- в отличие от нормальных сознаний).
     Это еще не внепространственные закоротки, однако реакцию ускоряет едва не вдвое. К тому ж любые подсмотренные движения я усваиваю сразу и накрепко, будто переписываю из чужой памяти, - с помощью того же мысле-поля.
     Во-вторых, подправленным омоложенным телом, абсолютно здоровым и способным к регенерации - невиданно быстрой, точно у вампиров. При этом к крови меня не тянет, а садизм душу не греет, как полагалось бы.
     В-третьих, странной способностью к озарениям: будто время от времени я углубляюсь душой настолько, что ощущаю Абсолютное Знание. Информационные поля, чтоб им...
     В-четвертых, очень похоже, мысле-облако расплывается не только на три измерения, но и во времени - так, что я уже способен проницать будущее, пусть и на чуть. Ах, Эва, Эва, ненаглядная моя ведьма... Конечно, спасибо тебе за подарок, иногда он выручает, - но насколько же с ним трудней жить!
     Обнажив в шкафу приборную панель, Вадим включил приемник и пробежался настройкой по частотам, вылавливая станции, еще доступные его приборам. Теперь он представлял, почему с каждым месяцем все меньше становится спутниковых программ и отчего удлиняется мертвый период на пике ночи, когда не ловится ни одна, - это нарастает крутизна подбугорных склонов. Уже нетрудно прикинуть сроки полного затмения эфира. Здешний климат к тому времени изменится окончательно, а губернией завладеет чужая природа. И что начнется затем?
     Как по расписанию, каналы вырубились, и Вадим со вздохом отключил приемник. Спрятав приборы за стопками, принялся наводить в квартире марафет, стараясь не слишком скрипеть полом. Но не успел он убрать со стола и вымыть посуду, ссыпав крошки разгулявшемуся к ночи мышонку, как в дверь опять постучали. Для подтверждения глянув на Жофрея, сейчас и не подумавшего прятаться, Вадим безбоязненно открыл и пропустил внутрь Алису, красавицу губернского масштаба, тоже что-то притаранившую в клюве своим домашним любимцам.
     Конечно, Вадиму было приятно видеть ее, всегда цветущую и ухоженную, - но не слишком ли она зачастила сюда? Проводить каждую ночь с ведущей дикторшей Студии, наверное, лестно, однако хлопотно. К тому ж Алиса не из тех, кто согласится делить Вадима с кем-то или чем-то, - рано или поздно потребует его целиком. А что он сможет дать?
     Однако сейчас за ее избыточной живостью Вадим ощутил неладное и отправился ставить чайник, по мере сил разыгрывая из себя радушного хозяина. Потискав котейку, тоже на диво безропотного, Алиса водрузила на столик сумку и принялась раскладывать по тарелкам отборные продукты, будто явилась спасать их от голодной смерти, - при этом не забывая потчевать заинтригованного Жофрея лакомыми кусочками. Кажется, он наконец дождался кошачьего рая - за столько месяцев страданий!
     - "Я к вам пришел навеки поселиться"? - не удержался Вадим, наблюдая за ней с растущим беспокойством. - Или, по-твоему, я выгляжу настолько изможденным? Мать, остановись!.. Я же только из-за стола. И котейку пожалей - куда ему столько?
     - Было б о чем горевать, - пожала плечами Алиса, убирая опустошенную сумку на пол, а сама с ногами забираясь на диван. - У нас этого добра!..
     - Ну да, "что тут пить"? - качая головой, подтвердил Вадим. - То-то мне приходится так воевать за твои бока.
     - Вот и восполнишь калории, - сказала она равнодушно. - А нет, так выбрось.
     - "Пропадай моя телега!" - возгласил Вадим. - Ладно, подружка, чего стряслось?
     - Марк меня избил, - ответила Алиса тем же спокойным голосом. - Впервые за все время. Причем, обрати внимание, не тронул ни лица, ни груди - помнил, мерзавец, где служебный инвентарь, все рассчитал. А как обзывался, ты б слышал! - Чуть помолчав, она добавила: - Знаешь, теперь я его боюсь.
     Вадиму сделалось настолько мерзко, будто он провалился в сортирную яму. Бог мой, с тоскливым недоумением подумал он, ну что за дерьмо - вонючее, первостатейнейшее!.. Зачем же они сами в него лезут? Нравится ходить извоженными с головы до пят?
     - И что? - спросил он. - Ты-то чего собираешься делать?
