а то,  что  предпочел  одного  придворного  другому?
Дианора вошла в комнату, цепляясь за свою решимость, и,  повинуясь  взмаху
его руки, опустилась  на  стул  напротив  него.  Брандин  смотрел  на  нее
странным, почти отстраненным,  пристальным  взглядом.  Интересно,  что  он
видит, подумала она.
   В дальнем конце комнаты послышался  какой-то  звук.  Дианора  взглянула
туда и увидела Руна, сидящего у второго камина. Он бездумно листал  книжку
с картинками. Его присутствие напомнило ей о чем-то, и  гнев  ее  внезапно
снова вернулся.
   - Разумеется, ты должен предложить его Незо, - сказала она. -  Азоли  -
это его награда за доблесть на службе королю.
   Он почти не среагировал. Его губы чуть  дрогнули,  на  лице  отразилась
легкая ирония, но он все еще казался погруженным в свои мысли и  почти  не
слушал ее слов.
   - Доблесть,  мужество.  Будут  говорить  нечто  подобное,  -  рассеянно
произнес он. - Д'Эймон уже вчера ночью начал  распускать  слухи,  что  это
Незо спас мне жизнь.
   На это она не среагировала. Не пожелала. Она даже не поняла,  зачем  он
ей это говорит.
   Вместо этого Дианора сказала, глядя через комнату  на  Руна,  а  не  на
короля:
   - Это разумно, и тебе, конечно, известно, что мне все равно. Чего я  не
понимаю, это почему ты распускаешь лживые слухи насчет  судьбы  Камены.  -
Она сделала вдох и бросилась вперед очертя голову. - Мне известна  правда.
Это так чудовищно, так безобразно. Если нужно подготовить  шута  на  смену
Руну, зачем калечить целого, здорового человека? Зачем надо это делать?
   Он долго не отвечал, а она боялась  взглянуть  на  него.  Рун,  сидящий
слишком далеко, чтобы слышать их, тем не менее перестал  листать  книгу  и
смотрел на них.
   - Собственно говоря, имеются прецеденты, -  вот  что  ответил  в  конце
концов Брандин все еще мягким тоном. Но потом прибавил:  -  Вероятно,  мне
следовало уже давно забрать от тебя Шелто. Вы оба слишком многое  узнаете,
и слишком быстро.
   Дианора открыла рот, но не нашла слов. Что она могла сказать? Она  сама
напросилась. Напросилась именно на это.
   Но потом заметила краем глаза, что Брандин улыбается. Странная это была
улыбка, и что-то странное было в его глазах, когда он смотрел на нее.
   - Собственно говоря, Шелто еще сегодня утром был прав,  но  сейчас  эти
новости уже устарели.
   - Что ты хочешь сказать? -  Дианора  почувствовала  искреннюю  тревогу.
Сегодня утром в его поведении было нечто странное, и она  никак  не  могла
понять, что  именно.  Но  не  только  усталость  тому  причиной,  это  она
понимала.
   - После прогулки  верхом  я  отменил  вчерашние  распоряжения,  -  тихо
произнес Брандин. - Наверное, сейчас  Камена  уже  умер.  Легкой  смертью.
Точно так, как гласили слухи.
   Дианора  осознала,  что  руки  ее  крепко  стиснуты  на   коленях.   Не
задумываясь, она задала бессмысленный вопрос:
   - Это правда?
   Он только приподнял брови, но она залилась краской.
   -  Мне  нет  нужды  тебя  обманывать,  Дианора.  Я  приказал   привести
свидетелей из кьярцев, чтобы не осталось никаких сомнений. Что нужно  тебе
для подтверждения? Прислать тебе в комнату его голову?
   Она снова опустила глаза, вспомнив о том,  как  лопнула  голова  Изолы,
словно раздавленный плод. Она глотнула: он  сделал  это  одним  мановением
руки. Дианора снова посмотрела на короля. И молча  покачала  головой.  Что
произошло во время его утренней  прогулки  верхом?  Что  происходит  здесь
сейчас?
   Потом внезапно вспомнила, что еще произошло  с  ним  вчера.  На  склоне
горы, в том месте, где у беговой дорожки стоит  серая  скала.  "Коль  один
мужчина ризелку узрит, его жизнь крутой поворот совершит".
   Брандин снова повернулся к камину, положив ногу на  ногу.  И  прислонил
кочергу к своему  креслу,  поставив  ее  конец  на  каменную  плиту  перед
камином.
   - Ты не спросила меня, почему  я  изменил  свои  распоряжения.  Это  не
похоже на тебя, Дианора.
