астывшего на обочине дороги человека.  Олег  видел,  что  конь
начинает  брать  вправо,  стремясь  налететь  на  него  и сбить
корпусом.
     Всадник  вскинул  руку,  другой  могучей  дланью   натянул
поводья:
     -- Тпру!..   Чертов   конь,   ему   бы  только  драться!..
Здравствуй, мудрец. Ты еще помнишь меня?
     Олег пробормотал:
     -- Что нужно  могучему  повелителю  Артании  от  скромного
искателя истины?.. И почему ты один?
     Конь,  играя  и  пританцовывая,  подошел  ближе.  Колоксай
смотрел сверху, как коршун на цыпленка,  потом,  спохватившись,
легко спрыгнул на землю, поклонился:
     -- Не   подобает   даже  царю  разговаривать  с  мудрецами
свысока. Я догнал  тебя,  чтобы  ты  растолковал  мне  значение
своего  предсказания. Я уже видел за свою короткую жизнь... еще
больше слышал, что пророчества мудрецов всегда сбываются...  но
только мы не успеваем понять загодя. А когда сбываются, то либо
уже лежишь в луже крови, либо... что еще хуже, в дерьме по уши.
     Он  повел  коня  в  поводу  рядом  с  Олегом,  а  тот  шел
задумавшись, потом вздрогнул, обнаружив, что грозный  царь  все
еще топает по пыли рядом и выжидающе заглядывает ему в лицо.
     -- Да что толковать, -- ответил Олег неохотно. -- Многое и
без толкования  понятно,  но  люди все равно не делают верно, а
делают так... как хочется.
     Колоксай шел натянутый как тетива  перед  выстрелом,  Олег
чувствовал    странное   невесомое   прикосновение,   а   когда
поворачивал голову, синие глаза смотрели выжидающе и с до  боли
знакомой надеждой, что он, Олег, мудрый и всезнающий, все разом
поймет, объяснит, растолкует. Даже когда он, Олег, делал ошибку
за  ошибкой,  тот,  другой синеглазый, уверял Мрака, что хитрый
Олег нарочито заводит их в  топи,  чтобы  потом  разом  вывести
прямо к накрытым столам, а преследующие их враги перетопнут все
до одного.
     Он  тряхнул  головой,  стряхивая прошлое, невольно ускорил
шаг. Конь попробовал потащить Колоксая в  сторону,  там  сочная
зелень,  Колоксай  досадливо  дернул с такой силой, что едва не
оторвал коню голову. Колоксай заговорил непривычно просительным
тоном:
     -- Ты наговорил о  великом  потомстве...  но  пока  что...
Понимаешь,   здесь  много  молодых  женщин...  Я,  как  водится
правителю, взял несколько жен и сотню наложниц, но пока что  ни
одна  не  понесла!  А  мои  дружинники, что пришли со мною, уже
успели обрюхатить половину тех, кто носит юбки...  Да  что  те,
кто в юбках! Вот и телята начали рождаться двухголовыми. Волхвы
говорят  --  к  беде,  а  я-то знаю, что со мной пришло слишком
много молодых и неразборчивых.
     Олег вздрогнул, возвращаясь в  этот  мир,  успел  услышать
последние слова. Понял по ним предыдущие:
     -- Мы  меняемся,  герой... И мир меняется вместе с нами...
Ты не всегда будешь таким.
     Колоксай сказал торопливо:
     -- Мудрец, но мне надо спешить!
     -- Почему?
     -- Когда я был совсем мал, к моей матери пришли боги.  Как
водится,  с  подарками,  а  кроме  того,  спросили  нас,  троих
братьев: какую жизнь хотим прожить -- длинную и  спокойную  или
же  бурную,  полную  подвигов  и  славы,  но  короткую? Ну, сам
знаешь, это они у всех спрашивают. Ритуал такой. Не  знаю,  что
выбрали мои братья, но я выбрал последнее.