     - Что я могу? - безнадежно сказала Алиса. - Ни квартиры, ни пайка приличного. Я ж только диктор, а за популярность нам не приплачивают. Придется терпеть.
     - Может, поговорить с ним? - предложил Вадим, с отвращением представляя, как станет метелить Марка по сытым скулам, срывая с них кожу, кроша зубы. - Вдруг подействует?
     - И думать не смей, - испугалась Алиса. - За ним теперь столько стоит: вся Крепость! Он же "золототысячник", забыл? Только хуже будет - обоим. Тебя прищучат, а на мне Марк потом отыграется.
     - Дерьмо! - выругался Вадим, жалея, что не хватает решимости на большее. - И все они там. "Золототысячники", мать их!.. Ладно, ты прихватила свои мази? Давай подлечу.
     Выпростав женщину из халата, Вадим разложил ее на диване и стал прощупывать синяки, чувствуя, как с пальцев стекает целительное тепло, расплываясь по нежной плоти, растворяя болезненные уплотнения. При серьезных ранениях это вряд ли бы помогло, но для мелочевки хватало.
     - Помнишь, каким он был после Отделения, когда все пошло наперекос? - бормотала Алиса примятыми губами. - В подушку рыдал, у каждого прощение вымаливал, в окно бросался. Еле оттащили тогда - окровавленного, скулящего. ("Весь израненный, он жалобно стонал", - пробормотал Вадим.) А как в мужья напросился, помнишь? Измором же взял: дождался, пока влетела в трудную полосу и растерялась по малолетству, - тут Максик и случился рядом, приголубил.
     - Обычная тактика этих паучин, - поддакнул Вадим. - Главное - не стесняться просить. И давить, давить на жалость, пока не уступят. Вот и достаются им лучшие девы. Зато потом на тех отыгрываются так, что остаются одни оболочки. Встречал я таких.
     Он продолжал что-то говорить, рассказывать, вспоминать - безмятежно ровным, даже заунывным голосом. При этом не прекращал обрабатывать ее болячки, постепенно, по мере их устранения, переключаясь на обычный массаж, уже потребный Алисе как наркотик. Совершенно обмякнув, она распласталась ничком, даже глаза прикрыла, словно утешилась наконец. А на лице проступало блаженство, почти равное страданию.
     - Ей-богу, чтоб испытать такое, не страшно пройти через побои, - разомлевшим голосом пролепетала женщина, когда самозваный лекарь завершил процедуру - Ты кладезь, Вадик! Это куда круче прежнего. Теперь бы еще... Черт возьми, братик, за столько лет можешь хоть раз сходить мне навстречу! - распаляясь, воскликнула она. - Неужто никогда тебя не попробую?
     - Вот мы и снова в форме! - сказал Вадим, шлепнув по ее роскошному заду, чтобы пригасить страсти. - Если б от побоев оставались только синяки... Так чего ты еще не пробовала, извращенка? Что-то там с "братиком", да? Оч-чень интересно.
     Смеясь и всхлипывая, Алиса вскинулась с дивана и побежала в ванную, даже не убоявшись холодного душа. Освеженная и остуженная до гусиной кожи, вернулась в комнату, нырнула в приготовленную Вадимом постель и сразу принялась за чай, уже разлитый по чашкам, ревниво выспрашивая, откуда взялось домашнее печенье да из чего сделано варенье, и заверяя, что сама бы управилась не хуже.
