к?
     - Почитаемый тобою Хайнлайн называл это "цепочкой", мы же - Семьей. Именно так, с большой буквы. Где еще могло прижиться такое, как не среди творцов? Партнерами мы готовы делиться, из потомства культа не делаем. Нам есть чем обессмертить себя, кроме как детьми. Другое дело, не всем это удается, - так ведь и дети не всегда радуют?
     - Что характерно, - сменил тему Вадим, - существует Студия, которая обслуживает Крепость, а большинство прочих ублажает ваша церковь, благо и на нее хватает творцов. И сходства между Студией и церковью куда больше, ибо строятся на общих принципах и служат похожим целям. В стороне остались немногие одиночки - так, может, лишь они действительно свободны?
     - Намекаешь на себя? - неприязненно спросил Калуф.
     - На себя тоже - почему нет? Но есть и другие. Некоторые даже появляются тут, поддакивают заправилам. Потом возвращаются к себе и принимаются творить, забывая про здешнюю суету. Плевать им на ваши игры, они витают в иных сферах!
     - В высших, хочешь сказать?
     - Хочу, - снова согласился Вадим. - А у тебя найдутся повыше?
     Аббат повздыхал сокрушенно, косясь на молчащую Кэт, затем сказал:
     - Боже, как я устал! Ведь затевалось все ради Творчества - в этом был смысл! А сейчас что? Зачем-то учредили при церкви Суды, проверяющие творения на истинность, - это что: цензура или, того пуще, инквизиция?
     - А ты вроде ни при чем, да?
     - Что я могу! И кто вообще с этим справится? Сколько ни пытаемся строить храм, каждый раз выходит - тюрьма.
     - Ну да, "хотели как лучше, а получилось как всегда", - хмыкнул Вадим, - Классика!
     - А чего стоят доминеканес? - продолжал жаловаться Калуф. - А служба охраны? Уже и не поймешь, кто тут кому подчинен, - вс„ расползается!
     - Плохо быть правителем добрым и слабым, верно? Уважают силу, на крайний случай - жестокость.
     - А знаешь, как "школьники" кличут своего генерала? "Черным папой", никак не меньше. Понятно, под кого роют?
     - "Черные папы", "серые кардиналы", - Вадим философски пожал плечами. - Такова партийная жизнь!
     - Но иногда нам удаются странные вещи, - сказал Калуф. - Не веришь?
     - Вот такие? - спросил Вадим, движением пальцев гоняя по столу пластмассовый шарик - не касаясь. - Еще я умею насылать болезни - только зачем? Лечить тоже могу.
     - С огнем ведь играем, - ежась, заметил аббат. - Не дай бог, выпустим джинна!
     - Так пригласите спецов, владеющих методой. Уж они собаку съели на исследованиях. А сами вы точно дров наломаете.
     - Где нынче возьмешь их, собакоедов? - посетовал Калуф. - Перевелись умельцы. В Крепости такие не выживают и частникам не нужны.
     - При желании сыщутся. А насчет "огня"... Если твои построения верны и ваше "священство" действительно что-то стоит, то ведь ты, Калуфчик, сидишь на сундуке с сокровищем либо на бочке с порохом - выбирай, что нравится. Дело даже не в стихии, коя может пробудиться от ваших упражнений, а в тех мерзавцах, которые поспешат наложить на нее лапы. Большая власть, как и большие деньги, чревата опасностью - или забыл? Может, вас просто пасут до времени, а стоит проклюнуться результату...
     - Господи! - Калуф шарахнулся от узкой тени, скользнувшей к ним из затемненного угла. - Кто здесь?
     - Хотел взглянуть на мой "самовар"? - спокойно откликнулся Вадим. - Знакомься - Эва!
     Конечно, он почувствовал подружку сразу, только она возникла в комнате, и не удивился: наверняка ведьма знала тут все ходы, включая самые тайные. Приблизясь, Эва откинула с головы капюшон, затем уронила на локти весь плащ, представ в том же легкомысленном платьице, и без церемоний уселась Вадиму на колени. От одного этого у него вздыбились волоски по всему телу, а каждую выпуклость ее упругого зада Вадим ощущал, будто оба были голыми. Однако виду постарался не подать.
     - Одно могу сказать, - продолжил он ровным голосом, - чем дальше в это погружаешься, тем важнее блюсти себя. Мораль - вовсе не абстракция, как думают многие, она укореняет творцов в этом мире.