     -- А что последнее?
     -- Подвиги,  --  громыхнул  Колоксай  громовым голосом, --
последнее дело! Подвиги!
     -- А-а-а... Ты говори, говори.
     -- Так что скоро могу погибнуть, но не хотел бы  раньше...
чем оставлю после себя сына!
     Олег  повернул  голову, внимательно изучая шагающего рядом
молодого  богатыря.  Тот  смотрел  под  ноги,  уже   непривычно
смиренный, ждущий его решения.
     -- У  тебя  будет  великий род, -- сказал Олег наконец. --
Это видно... Но не от этого...
     -- Как это?
     -- Не от такого, -- объяснил Олег неуклюже,  --  каков  ты
сейчас.
     -- Но я всегда буду таким!
     Олег покачал головой:
     -- Нам  всем  кажется,  что  вот  теперь-то  мы  такими  и
останемся. Но умные меняются. Дураки -- никогда.
     Колоксай в задумчивости почесал в затылке:
     -- Разве что сменить доспехи?
     -- Даже шкура ни при чем.
     Зеленые глаза колдуна все чаще останавливались на  золотой
серьге  в  ухе. Некрупный зеленый камень поблескивал крохотными
лучиками. В глубине камешка чувствовалось движение, но он  мал,
даже  простые  дружинники  носят  покрупнее,  и Олег все не мог
разо-брать, что же странное он там зрит.
     -- А что нужно? -- спросил Колоксай напряженно.
     -- У тебя не простой камень, -- заметил Олег.
     Колоксай кивнул, но взгляд отвел:
     -- Да, это изумруд.
     -- Очень яркий.
     -- Да, чистейшей воды!
     Снова голос юного правителя показался чересчур  поспешным.
Олег кивнул, шел все так же неспешно, погруженный в думы, затем
ход мыслей нарушил несколько смятенный голос Колоксая:
     -- Если уж совсем точно, то это кольцо подарила мать.
     -- Твоя мать -- могучая богиня, -- кивнул Олег.
     У Колоксая округлились глаза.
     -- Ты знаешь?
     Олег кивнул, пряча усмешку:
     -- Знаю.
     -- Вот что значит волхв, -- протянул Колоксай уважительно.
-- Сразу  увидеть... Так вот, эта серьга дает мне неуязвимость!
И потому я  совсем  запутался.  Уже  проверил  в  битвах:  мечи
врагов, их стрелы и копья не оставляют на мне ни царапины, могу
врываться  в  самую гущу сражения, могу повергать самых сильных
богатырей, и меня могут остановить только стеной из щитов... да
и то ненадолго. Или схорониться от меня за крепкими стенами.
     -- Ну-ну, и что же непонятно?
     Колоксай воскликнул с мукой в голосе:
     -- Но как же тогда  смогу...  полную  подвигов?  Какие  же
подвиги,  если я неуязвим!.. И как моя жизнь окажется короткой,
если суждено умереть только от старости?
     Олег подумал, спросил медленно:
     -- Ты неуязвим только от мечей, стрел, дротиков? Или и  от
яда, болезней, горных обвалов?
     Видно  было,  как  Колоксай  побледнел,  плечи  его  зябко
передернулись.
     -- Ты прав,  лучше  бы  не  был...  А  то  завалит  горным
обвалом,  и мне там лежать до самой старости? Страдая от голода
и жажды?
     Олег оглянулся, стены града скрылись за виднокраем. Позади
качались вершинки темных сосен, лес смыкался за их спинами.
     -- Не пора ли тебе возвращаться?
     -- Не знаю, -- ответил Колоксай.
     Олег посмотрел искоса:
     -- Разве? Мне показалось, что такой могучий правитель  все
на свете знает и умеет.
     Колоксай сказал с неудовольствием:
     -- Готов браться за все -- это не то же самое, что знать и
уметь. Мне надо все уметь, вот и...
