вещи  в  дорогу
для них обоих. Разумеется, он самостоятельно  принял  решение  по  этому
вопросу.

***

   Некоторое время спустя после ухода Джеаны, Веласа и Хусари ибн  Мусы,
торговца шелком, который, как это ни поразительно, объявил  себя  борцом
против Льва Картады, из кабинета лекаря Исхака бен Йонаннона можно  было
услышать странные звуки.
   Его жена Элиана стояла в коридоре у закрытой двери и слушала, как  ее
муж,  четыре  долгих  года  хранивший  гробовое  молчание,  тренируется,
выговаривая буквы алфавита. Потом он начал сражаться с простыми словами,
как ребенок, пробуя, что он может произнести, а что нет. К этому времени
на улице совсем стемнело. Их дочь, их единственный  ребенок,  находилась
где-то вне надежных стен цивилизации, там, куда почти никогда не  ходили
женщины, на просторах опасного  мира.  Элиана  держала  в  руке  высокую
горящую свечу, и при ее свете посторонний  наблюдатель  мог  бы  увидеть
глубокое страдание на ее все еще прекрасном лице.
   Она долго стояла так, потом постучалась и  вошла  в  комнату.  Ставни
были по-прежнему открыты, а окно распахнуто, как их оставила  Джеана.  В
конце дня смерти, когда горестные  звуки  еще  раздавались  за  воротами
квартала, звезды, как обычно, безмятежно сияли в темнеющем  небе.  Скоро
взойдут луны, сначала  белая,  потом  голубая,  и  ночной  ветерок,  как
всегда, принесет прохладу и облегчение опаленной летом земле, на которой
люди дышат и ходят. И разговаривают.
   - Эиа-а? - произнес ее муж, и Элиане бет Данил эта попытка произнести
ее имя показалась музыкой.
   - Ты разговариваешь, как болотная лягушка, - сказала она и подошла  к
его креслу.
   В колеблющемся свете она увидела его улыбку.
   - Где ты был? - спросила она. - Мой дорогой. Ты был так нужен мне.
   - Эиа-а, - снова  попытался  он  и  встал.  Его  глаза  были  черными
впадинами. Теперь они всегда будут такими.
   Он развел руки в стороны, и она вошла  в  пространство,  которое  они
создали для нее в этом мире, опустила голову ему на  грудь  и  позволила
себе почти непредставимую роскошь - отдаться горю.