     - А много тебе встречалось людей, по-настоящему чистых? - возразил Калуф. - Хоть кому-нибудь доверяешь на все сто?
     - Ты знаешь - да! И мне кое-кто верит без оглядки. Дураки, видимо?
     - Ну конечно! - хмыкнул аббат. - Ты являешься словно из другого, придуманного кем-то мира, где мужчины, как один, герои, а женщины прекрасны, точно богини. Где не перевелись мудрецы и святые, а если злодей, то уж такого размаха, что кучки дерьма, вознесенные у нас по недоразумению, от зависти сожрали бы свои бородки и усища... Где страсти неистовы и прозрачны, и даже злоба вызывает почтение.
     - Да ты романтик, Калуфчик! - удивился Вадим. - Чего б тебе самому не создать такой мир?
     - Где уж нам! Мы не создаем миры - только срисовываем их с натуры либо вспоминаем.
     - А ты пробовал? Вы же творцы, как-никак!
     - Скорее "никак", - засмеялся Калуф. - Мы сами установили себе рамки, ссылаясь на беднягу Мезинцева, благо тот не может возразить, - но ведь он многое сотворил, а на что годимся мы? Реалисты хреновы!.. Да что это такое: реальность? Можно ли на ней построить мир?
     С улыбкой Вадим произнес:
     - "Иные зря свои проводят дни, отважных духом не поймут они".
     - Кто сказал? - заинтересовался Калуф.
     - Цао Чжи, второй век. Ты ведь любишь древних китайцев?
     И тут Вадим навострил уши: в прихожей раздались приглушенные голоса, причем один показался знакомым. Сейчас же Эва набросила на голову капюшон, словно прячась. Затем в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вступили.
     Вошедший оказался высок и сухощав, как сам Калуф, только одет попроще, в двухцветную мантию и грубые сандалии. Вообще, он походил на аббата точно родной брат, но, в отличие от Калуфа, гостя переполняла энергия, делая его тощие члены проворными, как у паука. А с широкой плоской груди на людей скалился фосфоресцирующий пес с пылающим факелом в зубах - куда там собачке Баскервилей! Бедняга Эрнст всегда питал слабость к пошлым эффектам и с возрастом, кажется, не остепенился.
     В упор не замечая Вадима и женщин, он приблизился к обреченно вздыхающему Калуфу и навис над ним, словно грозовая туча, сверкая в четыре глаза.
     - Что я слышу, - процедил он. - В святое братство пускают отщепенцев, публично выступивших против устоев и вдобавок далеко ушедших от Русла!
     - Побойся Бога, братец, - вяло возмутился аббат. - Когда ж это было?
     - Двенадцать лет назад, - четко ответил Эрнст. - Разве срок имеет значение?
     - Дай тебе волю, станешь предавать анафеме вместе с потомством, до двенадцатого колена. Угомонись, генерал!
     - Как глава ордена и Верховный Судия...
     - Ошибка! - обрадовался Калуф. - Верховным у нас Мировой Дух, и даже я - лишь его заместитель. Так что ты здесь на третьем месте.
     - Все равно, считаю своим долгом...
     - Ты забываешь про конечную цель. Зачем это создавалось, а? Чтоб ты исполнял долг, как его понимаешь, или чтобы нести людям Истину?
     Взмахом тощей руки доминиканец отмел возражения, прошлые и будущие, и с нажимом заговорил:
     - Все это время, пока он предавался мирским утехам, развратничал и грешил, мы возводили нашу церковь, год за годом сплачивая вокруг соратников, добиваясь авторитета...
     - Какой авторитет, о чем ты? - рассмеялась Кэт. - Да за стенами о нас никто не знает!
     - И вот сей смутьян, не раскаявшись, не осознав, приходит на готовое и требует равных с нами прав, ссылаясь на прежние заслуги, злоупотребляя старыми связями. Вы не подумали зачем? Кто подослал его сюда, что он вынюхивает здесь? Может, он агент Студии?
     Эрнст вещал с такой убежденностью, что аббат, кажется, смутился. Действительно, что Вадим тут потерял? Столько лет игнорировал и вдруг, нате вам, заявился. Конечно, парень приятный, но упрямый! Взглядов не изменил ни на йоту, критикует, насмешничает, выспрашивает. Наверняка и потом молчать не станет - а то затеет переделку, создав еще один очаг нестабильности.
     - Ладно, братцы, расслабьтесь, - вмешался Вадим. - И вовсе я не собираюсь вливаться - просто заглянул по старой памяти. А с Духом как-нибудь договорюсь напрямую.