     Потом стала жаловаться на изменившиеся Студийные порядки, на прогрессирующий дебилизм передач, которые она, к счастью, не смотрит и не смогла бы смотреть - настолько они смахивают на бредни "развитого социализма", уже тогда отдававшие маразмом. Но сейчас, когда подобный идиотизм должен бросаться в глаза, на Студии в упор этого не замечают, будто забыли все напрочь, - а может, только делают вид. Самое странное, что и публика не возбухает, словно ее приучили к такой отраве, постепенно наращивая дозу, - даже полно восторженных отзывов. И это не официозная статистика: Алиса судит по своим приятелям и знакомым, а им какая выгода врать? Но более остальных оборзел сам Главреж, наша неувядающая звезда, уже перетрахав на Студии все, что движется ("И что вещает с экрана?" - невинно вставил Вадим), включая большинство мальчиков - от сорока лет и ниже. А уж старлетки в его кабинете кувыркаются штабелями, особенно с наступлением ночи. И откуда такая потенция в его возрасте? - похоже, у него не опускается никогда. Кстати... Вадиму-то, конечно, плевать, но ведь и Марк стал домогаться ее каждый вечер, перед уходом на службу ("Разве не знал? Они теперь работают ночами".), - это Марк, который раньше лишь по праздникам на что-то отваживался!.. И не ухмыляйся, пожалуйста, мне от этого никакой радости: все равно что на кол надеваться. Он ведь даже не пытается разогреть, - хоть сама загодя смазывайся кремом!.. Ну что ты все хмыкаешь? Думаешь, приятно, когда тебя используют в качестве раздражителя, вроде ствола с дуплом или пластиковой куклы, - лишь бы отстреляться? Это только противно... и больно. Потом, разве Марк один такой? Да все вокруг будто с цепей посрывались и кинулись метить территорию собственной спермой. Или на них служба так действует? Представляешь, каждую ночь раскручивать эти дурацкие игры: кто там кого и на какой кривой обскачет, - в самом деле можно озвереть!.. Но что поделать: все равно мужчины должны в это играть - иначе какой смысл?
     - Метить территорию? - с усмешкой спросил Вадим. - Верно схвачено, в самую точку. Только это повадки кобелей, а не мужчин.
     - Разве есть разница?
     - А разве нет? Ты еще не ощутила ее собственным нутром? Или тебя очень тянет на несгибаемый сук Главрежа?
     - Бр-р-р, - содрогнулась женщина. - От него в холод "так и кидает". Нет, правда, Вадичек, силы-то в нем, может, много, зато тепла нет совсем. Весь прохладный, точно лягушка, а сук и вовсе ледяной.
     - Избавь от деталей, - брезгливо поморщился Вадим. - Ударилась, понимаешь, в воспоминания. Еще за мемуары засядь!
     - Может, у него это возрастное - а, братик? - предположила гостья. - Вот когда ты меня лечил, я ж чувствовала, какие у тебя горячие пальцы. А когда спали рядом, так и полыхал жаром.
     - Точно жар-птица, да? - проворчал Вадим смущенно. - "А во лбу звезда горит".
     - Я серьезно!..
     - Это не та теплота, - пояснил он, - не градусы. Во всяком случае, не только.
     - Потому мне и хочется побывать на, твоем суку, - заключила Алиса.
     - Для сравнения или чтоб согреться? Боюсь, разочарую.
     - А ты не бойся, - вкрадчиво сказала она. - Пугливый какой...
     Вадим понял, что пора сворачивать с этой темы, скользкой, точно каток, - пока женщина не принялась за него всерьез. И где гарантии, что на сей раз он устоит? Конечно, Алиса - не его стиль, однако другие варианты еще хуже (за единственным исключением). А с возрастом на подобные вещи смотришь шире - в смысле, уже не так привередничаешь.
     - Ладно, ты напилась? - спросил Вадим грубо. - Давай-ка приберу - баиньки пора.
     Собрав на поднос посуду и почти не тронутую еду, он ретировался на кухню. Посуду свалил пока в раковину, а продукты выложил на кухонный стол и принялся было сортировать по срокам хранения, но тут же притормозил, брезгливо сморщась. Посредине стола зацепенел здоровенный, обалдевший от такого изобилия таракан и только угрожающе шевелил усами, видимо, не зная, с чего начать.
     Покачав головой, Вадим осторожно ухватил усача пинцетом и уронил за окно, оставив без угощения. Иди-иди, погуляй на просторе - и без тебя хватает иждивенцев. Но те хотя бы братья по классу: млекопитающие!
     Разобравшись с дарами и ополоснув чашки, Вадим вернулся в комнату. Алиса дремала, поплотней закутавшись в одеяло, а теплолюбивый Жофрей уже пристраивался под ее пышный зад, рискуя оказаться погребенным при первой же смене позы. Прогнав дурашку в ноги, Вадим разделся и с опаской лег рядом с женщиной, стараясь не разбудить. Однако Алиса, конечно, сразу надвинулась на него, а частью и привалила, будто тянулась к теплу не хуже Жофрея. Или давешних болотных пиявок. Не странно ль, что ее соседство навевало на Вадима сонливость?
     Но тут в дверь снова стукнули - если костяшками, то очень и очень деликатными, явно не мужскими.
     - Черт, - пробормотал Вадим. - Чего не терплю, так это накладок.
