онюшнями и большим жилым зданием, полдесятка
мальчишек в голубых туниках гоняли палками мяч  -  играли  в  маракко  под
надзором молодого жреца в бежевом одеянии.
   Дэвин смотрел на них с внезапной острой грустью и ностальгией. Он  живо
вспомнил, как ходил в лес возле их дома вместе с Поваром и Нико, когда ему
исполнилось пять лет, чтобы срезать и принести домой свою первую палку для
маракко. А потом часы - но чаще минуты,  -  оторванные  от  домашних  дел,
когда они втроем хватали свои палки и один из потрепанных, сменяющих  друг
друга мячей, которые Нико терпеливо сооружал, наматывая бесчисленные  слои
ткани, и носились в грязи по скотному двору, воображая себя командой Азоли
на предстоящих Играх Триады.
   - В последний год моей учебы в храме я в одной игре забил четыре  гола,
- задумчивым голосом сообщил Эрлейн ди Сенцио. -  Я  никогда  об  этом  не
забывал. Сомневаюсь, что могу такое забыть.
   Дэвин бросил на чародея удивленный и насмешливый взгляд.  Алессан  тоже
обернулся в седле. Через мгновение все трое обменялись улыбками.  Крики  и
смех детей в отдалении стихли. Их  увидели.  Маловероятно,  что  появление
незнакомцев было здесь привычным событием, особенно так скоро после таяния
снегов.
   Молодой жрец покинул поле и направился  к  ним,  одновременно  с  более
пожилым человеком, у которого поверх  бежевой  рабочей  одежды  был  надет
просторный черный кожаный фартук. Он шел  со  стороны  загонов  по  другую
сторону от центральной аллеи, в которых содержались овцы, козы  и  коровы.
Впереди виднелась арка входа в храм, а  рядом  с  ним,  справа  и  немного
сзади, возвышался меньший купол обсерватории, так как во  всех  святилищах
Эанны ее жрецы наблюдали за движением звезд, которым она дала имена.
   Комплекс был огромным, еще большим, чем  выглядел  сверху,  со  склонов
гор. По его территории сновало множество жрецов и служек, входящих в  храм
и выходящих из него, работающих среди животных или  на  огородах,  которые
Дэвин заметил позади обсерватории. Оттуда же доносились  звуки  кузницы  и
поднимался дым, который подхватывал и уносил  прочь  теплый  ветерок.  Над
головой он снова увидел того же ястреба, или другого, лениво  описывающего
круги в синеве.
   Алессан спешился, Дэвин и Эрлейн сделали то же  самое  как  раз  в  тот
момент, когда к ним одновременно подошли оба жреца. Младший,  с  песочного
цвета волосами и низкорослый, как Дэвин, рассмеялся и показал  на  себя  и
своего коллегу.
   - Боюсь, вам устроили не слишком торжественную  встречу.  Мы  не  ждали
гостей так рано после зимы, должен признаться. Никто не  заметил,  как  вы
спустились  с  гор.  Тем  не  менее,  добро  пожаловать,  мы  очень   рады
приветствовать вас в святилище Эанны, какая бы причина ни  привела  вас  к
нам. Да узнает вас богиня и примет под свое покровительство. - Он  говорил
весело и с готовностью улыбался.
   Алессан улыбнулся ему в ответ.
   - Да узнает и назовет она всех, кто обитает в этих стенах. Если честно,
мы не справились бы с более официальными приветствиями. Мы еще  не  успели
разработать для себя процедуру прихода. А что касается  нашего  приезда  в
самом начале весны, - ну, всем известно, что только что созданным  труппам
приходится выезжать раньше, чем уже устоявшимся, иначе они умрут с голоду.
   - Вы артисты? - мрачно спросил пожилой жрец,  вытирая  руки  о  тяжелый
фартук. Его каштановые волосы с проседью уже поредели, а на месте передних
зубов зияла дыра.
   - Да, - ответил Алессан, пытаясь изобразить некоторое величие.  -  Меня
зовут Адриано д'Астибар. Я играю на тригийской свирели, и со  мной  Эрлейн
ди Сенцио, лучший арфист на всем полуострове. И должен сказать вам правду,
вы не услышите  пения  лучше,  чем  пение  нашего  юного  спутника  Дэвина
д'Азоли.
   Младший жрец снова рассмеялся.
   - О, здорово сказано! Надо будет пригласить  вас  в  приходскую  школу,
чтобы дать моим подопечным урок риторики.
   - У меня лучше получилось бы научить их игре на  свирели,  -  улыбнулся
Алессан. - Если музыка входит в вашу программу.
   Губы жреца дрогнули.