***

   Примерно в то же время их дочь находилась у самых стен города и  вела
переговоры со здешними проститутками о покупке трех мулов.
   Джеана знала несколько тайных лазеек, позволяющих незаметно  покинуть
город. Некоторые из них были слишком  тесными  для  человека  комплекции
Хусари, но было еще одно место в самом квартале, в  его  северо-западном
конце, где дерево скрывало низкий проход сквозь камень городской  стены.
С превеликим трудом, но Хусари  все  же  сумел  протиснуться  в  него  с
помощью Веласа.
   Когда они вышли наружу и остановились на  поросшем  травой  берегу  у
реки, женский голос - причем очень знакомый - весело произнес в темноте:
   - Добро пожаловать, странники. Позвольте мне  проводить  вас  в  Сады
Наслаждений, какие лишь Ашар предлагает мертвым.
   - Киндатам он не предлагает ничего подобного, -  ответила  Джеана.  -
Сегодня ты почти могла бы соблазнить меня, Джасинто.
   - Джеана? Лекарь?  -  Женщина,  надушенная  и  увешанная  безвкусными
украшениями, подошла поближе. - Прости  меня!  Я  тебя  не  узнала.  Кто
вызвал тебя сегодня?
   - Собственно говоря, никто. Сегодня мне нужна ваша помощь.  Возможно,
за мной охотятся ваджи, и еще мувардийцы.
   - Чума их всех побери! - воскликнула женщина  по  имени  Джасинто.  -
Разве им мало сегодня крови?  -  Теперь  глаза  Джеаны  уже  привыкли  к
темноте, и она могла различить перед собой стройную  фигурку,  одетую  в
тончайшие, ничего не скрывающие одежды. -  Что  вам  нужно?  -  спросила
Джасинто. Джеана знала, что ей четырнадцать лет.
   - Три мула и твое молчание.
   - Вы их получите. Пойдем, я отведу вас к Нунайе.
   Этого она ожидала. Если кто-то и управлял этим сообществом  женщин  и
мальчиков у стен города, то это была Нунайа.
   Нунайа не любила терять зря ни времени,  ни  слов.  Мужчины,  которые
торопились, это знали или быстро узнавали. Клиент,  пришедший  к  ней  с
визитом, через очень короткое время оказывался снова  в  стенах  Фезаны,
удовлетворив некоторые из своих потребностей и облегчив кошелек.
   Покупка мулов оказалась несложным  предприятием.  Уже  несколько  лет
Джеана - единственная женщина-лекарь в Фезане - была  доверенным  врачом
городских блудниц. Сначала в их квартале  у  восточной  стены,  а  потом
здесь, на севере, после того как ваджи выставили их за городские  ворота
в один из пригородов у реки.
   Это событие стало результатом  одной  из  тех  спорадических  вспышек
праведного гнева, которые возникали в отношениях между городом  и  теми,
кто торгует плотской любовью. Женщины были уверены, что вернутся обратно
в город в течение года и, возможно, снова окажутся за его стенами  через
год-другой.
   Однако, учитывая то, что женщины и мальчики,  которых  можно  купить,
теперь находились в основном за  пределами  города,  неудивительно,  что
появились тайные выходы из него. Ни один город, вне стен которого  живет
часть его обитателей - законных или незаконных, -  невозможно  огородить
полностью.
   Джеана к этому времени знала довольно много блудниц  и  не  один  раз
выскальзывала из города, чтобы провести с ними веселый вечер за  едой  и
питьем. Из почтения к Джеане, которая принимала у них роды и  лечила  их
от болезней или ран, в такие часы  они  не  привечали  клиентов.  Джеане
общество этих женщин и умудренных жизнью печальных  мальчиков  нравилось
больше, чем общество почти всех ее  знакомых  из  города,  как  в  самом
