го лишь кинжалом, уже ранен и без доспехов. Убийцы
на площади были отборными  воинами  пустыни,  посланными  из  Картады  с
заданием убить его.
   Он погиб бы той ночью в Рагозе, если бы один человек  на  площади  не
поднял глаза и не увидел, как он падает вдоль стены, не узнал его  и  не
среагировал на брошенный снизу вверх кинжал.
   Третий мувардиец, рванувшийся к Бельмонте,  когда  тот  потянулся  за
спасительным мечом, уже занес свой клинок, чтобы убить его.
   На пути меча  возник  деревянный  посох  и  отразил  удар.  Мувардиец
выругался, выпрямился и получил сильный удар посохом в голень. Он  резко
обернулся, не обращая внимания на боль, как подобает  воину,  и,  высоко
подняв меч к священным звездам, обрушил его на непрошеного защитника.
   Стоящий перед ним человек, спокойный и настороженный, парировал удар.
Взлетел посох, точно в нужное место. Но он был сделан из легкого дерева,
всего лишь деталь карнавального костюма, а опустившийся  меч  мувардийца
был подлинным, как смерть. Лезвие перерубило  посох,  словно  его  и  не
было, и глубоко вонзилось в ключицу защитника в тот самый момент,  когда
кинжал, брошенный третьим убийцей, вонзился в грудь этого человека.
   Стоящий ближе мувардиец удовлетворенно зарычал, резко  выдернул  свой
меч из раны и умер.
   У Родриго Бельмонте, который получил эту секундную передышку, -  одно
из тех мгновений, которые  точно  определяют  узкое  пространство  между
жизнью и смертью на камнях, - в руках был меч мувардийца, а в  сердце  -
черная ярость.
   Он вонзил меч прямо в грудь мувардийца, выдернул  его  и  повернулся,
чтобы встретить третьего убийцу. Тот не убежал и не дрогнул, хотя теперь
у него были основания и для того, и для другого. Тем не менее  они  были
храбрыми людьми. Что бы о них ни говорили, воины песков так же отважны в
бою, как те, кто ходит по твердой земле. Им обещан рай, если они умрут с
оружием в руках.
   Два меча скрестились со скрежетом, а потом с быстрым стуком. Внезапно
закричала женщина, за ней мужчина. Толпа вокруг них рассыпалась  во  все
стороны, подальше от неожиданной, грозящей гибелью схватки.
   Она продлилась недолго. Мувардийца выбрали за его  искусство  убивать
других людей, но он встретился с Родриго Бельмонте из Вальедо на равных,
среди свободного пространства, а Бельмонте не потерпел  поражения  ни  в
одном бою с тех пор, как вышел из детского возраста.
   Еще раз зазвенел металл,  когда  Бельмонте  сделал  выпад,  целясь  в
колени противника. Мувардиец отбил удар, отступил. Родриго сделал ложный
выпад слева направо и быстро шагнул вперед. Потом резко и внезапно  упал
на колено и ударил мечом по бедру мувардийца. Тот вскрикнул, отпрянул  в
сторону и умер, получив второй удар мечом прямо в горло.
   Родриго тут же обернулся. Он увидел то, что ожидал: еще трое убийц  -
те, что ворвались к нему в комнату,  -  выбежали  из  дверей  казармы  и
рассыпались в разные стороны. Он знал, что тот из его людей, кто вытащил
короткую соломинку на это ночное дежурство, погиб у входа. Но  не  знал,
кто именно.
   Гибель его людей приводила его в неописуемую ярость.
   Он бросился в одиночку, вперед, навстречу этим троим, чтобы  погасить
ярость возмездием, горе - жестоким  и  смертоносным  движением.  Он  уже
знал, кто умер за его спиной  на  площади,  спасая  его  жизнь.  Ярость,
огромное горе. Он хотел встретиться с убийцами лицом к лицу.  Но  другие
его опередили.
   Абсолютно  голый  человек,  за  которым  тянулось  по  земле  что-то,
свисающее с его талии, выхватил меч у одного из убитых  мувардийцев.  Он
уже вступил в схватку с одним из  выбежавших  убийц.  С  другой  стороны
бежал живописный павлин, размахивая пастушьим посохом. На  бегу  Родриго
увидел, как павлин опустил этот крючковатый посох сзади  на  голову  еще
одного мувардийца. Воин пустыни свалился, словно детская мягкая игрушка.
Павлин не колебался: он обрушил второй свирепый удар на  череп  упавшего
человека.