     Олег  стиснул  челюсти.  Горькую правду говорил звероватый
Мрак, что миром двигают не те, кто знает и  умеет,  а  те,  кто
берутся  двигать, пока мудрые да умеющие сидят на печи да сопят
в тряпочку.
     -- Так что же ты хочешь?
     -- Возьми меня с собой, -- предложил Колоксай неожиданно.
     Олег отшатнулся, даже соступил на обочину:
     -- Что?
     -- Возьми, -- повторил  Колоксай  уже  совсем  не  царским
голосом. -- Тебе понадобится в твоем пути могучий защитник.
     Олег все еще в изумлении качал головой:
     -- Мне -- да, но что это даст тебе? Чтобы царь сопровождал
странствующего волхва? Что скажут твои подданные?
     Колоксай отмахнулся:
     -- У меня мудрые воеводы. И многоопытные советники.
     -- Ты им что-нибудь сказал?
     -- Немного.
     -- Что?
     -- Если  не вернусь к вечеру, то отправляюсь с тобой. Дело
в том,  что  наш  волхв  зрел  в  ночи  хвостатую  звезду,  что
указывала на север. А утром солнце встало рогатое! Это примета,
что  нас  посетило  нечто  необыкновенное.  Но  никто ничего не
заметил, тогда я решил, что  необыкновенность  может  прийти  с
тобой. И уйти тоже.
     Олег покачал головой:
     -- Впервые  слышу, чтобы царь вот так оставил трон и пошел
странствовать.
     -- Брешешь, -- не поверил Колоксай. -- Даже я слышал такие
истории. С царями это как раз часто.  Правда,  царей  как  пруд
пруди,  в  каждом  селе  царь  или  король. Мне больше нравится
зваться князем.
     -- Но князья не уходят.
     Колоксай нехотя согласился:
     -- Ладно, тогда я царь. За меня остался  Миротверд.  Он  и
так  правил  осторожно  и  мудро,  а я был не столько царем или
князем,  как  главным  воеводой.  Всегда  на  полях  битв,   на
кордонах...  Он  не  растеряет царство! А я познаю нечто новое,
что недоступно царю.

     Когда вошли под густую тень деревьев, Олег определил самый
высокий  дуб,  направился   прямо   через   кустарник,   вскоре
перешагнул   через   родничок,   что  выбивался  из-под  корней
дуба-исполина.
     За спиной трещали ветви, тяжело гупало. Это  проламывались
Колоксай с его гордым конем.
     Олег  сел,  привалившись  спиной  к  дубу.  От  воды веяло
живительной прохладой. Неспешно зачерпнул ладонью, смочил лицо,
лоб, лишь затем напился. Колоксай в нерешительности  потоптался
рядом, конь уже принялся объедать сочные верхушки орешника.
     -- Ты   угадал  правильно,  --  сказал  Олег  так,  словно
разговор и не прерывался. -- Ты  ведь  почти  бессмертен...  по
крайней мере, в бою. Так зачем тебе дети?
     Колоксай  несколько  мгновений  смотрел в упор на мудреца,
который выглядел едва ли старше его самого, если бы  не  мудрые
усталые  глаза.  Эти  глаза  изменились,  когда  могучая  длань
правителя  метнулась  к  уху.  Рывок,   и   Колоксай   протянул
забрызганную каплями крови золотую серьгу.
     -- Теперь у меня дети будут?
     -- Теперь  природа обязана дать тебе детей, -- сказал Олег
тихо. Горло сжала незримая рука,  он  почти  прошептал:  --  Ты
такой молодой... Ты так страстно хочешь иметь детей?
     -- Да! -- почти выкрикнул Колоксай.
     -- Не понимаю, -- ответил Олег.
     -- Ты мудрец, и не понимаешь?
     -- Не понимаю, -- признался Олег. -- А ты?
     Колоксай  все  еще  держал на ладони серьгу. По шее от уха
побежала тоненькая струйка крови.
