олодой  человек,  -  резко
ответил Скалвайя. - Не следует забывать, с кем вы разговариваете.
   Незнакомец явно проглотил готовые вырваться резкие слова.
   - Гордость - это семейный недостаток, - наконец ответил он. - Боюсь,  я
тоже им страдаю. Но я действительно помню, кто вы  такой.  И  члены  семьи
Сандре, и лорд Ньеволе. Именно поэтому я здесь.  Я  уже  много  лет  назад
задался целью следить за любыми проявлениями недовольства по всей  Ладони.
Иногда я его осторожно поощрял. Этот вечер примечателен тем, что я впервые
пришел на подобное сборище лично.
   - Но вы нам сказали, что для вас Альберико ничего не значит. -  Томассо
про себя выругал отца за то, что тот не подготовил его получше к появлению
этого очень странного шестого участника встречи.
   - Сам по себе - ничего, - поправил  его  тот.  -  Вы  позволите?  -  Не
дожидаясь ответа, он спрыгнул с подоконника и подошел к столу с вином.
   - Пожалуйста, - с опозданием ответил Томассо.
   Незнакомец щедро налил себе в бокал красного вина. Выпил  его  и  налил
еще. Только после этого он повернулся к остальным. Херадо смотрел на  него
огромными, широко раскрытыми глазами.
   - Два факта, - кратко произнес человек по имени  Алессан.  -  Запомните
их, если вы  всерьез  хотите  вернуть  Ладони  свободу.  Первый:  если  вы
выгоните Альберико, то не пройдет и  трех  месяцев,  как  на  вас  нападет
Брандин. Второй: если изгнать или убить Брандина,  через  такое  же  время
полуостровом будет править Альберико.
   Он замолчал. Его глаза - серые, как теперь заметил Томассо, - с вызовом
поочередно оглядели каждого  из  них.  Все  промолчали.  Скалвайя  теребил
рукоять своей трости.
   - Эти две вещи необходимо  понимать,  -  продолжал  незнакомец  тем  же
тоном. - Ни я при достижении своих  целей,  ни  вы  при  достижении  ваших
собственных не можем себе  позволить  забыть  о  них.  В  них  заключается
основная истина положения дел на Ладони в наши дни.  Двое  чародеев  из-за
моря  поддерживают  собственное  равновесие  сил,   и   это   единственное
равновесие сил на полуострове в данный момент, пусть даже восемнадцать лет
назад все было по-другому. Сегодня только мощь одного  удерживает  второго
от применения магии, к которой они прибегли, покоряя нас. Значит, если  мы
попытаемся их свалить, мы должны свалить  их  обоих  -  или  заставить  их
свалить друг друга.
   - Как? - спросил Таэри, слишком поспешно.
   Худое лицо под рано поседевшими черными волосами повернулось к  нему  с
улыбкой.
   - Терпение, Таэри бар Сандре. Мне еще  надо  многое  рассказать  вам  о
беспечности, прежде чем я решу, объединять ли наши пути. Я  говорю  это  с
бесконечным уважением к покойному, который нас сюда  привел,  как  это  ни
удивительно. Боюсь, что вам придется согласиться принять мое  руководство,
или мы вообще ничего не сможем сделать вместе.
   - Члены семьи Скалвайя добровольно не подчинялись ничему  и  никому  на
протяжении всей письменной и устной истории, - произнес бархатным  голосом
этот хитрый вельможа. - Я не готов стать первым, кто на это пойдет.
   - Вы бы предпочли, чтобы ваши планы, и ваша  жизнь,  и  долгая  славная
история вашей семьи угасли,  словно  свечи  в  дни  Поста,  из-за  простой
небрежности ваших приготовлений?
   - Вам следует объясниться, - ледяным тоном произнес Томассо.
   - Я и собираюсь. Кто из вас выбрал для встречи ночь, когда одновременно
восходят обе луны? - резко спросил Алессан, и его голос внезапно  приобрел
остроту клинка. - Почему не расставили стражу в  арьергарде  вдоль  лесной
дороги, чтобы предупредить вас, если приблизится  кто-нибудь  посторонний,
как это сделал я? Почему здесь не оставили слуг днем для охраны домика? Вы
имеете хотя бы какое-то представление о том, что вы  пятеро  были  бы  уже
мертвы - с отрубленными кистями рук в глотке, - если бы я не был тем,  кто
я есть?
   - Мой отец Сандре сказал, что Альберико не станет следить за нами, -  с
яростью, запинаясь, ответил Томассо. - Он был в этом совершенно уверен.
