держал  стрелу  возле
оперения. Врач взял ее, поднес наконечник к лицу и понюхал.  Поморщился.
У него было совершенно ужасное лицо, а на шее большой  нарыв.  Он  снова
подошел к королеве, извинился, потом отвернул одеяло в ногах и взял одну
из ее ступней.
   - Вы чувствуете мое прикосновение? - спросил он. Она  опять  покачала
головой.
   Кажется, он рассердился.
   - Простите меня, ваше величество, если я выскажусь прямо. Возможно, я
слишком долго прожил на землях тагры и не имею придворных манер. Но  эти
три человека чуть не погубили королеву. Возможно, уже слишком поздно,  и
мне придется прикасаться к ней  руками,  но  я  попробую,  если  вы  мне
позволите.
   - Это яд? - услышала она вопрос Рамиро.
   - Да, ваше величество.
   - Что ты можешь сделать?
   - С вашего позволения, господин, я должен удалить с  ее  руки  это...
отвратительное покрытие, чтобы еще больше этого вещества не  проникло  в
рану. Потом  мне  придется  дать  ей  микстуру,  которую  я  приготовлю.
Королеве будет...  тяжело,  государь.  Крайне  неприятно.  Это  вещество
заставит ее почувствовать себя очень плохо, так  как  будет  бороться  с
ядом внутри нее. Мы должны надеяться, что оно победит. Другого способа я
не знаю. Хотите, чтобы я приступил? Хотите остаться здесь?
   Рамиро хотел и того, и другого. Пьер д'Алорре позволил  себе  глупое,
едкое возражение. Гонзалес бесцеремонно выдворил  его  в  дальний  конец
комнаты, к двум другим лекарям. Рамиро, который шел  следом,  что-то  им
сказал, Инес не расслышала, что именно. После этого они вели себя  очень
тихо.
   Король вернулся и снова сел рядом с кроватью, взял ее здоровую руку в
свои ладони. Она по-прежнему не ощущала его прикосновения.  Грубое  лицо
нового лекаря снова оказалось совсем близко от ее лица. Он объяснил, что
собирается сделать, и заранее извинился.  Когда  он  говорил  тихо,  его
голос не казался таким неприятным. В его  дыхании  чувствовался  сладкий
запах какой-то травы.
   То, что  последовало  дальше,  было  хуже,  чем  когда-то  роды.  Она
кричала, пока он осторожно, но тщательно снимал глину с раненой руки.  В
какой-то момент бог милостиво позволил ей потерять сознание.
   Но они привели ее в чувство. Им пришлось это  сделать.  Ее  заставили
что-то выпить. Дальше  стало  еще  хуже.  Королеву  сотрясали  спазмы  в
желудке, она обливалась потом и обнаружила, что не  может  вынести  даже
слабого света свечей в комнате. Она потеряла счет времени, не знала, где
она, кто рядом с ней. Один раз она услышала  собственный  голос,  что-то
лихорадочно говорящий, умоляющий об  освобождении.  Она  даже  не  могла
молиться, как следует держать свой диск.
   Когда к ней медленно вернулось сознание, доктор  настоял,  чтобы  она
выпила еще того же лекарства, и она снова погрузилась в жар и боль.
   Это продолжалось невообразимо долго.
   В конце концов все закончилось. Она не представляла себе, когда.  Тем
не менее она все еще была жива. Она лежала на мокрых  от  пота  подушках
постели. Доктор осторожно охлаждал ей лицо и лоб  влажными  полотенцами,
шепча слова ободрения. Он попросил чистое белье. Его  принесли,  мужчины
отвернулись, а камеристки Инес сменили ей одежду и  постель.  Когда  они
это  сделали,  доктор  вернулся  и  очень  осторожно  намазал,  а  потом
забинтовал руку Инес. Его движения были  уверенными  и  точными.  Король
пристально наблюдал за ним.
   Когда лекарь из форта закончил, он приказал удалить из комнаты  всех,
кроме фрейлин королевы.  Теперь  он  говорил  властным  тоном  человека,
который взял на себя руководство ситуацией. Более почтительным тоном  он
потом попросил разрешения поговорить с королем наедине.  Инес  смотрела,
как мужчины вышли в соседнюю комнату. Потом закрыла глаза и уснула.
   - Она будет жить? - без обиняков спросил король Рамиро. Он заговорил,
как только за ними закрылась дверь.
   Доктор ответил столь же прямо.
