к  рвал
их с деревьев. Такие вещи обещаны людям в раю, а не на земных песках.
   - Вы послали воинов  служить  моему  отцу,  -  пронзительным  голосом
произнес Хазем ибн Альмалик. -  Почему  вы  не  хотите  повести  их  для
служения Ашару?
   Это было оскорбление. Людей подвергали бичеванию  и  за  меньшее.  Их
связывали и оставляли живыми на солнце с содранной кожей.
   - Твой отец  убит,  -  быстро  сказал  Язир,  пока  Галиб  не  сделал
чего-нибудь непоправимого. - В Картаде правит твой брат.
   - Что? - Юноша вскочил, страх и изумление отразились на его  бледном,
неприкрытом лице.
   Галиб потянулся к копью, лежащему рядом с ним. Одной  рукой  взмахнул
им, почти небрежно, и древко ударило принца под колени. Раздался  треск,
поглощенный пустынными пространствами вокруг. Хазем ибн Альмалик взвыл и
повалился на землю.
   - Ты не должен вставать, пока не встанет мой брат,  -  мягко  пояснил
Галиб. - Это оскорбление. - Он  говорил  медленно,  словно  с  умственно
отсталым.
   Он положил копье. Несколько воинов, которые сопровождали их  сюда  из
лагеря, оглянулись, заметив движение. Теперь они опять отвернулись.  Эта
беседа навевала на них скуку;  в  последнее  время  почти  все  навевало
скуку. Осень и зима - трудное время с точки зрения дисциплины.
   Язир снова подумал, не отдать ли картадца брату и его воинам.  Смерть
принца стала бы развлечением, а людям это необходимо.  Но  он  решил  не
делать этого. На карту поставлено нечто большее,  чем  казнь  на  потеху
скучающим солдатам. У него было ощущение, что даже Галиб  это  понимает.
Удар древком копья под колени - это для его брата  исключительно  мягкая
реакция.
   - Садись, - холодно приказал Язир. Стоны принца начинали  действовать
ему на нервы.
   Забавно, как быстро эти звуки  прекратились.  Хазем  ибн  Альмалик  с
трудом сел. Вытер нос. Опять правой рукой.  Некоторые  люди  понятия  не
имеют о хороших манерах. Но если они не верят в бога  и  видения  Ашара,
как от них ожидать приличного, вежливого поведения? Он напомнил себе еще
раз, что этот человек принадлежит к истинно верующим.
   - Пришло время молитвы,  -  сказал  Язир  картадскому  принцу.  -  Мы
вернемся в лагерь. После поедим. Потом ты мне расскажешь все, что знаешь
о своем брате.
   - Нет-нет. Нет! Я должен вернуться домой.  И  как  можно  быстрее.  -
Впервые этот человек проявил удивительную энергичность. -  После  смерти
отца открывается возможность. Для меня, для всех нас, кто служит Ашару и
богу. Я должен отправить письмо городским ваджи! Я должен...
   - Пора идти на молитву, - повторил Язир и встал. Галиб сделал  то  же
самое с грацией воина. Принц с трудом поднялся.  Они  зашагали  обратно.
Хазем хромал, стараясь не отставать, и продолжал говорить.
   - Это чудесно! - воскликнул он. - Мой проклятый отец мертв. Мой  брат
слаб, его советник - продажный безбожник, порочный человек, который убил
последнего халифа! Мы легко захватим Картаду.  Народ  будет  за  нас!  Я
вернусь домой в Аль-Рассан и скажу им, что вы идете следом. Разве вы  не
понимаете, это Ашар послал нам дар со звезд!
   Язир  остановился.  Он  не  любил,  когда  его  отвлекали  и   мешали
готовиться к молитве, а этот человек  явно  намеревался  стать  досадной
помехой. Существовала также большая  вероятность,  что  Галиб  впадет  в
такое сильное раздражение, что прикончит принца на месте.
   Язир сказал:
   - Мы идем на молитву. Помолчи сейчас. Но пойми  меня:  мы  никуда  не
ездим зимой. И ты не поедешь. Ты останешься с нами. На этот сезон  ты  -
наш гость. Весной мы снова устроим совет. В  течение  зимы  я  не  хочу,
чтобы ты говорил, пока к тебе не обратится один  из  нас.  -  Он  сделал
паузу, потом продолжал,  стараясь  говорить  мягко,  успокаивающе.  -  Я
говорю это ради твоей безопасности, понимаешь? Ты  находишься  там,  где
все не так, как ты привык.