   - Официальная музыка, - ответил он. - Все же это Эанна, а не Мориан.
   - Конечно, - поспешно согласился Алессан. -  Очень  официальная  музыка
для учащейся здесь молодежи. Но для самих служителей богини? -  Он  поднял
черную бровь.
   - Признаюсь, - снова улыбнулся русоволосый молодой жрец, -  что  сам  я
предпочитаю раннюю музыку Раудера.
   - И никто не исполняет ее лучше нас, - непринужденно подхватил Алессан.
- Я вижу, мы правильно выбрали место. Должны ли мы выразить свое  почтение
Верховному жрецу?
   - Должны, - ответил второй жрец без улыбки. И начал  развязывать  сзади
свой фартук. - Я отведу  вас  к  нему.  Саванди,  твои  подопечные  сейчас
поколотят  друг  друга,  или  еще  чего  похуже.  Ты  с  ними  совсем   не
справляешься?
   Саванди резко обернулся, взглянул, с чувством выругался, совершенно  не
по-жречески, и бросился бежать  к  полю,  выкрикивая  проклятия.  Издалека
Дэвину действительно показалось, что юные воспитанники Саванди  используют
свои палки не так, как требуют общепринятые правила игры.
   Дэвин видел, что Эрлейн  ухмыляется,  наблюдая  за  мальчиками.  Улыбка
преображала худое лицо чародея. Когда эта  улыбка  была  искренней,  а  не
ироничной, кривой  усмешкой,  к  которой  он  так  часто  прибегал,  чтобы
выразить обиду и пренебрежительное превосходство.
   Старший жрец с  мрачным  лицом  стянул  через  голову  кожаный  фартук,
аккуратно сложил его и повесил на одну из жердей ограды соседнего овечьего
загона. Потом отрывисто позвал кого-то, Дэвин не  разобрал  имени,  и  еще
один молодой человек, на этот раз служка,  поспешно  вынырнул  из  конюшни
справа.
   - Возьми лошадей, - приказал жрец. - Позаботься, чтобы их вещи  отнесли
в гостевой дом.
   - Я возьму с собой свирель, - быстро сказал Алессан.
   - А я свою арфу, - прибавил Эрлейн. - Мы вам доверяем, но вы понимаете,
музыкант и его инструмент...
   Жрецу явно недоставало приятных манер Саванди.
   - Как хотите, - вот и все, что он ответил. - Пошли. Меня зовут Торре, я
привратник этого святилища. Вас нужно отвести к  Верховному  жрецу.  -  Он
повернулся и зашагал, не ожидая их, по дорожке, огибающей храм слева.
   Дэвин и Эрлейн переглянулись и пожали плечами. Они  пошли  за  Торре  и
Алессаном мимо множества жрецов и наемных рабочих, большинство из  которых
им улыбались, несколько скрашивая впечатление от их  мрачного  самозваного
проводника.
   Повернув за угол храма, они догнали идущих впереди. Торре  остановился,
Алессан стоял рядом.  Лысеющий  привратник  оглянулся  довольно  небрежно,
потом почти так же небрежно сказал:
   - Никому не доверяйте. Никому не говорите правду, кроме  Данолеона  или
меня. Это его слова. Вас ждали. Мы думали, что вы приедете  завтра,  может
быть, послезавтра, но она сказала, что это произойдет сегодня.
   - Значит, я подтвердил ее правоту.  Как  приятно,  -  странным  голосом
произнес Алессан.
   Дэвину вдруг стало холодно. Слева, на игровом  поле,  мальчики  Саванди
снова смеялись, тонкие фигурки в голубом, бегающие за белым мячом.  Из-под
купола  слабо  доносились  звуки  песнопений.   Заканчивалась   полуденная
молитва. Двое жрецов в торжественных  белых  одеждах  шли  по  дорожке  им
навстречу, рука об руку, и оживленно спорили.
   - Это кухня, а это пекарня, - громко произнес Торре, показывая рукой. -
Вон там - пивоварня. Вы наверняка слышали о пиве, которое мы тут варим.
   - Конечно, слышали, -  вежливо  пробормотал  Эрлейн,  так  как  Алессан
молчал.
   Двое жрецов замедлили  шаг,  увидев  незнакомых  людей  с  музыкальными
инструментами, и пошли дальше.
   - Вон там обитель Верховного жреца, - продолжал Торре, -  за  кухней  и
приходской школой.
   Двое жрецов, возобновив свой  спор,  скрылись  за  поворотом  тропинки,
ведущей к фасаду храма.
