе не трусом, приободрился, отыскал убежавший из этого
страшного леса голос:
     -- Олег!
     Из кромешной тьмы прозвучало:
     -- Стой там.
     -- Да я и так как мышь в норе.
     Голос Олега был все еще злым и растерянным:
     -- Я не зря ускакал на  ночь  глядя.  Надо  сейчас,  а  то
завтра  уже  струшу...  Я  чем  больше думаю, тем больше у меня
отговорок. Завтра уже не решусь.
     Колоксай поглаживал дрожащего коня, шептал на ухо ласковые
слова, слышно  было,  как  конь  пугливо  прядает  ухом,  слыша
горячее дыхание хозяина.
     -- А чего мы ждем?
     Голос Олега прозвучал напряженно:
     -- Слезай, слезай.
     Чернота  начала  рассеиваться, перед глазами плавали серые
пятна. Одно пятно фыркнуло, там затрещали  кусты.  Конь  Олега,
уже без всадника, вломился в чащу.
     -- Ты где? -- вскрикнул Колоксай.
     -- Слезай, -- донесся голос из темноты совсем близко. -- Я
не смогу еще и коней...
     Он  послушно  слез, звучно шлепнул коня по мокрому от пота
крупу. Конь обрадованно побежал вслед  за  лошадкой  волхва,  и
Колоксай    смутно    подивился,    как   же   поймают   снова,
нестреноженных.
     -- Коней? Что коней?
     Слова застряли в горле. На лес опускалось нечто  страшное,
давящее,  душа  застыла  в  страхе. Вершинки тревожно зашумели,
затрещало, он смутно видел, как верхушку самого высокого дерева
переломило как лучинку,  сорвало  и  унесло,  а  страшная  мощь
опустилась прямо на него, захотелось взвыть и помчаться в ужасе
куда  глаза  глядят,  как  убегают  даже  самые храбрые псы при
первых же ударах грома.
     А затем его  смяло,  сжало,  выдавило  душу.  Рядом  жутко
заржал  конь, блеснули оскаленные зубы, почему-то огромные, как
колья  частокола,  красная  пасть  надвинулась  и   проглотила.
Страшные  зубы  дробили доспехи, хрустели его костями, но из-за
страха и беспомощности почти не чувствовал  боли,  сам  скрипел
зубами, напрягался изо всех сил...
     Медленно  начал  проступать  красноватый  свет. Желудок то
обрывался, все тело тяжелело, словно влили в пасть  пару  ведер
расплавленного олова, то внезапно начинал карабкаться по горлу.
Приходилось  стискивать  зубы  и  напрягать  все  мышцы,  чтобы
блевотиной не опозориться  тому,  кто  выдерживал  самые  дикие
загулы в захваченных городах.
     А  потом от удара в подошвы он упал и покатился по широкой
каменной плите. Все вокруг было розовым, даже  камень  под  ним
блистал  крохотными красными искорками, небо тоже розовое, а на
востоке разгорается самое страшное и красивое зарево, какое  он
только видел.
     Ошалев,  он  приподнялся  на  дрожащих  руках.  Олег сидел
привалившись спиной к камню. Волхв  выглядел  так,  словно  его
пожевал Змей, выплюнул, а потом еще и прихлопнул лапой.
     Воздух  был  странно  морозный. Колоксай, который взмок от
страха,  закашлялся,  когда  вдохнул  слишком   глубоко.   Горы
возвышались  так, что остальные вершинки остались далеко внизу.
Отсюда  это  выглядело  так,  словно  несметное   стадо   Змеев
расположилось  на  отдых,  выставив  шипастые  панцири,  жуткие
гребни.
     Из-за далекого виднокрая, он никогда не видел, чтобы  край
земли оказался так далеко, поднялся сверкающий, как раскаленная
поковка боевого топора, краешек солнца. Багровый свет перешел в
алый, а тот начал быстро сменяться оранжевым.
     -- Так  это  же... -- прошептал Колоксай, -- меня всю ночь
терзало, давило, мучило?.. А я столько вытерпел?
     Олег,  словно  очнувшись  от  глубокого  обморока,   начал
ощупывать  бока.  У  волчовки  оторвало петли, а с плеча свисал
обрывок  веревки  от  заплечного  мешка.  Исхудавшее  за  время
перелета лицо болезненно дернулось.
     -- Не  льсти  себе.  Тоже мне, герой! Мы сюда добрались во
мгновение ока.
     Даже голос его был изломанный, хриплый, а из груди рвались
сипы и  клокотанье,  словно  внутри  порвало  легкие.  Колоксай
обвиняюще ткнул пальцем в восходящее солнце:
     -- А это что?
     -- Пряник.
     Колоксай опешил:
     -- Какой же пряник, если это солнце?
     -- Знаешь  ведь, -- удивился Олег, словно могучий витязь в
самом деле мог не знать в силу занятости  царскими  делами.  --
Чего спрашиваешь?
     -- Так  откуда  солнце, если нас подхватила эта