квартале киндатов, так и вне его. Иногда она задавала себе  вопрос,  как
это характеризует ее лично.
   Жизнь в этом мире убогих хижин возле рва и реки протекала  далеко  не
безмятежно, и часто Джеану срочно вызывали  для  лечения  ножевой  раны,
которую одна из женщин нанесла другой. Но хотя здесь  были  представлены
все три религии, ей было ясно, что когда возникали ссоры, они  не  имели
никакого отношения к почитанию солнца, лун или звезд. И  ваджи,  которые
выдворили изгнанниц сюда, были их общими врагами. Джеана знала, что  эти
люди ее не предадут.
   Нунайа продала им трех  мулов  без  единого  вопросительного  взгляда
сильно подведенных глаз с тяжелыми веками.  В  этом  месте  не  задавали
нескромных вопросов. У каждого были свои тайны и своя боль.
   Джеана села на одного из  мулов,  Велас  и  Хусари  взяли  остальных.
Женщине полагалось сидеть в седле боком, но Джеана  всегда  считала  это
глупым и неудобным. Врачам позволялось быть  эксцентричными.  Она  ехала
верхом по-мужски.
   Стояло лето, река текла медленно и лениво. Переправляясь через нее  и
крепко натянув поводья, Джеана вдруг почувствовала, как в  них  врезался
тяжелый, плавающий в воде предмет. Она содрогнулась,  понимая,  что  это
такое. Мул резко отпрянул в сторону, и она чуть не упала, пытаясь с  ним
справиться.
   Беглецы выбрались из воды и двинулись на север,  к  деревьям.  Джеана
один раз оглянулась. Позади горели  фонари  в  сторожевых  башнях  вдоль
стен, в замке и в высоких домах Фезаны,  свечи,  зажженные  мужчинами  и
женщинами, укрывшимися за этими стенами от опасностей темноты.
   По крепостному рву и по реке плыли обезглавленные тела. Сто  тридцать
девять тел.
   Сто сороковой человек сейчас ехал  рядом  с  ней,  испытывая  сильные
мучения, но не издал ни одного жалобного звука.
   - Посмотрите вперед, - тихо сказал Велас. Вокруг них  царила  темнота
под звездами.
   Джеана посмотрела туда, куда он  указывал,  и  увидела  красный  свет
костра вдалеке. У нее екнуло сердце. Наверное, открытый огонь костра  на
лугах  мог  означать  множество  разных  вещей,  но  Джеана   не   могла
определить, каких именно. Сейчас она находилась в чуждом мире,  на  этой
открытой взорам равнине,  ночью,  вместе  с  пожилым  слугой  и  толстым
купцом. Все, что она знала и в чем разбиралась,  осталось  позади.  Даже
убогое предместье у стен города вдруг  показалось  безопасным,  надежным
местом.
   - Мне кажется, я знаю, что это за  свет,  -  через  мгновение  сказал
Хусари. Голос  его  звучал  спокойно,  его  неизменно  уверенные  манеры
продолжали удивлять. - Собственно говоря, я в этом уверен,  -  продолжал
он. - Поехали туда.
   В данный момент Джеана слишком устала,  чтобы  думать  о  чем-то  или
возражать. Она благополучно вывела их  из  города  и  достала  мулов,  и
теперь была рада подчиниться его мнению. У нее промелькнула  мысль,  что
это приключение, это совместное осуществление  мести  может  закончиться
гораздо быстрее, чем они полагали. Она пустила  своего  мула  следом  за
мулом Хусари в сторону костра, горящего на равнине.
   Вот так и случилось, что они втроем, вскоре  после  того  как  взошла
белая луна, подъехали прямо к  лагерю  Родриго  Бельмонте  и  пятидесяти
солдат, которых он привел с собой для сбора  летнего  париас.  И  Джеана
поняла, что эти очень долгие день и ночь еще не закончились.