   - Я узнаю это только позже, ночью, ваше  величество.  -  Он  запустил
пальцы в свои неопрятные волосы цвета соломы. - Ей  следовало  сразу  же
дать противоядие.
   - Почему ты заподозрил яд?
   - Величина отека, ваше величество, и  отсутствие  чувствительности  в
руках и ногах. Простая рана от стрелы не должна вызвать  такой  реакции.
Джад свидетель, я повидал их достаточно. А потом  я  почувствовал  запах
яда на стреле.
   - Откуда ты знаешь, что нужно делать?
   Впервые лекарь заколебался.
   - Ваше величество, с тех пор как мне оказали большую  честь,  доверив
службу в крепостях тагры,  я  воспользовался...  близостью  Аль-Рассана,
чтобы заполучить рукописи некоторых из их лекарей. Я прошел хороший курс
обучения, ваше величество.
   - Лекари ашаритов знают больше нас?
   - О многих вещах. А киндаты знают еще больше, по многим  вопросам.  В
данном случае меня наставляли некоторые работы одного лекаря-киндата  из
Фезаны.
   - Ты умеешь читать рукописи киндатов?
   - Я этому научился, ваше величество.
   - И этот текст поведал тебе, как распознать и справиться с ядом?  Что
дать больному?
   - И как это сделать. Да, ваше величество. - Лекарь снова заколебался.
- Еще одно, ваше величество.  То,  почему  я  хотел  поговорить  с  вами
наедине. Насчет того, кто совершил этот злой поступок.
   - Скажи мне.
   И лекарь из крепостей тагры сказал. Ему был  задан  очень  конкретный
вопрос, и он на него ответил. Потом получил разрешение короля  вернуться
к королеве. Рамиро Вальедский некоторое  время  оставался  один  в  этой
соседней комнате, стараясь справиться  с  растущей  яростью,  и  принял,
довольно быстро после столь долгих колебаний, определенное решение.
   Очень часто пути и судьбы государств, и более, и менее  великих,  чем
Вальедо, определялись подобным образом.
   Лекарь еще раз дал Инес свое лекарство. Он объяснил, что тело выводит
его из себя быстрее, чем яд, с которым оно борется.  Как  ни  болезненно
это вещество, оно единственное, что может ее спасти. Королева кивнула  и
выпила.
   Снова она  погрузилась  в  забвение,  но  на  этот  раз  беспамятство
оказалось не таким тяжелым. Она все время понимала, где находится.
   В  середине  ночи  жар  спал.  Король  дремал  в  кресле  у  постели,
камеристка - на лежанке у очага. Лекарь, забыв о  сне,  хлопотал  вокруг
нее.  Когда  она  открыла  глаза,  его  резкие   черты   показались   ей
прекрасными. Он взял ее здоровую руку и ущипнул.
   - Да, - сказала королева. Лекарь улыбнулся.
   Когда король Рамиро проснулся, он увидел, что  его  жена  смотрит  на
него при свете свечей. Ее глаза были ясными. Они долго смотрели друг  на
друга.
   - Один раз у меня  был  солнечный  диск,  -  наконец  слабым  шепотом
произнесла она, - но я также помню, что ты все время находился рядом  со
мной.
   Рамиро опустился на колени возле постели. Он вопросительно  посмотрел
через кровать на лекаря, усталость которого теперь  ясно  проступила  на
лице.
   - Полагаю, опасность миновала, - сказал тот. Длинное  уродливое  лицо
покрылось морщинками от улыбки.
   Рамиро хриплым голосом произнес:
   - Твоя карьера сделана, лекарь. Я даже не знаю твоего имени,  но  это
решило твою жизнь. Я  не  был  готов  позволить  ей  уйти.  -  Он  снова
посмотрел на свою королеву, свою жену, и тихо повторил:
   - Не был готов.
   Потом король Вальедо заплакал. Его королева  подняла  здоровую  руку,
секунду поколебалась, а потом опустила ее и погладила его волосы.

***

   В ту самую ночь, когда король Рамиро сидел у постели своей  королевы,
во время ужина произошла перепалка между придворными из Вальедо и людьми
короля  Руэнды   Санчеса.   Были   выдвинуты   обвинения,   яростные   и
недвусмысленные. В дворцовом зале зазвенели мечи.
   Семнадцать  человек  погибло   в   той   схватке.   Только   отважное
вмешательство  трех  клириков  из  Фериереса  предотвратило  еще  худшие
последствия: безоружные, с непокрытыми головами, они бросились  в  самую
гущу кровавой схватки, высоко подняв солнечные диски.