   Голый человек - и теперь Родриго понял, что это Альвар де Пеллино,  и
что тот предмет, который волочился за ним по земле, был  привязан  вовсе
не к его талии, - вступил в бой со  своим  мувардийцем.  Он  налетел  на
него, крича во все горло, и заставил  отступить.  Он  начал  наносить  и
отражать удары мечом, не обращая внимания на свою нагую  незащищенность.
Родриго, пробегающий  мимо  них  к  последнему  убийце,  быстро  рубанул
противника Альвара сзади по щиколотке. Это  был  бой,  а  не  придворный
турнир. Убийца издал пронзительный вопль и упал, и Альвар прикончил  его
одним ударом. Последний противник достался  Родриго.  Он  тоже  оказался
храбрым, никакого намека на желание сдаться или убежать. Он тоже искусно
владел мечом, был вызывающе  агрессивным,  видя  перед  собой  человека,
которого он явился убить. Но все это не  продлило  срок  его  жизни  под
голубой луной, при свете  факелов  или  звезд,  которым  он  поклонялся.
Бельмонте был разъярен, а его ярость всегда оставалась в бою холодной  и
расчетливой. Шестой  мувардиец  умер  от  тяжелого,  неудержимого  удара
наотмашь слева по ключице, очень похожего на  тот,  который  только  что
убил человека с посохом.
   Все кончилось. Как за эти годы закончилось  столько  других  подобных
боев - так же быстро,  как  этот  бой  начался.  Родриго  Бельмонте  был
необычайно искусен в таких боях. Это  искусство  было  его  определяющей
чертой в глазах того мира, в котором он жил. В котором он все  еще  жил,
хотя должен был умереть сегодня ночью.
   Родриго повернулся, тяжело дыша, и посмотрел на Альвара и на павлина,
который, как это ни поразительно,  оказался  Хусари  ибн  Мусой.  Хусари
сорвал с себя маску и  стоял,  бледный  как  мел,  над  телом  человека,
которого только что убил. Первое убийство. Для него это нечто новое.
   Альвар в наступившей  после  боя  тишине  опомнился  и  осознал  свое
положение - и  свое  единственное  золотое  украшение.  В  любых  других
обстоятельствах Родриго расхохотался бы от восторга.
   Но сейчас в нем не осталось смеха. Ни в  ком  из  них.  Много  других
солдат из его отряда спешили к ним. Один из  них  молча  бросил  Альвару
свой плащ. Альвар завернулся в него и отвязал поводок.
   - Вы в порядке?
   Это спросил  Мартин,  пристально  вглядываясь  в  Родриго.  Бельмонте
кивнул:
   - Ничего серьезного.
   Он больше не проронил ни  слова,  прошел  мимо  всех,  мимо  шестерых
мертвых мувардийцев и людей из своего отряда, мимо перепуганной толпы на
площади.
   Он подошел туда, где Лайн Нунес скорчился рядом с маленькой  фигуркой
человека, который лежал на камнях  и  часто  дышал.  Жизнь  вытекала  из
глубокой раны в его горле. Лайн сложил свой плащ и подложил  под  голову
умирающему. Лудус схватил факел и держал его над ними. Кто-то принес еще
огня.
   Родриго бросил взгляд и вынужден был прикрыть на мгновение глаза.  Он
видел это много раз; он должен был уже привыкнуть к  подобному  зрелищу.
Но не привык. Это невозможно с людьми, которых ты знаешь.  Он  встал  на
колени, на пропитанные кровью  камни,  и  осторожно  снял  символическую
полумаску, которую этот человек надел, делая уступку  обычаям  карнавала
Рагозы.
   - Велас, - позвал он.
   И обнаружил, что больше ничего не может сказать. Такой  человек,  как
этот, не должен умереть подобной смертью, это так несправедливо.  Он  не
должен был  умирать  здесь,  с  кинжалом  в  груди  и  с  этой  ужасной,
кровоточащей раной. Эта несправедливость была отвратительна.
   - Они... мертвы? - Глаза умирающего человека были  открыты  -  ясные,
горячие, сражающиеся с болью.
   - Все мертвы. Ты спас мне жизнь. Какие слова я могу сказать?
   Велас глотнул,  попытался  снова  что-то  сказать,  но  ему  пришлось
пережидать огромную, жестокую волну боли, накатившую на него.
   - Позаботьтесь...  о  ней,  -  шепнул  он.  -  Прошу  вас...  Родриго
почувствовал, что горе готово захлестнуть его.
   Самое древнее, безграничное горе всех  людей,  и  каждый  раз  новое.
Конечно, именно об этом Велас  из  Фезаны  должен  был  попросить  перед
смертью. Как тот мир, в котором  они  живут,  допускает  подобные  вещи?