   Торре замолчал. Потом сказал очень тихо:
   -  Благословенна  будь  Эанна  за  ее  милостивую  благосклонность.  Да
вознесет ей хвалу язык каждого. Добро пожаловать домой, мой принц. Во  имя
любви, добро пожаловать домой, наконец-то.
   Дэвин смущенно сглотнул, переводя взгляд с Торре на  Алессана.  По  его
спине пробежала невольная дрожь: на глазах привратника показались слезы  и
ярко блеснули в солнечном свете.
   Алессан не ответил. Он наклонил голову, и Дэвин не видел его глаз.  Они
слышали детский смех, последние такты песнопений.
   - Значит, она еще жива? - наконец поднял глаза Алессан.
   - Жива, - с чувством ответил Торре. - Она еще жива. Она очень...  -  Он
не смог договорить.
   - Нет смысла нам осторожничать, если вы  собираетесь  проливать  слезы,
словно ребенок, - резко произнес Алессан. - Хватит, если вы не хотите моей
гибели.
   - Простите меня, - прошептал Торре. - Простите, милорд.
   - Нет! Никакого "милорда". Даже когда мы  одни.  Я  Адриано  д'Астибар,
музыкант. - Голос Алессана звучал жестко.  -  А  теперь  отведите  меня  к
Данолеону.
   Привратник быстро вытер глаза и расправил плечи.
   - А куда, по-вашему, мы идем? - огрызнулся он, заговорив почти  прежним
тоном. Он резко повернулся кругом и зашагал по дорожке.
   - Хорошо, - пробормотал Алессан в спину жреца.  -  Очень  хорошо,  друг
мой.
   Идущий за ними Дэвин увидел, как при этих словах Торре  поднял  голову.
Он бросил взгляд на Эрлейна, но на этот раз  чародей  не  ответил  на  его
взгляд, лицо его было задумчивым.
   Они миновали кухню, а потом приходскую школу, где подопечные Саванди  -
дети вельмож или богатых купцов,  присланные  на  учебу,  -  занимались  и
спали. По всей Ладони такое обучение было частью обязанностей  духовенства
и щедрым источником доходов. Святилища соперничали друг с другом, стараясь
привлечь учеников, а значит, деньги их отцов.
   В просторном здании  сейчас  стояла  тишина.  Если,  кроме  той  дюжины
мальчиков на поле с Саванди,  здесь  больше  не  было  учеников,  то  дела
святилища Эанны в Нижнем Корте шли неважно.
   С другой стороны, думал Дэвин, кто из оставшихся  в  Нижнем  Корте  мог
теперь позволить себе обучать детей в святилище? И какой ловкий  делец  из
Корте или Кьяры, купивший дешевую землю здесь, на юге, не  отошлет  своего
сына учиться домой?  Нижний  Корте  представлял  собой  место,  где  умный
человек со стороны мог заработать на разорении жителей, но здесь не стоило
пускать корни. Кто захочет пустить корни на земле, ненавидимой Брандином?
   Торре повел их вверх по лестнице крытого портика, а  затем  в  открытые
двери жилища Верховного жреца. Казалось, все  двери  распахнуты  навстречу
весеннему солнцу после священного затворничества только что  закончившихся
дней Поста.
   Они стояли в большой, красивой гостиной с  высоким  потолком.  Огромный
камин занимал ее юго-западную стену, множество удобных кресел и  небольших
столиков было расставлено на пушистом ковре. Разнообразные вина  стояли  в
хрустальных графинах на буфете. Дэвин увидел два  книжных  шкафа  у  южной
стены, но в них отсутствовали книги. Шкафы стояли удручающе пустыми. Книги
Тиганы сожгли. Об этом ему рассказывали.
   Арки дверей в восточной и западной стенах  выходили  на  крыльцо,  куда
светило солнце утром и на  закате.  В  дальнем  конце  комнаты  находилась
закрытая дверь, которая явно вела в спальню.  В  стенах  виднелось  четыре
ясно очерченных квадратных ниши, и еще одна, поменьше,  над  камином,  где
некогда, должно быть, стояли статуи. Они  тоже  исчезли.  Лишь  вездесущие
серебряные звезды Эанны служили украшением комнаты.
   Дверь спальни открылась, и из нее вышли два жреца.
   Казалось, они удивились, но не слишком, увидев ожидающего привратника с
тремя посетителями. Один был среднего  роста  и  средних  лет,  с  резкими
чертами лица и коротко стриженными, густо присыпанными  сединой  волосами.
На его шее, на ремне,  висел  лекарский  поднос  с  травами  и  порошками,
который он поддерживал снизу руками.
   Но Дэвин смотрел на второго. Именно второй держал в руках  жезл  власти
Верховного жреца. Но он бы и без него привлек  к  себе  внимание,  подумал
Дэвин, глядя на человека, который должен был быть Данолеоном.