   Потом вспомнили,  что  делегация  из  Халоньи  в  тот  вечер  ужинала
отдельно  и  не   присутствовала   при   этой   драке,   словно   что-то
предчувствовала. Массовая резня придворных  двух  других  королей  могла
принести выгоду только королю Бермудо, с этим все согласились. Некоторые
из вальедцев выдвигали и более  мрачные  идеи,  но  их  невозможно  было
подтвердить.
   Утром король Бермудо и его королева послали герольда к королю  Рамиро
с официальным посланием, в котором прощались и молили  бога  о  здоровье
королевы - говорят, что она еще не ушла в  обитель  господа.  Затем  они
уехали в сторону восходящего солнца со всей своей свитой.
   Король, королева и уцелевшие придворные Руэнды  уже  уехали  -  прямо
среди ночи, после схватки в зале. "Сбежали тайком, словно конокрады",  -
говорили  некоторые  из  придворных  Рамиро,  хотя  более   прагматичные
отмечали, что здесь они находились на земле Вальедо и их жизни  угрожала
реальная опасность. Наиболее трезвые  указывали  также,  что  несчастные
случаи на охоте происходят сплошь и рядом, и королева  Инес  не  первая,
которую ранили таким образом.
   Тем не менее большинство придворных Вальедо готовы были  преследовать
делегацию Руэнды вдоль берега Дюрика, как только получат приказ.  Однако
министр такого приказа не отдал, а король все  еще  сидел,  запершись  с
королевой и ее новым лекарем.
   Те, кто им прислуживал, сообщали, что королева выглядит гораздо лучше
и что она,  вероятно,  выживет.  Но  по  другим  сведениям  стрела  была
пропитана ядом.
   Учитывая все это, последующее поведение короля Рамиро сочли ошибочным
и даже недостойным мужчины. Прошло три  дня,  прежде  чем  он  вышел  за
пределы  спальни  королевы  и  прилегающей  к   ней   комнаты,   которую
использовал в качестве временного зала для совещаний.  Несомненно,  пора
было приказывать отправиться в погоню за делегацией Руэнды, пока она  не
добралась до ближайшей из собственных крепостей. Несмотря на присутствие
священников, очень многое указывало на то, что тетиву того лука натянула
рука одного из  руэндцев,  а,  Джад  свидетель,  в  Эсперанье  месть  не
нуждалась в особом поводе.
   Среди всего прочего к тому времени выяснилось - никто не знал,  каким
образом, - что король Санчес имел наглость составить письмо,  в  котором
претендовал на власть над Фезаной и требовал права взимать с  нее  дань.
Очевидно, это письмо еще не отослано - зима едва  закончилась,  в  конце
концов, - но слухи об этих требованиях пошли по Карказии сразу же  после
отъезда руэндцев. Город Фезана платил дань Вальедо,  и  любому  в  замке
были ясны последствия встречного требования.
   Наблюдательные люди также указывали на то, что сам  король  Санчес  -
известный как один из лучших стрелков из лука во всех трех  королевствах
- подозрительно часто мазал все два дня  перед  утром  соколиной  охоты.
Была ли его необычная неловкость ширмой? Намеренным притворством на  тот
случай, если кто-нибудь проследит за смертоносной стрелой, вылетевшей из
его лука?
   Не была ли эта стрела предназначена для его брата? Не  могли  ли  эти
дни  неудачной  стрельбы  стать  причиной  последнего  промаха,   когда,
наконец, стрела была послана в истинную цель? Самые циничные ловили себя
на мысли о том, что не впервые один из сыновей  Санчо  Толстого  убивает
брата. Тем не менее никто не высказывал эту мысль вслух.
   Безвременная смерть Раймундо, старшего сына, пока  еще  не  забылась.
Помнили и о том, что среди мрачно молчащих придворных в тот давний  день
молодой  Родриго  Бельмонте,  министр  Раймундо,  задавал  конкретные  и
шокирующие вопросы.
   Теперь сэр Родриго  далеко,  в  ссылке,  среди  неверных.  Собственно
говоря, его жена, родом из знатной семьи, и его  юные  сыновья  получили
приглашение присоединиться к делегации вальедцев, но  Миранда  Бельмонте
д'Альвед а отказалась,  ссылаясь  на  дальнее  расстояние  и  заботы  по
хозяйству в отсутствие супруга.  Де  Шерваль,  священник  из  Фериереса,
выразил некоторое разочарование, услышав это известие. Он слыл  знатоком
женщин, а жена сэра Родриго была прославленной красавицей.