   У гостя отвисла челюсть. Он протянул руку - правую  руку,  увы,  -  и
схватил Язира за рукав.
   - Но я не могу остаться! - воскликнул он. - Я  должен  вернуться.  До
зимних штормов. Я должен...
   Больше он ничего не сказал. Он посмотрел вниз, на его лице отразилось
тупое изумление. Это было почти забавно. Галиб отрубил оскорбившую брата
руку у запястья. Он уже прятал меч в ножны. Хазем  ибн  Альмалик,  принц
Картады, посмотрел на кровоточащий обрубок на месте своей  правой  руки,
издал сдавленный звук горлом и потерял сознание.
   Галиб без всякого выражения смотрел на него.
   - Отрезать ему язык? - спросил он. - Он не переживет зиму  со  своими
разговорами. Он не выживет, брат. Кто-нибудь его убьет.
   Язир обдумал его предложение. Галиб почти наверняка прав. Он вздохнул
и покачал головой.
   - Нет, - с неохотой ответил он. - Нам действительно необходимо с  ним
поговорить. Этот человек нам еще может пригодиться.
   - Человек? - Галиб приспустил повязку и сплюнул. Язир пожал плечами и
отвернулся.
   - Пойдем. Пора на молитву.
   Он повернулся и пошел дальше. У Галиба был такой вид, будто он  хотел
возразить. Язир очень ясно представил себе, как брат отрезает язык этому
человеку.  Перспектива  заставить  его  молчать  была   заманчивей.   Он
вообразил, как Галиб стоит на  коленях,  достает  нож,  голова  картадца
покоится на  его  левом  колене,  язык  вынут  так  далеко,  как  только
возможно, лезвие... Галиб  делал  это  много  раз.  У  него  это  хорошо
получается. Язир чуть было не передумал. Но все же не передумал.
   Он не оглядывался. Через несколько секунд он услышал,  что  его  брат
следует за ним. В большинстве случаев Галиб все  еще  следовал  за  ним.
Язир махнул рукой, и три воина подняли картадца.  Он  может  умереть  от
раны, но это маловероятно.
   В пустыне умели лечить такие раны. Хазем  ибн  Альмалик  выживет.  Он
никогда не узнает, что его жизнь и его речь подарил ему Язир.  Некоторым
людям просто невозможно помочь, как ни старайся.
   Язир присоединился к ваджи и соплеменникам в селении. Они его  ждали.
Колокол прозвонил, его звук на ветру  показался  тихим  и  хрупким.  Они
спустили повязки с  лица  и  стали  молиться  на  открытом  пространстве
единственному богу и его любимому слуге Ашару,  их  открытые  лица  были
обращены туда, где находилась такая далекая Сорийя. Они молили о силе  и
милосердии, о чистоте  души  и  бренного  тела,  о  воплощении  звездных
видений Ашара и о ниспослании милости в конце жизни среди земных  песков
получить доступ в рай.

***

   Его предупредили заранее, но  этого  оказалось  недостаточно.  Король
Рамиро Вальедский сидел на троне под тройной аркой в заново  отстроенном
зале приемов. Он остро почувствовал беду, как только посетители вошли  в
зал.
   Рамиро бросил быстрый взгляд на жену и отметил румянец  на  ее  лице,
который лишь подтвердил  его  опасения.  Инес  сегодня  утром  приложила
большие усилия, чтобы приукрасить себя. Неудивительно; то были гости  из
Фериереса, с ее родины.
   По другую сторону от нее, на шаг позади  трона,  стоял  его  министр,
граф Гонзалес де Рада, и с обычным высокомерием смотрел на  посетителей.
Это неплохо, но Рамиро почти не сомневался, что де Рада не подозревает о
том, какое значение могут иметь эти люди для Вальедо.
   В этом тоже не было ничего  удивительного.  Гонсалес  обладал  острым
умом и добивался своего  прямыми  путями,  но  его  проницательность  не
выходила за рамки трех королевств Эспераньи. Он мог  делать  прозорливые
замечания насчет намерений брата короля Рамиро в Руэнде или его  дяди  в
Халонье и предлагать меры по их  сдерживанию,  но  священнослужители  из
стран за горами для него не представляли интереса, и поэтому он о них не
задумывался.
   Вот почему предупреждения  оказалось  недостаточно.  Пять  служителей
бога, один из них высокопоставленный, остановились здесь по  приглашению
королевы, по дороге к гробнице на острове Васки. Что это могло  значить?
Гонзалес едва ли задумывался об этом. И король тоже, о  чем  сейчас  все
больше сожалел.