Глава 4

   Мелкие фермеры из Орвильи, двенадцать человек, приехали в  город  все
вместе, со своими нагруженными мулами, и  покинули  Фезану  все  вместе,
когда в полдень базар закончился. Один-два  из  них  хотели  остаться  и
поглазеть на солдат, с вызывающим  видом  бродящих  по  городу,  но  это
означало бы необходимость потом возвращаться обратно  в  деревню  одним,
без защиты. В неспокойной местности, неподалеку  от  ничейной  земли,  в
такое тревожное время удовольствие  пошататься  по  городу  -  или,  для
некоторых, посетить одно  интересное  предместье  за  северными  стенами
города - не могло  перевесить  насущную  необходимость  обеспечить  себе
безопасность в составе большой группы.
   Задолго до вечерней молитвы они все благополучно вернулись в  Орвилью
с  товарами,  которые  приобрели  на  рынке   в   обмен   на   продукты,
произведенные за неделю. И поэтому никто из  них  не  знал  о  том,  что
произошло в тот день в Фезане. Они узнают обо  всем  позже,  но  к  тому
времени это потеряет для них значение. Им придется разбираться со  своей
собственной бедой.
   Разбойники  с  севера  -   даже   невежественные   крестьяне   узнали
всадников-джадитов - налетели на Орвилью как раз  в  тот  момент,  когда
голубая луна присоединилась к белой на летнем небе. Расчет  был  слишком
точным, чтобы списать его на совпадение,  хотя  с  какой  целью  выбрали
именно этот момент, никто после не мог себе  представить.  Возможно,  то
была причуда судьбы. Но в  том,  что  произошло,  когда  всадники  -  по
крайней мере пятьдесят человек -  прорвались  сквозь  деревянный  забор,
окружавший деревенские дома и сараи, или  перепрыгнули  через  него,  не
было ничего необычного. В Орвилье жило примерно двадцать  семей.  У  них
имелось несколько старых мечей и  несколько  ржавеющих  копий.  Довольно
много мулов. Один бык. Три лошади. Арам ибн Дунаш, дом которого стоял  у
водяной мельницы на ручье, владел  луком,  принадлежавшим  когда-то  его
отцу.
   Он погиб  первым,  пытаясь  трясущимися  руками  выпустить  стрелу  в
летящего на него с воплями всадника. Пика всадника пронзила грудь  Арама
и пригвоздила его к стене  собственного  жилища.  Его  жена  неосторожно
закричала в доме. Услышав ее крик, всадник соскочил с  коня  и  вошел  в
крохотный домик. Пригибаясь в низком дверном проеме, он уже  расстегивал
ремень.
   Быстро загорелись дома и общинный сарай. В нем хранилась солома, и  к
середине лета она хорошо высохла. Языки пламени с ревом взметнулись  над
постройкой. Наверное, огонь было видно в самой Фезане.
   Зири ибн Арам, который любил летом спать  на  крыше  сарая,  спрыгнул
вниз как раз вовремя. Сарай находился на противоположном  конце  деревни
от мельницы и ручья. Ему повезло, он не видел, как погиб  отец.  Как  не
видел и того всадника, который вошел  в  его  дом,  где  находились  его
беременная мать и сестры. Зири было четырнадцать лет.  Он  попытался  бы
убить этого человека голыми руками. И, конечно, погиб бы. Сейчас  же  он
неуклюже приземлился  у  ног  смеющегося  джадита,  который,  держа  меч
плашмя, сгонял в  кучу  всех  тех,  кто  не  погиб  в  первые  мгновения
нападения. Их было не очень много, как  понял  Зири,  в  отчаянии  вертя
головой и пытаясь разглядеть своих родных среди дыма.  Человек  двадцать
осталось в живых из всей деревни, где обитало вдвое больше людей. Трудно
было определить точно среди языков пламени. Орвилью пожирал огненный ад.
   Налетчикам этот рейд  не  принес  никакой  выгоды.  Как  и  следовало
ожидать, ни за одного жителя деревни нельзя было взять  выкуп,  даже  за
деревенского   ваджи.   Короткое   сражение   оказалось    смехотворным.
Вооруженные жалким оружием фермеры почти не оказали сопротивления, и  на
них нельзя  было  потренироваться  в  ведении  боя.  Конечно,  там  были
женщины, но нет никакой необходимости скакать так далеко по летней жаре,
чтобы найти для развлечения крестьянку. Только когда один  из  всадников
предложил распять уцелевших  мужчин  -  женщин,  разумеется,  предстояло
увести  с  собой  на   север,   -   появилась   запоздалая   перспектива
поразвлечься. Это все же Аль-Рассан. Полуголые  оборванцы,  сбившиеся  в
кучу, словно коровы или овцы, были неверными. Этот налет можно было даже
считать деянием, угодным богу.
   - Он прав! - воскликнул другой всадник.  -  Распнем  ублюдков  на  их
собственных столбах, а потом распнем их женщин иным способом! - Раздался
смех.
   Довольно  быстро  и  даже  эффективно  среди  этого  огненного  хаоса
налетчики начали ставить деревянные столбы с перекладинами. Теперь  ночь
обещала некоторое развлечение. Гвоздей у  них  оказалось  предостаточно.
Они предназначались для того, чтобы подковать  лошадей,  захваченных  во
время налета, но могли также сгодиться и для прибивания людей к дереву.
   Разбойники только успели выбрать первого из крестьян для  распятия  -
мальчика с застывшим  лицом,  который,  несомненно,  вырос  бы  и  начал
убивать невинных мужчин и женщин к  северу  от  земель  тагры,  -  когда
раздался чей-то запоздалый предостерегающий вопль.
   Мужчины верхом на конях вихрем неслись к месту казни, огибая  пожары.
У них были мечи, и они пустили их в ход.  К  этому  моменту  большинство
налетчиков спешилось, многие отложили  свое  оружие,  чтобы  приготовить
столбы для распятия ашаритов. Они стали легкой добычей. Такой же легкой,
какой только что были для них жители деревни.
   Однако налетчики оказались хорошо воспитанными людьми, а  не  вшивыми
бродягами-разбойниками. Они знали, как делаются  подобные  вещи  даже  в
Аль-Рассане. Одно дело - крестьяне по обеим сторонам от ничейной  земли,
а другое - люди со средствами и положением в обществе.  По  всему  холму
Орвильи джадиты начали поднимать руки вверх  -  сдаваться,  и  раздались
хорошо известные возгласы:
   - Выкуп! Выкуп!
   Те, кто был убит первой волной новых всадников,  наверное,  умерли  в
изумлении, не веря  собственным  глазам.  Этого  никак  не  должно  было
случиться. Если перед тем как расстаться с жизнью, они поняли, кто напал
на них, это изумление должно было удвоиться, но  никто  не  может  знать
этого наверняка о мертвых.