   - Я боюсь спрашивать, - честно ответила она.
   При этих словах он оглянулся, теперь  его  черные  брови  не  дрогнули,
серые глаза пугали светившимся в них умом.
   - Это на тебя тоже не похоже.
   - Ты тоже не очень-то похож на себя сегодня.
   - Это правда, - тихо ответил он. Несколько секунд он молча  смотрел  на
нее, потом, казалось, подумал о другом.
   - Скажи, у тебя с д'Эймоном был трудный разговор? Он тебя предостерегал
или угрожал тебе?
   Это не магия, настойчиво сказала она себе.  Не  чтение  мыслей.  Просто
Брандин, как всегда, чувствует все нюансы, влияющие на тех, кто  вращается
по своим орбитам вокруг него.
   - Напрямую - нет, - смущенно  призналась  она.  Некогда  она  могла  бы
ухватиться за эту  возможность,  но  настроение  в  это  утро  было  таким
странным. - Он расстроен из-за вчерашнего. Думаю, боится,  что  при  дворе
нарушится равновесие. Когда распространится слух, что это Незо  спас  тебе
жизнь, мне кажется, канцлер почувствует  облегчение.  Ему  нетрудно  будет
распустить подобный слух: все случилось слишком  быстро.  Сомневаюсь,  что
кто-то успел ясно все разглядеть.
   На этот раз улыбка внимательно слушавшего Брандина  была  такой,  какую
она знала и любила. Они говорили на  равных,  их  мысли  текли  по  одному
сложному пути. Но когда  Дианора  договорила,  выражение  его  лица  стало
другим.
   - Я все ясно видел, - сказал он.
   Она снова отвела глаза и опустила взгляд на сложенные на коленях  руки.
"Твой путь теперь ясен, - сказала она себе так сурово, как только могла. -
Помни об этом". Ей показали картинку, где  она  стоит  у  моря  в  зеленой
одежде. И после вчерашней ночи сердце  снова  принадлежит  ей  самой.  Его
удерживает камень, надежно скрытый в груди.
   - Согласен,  легко  будет  распространить  историю  о  Незо,  -  сказал
Брандин. - Но я много  думал  вчера  ночью,  а  потом  во  время  утренней
прогулки. Сегодня я поговорю с д'Эймоном, после  того,  как  мы  посмотрим
окончание бега. Легенда, которую все услышат, станет правдой, Дианора.
   Ей показалось, что она  плохо  его  расслышала,  а  потом  поняла,  что
расслышала правильно, и что-то в ней, казалось,  достигло  края,  а  потом
перелилось через край, словно внутри нее находился бокал вина,  полный  до
краев.
   - Тебе следует почаще ездить верхом, - пробормотала она.
   Он услышал. И тихо рассмеялся, но она не подняла глаз. У  нее  возникло
настойчивое ощущение, что она не может позволить себе поднять глаза.
   - Почему? - спросила  Дианора,  пристально  глядя  на  свои  сплетенные
пальцы. - Два раза почему: насчет Камены и теперь этого?
   Он молчал так долго, что в конце концов она осторожно подняла глаза. Но
он опять отвернулся к камину и помешивал в нем кочергой. В  дальнем  конце
комнаты Рун закрыл книгу и теперь стоял у стола, глядя на  них  обоих.  Он
был одет в черное, конечно. Точно так же, как и король.
   - Я когда-нибудь рассказывал тебе сказку, - очень тихо спросил  Брандин
Игратский, - которую слышал от няни в детстве, сказку о Финавире?
   У Дианоры снова пересохло во рту. Что-то было в его тоне, в том, как он
сидел, в непоследовательности его ответа.
   - Нет. - Она пыталась прибавить какое-нибудь остроумное  замечание,  но
не сумела.
   - Финавир, или Финваир, - продолжал он, почти не дожидаясь  ответа,  не
глядя на нее. - Когда я стал старше и заглянул в книгу сказок, то  увидел,
что он пишется и так, и так, а иногда еще  двумя  разными  способами.  Это
часто случается со сказками, которые появились еще до того времени, как мы
научились их записывать.
   Он прислонил кочергу к подлокотнику кресла и сел, продолжая смотреть на
языки пламени. Рун подошел к ним ближе, словно его привлекла эта  история.
Он теперь прислонился к одной из тяжелых штор на  окнах  и  обеими  руками
стал теребить складки.