     - Он кощунствует! - сейчас же объявил Эрнст.
     - Тебе показалось, - возразил аббат мягко. - Просто он заблудился. Каждый волен ошибаться.
     - Его нельзя отпускать, - вдруг сказал доминиканец. - Он опасен!
     И даже наметил движение к дверям, будто хотел кликнуть стражу. Вадим недоверчиво ухмыльнулся, хотя это не походило на шутку. Вот здесь нарваться на потасовку он не ожидал - разве с залившим глаза творцом, потерявшим всякое соображение.
     На всякий случай Вадим поднялся и только сейчас увидел на макушке Эрнста аккуратную круглую плешь, очень похожую на тонзуру. Кажется, "господний пес" и вправду проникся ролью, вплоть до мелочей.
     - Да ты ополоумел, козлик, - не выдержала Кэт. - Торквемада недорезанный!.. С каких это пор мы стали хватать людей?
     - Действительно, Эрнст, ты заигрался, - прибавил Калуф, ибо монах даже не глянул на женщину, демонстрируя небрежение. - Не следует принимать свою роль так серьезно. У нас нет власти над мирянами, и даже своих мы можем лишь отлучить. А Вадим, как ты слышал, не претендует на посвящение - значит, и говорить не о чем.
     - Ну почему? - внезапно вступила Эва. - Как раз есть о чем.
     Она отбросила с головы капюшон, глядя на монаха в упор, и теперь тому пришлось напрячься, чтобы сохранить надменный вид. Проигнорировать ведьму не удалось бы даже фанатику, а Эрнст лишь имитировал фанатизм. (Вопрос: зачем?)
     Вадим заметил, как возле входной двери шевельнулась грозная тень, и сам ощутил настоятельный позыв перекрыть окно, что и сделал незамедлительно. Только сейчас он сообразил, что предыдущее действо было прелюдией, а кульминация разыгрывается сейчас. И срежиссировала сцену, конечно, Эва, собрав в нужном месте все потребные лица, а Вадиму отведя незавидную роль приманки. Что ж, ему не привыкать.
     - Ну и цветочек взрастили вы под своей сенью, - ядовито заметила женщина. - "Псы господни", надо же, - история делает новый виток! Хоть сознаете, на что расходуются ваши таланты? И кого собрал вокруг себя Эрнст? А ведь размахнулся он не хило: по городу у ордена дюжина монастырей, и в приорах, кстати, числится отец Серафим, глава мясорубов. И остальные злобствуют от души, пытая по подвалам, - пока вы радеете о творчестве.
     - Ведьма! - каркнул Эрнст охрипшим, чужим голосом.
     - На сей раз угадал, - подтвердила она. - А скольких оговорил без вины? Как там трындел герцог Альба: лучше порешить сотню невинных, чем упустить еретика! Ты б и Основателя в расход пустил, попадись он твоим садюгам, - разве нет?
     - Ерунда какая-то, - расстроенно пробормотал Калуф. - Эрнст, что она говорит? Возрази хотя бы! Чего ж ты из нас дурней делаешь?!
     Угрожающе скаля зубы, словно взаправдашний пес, монах обежал взглядом комнату, задержался на Вадиме. Тот отрицательно покачал головой: даже не пытайся. Раз всплыли мясорубы, придется разбираться досконально. И не будешь же ты сигать с третьего этажа?
     - Но самое забавное не это, - добавила Эва. - Ваш доморощенный Торквемада вообще-то работает на Шершней и сейчас подтвердит это сам.
     В невероятном прыжке Эрнст шарахнулся спиною к дверям и завяз в перекрывшей их тени, распятый не хуже Христа. Отчаянно он извивался, пытаясь вырваться, но даже не мог дотянуться до пола. Аббат глядел на него с изумлением, неодобрительно качая головой, будто доминиканец сам устроил этот цирк; Кэт испуганно ахала. А Вадим без колебаний определил в могучей тени мертвоглазого гиганта Адама, третьего в их давней связке, к которому когда-то имел глупость приревновать Эву (с равным основанием можно ревновать к манекену). Наконец и он принял участие в спектакле.
     - Что ж, давай говорить так, - невозмутимо сказала ведьма. - Представь, ты на дыбе - в привычной, можно сказать, обстановке.
     - Вообще-то Суды - сплошная абстракция. - Калуф с надеждой оглянулся на гостью, наконец уразумев, кто здесь "правит бал". - Это просто игра, понимаете?