     -- Я не волхв, мне понимать  нечего.  А  такие  вещи,  как
честь, слава, отвага, -- не понимаются, а чувствуются!
     -- Да-да, -- согласился Олег. -- Ты прав.
     -- А  дети,  --  продолжал  Колоксай горячо, -- это как...
как... даже не знаю... как дубы, что роняют желуди каждый год в
надежде, что вырастет молодой дубняк, как дождь, что падает  на
сухую  землю,  и  та  сразу  становится зеленой, как ветер, без
которого мир умрет...
     -- Да-да, -- повторил Олег. -- Мне это понять трудно.
     Он принял серьгу,  повертел  в  пальцах.  Теперь  странные
силуэты  в  камешке  различались  лучше,  но  все же надо будет
рассмотреть при ярком  солнечном  свете,  когда  лучи  пронижут
насквозь.

     Глава 18

     Он   чувствовал   себя  слишком  усталым,  чтобы  собирать
хворост, а царя не пошлешь, это не бог, потому лишь  указал  на
ровное  место  в  двух  шагах,  сказал  Слово  Огня. Вспыхнуло,
затрещало, в лица пахнуло жаром,  а  к  небу  взметнулся  столб
оранжевого пламени.
     Колоксай  отшатнулся,  остановившимися  глазами  впился  в
мудреца. Тот сидел  понурый,  по-стариковски  протянул  руки  к
огню, сгорбился, весь несчастный, как ворона под долгим дождем.
     -- Что за счастливый огонь! -- воскликнул Колоксай.
     -- Еще  неизвестно,  --  проворчал Олег, -- счастливый или
несчастный...
     -- Почему?
     -- Зажигать умею, а вот гасить... -- сказал Олег, морщась.
-- Ладно, другой кто-то сумеет... Ложись, утро вечера мудренее.
Авось передумаешь и вер-нешься.
     Тревога шевельнулась, залегла на дно, но он чувствовал  ее
там  и  знал причину. Ломать всегда проще, чем строить, и чтобы
спалить лес, хватит одной искры, ни ума, ни умения не  надо.  А
вот загасить...
     Он  пробормотал  слово, Колоксай отпрянул, когда на колени
шлепнулся  крупный  уже  зажаренный  гусь.  Еще   горячий,   из
раздутого   брюха   выглядывали   коричневые  яблоки.  Колоксай
отдернул ладони, гусь тяжело скатился на траву.
     -- Святое небо!
     -- Прости, -- сказал Олег. -- Задумался, не  подумал,  что
сперва бы стол или хотя бы скатерть... Старею, видать.
     Колоксай  с недоверием смотрел то на невозмутимого волхва,
то на истекающего соком гуся. Коричневая  корочка  лопнула,  из
щелей поднимались тонкие белые струйки пара.
     -- Сколько же тебе?
     -- Я  старые  книги читал, -- ответил Олег уклончиво. -- А
во  многих  книгах  много  печали...  Ты  ешь,  ешь!  Я  сперва
стеснялся, что у кого-то изо рта кусок выхватил, а потом...
     -- Что потом?
     Его  пальцы  уже  осторожно подняли гуся, не по-волшебному
тяжелого, ноздри затрепетали, как занавеска на ветру.
     -- Да если бы кусок черного хлеба, -- объяснил Олег, глаза
его смотрели поверх головы  витязя,  губы  двигались  медленно,
волхв  думал  о  другом, -- или сухарь... А у кого откормленный
орехами гусь, у того это не последний гусь...
     Колоксай оторвал лапку, жадно вдохнул аромат сочного мяса.
Он уже  готовился  ложиться  спать  натощак,  как  и  положено,
говорят,   странствующим   волхвам.   Теперь   видно,  как  они
странствуют...
     По   пальцам   побежал   горячий    сок.    Глаза    стали
отсутствующими,  а  на  лбу собрались морщинки, словно пробовал
припомнить, не исчезало ли с его княжеского стола вот так же во
время пира что-нибудь особенное.