***

   Альвар по-настоящему не задумывался над этим, но  он,  безусловно,  и
представить себе не мог, что первый человек, убитый  им  в  Аль-Рассане,
будет жителем Вальедо. В тот момент его противник даже не  сидел  верхом
на коне. Это показалось Альвару в какой-то мере не правильным,  но  Лайн
Нунес дал им точные указания:  убивайте  их,  пока  не  услышите  приказ
остановиться.   Каждый   был   законной   добычей,   кроме   коренастого
черноволосого мужчины,  который  ими  командует.  Его  следует  оставить
Капитану.
   Капитан пребывал в отвратительном настроении. Он  пребывал  в  нем  с
того момента, когда три  всадника  из  Фезаны  явились  в  их  лагерь  и
рассказали свою историю. Толстый купец  -  он  назвал  себя  Абенмуза  -
рассказал им, что  приказал  сделать  в  тот  день  в  Фезане  правитель
Картады. Не зная, как реагировать на услышанное, Альвар бросил взгляд на
своих командиров. Если Лайн Нунес  остался  внешне  равнодушным  к  этой
кровавой  истории,  словно  бы  он  ожидал  подобных  деяний  здесь,   в
Аль-Рассане, то выражение лица сэра Родриго свидетельствовало  совсем  о
другом. Но он ничего не сказал, когда купец закончил, только  спросил  у
женщины-лекаря - ее звали Джеаной, - случалось ли ей когда-либо работать
в военном отряде.
   - Не случалось, - спокойно ответила она, - но я бы подумала  о  такой
возможности в другое время. Сейчас же мне надо  идти  своей  дорогой.  Я
рада оставить Хусари ибн Мусу - очевидно,  так  правильно  произносилось
его имя, - в вашем отряде, чтобы он мог заняться своими делами, а  может
быть, и вашими. А я, с вашего позволения, утром уеду.
   Этот неспешный ответ, элегантно сформулированный, чуть было не разбил
сердце Альвара. Он уже и так наполовину влюбился,  не  успела  она  даже
заговорить. Женщина-лекарь показалась ему очень красивой. Ее волосы - та
их часть, которую он мог  видеть  под  синей  накидкой,  окутывавшей  ее
голову и плечи - имели темно-каштановый оттенок. Глаза  были  огромными,
неожиданно синими при свете костра. Такой голос, как у нее, Альвар хотел
бы  слышать  на  смертном  одре  или  всю  оставшуюся  жизнь.  Она  была
поразительно  спокойной  и  держалась  с  достоинством,  даже  здесь,  в
темноте, в обществе пятидесяти всадников с севера. Альвар знал, что в ее
глазах  он  выглядит  ребенком;  восхищенно  уставившись  на   нее,   он
действительно чувствовал себя зеленым юнцом.
   Они так и не узнали, что ответил бы ей Капитан, или даже  намеревался
ли он всерьез предложить ей присоединиться к  ним,  потому  что  в  этот
момент Мартин внезапно крикнул:
   - Огонь! На западе!
   - А что там находится? - спросил капитан у троих  жителей  Фезаны,  и
все посмотрели в том направлении.  Там  уже  вздымались  языки  пламени,
причем не очень далеко от них.
   Ответила женщина-лекарь, а не купец:
   - Деревня. Орвилья. У меня там есть пациенты.
   - Тогда вперед, - сказал Капитан, и  выражение  его  лица  стало  еще
более мрачным. - Теперь у вас там будет еще больше  пациентов.  Оставьте
мула. Поедете вместе с Лайном - тем, что постарше. Альвар, возьми к себе
ее слугу. Лудус, Мауро, охраняйте лагерь и купца. Вперед! Этот трусливый
слизняк Гарсия де Рада все-таки явился.

***

   По крайней мере  половина  налетчиков-джадитов  погибла  в  считанные
секунды до того, как Джеана, укрывшаяся вместе с Веласом у стены  одного
из горящих домов, услышала, как тот человек,  которого  другие  называли
Капитаном, внятно произнес:
   - Хватит. Соберите остальных.
   Капитан. Джеана, конечно, знала, кто он. Все  на  полуострове  знали,
кого называли одним этим словом, как титулом.
   Его слова быстро передали друг другу остальные всадники, в том  числе
и тот пожилой, который привез ее сюда. Резня прекратилась.
   Прошло некоторое время, пока бандитов  согнали  к  центру  деревни  -
открытой площадке, поросшей травой. Некоторые из людей Родриго Бельмонте
наполняли ведра из ручья, пытаясь потушить  пожары,  вместе  с  горсткой
деревенских жителей. Но они старались зря; даже  неопытной  Джеане  было
ясно, что все их усилия тщетны.
   - Доктор! О хвала божественным звездам! Пойдемте быстрее, пожалуйста!
   Джеана обернулась и узнала  свою  пациентку  -  ту  женщину,  которая
каждую неделю приносила ей на базар яйца.
   - Абираб! Что случилось?
   - Моя сестра! Ее ужасно искалечили. Один из этих людей. Она  истекает
кровью, и она беременна. А ее муж погиб. О, что нам делать, доктор?
   Лицо женщины было черным от сажи  и  дыма  и  искажено  горем.  Глаза
покраснели от слез. Джеана, на мгновение оцепеневшая от  этой  жестокой,
кошмарной  реальности,   быстро   помолилась   про   себя   Галинусу   -
единственному, которому она действительно поклонялась - и сказала:
   - Отведи меня к ней. Сделаем, что сможем.
   Зири ибн Арам, стоящий в д