     - Зато "псы" наполнили их конкретикой, - огрызнулась она. - Не хочешь прогуляться по монастырским подвалам? Ну очень прочищает мозги! - Подхватив со столика свечу, Эва приблизилась к пленнику: - Так в чем ты хотел признаться, родной?
     - Прекрати, - негромко велел Вадим, сразу затвердев.
     - Должна ж я его лицезреть! - со смешком откликнулась ведьма, будто и так не видела все в подробностях.
     - Даже "школьники" ничего не сообщили, - продолжал сокрушаться аббат. - Может, не знали?
     - Это "черныш"-то не знал? - хмыкнула Кэт. - Вызови для отчета!
     - Сперва магистра. - Калуф бледно улыбнулся: - Хотя бы стража нам верна? Наши доблестные монахи-воители... Господи, как не хочется устраивать перетряску! Может, отложим до завтра?
     - Как бы тебя самого... не отложили, - пригрозила Кэт, решительно запахивая на груди халатик. - Если генерал не вернется, "псы" не станут медлить. А вдруг "школьники" с ними в союзе? Переворота нам не хватало! - Ее лицо теряло кротость с ошеломительной быстротой, будто именно она распоряжалась тут при эксцессах, становясь "направляющей силой". (Старшая жена, а как же?) - Сзывай архиереев, кого достанешь; объявляй консисторию, собирай Семью - делай хоть что-нибудь!
     - Ну погоди, милая, - взмолился Калуф. - Ведь ничего не доказано.
     - Так доказывай же, доказывай!..
     - Начинай, - приказала ведьма монаху, наконец затихшему в тисках громадной тени. - Ты пока не включен в пирамиду, а потому волен выбирать: молчать либо признаваться. Одного я не позволяю - врать!
     И она сотворила свечой затейливый знак против лица Эрнста, словно накладывая на него заклятие. (Впрочем, почему "словно"? Заклятие и есть, самое взаправдашнее.) Испытуемый несколько раз попытался "начать", но из горла прорвался лишь слабый сип, точно бедняга разучился говорить.
     - Ты бы еще лаять его заставила! - проворчал Вадим. - Как в "Хоттабыче", да?
     Утомившись, Эрнст замолчал, в отчаянии пуча слезящиеся глаза. Теперь они мало походили на "песьи", продолжавшие сверкать с его груди.
     - Лучше говори, - посоветовал Вадим. - "Добровольное признание", и так далее... Все равно ж разоблачен, шалун эдакий! Лютовал по подвалам, а? Ну давай!
     - Хорошо, я признаю, - неожиданно послушался монах. - Может, и проявил лишнее рвение, радея о чистоте веры. - (Положим, и это не вполне правда.) - А мясорубов использовал - как же, было. Но...
     И он засипел снова, натужно дергая кадыком.
     - Хотел про Шершней наврать? - спросил Вадим. - Думал на инерции проскочить, раз прорывается малая деза? Извини, тут ты ошибся.
     - Что вам до Шершней? - бессильно огрызнулся Эрнст. - Разве нельзя использовать их, как мясорубов?
     - Наверное, можно, - не стал спорить Вадим. - Ну и кто тут кого использовал? - Он усмехнулся: - Только давай без риторики, ладно? Не такой ты и хитрый.
     Впрочем, подсмеивался Вадим больше над собой. Как всегда, Эва лишь дала ему разгон, а вести допрос предоставила самому. Но вот откуда ведьма узнала про Эрнста - наворожила, что ли?
     - Они... меня, - выдавил монах с таким трудом, словно-таки одолел заклятие. Хотя к чему такая ложь?
     - Повтори, - все ж велел Вадим. - Ась?
     - Я подчиняюсь Шершням, да! - свободней выговорил Эрнст. Он будто страшился чего-то - даже не самих хозяев, загадочных и жутких, а своего нынешнего отступничества, чреватого неведомыми опасностями.
     - "Легко и сладостно говорить правду в лицо", - поддержал беднягу Вадим. - Хотя бы изредка, верно?
     Не теряя времени, Кэт села за интерком, обзванивая обитавших либо гостивших в Доме кардиналов и епископов, срочно сзывая собор, сродни вселенскому. А заодно требуя готовности от охраны, персонально доставая доверенных рыцарей из орденского капитула.
     - Мне пришлось, - продолжил доминиканец. - К тому же наши цели совпали.