     Ночью Олега посещали смутные  видения,  призрачные  фигуры
тянули  к  нему  тонкие руки, жалобные женские голоса звенели и
после того, постепенно истаиваясь,  как  он  обнаружил  себя  у
догоревшего  костра.  Над  лесом  медленно  поднимался холодный
зябкий рассвет. Рядом скорчилась  гигантская  фигура,  но  едва
Олег шелохнулся, человек мгновенно разогнулся, сел.
     На Олега смотрели ярко-синие глаза, которые он каждый день
встречал  в  родной деревне, а по-следний раз видел... когда он
расстался с бедным дударем?
     Волхв был грустен, зеленые колдовские глаза не  отрывались
от  оранжевых  язычков  огня.  Крупные  багровые угли светились
изнутри, там что-то бегало, исчезало, появлялось,  выстреливало
короткими острыми, как у молодой змеи, язычками.
     Лицо Колоксая побледнело, черты стали резче, словно провел
ночь без  сна,  но  голос  прозвучал  так,  словно  разговор не
прерывался:
     -- Я не передумал, волхв!
     После ночного бдения на лбу появилась первая  морщинка,  а
складки у губ стали тверже.
     -- Ты уверен?
     -- Человек,  который умеет так зажигать огонь... он сможет
чему-то научить.
     -- Я ж говорю, -- ответил Олег  тоскливо,  --  что  иногда
важнее  загасить...  или  воздержаться  от  огня. Но это, как я
вижу, слишком сложно для тебя. Зато для  меня  еще  сложнее.  Я
тоже хочу много и сразу... Ладно, седлай своего коня... Хотя не
понимаю, зачем этот с четырьмя ногами? Мы пешком.
     Колоксай   с   великим   сожалением  оглянулся  на  своего
белоснежного  красавца.  Тот,  неловко  переступая   спутанными
ногами,  передвигался вдоль зеленого кустарника, срывал листья,
хрустел, косил в их сторону удивленным коричневым глазом.
     -- А может, -- предложил Колоксай без всякой надежды, -- и
тебе коня? Какая разница,  где  мыслить?  К  тому  же  на  коне
мыслить  труднее, а значит -- мелкие проскочат, а крупную мыслю
заметишь. Да и когда сильно трясет, в голове  все  бултыхается,
мысли перемешиваются.
     Олег покосился на знатока по мыслителям, но смолчал. Огонь
все так  же  лизал  багровые угли, Колоксаю почудилось, что, не
будь здесь этого дерева, все равно горело бы точно так  же,  но
волхв  чем-то  опечален, явно мысли попадаются не те, огорчение
мудреца  понятно,  ему  тоже  иногда  попадали   в   силки   не
черно-бурые лисицы, а ежи, а то и вовсе жабы.
     Олег поднялся:
     -- В путь!
     -- В  путь,  --  откликнулся  Колоксай.  --  И ничего, что
натощак...
     Олег оглянулся через плечо с недоумением:
     -- Натощак?.. Ах да!
     Он хлопнул  себя  по  лбу,  сказал  что-то  выразительное,
похожее  на брань рассерженного тюринца с примесью слов куявца,
но на смятую траву посыпались жареные гуси, рухнул поросенок на
вертеле, падали градом мелкие запеченные в тесте птички, мудрец
снова забыл в благородной  задумчивости  про  скатерть,  воздух
наполнился  сбивающими  с  ног могучими запахами жареного мяса,
птицы, острых трав и таких горьких кореньев,  что  даже  сытого
заставляют жадно хватать все новые блюда...