Почему ближе всех не  оказался  Лайн,  или  Лудус,  Мартин...  любой  из
десятка солдат, когда Родриго упал  на  землю  среди  врагов?  Любой  из
многих мужчин, которых горько оплакивали бы, но чью смерть при  подобных
обстоятельствах восприняли бы как нечто предопределенное, как  известный
и оправданный риск в той жизни, которую они выбрали.
   - Мы о ней будем хорошо заботиться, - тихо произнес он. - Клянусь. Мы
окружим ее такой же нежной заботой, какой окружал ее ты.
   Велас удовлетворенно кивнул.  Даже  это  небольшое  движение  вызвало
новый поток крови из ужасной раны.
   Он снова закрыл глаза, В его лице не осталось ни кровинки. Он сказал,
не открывая глаз:
   - Можете... найти?
   И это Родриго тоже понял.
   - Найду. Я найду ее для тебя.
   Тут он поднялся и зашагал прочь,  в  пропитанной  кровью  одежде.  Он
шагал быстро и целеустремленно. Чтобы попытаться  сделать  то,  что,  по
правде говоря, было не по силам ни ему, ни любому другому  в  эту  ночь:
найти одну женщину в маске в темном кружении карнавала.
   Вот почему его не оказалось на площади: он стучал в  дверь  ее  дома,
потом снова шел назад  по  улицам,  изо  всех  сил  выкрикивал  ее  имя,
преодолевая шум и смех вокруг,  когда  сначала  Аммар,  а  потом  Джеана
прибежали туда, опасаясь найти Родриго мертвым, и  обнаружили,  что  это
Велас лежит на камнях, освещенный факелами в руках молчащих солдат.

***

   Джеана никогда не сознавала, какой любовью  среди  солдат  из  отряда
Вальедо пользовался этот маленький человечек, который долгие годы служил
ее отцу, а потом ей самой. Ее это не должно было так  удивлять.  Военные
люди ценят компетентность, внутреннюю  силу  и  верность,  а  Велас  был
воплощением всего этого.
   Особенно Альвар воспринял его смерть очень тяжело, чуть ли  не  винил
себя за нее.  По-видимому,  он  был  вторым  человеком,  появившимся  на
площади, когда на Родриго напали. Джеана не знала, откуда  он  появился,
но догадывалась, что он был с женщиной где-то поблизости.
   Мысли у нее путались. Ночь почти закончилась. Тонкий полумесяц  белой
луны теперь висел над головой, но через открытые  окна  на  востоке  уже
можно было  заметить  посеревшее  небо.  Они  находились  в  казарме,  в
столовой на первом этаже. Кажется, на улицах стало тише,  но  так  могло
только казаться за  этими  толстыми  стенами.  Джеане  хотелось  сказать
Альвару, что нет ничего зазорного в том, чтобы быть с женщиной во  время
карнавала, но она еще была не в состоянии произнести ни слова.
   Кто-то - Хусари, как ей  показалось,  -  принес  ей  чашку  с  теплым
напитком. Она сжала чашку обеими руками, ее била  дрожь.  Кто-то  другой
закутал ее плащом. Еще один плащ закрывал тело Веласа, лежащее на  одном
из столов возле нее. Третий  покрывал  того  солдата,  который  погиб  у
дверей, когда  в  дом  ворвались  мувардийцы.  Дверь  не  была  заперта.
Кажется, он наблюдал за танцами на площади.
   Она  долго  и  безутешно   плакала.   И   теперь   чувствовала   себя
опустошенной, оцепеневшей. Ей  было  очень  холодно,  даже  под  плащом.
Мысленно  она  попыталась  начать  письмо   матери   и   отцу...   потом
остановилась. Процесс подбора необходимых слов грозил новыми слезами.
   Он был частью ее мира всю жизнь; пусть он не  стоял  в  самом  центре
этой жизни, но всегда  находился  где-то  рядом.  Он  никогда  в  жизни,
насколько ей было известно, не прибегал к насилию, не причинил вреда  ни
одному человеку до сегодняшней ночи,  когда  он  атаковал  мувардийского
воина и спас жизнь Родриго.
   Это напомнило ей еще кое о чем,  слишком  поздно.  Она  огляделась  и
увидела, что Лиан Нунес промывает  и  перевязывает  раны  Родриго.  "Это
должна была делать я", - произнес внутренний голос, но она не могла. Она
не могла бы сделать это сегодня.