   Верховный жрец оказался громадным,  широкоплечим  мужчиной,  его  грудь
напоминала бочку, а спина была прямой, несмотря на возраст. Длинные волосы
и борода, закрывающая половину грудной клетки, белели,  как  свежевыпавший
снег, даже на фоне белых одежд.  Густые  прямые  брови  сходились  посреди
безмятежного лба, над глазами, синими и  чистыми,  как  у  ребенка.  Рука,
сжимавшая массивный жезл, держала его так, словно это всего лишь  ореховый
прутик пастуха.
   "Если они были такими,  -  подумал  Дэвин,  с  благоговением  глядя  на
человека, который был  Верховным  жрецом  Эанны  в  Тигане,  когда  пришли
игратяне, - если  вожди  были  такими,  то,  значит,  до  падения  в  этой
провинции действительно жили великие люди".
   Они не могли настолько отличаться от нынешних, разумом он это  понимал.
Все произошло всего лишь двадцать лет назад,  пусть  многое  изменилось  и
исчезло. Но даже в этом случае трудно было не чувствовать себя  смущенным,
присутствие этого человека  подавляло.  Дэвин  повернулся  и  взглянул  на
Алессана, на его стройную фигуру, растрепанные, преждевременно  поседевшие
волосы и спокойные, зоркие  глаза,  на  поношенное,  запыленное,  покрытое
дорожной грязью платье.
   Но когда он  снова  посмотрел  на  Верховного  жреца,  то  увидел,  что
Данолеон крепко зажмурился и прерывисто вздохнул. И в это мгновение  Дэвин
понял,  с  волнением,  странно  похожим  на  боль,  кто  из   этих   двоих
олицетворяет истинную власть,  несмотря  на  внешность.  Именно  Данолеон,
вспомнил он, много лет назад увез  мальчика  Алессана,  последнего  принца
Тиганы, на юг и спрятал за горами.
   И не видел его с тех пор. В волосах усталого человека, стоящего  сейчас
перед Верховным жрецом, сверкала седина.  Данолеон  это  видел  и  пытался
примириться с этим. Дэвин почувствовал, как болит  у  него  душа  за  этих
двоих. Он думал о  годах,  обо  всех  потерянных  годах,  которые  падали,
кружились и летели, словно листья или снежинки между этими людьми, тогда и
сейчас.
   Он хотел бы быть старше, мудрее, понимать все глубже. В последнее время
так много истин и открытий ждали на самой границе его сознания,  казалось,
стоит лишь протянуть к ним руку - и он поймет.
   - У нас  гости,  -  своим  ворчливым  голосом  объявил  Торре.  -  Трое
музыкантов, недавно образованная труппа.
   -  Ха!  -  кисло  буркнул  жрец  с  медицинским  подносом.  -   Недавно
образованная? Наверняка, раз они рискнули забраться сюда  в  самом  начале
весны. Не могу даже припомнить, когда в  святилище  заглядывал  кто-нибудь
талантливый. Вы трое  в  состоянии  сыграть  хоть  что-нибудь  так,  чтобы
слушатели не разбежались?
   - Это зависит от слушателей, - мягко ответил Алессан.
   Данолеон  улыбнулся,  хотя,  казалось,  старался  сдержать  улыбку.   И
повернулся ко второму жрецу.
   - Идризи, есть небольшая вероятность,  что  если  мы  окажем  им  более
теплый прием, то наши гости с большей готовностью покажут свое искусство.
   Жрец  пробормотал  нечто,   отдаленно   напоминающее   извинение,   под
пристальным взглядом этих спокойных синих глаз.
   Данолеон снова повернулся к троим гостям.
   - Простите нас, - пробормотал он. Его голос был низким и успокаивающим.
- Мы недавно получили неприятное известие, и сейчас один  больной  человек
очень страдает. Идризи ди Корте, наш врач, всегда в  таких  случаях  очень
огорчается.
   Лично Дэвин  сомневался,  что  огорчение  имеет  какое-то  отношение  к
грубости жреца из Корте, но промолчал. Алессан с коротким поклоном  принял
извинения Данолеона.
   - Мне очень жаль это слышать, - обратился он к Идризи. -  Возможно,  мы
сможем помочь? Давно известно, что музыка помогает облегчить страдания. Мы
были бы рады сыграть  для  любого  из  ваших  пациентов.  -  Пока  что  он
проигнорировал слова Данолеона о полученном известии, как  заметил  Дэвин.
Маловероятно, чтобы Данолеон случайно назвал им полное имя Идризи: он  дал
им знать, что тот из Корте.