   Брандин продолжал:
   - В Играте иногда рассказывают эту сказку и иногда верят в то, что этот
наш  мир,  здесь,  в  южных  землях,  и  на  севере,  за  пустынями  и  за
тропическими лесами, - что бы там ни лежало, - всего лишь один  из  многих
миров, которые боги создали во Времени. Говорят, что другие миры находятся
далеко, разбросанные среди звезд, невидимые для нас.
   - Здесь тоже существует такое поверье, - тихо произнесла Дианора, когда
он сделал паузу. - В Чертандо. В горах когда-то существовало учение, очень
похожее на это, хотя служители Триады сжигали людей, утверждавших  это.  -
Это было правдой: в Чертандо  устраивали  массовые  сожжения  еретиков  во
времена чумы, много лет назад.
   - Мы никогда не сжигали и не  казнили  на  колесах  людей  за  подобные
мысли, - сказал Брандин. - Иногда над ними смеялись, но это  другое  дело.
Не сомневаюсь, что моя няня рассказывала  мне  то,  что  узнала  от  своей
матери, а та от своей: некоторые из нас  снова  рождаются  в  этих  разных
мирах до тех пор, пока наконец, если мы своей жизнью завоюем это право, мы
не рождаемся в последний раз в Финавире, или Финваире, в ближайшем из всех
миров к тому месту, где обитают истинные боги.
   - А после этого? - спросила Дианора. Казалось, его слова  стали  частью
магических чар, окутывающих этот день.
   - После - никто не знает, или никто не сказал мне. И я не  нашел  этого
ни в одном из свитков или книг, которые прочел, когда стал  старше.  -  Он
поерзал в кресле, его красивые руки покоились на резных  подлокотниках.  -
Мне никогда не нравилась нянина  легенда  о  Финавире.  Существуют  другие
сказки, некоторые из них совсем не похожи на эту,  и  многие  из  них  мне
очень нравились,  но  почему-то  запомнилась  мне  именно  она.  Меня  это
тревожило. Она делала наши жизни здесь просто прелюдией,  они  становились
несущественными сами по себе, а имели значение только для того, куда жизнь
приведет нас потом. Мне всегда необходимо было чувствовать, что  мои  дела
важны здесь и теперь.
   - Кажется, я с тобой согласна, - сказала Дианора. Ее руки теперь  мягко
лежали на  коленях;  он  создал  иное  настроение.  -  Но  почему  ты  мне
рассказываешь эту сказку, если она тебе никогда не нравилась?
   Самый простой вопрос.
   И Брандин ответил:
   - Потому что в последние годы мне снится по ночам, что я заново родился
далеко от всего этого, в Финавире. - Тут он впервые с  того  момента,  как
начал говорить о сказке, посмотрел прямо на нее, и его  серые  глаза  были
спокойными, а голос твердым, когда он произнес: - И во всех этих  снах  ты
была рядом со мной, и ничто нас не разделяло, никто не встал между нами.
   Дианора не была готова к этому. Совсем не готова, хотя,  возможно,  все
время слышала какие-то намеки, но она была чересчур слепа  и  не  замечала
их. И  сейчас  она  вдруг  тоже  ослепла,  слезы  потрясения  и  изумления
наполнили ее глаза, а сердце отчаянно, настойчиво забилось в груди.
   - Дианора, - продолжал Брандин, - ты была так нужна  мне  вчера  ночью,
что я сам себя испугался. Я не послал за  тобой  только  потому,  что  мне
необходимо было как-то примириться с тем, что случилось со мной, когда  ты
отвела стрелу Камены. Солорес - это обман для двора, не больше: чтобы  они
не подумали, что опасность лишила меня мужественности. Я провел всю  ночь,
шагая из угла в угол или сидя за столом, пытаясь понять, к чему пришла моя
жизнь. Что это значит, если моя жена и единственный оставшийся в живых сын
пытались меня убить и их попытка  провалилась  только  благодаря  тебе?  И
размышляя об этом, поглощенный  этим,  я  лишь  к  рассвету  осознал,  что
оставил  тебя  одну  на  всю  ночь.  Дорогая  моя,  простишь  ли  ты  меня
когда-нибудь за это?
   "Я хочу, чтобы время остановилось, -  думала  Дианора,  тщетно  вытирая
слезы, чтобы ясно увидеть его. - Я хочу никогда не покидать  эту  комнату,
хочу снова и снова слышать эти слова, бесконечно, пока не умру".
   - Во время утренней поездки я принял решение, - сказал он.  -  Думал  о
том, что сказала Изола, и наконец-то смог признать, что она права. Так как
я не хочу и не могу изменить то, что обязан сделать здесь, то должен  быть
готов заплатить за это сам, а не руками других жителей Играта.