   Она увидела, что пришел Аммар и теперь сидит  на  корточках  рядом  с
ней. Она также запоздало осознала, что на ней его плащ. Он вопросительно
посмотрел на нее, потом взял ее за руку, ничего не говоря. Как  осознать
то, что они целовались в эту самую ночь? И он сказал ей  слова,  которые
открыли новые горизонты в этом мире.
   Потом - правитель Картады.
   Потом - Велас на булыжнике мостовой.
   Она никому не рассказала об Альмалике. Мужчина, которого она  любила,
был здесь - теперь она могла мысленно произнести это  слово,  признаться
самой себе, -  и  об  этой  части  темного  водоворота  ночи  предстояло
поведать ему или сохранить ее в тайне.
   Она достаточно услышала с  балкона,  чтобы  отчасти  понять  то,  что
лежало между Аммаром и юным, испуганным правителем Картады.  Правителем,
который тем не менее был достаточно расчетлив, чтобы  послать  убийц  из
пустыни к Родриго Бельмонте.  Он  также  приказал  казнить  того  воина,
который бросил кинжал в Аммара. Здесь было  нечто  сложное,  причиняющее
боль.
   Она не могла стремиться отомстить за Веласа, отправив  этих  людей  в
погоню за правителем Картады. Это Родриго они пытались убить, а  наемные
солдаты, скачущие по землям тагры и пересекающие границы Ашара и  Джада,
ведут жизнь, которая создает такую возможность и даже  превращает  ее  в
вероятность.
   К Веласу это не относилось. Велас бен Исхак - он взял  имя  ее  отца,
когда принял веру киндатов, - вел жизнь, которая должна была завершиться
доброй и окруженной заботой старостью. Не на  столе  в  зале  казармы  с
нанесенной раной на шее.
   Джеане пришло в голову, в том полудремотном состоянии, в котором  она
пребывала, что ей тоже в ближайшие  дни  нужно  принять  решение.  Выбор
стороны стоял не только перед Аммаром и Родриго. Она была лекарем  банды
вальедских наемников  и  придворным  лекарем  Рагозы.  И  еще  она  была
гражданкой Фезаны, на земле Картады. Ее дом находится там,  и  ее  семья
тоже. Фактически это ее собственный правитель выехал  сегодня  ночью  из
этих стен, всего с одним спутником, и отправился в  опасное  путешествие
домой.  Этот  человек  приказал  убить  вальедца,  врага  джадитов,  Бич
Аль-Рассана.
   Человека, который мог, благодаря своей  доблести  и  доблести  своего
отряда, захватить ее родной город, если бы присоединился к королю Рамиро
и если бы нападение  на  Фезану  стало  реальностью.  Джадиты  Эспераньи
сжигали киндатов или превращали их в  рабов.  Остров  гробницы  королевы
Васки оставался местом святого паломничества.
   Аммар держал ее за руку. Вернулся Хусари. Его глаза  покраснели.  Она
подняла свободную руку, и он взял ее в свои ладони. Добрые люди окружали
ее в этой комнате, порядочные, заботливые  люди.  Но  самый  порядочный,
самый любящий, тот, который любил ее с самого  дня  ее  рождения,  лежал
мертвый на столе под солдатским плащом.
   Где-то  в  глубине  опечаленного  сердца  Джеаны  зародилась   дрожь,
предчувствие грядущих страданий. Ей показалось, что мир  Эспераньи,  мир
Аль-Рассана несется очертя голову к  чему-то  огромному  и  ужасному,  и
гибель Веласа и солдата-караульного в казарме,  и  даже  семерых  воинов
пустыни сегодня ночью - все это лишь прелюдия к гораздо худшему.
   Она оглядела большую комнату и  при  свете  факелов  увидела  мужчин,
которые ей нравились и  вызывали  у  нее  восхищение,  а  некоторых  она
любила. Ее странное, опустошенное состояние породило вопрос: сколько  из
них доживут до следующего карнавала в Рагозе?
   И состоится ли следующий карнавал через  год?  Подошел  Родриго,  без
сорочки, самую серьезную рану  закрывала  аккуратная,  умело  наложенная
повязка. Верхняя часть его тела и руки были твердыми и мускулистыми,  их
покрывали шрамы. Теперь появится еще один, когда эта рана заживет.  Надо
будет взглянуть на нее позднее. Иногда  работа  становится  единственной
преградой между жизнью и пустотой за ее пределами.
   У него было странное выражение лица. Она не видела его  таким  с  той
ночи, когда познакомилась с ним и они  смотрели,  как  горит  деревня  к
северу от Фезаны. Сейчас в нем чувствовались тот же гнев и боль, которая
так несвойственна его профессии. Но, возможно,  это  не  так,  возможно,
Родриго хорошо делает свое дело именно потому, что знает цену  действиям
солдат на войне?