   Одному Джаду известно, что сказал бы и как поступил бы Капитан,  если
бы находился здесь. Он мог бы сказать королю, что рана  королевы  -  это
божье наказание для Рамиро за его дурной поступок многолетней  давности.
Или с той же легкостью мог броситься в погоню  за  королем  Руэнды  -  в
одиночку, при необходимости, - и привезти  назад  его  голову  в  мешке.
Поступки Родриго Бельмонте всегда было нелегко предсказать.
   Как, впрочем, и поступки Рамиро Вальедского.
   Когда король наконец закончил совещаться с Жиро де  Шервалем,  графом
Гонзалесом  и  несколькими  из  своих  военных  командиров,  в  Карказии
воцарилось напряженное ожидание. Наконец-то, возможно,  отправят  погоню
за этими подонками  из  Руэнды.  Повод  явно  имелся,  даже  священников
удалось заставить это признать. Давно пора вальедцам двинуться на запад.
   Но приказа не последовало.
   Рамиро появился после этих совещаний с суровым и решительным лицом. И
те, с кем он беседовал, тоже. Никто, однако, ни  словом  не  упомянул  о
случившемся. Было замечено, что клирик де Шерваль, как он ни шокирован и
озабочен произошедшим, не выступает с осуждением.
   Король  Рамиро  как-то  неуловимо  изменился,  и  его  новые   манеры
тревожили  придворных.  Казалось,  он  пытается  найти  в  себе  силы  и
решимость.   "Возможно,   он   собирается   с   духом   для    грядущего
кровопролития", - предположил кое-кто. Это мужчинам было понятно. Весна,
в любом случае, пора войн, и именно  в  войне  храбрый  человек  находит
истинный смысл жизни.
   Никто до сих пор не мог разобраться в том, что происходит. Король  не
проявлял никаких намерений уехать из Карказии в Эстерен. Во все  стороны
послали гонцов. Один-единственный гонец был  отправлен  на  запад  вдоль
реки, в направлении Руэнды. Только гонец. Не армия. В тавернах  Карказии
мужчины сыпали проклятиями.  Никто  не  знал,  какое  послание  он  вез.
Небольшой отряд отправился на  восток.  Один  из  его  членов  рассказал
другу, что они направляются на пастбища Вальедо, где  выращивают  коней.
Как это понимать, тоже никто не знал.
   В последующие дни, а потом и недели, король вел  себя  непонятно.  По
утрам он чаще  всего  охотился,  но  как-то  рассеянно.  Проводил  много
времени с королевой, словно ее пребывание на грани смерти  сблизило  их.
Министр был очень занят и ни словом, ни  выражением  лица  не  давал  ни
малейшего намека но то, что же происходит. Только  верховный  клирик  из
Фериереса улыбался, когда думал, что на него никто  не  смотрит,  словно
то, что он считал потерянным, неожиданно отыскалось.
   Затем, когда весна созрела и в лугах  и  на  лесных  полянах  зацвели
цветы, в Карказию начали съезжаться всадники Вальедо.
   Это были самые лучшие в мире наездники, на  лучших  конях,  с  боевым
оружием и снаряжением. По мере того как их прибывало  все  больше,  даже
самому  тупому  придворному  в   Карказии   становилось   понятно,   что
происходит.
   Недоверие, сопровождаемое дрожью возбуждения, охватило город и замок,
а солдаты продолжали  приезжать,  рота  за  ротой.  Мужчины  и  женщины,
которые никогда не  проявляли  религиозного  рвения,  были  замечены  на
службе в древней часовне Карказии, построенной в те  давние  дни,  когда
Эсперанья правила всем полуостровом, а не только его северной частью.
   На  этих  службах,  которые  часто  отправлял  верховный  клирик   из
Фериереса, утром и вечером присутствовали  король  Вальедо  и  королева,
после того, как ей разрешили выходить из своей комнаты. Они стояли рядом
на коленях и молились, сжимая в руках солнечные диски.
   На протяжении столетий усыпанные  золотом,  сказочно  богатые  халифы
Аль-Рассана вели свои  армии  на  север,  чтобы  разорять  и  порабощать
джадитов, прячущихся на суровых окраинах той земли, которая  некогда  им
принадлежала. Год за годом, сколько хватало людской памяти.
   Последний, слабый марионеточный  халиф  Аль-Рассана  был  убит  почти
шестнадцать лет назад. Халифов больше не осталось. Пришла пора повернуть
течение судьбы в другую сторону, во имя яростного, светлого,  пресвятого
Джада.