   Ничем не выдавая своих дурных предчувствий, Рамиро Вальедский вежливо
смотрел на мужчину, идущего по ковровой дорожке к  трону,  в  нескольких
шагах впереди своих спутников. Некоторые люди одним  своим  присутствием
заставляли насторожиться и почувствовать начало  чего-то  значительного.
Этот был из таких людей.
   Жиро де Шерваль, верховный клирик Фериереса, был таким  высоким,  что
мог смотреть на любого из мужчин в этом зале свысока, в том числе  и  на
короля. Его лицо было выбрито до гладкости кожи  ребенка,  седые  волосы
зачесаны ото лба назад, отчего он казался еще выше. Его глаза,  даже  на
таком расстоянии  от  трона,  были  пронзительно  голубыми  под  прямыми
бровями, нос длинный и тонкий, рот широкий. У него  была  величественная
осанка  патриция,  он  держался  как  посол  при  дворе  более   мелкого
правителя, а не как слуга господа перед монархом. В своих синих  одеждах
духовенства  Фериереса  с  желтыми  каймой  и  поясом,  символизирующими
солнце, Жиро де Шерваль, бесспорно, выглядел импозантным.
   Король не заметил на этом аристократическом лице  никакого  почтения.
Не нашел он его,  бросив  быстрый  взгляд,  и  на  лицах  четырех  менее
значительных клириков, которые теперь остановились за спиной у  Шерваля.
Никакой враждебности  или  агрессивности,  никаких  подобных  проявлений
дурного тона, но священникам и не требуется быть враждебно настроенными,
чтобы навлечь большую беду. А у Рамиро с опозданием  возникло  ощущение,
что именно беда явилась под его арки и встала на только что разостланные
ковры и на мозаики в это холодное и дождливое осеннее утро.
   Знание того, что именно его жена попросила  принять  этих  людей,  не
приносило облегчения.
   Он плотнее закутался в одежды с меховым воротником.  Краем  глаза  он
увидел, как Гонзалес подал незаметный знак, и слуги  поспешили  развести
огонь. Его министр проявлял бесконечную заботу  об  удобствах  короля  в
таких мелочах. К сожалению, здесь он упустил  нечто  крупное.  С  другой
стороны, Рамиро тоже это упустил, и не  в  его  привычках  было  укорять
других за те промахи, которых не избежал он сам.
   - Добро пожаловать в Вальедо, - спокойно произнес он,  когда  высокий
священник остановился на должном расстоянии от трона. - Во  имя  святого
Джада.
   Тут Жиро из Фериереса поклонился - не  раньше,  как  отметил  Рамиро.
Поклон,  однако,  был  подобающе  глубоким  и  официальным.  Потом  Жиро
выпрямился.
   - Вы оказали нам честь, выше величество. - Голос  верховного  клирика
был звучным и хорошо поставленным. Он говорил на безупречном эсперанском
и даже с аристократическим  пришептыванием.  -  Для  нас  большая  честь
получить приглашение от нашей дорогой Инес, вашей преданной королевы,  и
быть принятыми вашим королевским величеством. Только перспектива  пожить
с комфортом зимой здесь, при знаменитом дворе Эстерена, могла  заставить
нас пуститься в путь через горы в такое время года.
   Значит, никаких экивоков. С первых же слов. Они остаются.  Не  совсем
неожиданность, хотя они, возможно, все же намереваются ехать  дальше,  в
Руэнду. Это было бы приятно. Рамиро видел, что  Инес,  сидящая  рядом  с
ним, широко улыбается, элегантная и  желанная.  Она  уже  давно  ожидала
этого.
   - Мы предложим вам такой комфорт,  какой  в  наших  силах,  -  сказал
король, - хотя боюсь, нам не сравниться со  славой  Фериереса  по  части
радостей плоти. - Он улыбнулся, давая понять, что шутит.
   Верховный клирик покачал головой. На  его  лице  появилось  выражение
укоризны. Уже.
   - Мы ведем простую жизнь, государь, - тихо сказал  он.  -  Мы  вполне
удовлетворимся любыми скромными помещениями и теми  удобствами,  которые
вы сможете нам предоставить. Мы черпаем силы и получаем удовольствие  от
сознания присутствия господа в этой мощной твердыне Джада на западе.