   Странно, как скачут ее мысли. Вопросы, на которые нет ответов. Похоже
на смерть. Пустота. Неумолимый враг лекаря.  Глубокая  рана,  нанесенная
мечом в область ключицы. На это нет ответа.
   Она прочистила горло и спросила:
   - Он обработал рану, перед тем как наложить повязку?
   Бельмонте кивнул.
   - Извел целую бутылку вина. Разве меня не было слышно?  Она  покачала
головой.
   - Похоже, он перевязал тебя как следует.
   - Лайн делает это много лет.
   - Знаю.
   Ненадолго воцарилось молчание. Он  опустился  перед  ней  на  колени,
рядом с Аммаром.
   -  Его  последними  словами,  обращенными  ко   мне,   была   просьба
позаботиться о тебе. Джеана, я поклялся ему сделать это.
   Она прикусила губу.
   - Мне казалось, что меня наняли заботиться обо всех вас.
   - Это дело взаимное, дорогая, -  произнес  Хусари.  Аммар  ничего  не
сказал, только смотрел. Его пальцы в ее руке были холодными.
   Родриго взглянул на него, заметил их сплетенные руки и продолжил:
   - Мувардийские убийцы вызывают мысли о Картаде. - Он встал.
   - Я тоже так думаю, - ответил Аммар. - Собственно говоря, я это знаю.
С ними был еще посол, и он нашел меня. С другим поручением.
   Родриго медленно наклонил голову.
   - Он хочет, чтобы ты вернулся?
   - Да.
   - Мы это предполагали, правда?
   - Думаю, Альмалик хотел удостовериться, что я об этом знаю.
   - Какое было сделано предложение?
   - Было предложено все, чего можно  ожидать.  -  Голос  Аммара  звучал
холодно.
   Это Родриго тоже заметил.
   - Извини. Мне не следовало спрашивать.
   - Возможно. Но ты спросил. Задавай следующий вопрос. - Аммар отпустил
руку Джеаны и встал.
   Двое мужчин смотрели друг на друга, серые глаза в голубые.
   Родриго кивнул головой, словно принимая вызов.
   - Очень хорошо. Что ты ему сказал?
   - Что я не знаю, вернусь или нет.
   - Понятно. Это правда?
   - В то время - да.
   Молчание.
   - Прошло не так уж много времени, если это случилось сегодня ночью.
   - Да. Но кое-что изменилось.
   - Понимаю. И что бы ты ответил, если бы тебе  задали  тот  же  вопрос
сейчас?
   Небольшое, нарочитое колебание.
   - Что я вполне доволен тем обществом, в котором нахожусь. - Здесь был
некий нюанс, насколько поняла Джеана. Через  секунду  она  увидела,  что
Родриго тоже его уловил.
   Он обвел рукой комнату.
   - Это общество - мы?
   Ибн Хайран наклонил голову.
   - Отчасти. - Оба они были одного роста; вальедец - шире  в  плечах  и
груди.
   - Понятно.
   - А ты? - спросил Аммар, и теперь Джеана поняла, почему  он  позволял
задавать эти вопросы, даже поощрял их. - Где будут служить люди  Родриго
Бельмонте этим летом?
   - Мы скоро выступим против Картады. С армией Рагозы.
   - А если король Рамиро тоже выступит? Подойдет к стенам  Фезаны?  Что
тогда, о Бич Аль-Рассана? Потеряем  ли  мы  тебя?  Будем  ли  страшиться
одного вида твоего знамени?
   Некоторые солдаты его отряда подошли ближе и слушали. В комнате  было
тихо, теперь уже на востоке действительно стало светлеть. Скоро восход.
   Родриго долго молчал. Потом сказал:
   - Я тоже вполне доволен тем, где я нахожусь.
   - Но?
   Гнев погас в глазах Бельмонте. Но то, другое, еще оставалось.
   - Но если армии Эспераньи  пересекут  земли  тагры,  то,  думаю,  нам
следует к ним присоединиться.
   Джеана выпустила из легких воздух. Она и не осознавала,  что  затаила
дыхание.
   - Конечно, тебе следует так поступить, - сказал Аммар. - Ты для этого
жил всю жизнь.
   Родриго впервые отвел глаза, потом снова посмотрел на него.
   - Какого ответа ты ждешь?
   Тон Аммара внезапно стал жестким, безжалостным.
   - А, ну...  как  насчет  "Умрите,  собаки-ашари