***

   Элиана бет Данил, жена лекаря и мать лекаря,  привыкла  к  тому,  что
незнакомые люди заговаривают с ней на улице. Ее знали в городе, а  у  ее
мужа и дочери появилось очень много пациентов за годы  жизни  в  Фезане.
Некоторые  хотели  выразить  свою  благодарность,  другие   -   получить
консультацию у лекаря побыстрее и  подешевле.  Элиана  научилась  быстро
отделываться и от тех, и от других.
   Женщина, которая остановила ее  на  базаре  в  одно  прохладное  утро
ранней весной, не принадлежала ни к одной из этих категорий.  Собственно
говоря,  как  потом  вспомнила  Элиана,  ей  впервые  в  жизни  довелось
беседовать с проституткой.
   - Госпожа, - сказала эта женщина, не выходя из  тени  в  переулке,  и
говорила она гораздо вежливее, чем обычно, когда  ашариты  обращались  к
киндатам, - можно вас на одну секунду?
   Элиана так удивилась, что  лишь  кивнула  головой  и  последовала  за
женщиной - это была очень юная девушка - подальше в тень.  Узкий  проход
тянулся в сторону от переулка. Элиана ходила этой  дорогой  два  раза  в
неделю большую часть своей жизни и никогда его не замечала. Здесь  стоял
запах тления, и она увидела, как ей показалось,  мелких  кошек,  которые
шныряли вокруг. Она сморщила нос.
   - Надеюсь, вы не здесь занимаетесь своим  ремеслом,  -  заметила  она
самым суровым тоном.
   - Раньше здесь занимались, наверху, - небрежно ответила девушка, - до
того как нас выдворили за стены города. Извините за вонь. Я вас  задержу
не надолго.
   - Не сомневаюсь, - сказала Элиана. - Чем я могу вам помочь?
   - Вы не можете. Зато ваша дочь помогала большинству из нас,  так  или
иначе. Поэтому я здесь.
   Элиана любила во все вносить максимальную ясность.
   - Джеана, моя дочь, лечила вас, вы это хотите сказать?
   - Вот именно. И она была добра к нам. Она была  почти  нашим  другом,
если вас это не смущает. - Девушка произнесла эти слова с юным  вызовом,
который неожиданно растрогал Элиану.
   - Меня это не смущает, - ответила она. - Джеана хорошо разбирается, с
кем можно дружить.
   Это удивило девушку. Когда глаза Элианы  привыкли  к  полумраку,  она
увидела, что ее  собеседница  -  тонкокостная  и  маленькая,  не  старше
пятнадцати-шестнадцати лет, и что завернута она  только  в  рваную  шаль
поверх выгоревшей туники до колен. Что совсем  недостаточно  для  такого
холодного и ветреного дня. Элиана чуть  было  не  высказалась  по  этому
поводу, но промолчала.
   - Я хотела предупредить, что вам грозит  беда,  -  резко  проговорила
девушка. - Я имею в виду киндатов.
   Элиана ощутила в душе леденящее прикосновение.
   - Что это значит? - спросила  она,  непроизвольно  оглядываясь  через
плечо в сторону солнечного света, где двигались люди, которые  могли  их
услышать.
   - Мы слышим всякое там, за стенами. От мужчин, которые к  нам  ходят.
На стенах расклеили листовки. Нехорошие  стихи.  Как  это  называется...
поклеп. Насчет киндатов и Дня Крепостного  Рва.  Нунайа  думает,  что-то
затевается. Что правитель города получил приказ.
   - Кто такая Нунайа? - Элиана  почувствовала,  что  ее  начинает  бить
дрожь.
   - Наша главная. За стенами. Она старше всех. Много знает.  -  Девушка
заколебалась. - Она - друг Джеаны. Когда Джеана уезжала, Нунайа  продала
ей мулов.
   - Тебе об этом известно?
   - Я сама отвела ее к Нунайе в ту ночь. Мы не могли подвести Джеану. -
Снова вызов, с ноткой гордости.
   - Тогда спасибо. Я уверена, что вы бы ее не подвели. Я  уже  сказала,
она знает, кого выбирать себе в друзья.
   - Она всегда была добра ко мне, - сказала девушка, пожимая плечами  и
стараясь казаться равнодушной. - Лично я не понимаю, что такого  плохого
в том, чтобы называть луны сестрами.
   Элиан