   Дианора дрожала, не в состоянии сдержать слезы. Он не прикасался к ней,
даже не сделал движения  к  ней.  У  стоящего  за  его  спиной  Руна  лицо
превратилось в искаженную маску боли, и страсти, и чего-то еще. Того,  что
она иногда на нем видела, но не могла заставить себя поверить. Она закрыла
глаза.
   - Что ты собираешься сделать? - прошептала она. Говорить было трудно.
   И тогда он ей рассказал. Рассказал все. Назвал ей тот  поворот  дороги,
который выбрал. Она слушала, слезы падали теперь не так часто, вскипали  в
переполненном сердце, и наконец  она  поняла,  что  колесо  делает  полный
оборот.
   Слушая серьезный голос Брандина на фоне потрескивания  пламени  в  день
Поста, Дианора мысленным взором видела лишь картинки в воде. Темную воду в
садовом пруду и море, которое ей в нем показали. И хотя  она  не  обладала
даром предвидения, она понимала, куда их всех ведут его слова.
   Она заглянула в свое сердце. К своему  величайшему  горю  почувствовав,
что оно принадлежит ему, что оно все же не вернулось к ней. Но даже в этом
случае, и это ужаснее всего, она знала, что произойдет.
   В другие одинокие ночи в сейшане все эти годы она мечтала  найти  путь,
который открывался перед ней сейчас, пока он говорил. В  какой-то  момент,
слушая его, думая так, она больше не смогла вынести физического расстояния
между ними. Она пересела со стула на ковер у его ног и положила голову ему
на колени. Он опустил ладонь на ее волосы и стал гладить их, сверху  вниз,
непрерывным движением, рассказывая о том, что пришло ему в голову ночью  и
во время прогулки. Говорил о том, что готов, наконец,  заплатить  цену  за
то, что делал здесь, на Ладони. Говорил о той единственной вещи, к которой
ей так и не удалось себя подготовить. О любви.
   Она тихо плакала и не могла остановиться, а  его  слова  все  текли,  и
огонь медленно умирал в камине. Она оплакивала свою любовь  к  нему,  свою
семью и дом,  свою  невинность,  потерянную  с  годами,  и  все,  что  она
потеряла,  и  горше  всего  оплакивала  все  будущие  предательства.   Все
предательства, которые ждали за стенами этой комнаты, там, куда унесет  их
неумолимый бег времени.



14

   - Вперед! - закричал Алессан, указывая на ущелье между  горами.  -  Там
деревня!
   Дэвин выругался, пригнул голову к шее коня, вонзил пятки в его  бока  и
поскакал вслед за Эрлейном ди Сенцио на запад, к ущелью, на низкий красный
солнечный диск.
   Позади них вылетели из коричневатых горных сумерек,  по  крайней  мере,
восемь, а может, и двенадцать разбойников  с  гор.  Дэвин  не  оглядывался
назад, после того как  бросил  первый  испуганный  взгляд  на  бандитов  и
услышал их приказ остановиться.
   Он считал, что у них нет шансов, как бы близко ни была от них  деревня.
Перед этим они долгие часы скакали во весь опор,  и  кони,  взятые  ими  у
Альенор, устали. Если придется скакать наперегонки с бандитами  на  свежих
конях, им конец. Он стиснул зубы и погнал лошадь, не обращая  внимания  на
боль в ноге и жжение в снова открывшихся ранах, полученных во время прыжка
со скалы этим утром.
   Ветер свистел в ушах. Дэвин увидел, как Алессан обернулся  в  седле,  в
его руках оказался туго натянутый лук. Принц  выстрелил  в  сумерки,  раз,
потом второй, мускулы его окаменели и напряглись от  усилия.  Невероятная,
отчаянная попытка при такой скорости и ветре.
   Два человека вскрикнули. Дэвин быстро оглянулся и увидел, что  один  из
них свалился с коня. Выпущенная бандитами пригоршня стрел упала  на  землю
далеко от них троих.
   - Они скачут медленнее! - прохрипел Эрлейн, тоже оглядываясь  назад.  -
Как далеко до деревни?
   - По ущелью еще минут двадцать! Гони! - Алессан не стал больше стрелять
и низко пригнулся, чтобы заставить  своего  серого  скакать  быстрее.  Они
неслись  по  ветру  вдоль  закатного  луча,  между  погруженными  в  тень,
поросшими вереском склонами гор и влетели в ущелье между ними.