   - И вероятно, был абсолютно прав. Но вы не можете позволить себе  такую
роскошь - пренебрегать  мелочами.  Ваш  отец  -  сожалею,  что  приходится
говорить это, - слишком долго пробыл наедине со своей навязчивой идеей. Он
слишком зациклился на Альберико. Это проглядывает во всем, что вы делали в
последние три дня. Как насчет любопытных бездельников или жадных до денег?
Мелкий осведомитель мог решить последить за вами просто  для  того,  чтобы
посмотреть, что тут происходит.  Вы  или  ваш  отец  хотя  бы  на  секунду
задумались над этим? Или  о  тех,  кто  мог  узнать,  куда  вы  планируете
приехать, и оказаться здесь до вас?
   Воцарилось враждебное молчание. Полено  в  малом  камине  обрушилось  с
громким треском и выбросило сноп искр. Херадо невольно подскочил.
   - Интересно ли вам  будет  узнать,  -  продолжал  человек,  назвавшийся
Алессаном, уже мягче, - что мои люди охраняют подходы  к  этому  домику  с
момента вашего приезда? Или что с середины дня здесь находится  человек  и
следит за слугами, которые готовили домик к вашему приезду?
   - Что? - вскричал Таэри. - Здесь? В нашем охотничьем домике?
   - Для вашей и моей собственной безопасности, - ответил Алессан и  допил
второй бокал вина. Он взглянул вверх, в  тень  чердака  над  головой,  где
хранились запасные лежанки.
   - Думаю, хватит, друг мой, - крикнул он, повысив голос. -  Ты  заслужил
бокал вина, так долго просидев в пыли с пересохшим горлом.  Можешь  теперь
спуститься, Дэвин.


   Это действительно оказалось очень легким делом.
   Менико, в кошельке которого звенело больше денег, заработанных за  одно
выступление, чем он заработал  за  всю  свою  жизнь,  великодушно  уступил
выступление у виноторговца Бернету ди Корте. Бернет,  нуждавшийся  в  этой
работе,  остался  доволен;  виноторговец  сперва  рассердился,  но  быстро
смягчился, узнав,  какую  плату,  предварительно  не  оговоренную  с  ним,
запросил бы с него Менико теперь, после произведенного его  труппой  утром
фурора.
   Поэтому Дэвину  и  остальным  членам  труппы  предоставили  свободу  на
оставшуюся часть дня и вечер. Менико выделил  каждому  премию  -  по  пять
астинов - и милостиво отпустил их  вкусить  разнообразных  развлечений  на
Празднике. Он даже не стал  им  читать  свою  обычную  нотацию  по  поводу
подстерегающих их опасностей.
   Едва минул полдень, но на каждом углу уже стояли прилавки с  винами,  а
на оживленных площадях даже по нескольку штук. Все виноградники  провинции
Астибар, и даже некоторые дальние - из Феррата и Сенцио - предлагали  вина
прошлых лет  в  качестве  преамбулы  к  вину  урожая  этого  года.  Купцы,
собирающиеся покупать оптом, пробовали вино придирчиво, а ранние кутежники
пили без разбора.
   Тут же бойко торговали разнообразными фруктами: инжир и дыни,  огромные
грозди винограда этого урожая были выставлены рядом с  громадными  кругами
белого сыра из Тригии или кирпичами красных сыров из  северного  Чертандо.
Ближе к базару шум становился оглушительным -  там  жители  города  и  его
дистрады  покупали  товары,  привезенные  заезжими   торговцами.   Знамена
дворянских домов и крупных винодельческих поместий весело  развевались  на
осеннем ветру над головой Дэвина, когда он целеустремленно шагал  к  самой
модной, как ему только что сказали, кавнице в Астибаре.
   У славы есть свои преимущества. Его узнали еще у входа, о  его  приходе
взволнованно объявили, и через несколько мгновений он  очутился  у  темной
деревянной  стойки  "Паэлиона"  с  кружкой  горячего   кава,   сдобренного
фламбардионом, в  руках.  И,  слава  Триаде,  никто  не  задавал  неловких
вопросов насчет возраста.
   За полчаса он узнал все, что  хотел  знать  о  Сандре  д'Астибаре.  Его
вопросы показались совершенно естественными для тенора, который только что
исполнял ритуальные песнопения на похоронах герцога. Дэвин узнал о  долгом
правлении Сандре, о его  врагах,  о  горькой  ссылке  и  о  его  достойном
сожаления превращении в последние несколько лет в вечно  пьяного  охотника
на мелкую дичь, в тень того человека, которым он некогда был.