     - Может, не открывать? - спросила Алиса, тотчас проснувшись.
     - На такой стук я открываю всегда. А вдруг пришли за помощью?
     Сорвавшись с дивана, он натянул шаровары и распахнул дверь, уже предвкушая, кого увидит. В самом деле, перед входом стояла Юлька, вымокшая насквозь, даже слегка припорошенная снегом, - притом что облачена была в знакомый сарафанчик и босоножки на шпильках. Естественно, трясло ее, точно под током, а фразы, которые Юля пыталась сложить побелевшими губами, расшифровке не поддавались. Сейчас она мало походила на того шаловливого прелестного полуребенка, из образа которого старалась не выходить, - скорее на недоутопленного котенка.
     Молча Вадим втянул ее в квартирку, придерживая за локотки провел на кухню, где тотчас стянул с гостьи мокрое платье и принялся растирать продрогшее тело снизу доверху, не жалея дефицитного спирта, - пока девочка не перестала дрожать. По счастью, спасительный чан, обогревавший его квартирку ночами, уже дымился от пара, а запасов кипятка в нем хватало, чтобы наполнить ванну почти горячей водой. Так что через пяток минут Вадим смог уложить туда девочку для окончательного согревания, повесив отжатый сарафан сушиться над газом.
     Затем присел перед ванной на корточки, продолжая и в воде разминать ее покорную плоть. Юля глядела на него распахнутыми глазищами, почти не мигая, и от этого растерянного взгляда, вопиющего невесть о чем, хотелось спрятаться.
     - Я могу остаться? - внезапно спросила она. - Хотя бы на ночь.
     - Что, в ванне? - изобразил удивление Вадим, лишь бы не закряхтеть от неловкости. - А не утонешь?
     - У тебя там тетенька, да? - поинтересовалась Юля с ехидцей. - Согревает твои старенькие кости. Ну так второй бок свободен? Мне хватит, я не жадная. Помещусь - тютелька в тютельку, дяденька в тетеньку. А девонька тем временем поучится плохому.
     Она пыталась выдерживать обычный тон, однако голос предательски вздрагивал, будто в любой миг мог сорваться в рыдания.
     - Ладно, хватит показухи, - сказал Вадим. - Что случилось?
     - Ничего, - равнодушно ответила Юля. - Все прекрасно, маркиза!.. Если не считать, что меня пытался изнасиловать собственный папуля.
     Не удержавшись, Вадим присвистнул: "Ни фига себе!"
     - А что? - продолжала девочка. - Он ведь такой большой босс-с-сяк, почему не позволить себе - кто ему чего скажет? Вообще, откуда знать, может, он для того меня и зачал? Видел же, наверно, что маменьки надолго не хватит. Я представляю, как потрудилась она для его взлета, если и меня он уже пробует подсунуть... соратничкам.
     - Ты не придумываешь? - осторожно спросил Вадим. - Все ж отец, какой-никакой.
     - Так что же? Надо будет, он еще настрогает. Сейчас столько бесхозных т„лок - на все вкусы!
     - Средневековье какое-то, - пробормотал он расстроено. - Махровое средневековье, ей-богу.
     - Ну почему обязательно средневековье? - возразила Юля. - Мой папенька обожает поминать книжицы про светлое будущее, умиляется тамошним порядкам до слез, - а себя, по-моему, втайне считает его полпредом в настоящем. Ну не повезло человечку, поспешил родиться!.. Как тебе такой коммунарик, а? Комарик-коммунарик...
     У нее опять задрожали губы, словно от холода, и, чтоб не заплакать, девочка принялась хулиганить, брызгая на Вадима водой. Немного успокоясь, добавила:
     - Это как у крестоносцев, знаешь? Можно мочить, грабить, насиловать, но если предан Богу, теплое местечко в раю тебе уготовано. Не Бог, а крестный отец какой-то, пахан воровской!..
     - Ну что, он вот так прямо на тебя набросился, - спросил Вадим, - ни с того ни с сего?
     - Вот так прямо, - подтвердила Юля. - Явился среди ночи - лицо чужое, руки ледяные, глаза пылают. И если б не твой презент, от колдовских щедрот... Знаешь, я ведь давно с ним не пересекалась: днем он отсыпается, ночью пропадает.
     - И с чего все они заделались полуночниками? - удивился Вадим. - Не иначе сверху моду спустили.