     После  короткой  трапезы,  когда  у  костра осталось еще с
десяток жареных гусей, подобревший Олег  разрешил  белоснежного
красавца вести в поводу, а сразу за лесом в маленькой деревушке
купили еще лошадку. Колоксай приободрился, оба верховые, к тому
же лошадка оказалась резвой, неслась вскачь, и хотя белоснежный
жеребец  успевал  без  труда,  Колоксай  косился  на  мудреца с
растущим  уважением:  умеет  выбирать  коней,  а  сколько   его
воеводам  всобачивали  негодных,  хилых,  а то и вовсе надутых,
дабы выглядели толстыми и сытыми!
     Олег держался в седле ровно, покачивался в такт скачке. Он
уже забыл, как понял Колоксай, о  скудной,  по  мерке  волхвов,
утренней   трапезе,   для   которой   в   рассеянности  снес  с
пиршественного стола какого-то заморского владыки все подряд  и
перебросил  в  дикую  чащу,  тем  более  не  помнил  о пещере с
сокровищами, что отыскал в руинах древнего города и с небрежной
щедростью,  что  заставила  бы  другого  владыку  удавиться  от
зависти, подарил, даже не глядя, незнакомым людям...
     Непривычное чувство облегчения вошло вовнутрь, растеклось.
Он ощутил   себя   странно   умиротворенным,   губы  раздвинула
глупо-счастливая улыбка. Перехватив взгляд волхва, объяснил:
     -- Впервые не я веду, а меня... Непривычно!
     -- Скоро наскучит, -- предостерег Олег.
     Колоксай удивился:
     -- Я войско водил и на  журавлевцев,  и  на  урюпинцев,  в
болотах вязли, в горах замерзали... и ничего, им не наскучило!
     -- Ты  из  другого теста, -- буркнул Олег. -- Или глины. А
то и вовсе не глины, а дерева. Или металла.

     На   дорогах   все   чаще   обгоняли   груженые   подводы.
Немногословные   поселяне  везли  мешки  с  зерном.  Корзины  с
яблоками, рыбу в бочках и лоханях,  везли  битую  птицу.  Когда
ехали  мимо  леса, там слышались частые удары топоров. Верхушки
деревьев то одна,  то  другая  вздрагивали,  медленно  валились
набок, доносился треск сучьев.
     Колоксай  оглянулся,  кивнул  на  пару  могучих коней, что
вытаскивали из леса огромный ствол вековой сосны.
     -- Кто-то строится...
     -- Вряд ли селянин,  --  согласился  Олег.  --  Ему  хатки
ставят попроще...
     Колоксай поморщился:
     -- Если  я  каждому  холопу  будет  ставить  терем, то мое
царство быстро пойдет прахом.
     -- Прахом ли?
     -- Прахом, -- отрубил Колоксай.
     Впереди открылся на возвышении град, такой радостный,  что
даже  у  хмурого  Олега  посветлело  на душе. Новенький, словно
игрушечный, он блистал стенами  теремов  и  городских  стен  из
свежеошкуренных бревен, крыши словно из чистого злата, покрытые
ровными,  любовно  подогнанными  плашками из гонты, даже отсюда
видны  затейливые  коньки  на  крышах,   изукрашенные   ставни,
наличники.  Даже сараи и конюшни поставлены так, словно человек
не раз еще  возвращался  к  ним,  что-то  подделывал,  украшал,
поправлял, превращая простой хлев в место для посиделок.
     Колоксай смотрел равнодушно:
     -- У тебя есть какая-то цель? Или же скитаемся просто так?
     -- Цель  есть,  --  ответил  Олег,  -- но к ней на коне не
подъедешь.
     -- А на козе?
     -- Смотря что назвать козой.
     За городской стеной паслись огромные стада,  таких  тучных
коров  Олег  еще  не  встречал. Вымя каждой почти волочилось по
земле, а дальше берег был белым от гусиного стада, шумного,  но
по-барски  ленивого, разнеженного. Немногие еще плавали, другие
же степенно выбирались на берег, гоготали и  топали  в  сторону
городских врат.
     Колоксай  мазнул  спокойным  взором,  конь под ним пыт