   Рамиро постарался ничем не выдать своих чувств. Он знал, что Инес уже
выделила и роскошно обставила апартаменты из смежных комнат для клириков
из Фериереса в новом  крыле  дворца,  на  тот  случай,  если  они  решат
задержаться на более долгий срок. Там даже есть часовня, построенная  по
ее настоянию. Жиро де Шервалю  не  придется  довольствоваться  скромными
помещениями во дворце. Король также знал  о  подробной  переписке  между
королевой  и  священниками  ее  родины.  Конечно,  неприлично  было   бы
показать, что ему это известно. Ему очень захотелось  поступить  вопреки
приличиям.
   - Мы уверены, что наша возлюбленная королева  приложила  все  усилия,
чтобы в точности выполнить  ваши  указания  относительно  удовлетворения
ваших потребностей. В ваши комнаты проведена горячая вода, каждый  день,
после обеда, к вашим услугам личный массажист.  Та  пища,  которая  вами
указана. Фарленское вино, как вы просили.
   Он радушно улыбался. Инес рядом с ним застыла.  Жиро  де  Шерваль  на
секунду смешался, потом, по обычаю всех церковников,  напустил  на  себя
грустный вид. Ответить на это ему  было  нелегко.  "Полезно,  -  подумал
Рамиро, - осадить их сразу же, как коня, которого нужно объездить,  пока
не полились эти бесконечные гладкие, округлые фразы". Тем  не  менее  он
сомневался, что этого человека можно  осадить.  И  через  мгновение  его
сомнения подтвердились.
   - Я весьма сожалею, что мои  преклонные  годы  вызвали  необходимость
просить о некоторых одолжениях из сочувствия к ним у тех, кто оказал нам
честь, пригласив нас погостить. Особенно в зимнее время. Ваше величество
еще молоды, в самом расцвете дарованных господом сил.  Те  из  нас,  кто
стоит в начале увядания,  может  лишь  смотреть  на  вас,  как  на  нашу
надежную опору под святым солнцем Джада.
   Этого он и ждал. Такого не усмиришь,  как  удавалось  ему  много  лет
усмирять здешних  священников  в  желтых  одеждах.  Людей  непостоянных,
честолюбивых, но не имеющих лидера и не обладающих силой. Даже не  глядя
на них, он мог представить себе их  самодовольные  лица.  Теперь  у  них
появился защитник, и положение дел может  вот-вот  измениться.  Ну,  ему
следовало знать, что так и будет. Ему следовало больше думать  об  этом.
Некого винить, кроме себя, за то, что  он  согласился  на  просьбу  Инес
пригласить одного из верховных клириков с ее родины остановиться  у  них
по пути на остров - ради ее душевного спокойствия.
   Ему было известно имя де Шерваля, известно, что он - сильная  фигура.
Дальше этого король не задумывался. Его слабое место. Он не любил думать
о клириках. Он смутно помнил  тот  день,  когда  она  попросила  у  него
разрешения  пригласить  этого  человека.  Он   тогда   чувствовал   себя
расслабленным и сонным после занятий любовью. "Его королева,  -  подумал
Рамиро Вальедский, глядя прямо перед собой, - слишком хорошо его знает".
   Он заставил себя еще раз улыбнуться высокому  седовласому  мужчине  в
роскошных, синих с золотом одеждах.
   - Вряд ли вам понадобится наша поддержка здесь этой зимой. Разве  что
против холода и скуки. Мы сделаем все возможное, чтобы вам  было  удобно
во время вашего недолгого пребывания у нас. -  Он  позволил  себе  тоном
намекнуть на завершение аудиенции.  Возможно,  эту  первую  встречу,  по
крайней мере, удастся сделать  короткой.  Это  даст  ему  время  немного
подумать.
   Выражение лица де Шерваля стало мрачным, встревоженным.
   - Видит бог, мы боимся не за себя и не за наши  удобства,  милостивый
король. Мы приехали сюда по трудным дорогам, подгоняемые мыслями о Детях
Джада,  которые  обитают  не  на  землях  Эспераньи,  под  благосклонным
правлением  королей.  Вот  что,  признаюсь,  делает  для  меня   тяжелой
наступающую зиму.
   Ну, напрасно он надеялся, первую встречу не удастся сделать короткой.
И теперь беда ждала  впереди,  подобно  лесу  копий.  Рамиро  ничего  не
сказал. Еще оставалась возможность пока  отодвинуть  самое  худшее.  Ему
действительно необходимо время, чтобы подумать.
   - Что вы имеете в виду, святой отец? - Вопрос Инес был задан со  всей
серьезностью. Ее руки сжимали солнечный диск на коленях,  лицо  выражало
тревожную озабоченность.  Король  Вальедо  про  себя  выругался,  но  не
позволил отразиться на своем лице даже тени истинных чувств.