   Но им не удалось выбраться из него.
   Как раз в том месте, где тропа повторяла изгиб  возвышающихся  гребней,
их ждали восемь всадников, выстроившихся в шеренгу поперек ущелья, которые
хладнокровно целились в них из луков.
   Беглецы резко остановили коней, подняв их на дыбы. Дэвин бросил  взгляд
через плечо и увидел, что преследовавшие их бандиты въезжают в  ущелье  за
ними. Одна лошадь осталась без всадника, и еще один  человек  держался  за
плечо, из которого торчала стрела.
   Он взглянул на Алессана и увидел в глазах принца отчаянный вызов.
   - Не будьте глупцом! - резко бросил Эрлейн. - Вы не сможете  прорваться
и не сможете убить столько людей.
   - Я могу попытаться, - ответил Алессан, окидывая быстрым взглядом строй
лучников и крутые склоны гор с обеих  сторон  и  отчаянно  стараясь  найти
какой-то выход. Но все же остановил коня и не поднял свой лук. -  Прямо  в
ловушку. Какой блестящий конец двадцатилетних мечтаний!  -  В  его  голосе
прозвучала едкая горечь, упрек самому себе.
   Однако это правда, с большим опозданием понял Дэвин. Это  ущелье  между
двумя горами было идеальным местом для засады, а, видят боги, в  пустынных
районах южного  Чертандо  достаточно  бандитов.  Сюда  даже  барбадиорские
наемники редко забирались, а честные  люди  никогда  не  передвигались  по
дорогам в столь поздний час. С другой  стороны,  выбора  у  них  не  было,
учитывая, как далеко им предстояло ехать и как они спешили.
   Непохоже, чтобы им удалось попасть к месту назначения. Или куда-то еще.
Было еще достаточно светло, чтобы разглядеть  разбойников,  и  их  вид  не
успокаивал. Пусть они были одеты разнообразно и  небрежно,  но  лошади  их
совсем не напоминали тех разбитых кляч, на которых обычно  ездят  бандиты.
Стоящие  перед  ними  люди  выглядели   дисциплинированными,   а   оружие,
нацеленное  ими,  было  опасным.  Все  это  явно  походило  на   тщательно
подготовленную засаду.
   Один всадник выехал на несколько шагов вперед из молчаливой шеренги.
   - Бросьте свои луки, - произнес он голосом, привыкшим командовать. - Не
люблю разговаривать с вооруженными людьми.
   - Я тоже, - мрачно ответил Алессан, пристально  глядя  на  него.  -  Но
через мгновение бросил свой лук на землю. Эрлейн сделал то же самое.
   - Мальчик тоже, - приказал вожак все еще тихим голосом.
   Это был крупный мужчина средних лет, с широким лицом и пышной  бородой,
отливавшей красно-рыжим цветом в сгущающихся сумерках.  Широкополая  шляпа
на голове скрывала глаза.
   - У меня нет лука, - коротко сказал Дэвин и бросил меч.
   Раздался издевательский смех столпившихся перед ними людей.
   - Магиан, почему твои люди оказались на  расстоянии  полета  стрелы?  -
спросил бородач уже громче. Сам он не смеялся. - Ты знал мои указания.  Ты
знаешь, как мы это делаем.
   - Я не думал, что мы так близко, - раздался позади них сердитый  голос,
сопровождаемый топотом копыт. Это  подъехали  их  преследователи.  Ловушка
захлопнулась спереди и сзади. -  Его  стрела  полетела  далеко  при  таком
освещении и ветре. Ему просто повезло, Дукас.
   - Ему бы так не повезло, если бы ты сделал свое дело как  следует.  Где
Абхар?
   - Получил стрелу в бедро и упал. Торре вернулся за ним.
   - Пустая трата, - нахмурился рыжебородый. - Не люблю  пустых  трат.  Он
теперь превратился в темный мощный силуэт на фоне  заходящего  солнца.  За
его спиной другие семеро всадников держали пленников на прицеле.
   Алессан сказал:
   - Если тебя оскорбляют пустые траты, то тебе не понравится  итог  этого
вечера. У нас нечего вам дать, кроме оружия. Или жизней, если вы  из  тех,
кто убивает ради удовольствия.
   - Иногда, - ответил человек по имени  Дукас,  не  повышая  голоса.  "Он
говорит с пугающим спокойствием, - подумал Дэвин, - и твердо держит бразды
правления бандой". - Двое моих людей умрут?  Ты  пользуешься  отравленными
стрелами?
   На лице Алессана отразилось презрение.