     - Генерал Школы с тобой? - суетливо вмешался Калуф. - Отвечай!
     - Уж очень "черныш" скользкий, - слегка осклабился Эрнст. - Похоже, ведет собственную игру. Его даже Шершням не просто зацепить - кто его вообще знает, кроме тебя да нескольких ближних!
     Он уже освоился со своей странной позой и даже расселся на подставленном Адамом колене не без комфорта. Однако стоит ему заупрямиться...
     - И нечего смотреть на меня с осуждением! - заявил Эрнст, хотя лично Вадим разглядывал его с брезгливостью. - Если хотите знать, союз с Шершнями только помогал становлению церкви, а сверх они ничего особенного не просили. По-вашему, кто спонсировал орден? От ваших-то щедрот не разгуляешься!
     - Продолжаем брехать по мелочи? - поинтересовался Вадим. - "Союз", "просили"!.. Ты ж у них на довольствии и делаешь что велят. Странно, что тебя еще не включили в пирамиду.
     Выражение на лице монаха не изменилось, он продолжал взирать на всех свысока, но в сознании что-то екнуло, как от удара.
     - На сколько они опоздали? - быстро спросил Вадим - На день, на два? Когда посвящение? Говори!
     - Завтра, - нехотя сознался Эрнст, - ближе к полуночи. Как раз открылись вакансии.
     - Много? - не отставал Вадим, прикидывая, сколько Шершней гналось за ним в ту ночь и что могло с ними статься после падения. Не серки ли порезвились, рассчитавшись за охоту? И кто же их навел?
     - Я знаю о трех.
     - И где?
     - На северном кладбище, в подвале костела.
     Не удержавшись, Вадим фыркнул: в лучших традициях! Сами Шершни тяготеют к банальным декорациям или производят впечатление на новичков?
     - Склеп, да? - весело уточнил он. - Самое место!
     - Наверху устроен кабак, - пояснил Эрнст, - с оркестром и варьете, как положено. А вот под полом иная кухня.
     - Что ж, пора изгнать нечисть из храма, - объявил Вадим. - Уж на что Иисус был пацифист...
     - А хотите, проведу туда? - вдруг предложил доминиканец. - И что вы, братья, накинулись? Разве не превыше всего для меня благо Церкви!
     Похоже, он опять решил обходить заклятие ведьмы риторическими фразами. Все-таки что-то здесь недоработано - хотя штука полезная, бесспорно. Только на всех ли действует?
     - Не пойму, ты сам дурак или нас за дураков держишь? - снова вступила Кэт, видимо, обзвонив уже всех. Кем бы она ни считала Эрнста раньше, теперь тот явно не подходил под категорию "свой". - Рвач какой, ишь ты!.. Может, оскопить его, чтоб не заносило?
     Эрнст содрогнулся, явно не готовый на такие жертвы даже ради "блага Церкви". Что б он ни вещал в религиозном запале, телесное в нем перевешивало. Творческой потенции он лишился намного раньше, так что услаждать и утверждать себя мог теперь единственным способом. И хорошо, если не занимался этим в своих застенках.
     - Чего дергаешься, бычок? - враждебно спросила Кэт. - Зато лысинка зарастет. Ты ж из-за нее так переживал!
     - "Жизнь сама таких накажет строго", - сказал Вадим. - Найдется у вас надежный подвал?
     Чего он не любил, так это необратимых поступков. А изоляция на пользу многим, включая узников. К тому же пара деньков форы не помешает.
     Лишь только заявился магистр с тройкой невозмутимых монахов-воителей, как Адам сгинул с глаз, запечатлевшись в памяти творцов гигантской тенью. Растерянно озираясь, Эрнст не промолвил больше ни слова, будто на него наложили новое заклятие, и покорно ушел вместе со стражами. А следом заспешила Эва, тормоша Вадима: пора и честь знать! Нигде более не задерживаясь, они оставили монастырь, втиснулись в подоспевший, как по заказу, колесник и помчались через обезлюдевшие либо уснувшие районы к новому месту, где наверняка что-нибудь затевалось.

2. На городских перекрестках

     Вкрапления Вольного Города были разбросаны по окраинам. Официально это тоже считалось Крепостью, но на деле блюстители там не котировались. А заправляли всем крутари, поделив частников между собой. Свободные зоны потихонечку расширялись, но Крепость съеживалась быстрей, скучивая население в общагах и людятниках, подтягивая предприятия ближе к Центру.
     Опустевшие участки отходили неприхотли