   В русле последней темы Дэвин спросил о том, где любил охотиться герцог.
Ему объяснили. Сказали, где находился  его  любимый  охотничий  домик.  Он
перевел разговор на вино.
   Это было легко. В тот час он был героем, а в "Паэлионе"  любили  героев
на час. В конце концов его отпустили: он  стал  жаловаться  на  утомление,
естественное для артиста после утренних подвигов. Задним  числом  до  него
теперь дошла значительность того  факта,  что  за  соседним  столом  сидит
Алессан ди Тригия  в  компании  художников  и  поэтов.  Они  смеялись  над
каким-то пари по поводу соболезнования в стихах, которое еще не прибыло из
Кьяры. Они с Алессаном приветствовали друг  друга  вычурным,  театральным,
актерским поклоном, приведшим в восторг переполненный зал.
   Вернувшись в гостиницу, Дэвин отбился  от  самых  горячих  поклонников,
которые провожали его домой, и поднялся наверх один. Он нетерпеливо ждал в
своей комнате час,  чтобы  удостовериться,  что  последний  из  них  ушел.
Переоделся в темно-коричневую тунику и штаны, надел шапку, чтобы  спрятать
волосы,  и  шерстяную  рубаху  в  преддверии   холодного   вечера.   Потом
незамеченным пробрался сквозь бурлящую толпу на улицах к восточным воротам
города.
   Из города Дэвин вышел вслед за несколькими пустыми фургонами, товары  с
которых уже продали. Их  гнали  обратно  в  дистраду  трезвые,  осторожные
крестьяне, предпочитавшие снова их  загрузить  и  вернуться  утром,  а  не
гулять всю ночь и тратить то, что только что заработали.
   Часть пути Дэвин проехал на  попутной  телеге,  беседуя  с  возницей  о
налогах и низких ценах на овечью шерсть в этом году. В конце он  спрыгнул,
изобразив нетерпение молодости, и с милю пробежал по дороге на восток.
   В одном месте он увидел с правой стороны храм Адаона и улыбнулся, узнав
его. Как и было сказано,  совсем  рядом  с  храмом  на  воротах  скромного
деревенского дома красовалось изображение кораблика. Дом  Ровиго,  стоящий
вдали от дороги среди кипарисов и олив, насколько  Дэвин  мог  разглядеть,
выглядел уютным и ухоженным.
   Еще вчера, когда был другим человеком, он бы  остановился.  Но  сегодня
утром с ним что-то произошло в пыльных покоях дворца Сандрени. И он  пошел
дальше.
   Через полмили он нашел  то,  что  искал.  Удостоверившись,  что  вокруг
никого нет, Дэвин быстро свернул направо, на юг, и углубился в лес,  прочь
от основной дороги, ведущей к восточному побережью и городу Ардин.
   В лесу  было  тихо  и  прохладно,  ветки  и  пестрые  листья  заслоняли
солнечный свет. Между деревьев вилась тропа, и Дэвин  двинулся  по  ней  к
охотничьему домику Сандрени. С этого  места  он  удвоил  осторожность.  На
дороге  он  был  просто  путником  в  осенней  сельской  местности;  здесь
превратился в нарушителя границ частного владения, у него не было  никаких
причин сюда вторгаться.
   Ведь нельзя же считать вескими причинами гордость и  странные,  похожие
на сон события минувшего утра. Дэвин в этом сильно  сомневался.  В  то  же
время еще предстояло увидеть, смогут  ли  он  сам  и  некая  рыжая  девица
управлять течением событий этого  дня  и  всех  последующих.  Если  у  нее
создалось впечатление, что его легко одурачить - юного  беспомощного  раба
своих страстей,  ничего  не  видящего  и  не  слышащего,  кроме  ее  столь
милостиво предложенного тела, - что  ж,  сегодняшний  вечер  покажет,  как
жестоко ошиблась эта наглая девчонка.
   Что еще может открыть ему этот вечер, Дэвин не  знал;  он  не  разрешал
себе настолько замедлить шаг, чтобы задуматься над этим вопросом.
   Когда он подошел к домику, там никого не было, однако он долго лежал на
земле, чтобы в этом убедиться. Передняя дверь была закрыта на цепочку,  но
Марра очень хорошо справлялась с  подобными  устройствами  и  научила  его
кое-чему. Он отпер замок пряжкой своего ремня, дошел, открыл окно и  снова
вылез наружу, чтобы поставить на место цепочку. Потом проскользнул  внутрь
через окно, закрыл его и огляделся.