   - Как могу я не думать о наших  истинных  братьях  по  вере,  которые
вынуждены еще одну зиму страдать от жестоких мучений под  игом  неверных
почитателей Ашара? - произнес Жиро де Шерваль. Произнес гладко,  плавно,
печально. Достаточно громко, чтобы его услышал весь двор.
   "Вот оно, началось, - мрачно подумал Рамиро. - Явилось вместе с  этим
уверенным, опасным человеком из Фериереса. Де Шерваль приехал  сюда  для
того, чтобы сказать именно эти слова. Сказать их сегодня утром, а  потом
повторять снова и снова,  пока  не  заставит  королей,  и  всадников,  и
фермеров с полей плясать под его дудку и погибать".
   Несмотря на прежнее решение,  Рамиро  ощутил  в  себе  вспышку  гнева
против министра. Гонсалесу следовало быть к этому готовым. Разве это  не
входит  в  его  обязанности?  Неужели  только  он,  король,  должен  все
планировать и быть готовым к любым важным событиям?  Собственно  говоря,
он знал ответ на этот вопрос.
   Некого винить, кроме себя.  Король  подумал  о  Родриго  Бельмонте  в
далеком Аль-Рассане. Сосланном к неверным. При дворе даже не знают, куда
он отправился. Капитан пообещал не нападать на Вальедо вместе с  кем  бы
то ни было;  пообещал  только  это,  но  не  больше.  Он  был  человеком
Раймундо, его другом детства, а потом министром. Он не до конца  доверял
Рамиро, и Рамиро не доверял ему, если уж на то пошло.  Смерть  Раймундо.
Тени вокруг нее. Слишком сложная история. А Бельмонте - слишком  гордый,
слишком независимый человек.  Но  необходимый,  крайне  необходимый  ему
сейчас.
   - Но что же мы можем сделать, святой отец? - спросила Инес,  поднимая
к груди сжатые руки. - Сердца наши преисполняются  тяжелым  чувством  от
ваших слов. - Ее золотой диск сиял в  мягком  свете,  льющемся  в  новые
окна. Снаружи пошел дождь, король слышал, как тяжелые  капли  стучат  по
стеклу.
   Если бы Рамиро не знал свою королеву, он мог бы подумать, что это  де
Шерваль вложил эти слова в ее уста, так удачно они  вели  к  началу  его
следующей речи. Королю захотелось зажмуриться,  зажать  уши.  Захотелось
немедленно оказаться  подальше  отсюда,  скакать  на  коне  под  дождем.
Прозвучали слова вполне предсказуемые, но от этого не  менее  звучные  и
требовательные.
   - Мы можем сделать то, что могут сделать  облеченные  святой  миссией
Джада  на  земле,  не  больше  и  не  меньше,  достопочтенная  королева.
Проклятого Халифата ашаритов больше  не  существует,  -  изрек  Жиро  де
Шерваль и замолчал в ожидании.
   - Вот это свежая новость, - саркастическим тоном произнес Гонзалес де
Рада,  своим  красивым  голосом   разрушив   созданное   настроение.   -
Пятнадцатилетней давности. - Он взглянул на короля. Рамиро  стало  ясно:
граф наконец понял, куда целит гость, и пытается уклониться.
   Разумеется, уже слишком поздно.
   - Но есть и более  свежие  новости,  как  я  понимаю,  -  невозмутимо
ответил высокий клирик из Фериереса. - Злобный правитель Картады  теперь
тоже  умер,  его  призвал  на  черный  суд  Джад,  как  призывает   всех
неверующих. Несомненно, этим нам ниспослан знак! Раз вожак этих  шакалов
погиб, настала пора действовать!
   Он возвысил голос, плавно доведя его до первого крещендо. Рамиро  уже
слышал подобное, но не в исполнении такого мастера. Он ждал,  охваченный
чем-то вроде восторженного ужаса.
   - Действовать? Сейчас? - Гонзалес даже не старался скрыть  иронию.  -
Немного холодновато, не правда ли?
   Еще одна неплохая попытка, и сами слова, и  сухой  тон,  но  Жиро  де
Шерваль отразил и ее:
   - Огонь бога согревает тех,  кто  служит  его  воле!  -  Его  взгляд,
брошенный на министра, был укоризненным и непреклонным. Вряд ли Гонзалес
де Рада стерпит  подобное,  это  король  знал  на  собственном  опыте  и
подумал, не вмешаться ли ему прежде, чем произойдет нечто серьезное.