     Ему вдруг пришло в голову: а не придумывает ли Юля? Проще говоря, не врет ли? Сколько б его ни ловили на доверчивости, Вадим продолжал даже заведомую ложь принимать за чистую монету. И только затем, вспоминая о прежних обманах, начинал исподволь прощупывать собеседника. И что за радость: дурить голову такому лоху? Впрочем, истории обеих гостий стыкуются настолько, будто они сговорились, - что вряд ли.
     - Ничего, - пригрозила Юля, - он у меня попляшет. Я такое ему устрою!..
     - Зачем? - спросил Вадим.
     - Чтоб ему было плохо, - повела девочка плечом.
     - Зачем? - повторил он.
     - А почему я должна спускать?
     - Что ты за других переживаешь: как бы кому сделать хуже. Лучше о себе подумай.
     - Но если мне хорошо, когда ему плохо? Он еще заплатит - за все!
     - Ты что, сильней его, - спросил Вадим, - или умнее? Куда ты лезешь?
     - И все равно я ему устрою: ткну харей в собственное дерьмо!..
     - Можно быть либо стервой либо дурой, - попытался рассердиться Вадим. - Объединять в себе обеих - накладно. Когда на тебя разогнался бульдозер, разумней убраться с его пути.
     - "Разумненький Буратино", - сказала Юля. - Живешь тихо, не высовываясь, в свое удовольствие. По ночам трахаешь кого захочешь, благо дурочек вокруг полно - стоит по головке погладить да мослами потрясти. Ты - кобель, да? Кобелино!..
     - "Ума нет - считай калека", - заметил он. - Не понимаешь, что заступила на чужую территорию? Твоя свобода кончается возле моего носа!
     - Это самая выступающая твоя часть?
     - Если не считать груди.
     - Но ведь для избранных ты оттопыриваешь еще кое-что? И как тогда насчет свободы?
     - Слушай, солнышко, - заговорил Вадим, - я ведь не обязан перед тобой оправдываться. Потому что, слава богу, у меня хватило ума... - Он заставил себя притормозить, почувствовав, что избыточно многословен, а значит, именно оправдывается. - Короче, тут нет криминала, - решительно сказал он. - Алиса - давняя моя приятельница, а здесь ночует потому...
     - Ну понятно! - перебила Юля. - Почему по старой дружбе не перепихнуться разок-другой? Никому от этого не хуже, а для здоровья полезно. Опять же теплее вдвоем!.. Что, не так? - Она отрывисто засмеялась. - Потрахаться, чайку испить, снова потрахаться, обсудить постановку или передачку, еще раз потрахаться под задушевную беседу - а все это вместе называется встречей друзей, да?
     - Теперь ты и вправду меня рассердила, - болезненно улыбаясь, сообщил Вадим. - А делать это не стоило: больше я не стану тебя щадить.
     - Сейчас уписаюсь с испугу!..
     - Я понимаю, тебе плохо, - продолжал он. - Но ты хоть что-то сделала, чтоб избежать неприятностей? Либо как-нибудь их побороть? Ты умеешь только скандалить и ныть. Мечешься от билдеров до воображенцев, вертишь хвостом перед юнцами и стариканами, страдаешь из-за отсутствия смысла - но кто за тебя станет его добиваться? Даже любить по-настоящему ты не умеешь: чуть что - лапки кверху. И все вокруг виноваты - только не ты!..
     Старый мудрый... дурак, сказал Вадим - уже себе. Что ты несешь? Кто и когда хотел знать о себе "всю правду и ничего кроме"? Кому она вообще нужна?
     Однако отступать было поздно. И Юлька уже смотрела на него иначе, хотя спрятаться от ее взгляда хотелось по-прежнему.
     - Ну почему ты такой? - спросила она.
     - Собственно, какой?
     - Блаженный, что ли. Ты безопасен и надежен, рядом с тобой расслабляешься. Но остальные-то другие, и каково после тебя возвращаться к ним - ты подумал? Вот если б ты брал под крыло на все время...
     - Я бы, может, и брал, да размах крыльев не позволяет, - сказал Вадим. - И пойдет ли это на пользу? Во всяком случае, я никому свое общество не навязываю.
     - Это что, предложение убираться?
     - Ни в коем разе! - испугался Вадим очередной неловко выстроенной фразы. (Сколько раз обжигался!) И что они такие мнительные - слова нельзя сказать, чтоб не извратили! Да еще из всех мыслимых толкований выберут самое для себя оскорбительное и будут стоять на нем вме