   Выбор у него был невелик. Две спальни в задней части домика опасны и не
слишком полезны, если он хочет что-нибудь услышать. Дэвин встал на широкий
подлокотник тяжелого деревянного кресла, подпрыгнул и ухитрился со  второй
попытки забраться на чердак, нависающий над половиной комнаты.
   Потирая ушибленную коленку, он взял подушку с одной из  хранящихся  там
лежанок и забился в самый дальний и темный угол, какой только смог  найти,
спрятавшись за чучелом рогатой головы оленя. Лежа на левом боку и прильнув
глазом к щели в полу, он получал почти полный обзор комнаты внизу.
   Дэвин старался настроиться на  спокойствие  и  терпение.  К  несчастью,
вскоре его начал преследовать сверкающий, стеклянный глаз  оленя,  который
почему-то упорно смотрел прямо на него.  В  такой  обстановке  Дэвин  стал
нервничать. В конце концов он встал, повернул в другую сторону  коричневую
голову и снова устроился в своем убежище.
   И как раз в эти минуты, когда целеустремленная деятельность  этого  дня
сменилась промежутком времени, в течение которого ему нечего было  делать,
только ждать, Дэвина охватил страх.
   Он не питал иллюзий: если его здесь найдут, он погиб. Таинственность  и
напряженность поведения и речей Томассо бар Сандре ясно говорили об  этом.
Даже не учитывая того, что сделала Катриана, чтобы подслушать эти речи,  а
потом - чтобы помешать ему их услышать. Впервые Дэвин задумался  над  тем,
куда его завел опрометчивый порыв уязвленной гордости.
   Когда через полчаса явились слуги и стали готовить комнату, он  пережил
несколько очень неприятных минут. Настолько неприятных, что  ему  даже  на
мгновение захотелось оказаться дома, в Азоли, и шагать за плугом вслед  за
парой невозмутимых водяных буйволов. Они прекрасные создания, эти  водяные
буйволы, терпеливые, никогда не жалуются. Они пашут для тебя поле, а из их
молока крестьяне делают сыр. Есть даже нечто хорошее в предсказуемо  сером
осеннем небе Азоли и его так же  предсказуемых  жителях.  Ни  одна  из  их
девушек, например, не ведет себя с таким беспричинным превосходством,  как
Катриана д'Астибар, которая втянула его в эту историю. И ни один слуга  из
Азоли, в этом Дэвин был уверен, не вызвался бы, как  только  что  один  из
этих проклятых Триадой добрых парней, принести с чердака  лежанку  на  тот
случай, если один из лордов, дежурящих у гроба, устанет.
   - Гоч, не  будь  большим  дураком,  чем  нужно!  -  резко  оборвал  его
управляющий. - Они здесь для того, чтобы не спать всю ночь,  -  лежанка  в
этой  комнате  нанесет  оскорбление  им  обоим.  Скажи  спасибо,  что   ты
зарабатываешь еду для своего брюха не мозгами, Гоч!
   Наконец слуги ушли; отправились обратно в Астибар,  за  телом  герцога.
Наставления управляющего были подробными и точными. Так и  надо  с  такими
идиотами, как этот Гоч, ядовито подумал Дэвин.
   С того места, где он лежал, Дэвин видел, как  постепенно  дневной  свет
уступает место сумеркам. Он поймал себя на том,  что  тихо  напевает  свою
старую колыбельную. И заставил себя замолчать.
   Его мысли снова вернулись к сегодняшнему утру.  К  долгому  пути  через
пустые, пыльные комнаты  дворца.  К  потайному  чулану  в  конце  пути.  К
внезапному  прикосновению  шелковистой  кожи  Катрианы,  когда  ее  платье
поднялось выше бедер. Тут он тоже заставил себя остановиться.
   Смеркалось. Невдалеке первый раз крикнула сова. Дэвин вырос в  деревне:
этот крик был ему знаком. Он слышал, как мыши копошатся под стеной.  Время
от времени под порывом ветра шуршали листья.
   Потом внезапно сквозь задернутые шторы одного из  окон  пробился  белый
луч света, и Дэвин понял, что Видомни поднялась уже настолько высоко,  что
осветила поляну среди высоких деревьев, а это означало, что как раз сейчас
восходит голубая Иларион. И ждать осталось недолго.