   Врач пожал плечами.
   - Как пожелаете. Она не спит, конечно, и вреда от  этого  не  будет.  В
любом случае я уже почти ничем не могу ей помочь. Верховный жрец  приказал
перенести ее сюда против моей воли. Я уже  ничего  не  могу  поделать.  По
правде говоря, она уже принадлежит Мориан. - Он повернулся к Данолеону.  -
Если они ее утомят, тем лучше. Если она уснет, это будет благословением. Я
буду в больнице или у себя в саду. К  вечеру  зайду  к  ней,  если  вы  не
пошлете за мной раньше.
   - Значит, вы не останетесь нас послушать? - спросил Алессан. - Мы могли
бы вас удивить.
   Идризи скорчил гримасу.
   - У меня нет времени на подобные вещи. Может быть, сегодня  вечером,  в
трапезной. Удивите меня. - На  его  лице  внезапно  сверкнула  улыбка,  но
исчезла  так  же  быстро,  как  появилась,  он  прошел  мимо  них  быстрой
раздраженной походкой и скрылся за дверью.
   Ненадолго воцарилось молчание.
   - Он добрый человек,  -  тихо  произнес  Данолеон,  почти  извиняющимся
тоном.
   - Он из Корте, - мрачно пробормотал Торре.
   Верховный жрец покачал красивой головой.
   - Он добрый человек, - повторил он. -  Он  злится,  когда  умирают  его
пациенты. - Он снова перевел взгляд на Алессана.  Рука  на  жезле  немного
сдвинулась. Он открыл было рот, чтобы заговорить.
   - Милорд, меня зовут Адриано д'Астибар, - твердо  произнес  Алессан.  -
Это Дэвин д'Азоли, его отца Гэрина вы, возможно, помните по Стиванбургу. -
Он подождал. Синие  глаза  Данолеона  широко  раскрылись,  он  смотрел  на
Дэвина. - А это, - закончил Алессан, - наш друг  Эрлейн  ди  Сенцио,  руки
которого искусно владеют арфой, и не только арфой.
   Произнося  последние  слова,  Алессан  поднял  левую  ладонь  с   двумя
загнутыми вниз пальцами. Данолеон быстро взглянул на Эрлейна, потом  снова
на принца. Он побледнел, и Дэвин вдруг осознал, что Верховный жрец - очень
старый человек.
   - Храни нас всех Эанна, - прошептал у него за спиной Торре.
   Алессан со значением оглянулся кругом, на распахнутые двери.
   - Как я понимаю, эта больная близка к смерти?
   Дэвин подумал, что Данолеон буквально пожирает глазами Алессана. В  это
взгляде  была  почти  ощутимая  жажда,  страдание  умирающего  от   голода
человека.
   - Боюсь, что да, - ответил он,  лишь  с  большим  усилием  ему  удалось
произнести это ровным тоном. - Я уступил ей мою собственную спальню, чтобы
она могла слышать молитвы в храме. Наша больница и ее покои слишком далеко
отсюда.
   Алессан кивнул. Казалось, он держит себя в  крепкой  узде,  движения  и
слова под строгим контролем. Он поднял  тригийскую  свирель  в  коричневом
кожаном чехле и взглянул на нее.
   - Тогда, вероятно, нам следует пройти к ней и поиграть. Похоже, дневная
молитва закончена.
   Так  и  было.  Пение  прекратилось.  На  поле  за  домом  мальчишки  из
приходской школы продолжали бегать и смеяться на солнышке. Дэвин слышал их
голоса за распахнутыми дверьми. Он поколебался,  испытывая  неуверенность,
потом неловко кашлянул и сказал:
   - Может быть, тебе хочется сыграть для нее одному? Свирель успокаивает,
она может помочь ей уснуть.
   Данолеон энергично закивал в знак согласия,  но  Алессан  повернулся  и
посмотрел на Дэвина, потом на Эрлейна.  Выражение  его  лица  было  трудно
прочесть.
   - Что? - спросил он наконец. - Вы меня  покинете  так  скоро,  едва  мы
успели стать труппой? - И прибавил, уже мягче: - Не будет сказано  ничего,
что вы не должны знать, а возможно, и кое-что, что вам следует услышать.
   -  Но  она  умирает,  -  запротестовал  Дэвин,  чувствуя  здесь  что-то
неправильное, нарушение равновесия. - Она умирает, и она... - он осекся.
   Глаза Алессана смотрели так странно.
   - Она умирает, и она - моя мать, - прошептал он. - Я знаю. Вот почему я
хотел, чтобы вы были здесь. Кажется, есть ещ