   Так и случилось. Послышались голоса, замелькали факелы. Загремел замок,
и дверь широко распахнулась. Вошел  управляющий,  за  ним  восемь  человек
внесли гроб. Прильнув глазом  к  щели  в  полу  и  затаив  дыхание,  Дэвин
смотрел, как они устанавливают его. Вошел Томассо вместе с двумя  лордами,
чьи имена и родословные Дэвин узнал в "Паэлионе".
   Слуги расставили блюда с едой, а потом ушли, Гоч споткнулся на пороге и
стукнулся плечом о дверной косяк, к удовольствию Дэвина.  Управляющий  шел
последним, он пожал плечами, извиняясь за неловкость слуги,  поклонился  и
закрыл за собой дверь.
   - Вина, господа? - предложил Томассо д'Астибар голосом,  который  Дэвин
слышал из потайного  чулана.  -  Очень  скоро  к  нам  присоединятся  трое
остальных.
   И с этого момента они говорили то, что говорили, и Дэвин слышал то, что
слышал, и постепенно до него дошло, как  важно  то,  на  что  он  случайно
наткнулся, и в какую губительную историю ввязался.
   Потом появился Алессан у окна напротив двери.
   Собственно говоря, Дэвин не видел окна,  но  тут  же  узнал  голос,  и,
остолбенев от изумления, услышал, как  нанятый  две  недели  назад  Менико
новичок отрицает, что он из Тригии, а потом услышал имя  Брандина,  короля
Играта, которого всей душой ненавидел.
   Конечно, Дэвин действовал необдуманно и поспешно и не стал бы отрицать,
что на этот раз превысил свою обычную норму глупости, но он не страдал  от
хронического недостатка  сообразительности  или  ума.  В  Азоли  маленьким
мальчикам приходится быть сообразительными.
   Поэтому к тому моменту,  когда  Алессан  назвал  его  имя  и  пригласил
спуститься вниз, ловкий ум Дэвина уже сложил из кусочков  картинку,  и  он
быстро принял предложенную ему игру.
   - "Все тихо с середины дня",  -  отозвался  он,  выбираясь  из  угла  и
проходя мимо оленьих рогов к краю чердака. - Здесь были только  слуги,  но
они не слишком старались, запирая дверь на  цепочку,  этот  замок  вскрыть
легко. Два вора и император Барбадиора могли бы побывать здесь тайком и не
встретиться друг с другом или с кем-нибудь еще.
   Он произнес эти  слова  как  можно  спокойнее.  Потом  сделал  нарочито
картинный прыжок и оказался внизу. Он мельком заметил выражение  лиц  пяти
человек - все они наверняка его узнали, -  но  его  внимание  было  отдано
быстрой, одобрительной улыбке, которой одарил его Алессан, и Дэвин остался
доволен.
   Теперь страх исчез, его  сменило  совершенно  другое  чувство.  Алессан
призвал его, сделал законным его пребывание здесь. Он явно  был  связан  с
человеком, контролировавшим события в этой комнате.  А  события  эти  были
такого масштаба, что охватывали всю Ладонь. Дэвину пришлось приложить  все
силы, чтобы подавить растущее возбуждение.
   Томассо подошел к буфету и непринужденно налил ему бокал  вина.  Дэвина
поражало самообладание этого человека. Он также  видел  по  преувеличенной
вежливости и заметному блеску подведенных глаз бар Сандре, что,  хотя  его
похожий на пение флейты голос и был притворством, Томассо, в  определенных
вопросах и пристрастиях, все равно соответствует  своей  репутации.  Дэвин
принял бокал, тщательно избегая прикосновения его пальцев.
   - Интересно, - протянул Скалвайя  своим  великолепным  голосом,  -  нас
собираются развлекать представлением во  время  ночного  бдения?  Кажется,
сегодня ночью здесь собралось довольно много музыкантов.
   Дэвин ничего не ответил, но, следуя примеру Алессана, не улыбнулся.
   - Следует ли мне называть вас виноградарем из провинции,  милорд?  -  В
голосе Алессана прозвучал гнев. - А Ньеволе - земледельцем, который растит
зерно в юго-западной части дистрады? То, чем мы занимаемся вне этих  стен,
имеет слабое отношение к тому, зачем мы здесь, за  исключением,  возможно,
двух вещей. - Он поднял длинный палец. - Первое: так как мы  музыканты,  у
нас  есть  возможность  бродить  взад  и  вперед  по  Ладони,   что   дает
преимущества, на которых  я  не  стану  останавливаться.  -  Второй  палец
подн