обой меч.
   Им пришлось перейти вброд ручей.  Ледяная  вода  прогнала  остатки  сна
Дэвина. Он ахнул, погрузившись в нее.
   - Прости, - сказал Баэрд. - Я бы сделал  это  один,  но  не  знаю,  как
далеко он ушел и что там еще находится в  этой  местности.  Алессан  хочет
принести его обратно в лагерь, пока  он  не  очнулся.  Имело  смысл  взять
двоих.
   - Нет-нет, все в порядке, - запротестовал Дэвин. Зубы его стучали.
   - Наверное, я мог бы поднять старого  герцога.  Или  мне  могла  помочь
Катриана.
   - Что? Нет, правда, Баэрд, со мной все в порядке. Я...
   Он замолчал, потому что Баэрд смеялся над  ним.  Дэвин  слишком  поздно
распознал шутку. Это его странным образом согрело. Фактически  он  впервые
оказался ночью наедине с Баэрдом. Он предпочел увидеть  в  этом  еще  одно
доказательство  доверия,  доброго  отношения.   Мало-помалу   он   начинал
чувствовать  себя  все  более  полноправным  участником  того  дела,  ради
которого так долго  трудились  Алессан  и  Баэрд.  Он  расправил  плечи  и
выпрямился во весь рост, насколько смог, и зашагал вслед за Баэрдом сквозь
темноту на запад.
   Они нашли Эрлейна ди Сенцио на краю оливковой рощицы, на склоне  холма,
примерно в часе ходьбы от лагеря. Дэвин с трудом сдержал крик, увидев, что
произошло. Баэрд тихо свистнул сквозь зубы: зрелище было не из приятных.
   Эрлейн потерял сознание. Он привязал себя к стволу дерева и навязал  по
крайней мере дюжину узлов. Нагнувшись, Баэрд  поднял  флягу  чародея.  Она
была пуста: Эрлейн смочил узлы, чтобы они стали прочнее. Его мешок  и  нож
лежали на земле, намеренно отброшенные за пределы досягаемости.
   Веревка выглядела измочаленной и  спутанной.  Похоже,  многие  узлы  он
развязал, но пять или шесть еще держались.
   - Посмотри на его пальцы, - мрачно произнес Баэрд. Он вытащил кинжал  и
начал резать веревку.
   Кожа  на  руках  Эрлейна  висела  кровавыми  клочьями.  Засохшая  кровь
покрывала обе руки. Было совершенно очевидно, что произошло. Он  попытался
сделать для себя  невозможным  вернуться  на  зов  Алессана.  "На  что  он
надеялся, - думал Дэвин. - Что принц решит,  будто  ему  каким-то  образом
удалось сбежать, и забудет о нем?"
   Собственно  говоря,  Дэвин  сомневался,  что   поступок   Эрлейна   был
продиктован рациональными мыслями. Это был вызов, ясный и недвусмысленный,
и приходилось признать  заложенную  в  нем  жестокость.  Он  помог  Баэрду
перерезать последние веревки. Эрлейн дышал, но не подавал признаков жизни.
Должно быть, боль была невыносимой, понял  Дэвин.  На  секунду  перед  его
мысленным взором промелькнуло воспоминание о побежденном чародее,  стоящем
на коленях у берега, и  о  его  вопле.  Он  подумал  о  том,  какие  вопли
раздавались здесь этой ночью, в этом диком и уединенном месте.
   Глядя вниз на седого трубадура, он чувствовал непонятную смесь жалости,
гнева и уважения. Почему он создает им такие трудности?  Зачем  заставлять
Алессана взваливать на свои плечи еще больше страданий?
   К сожалению, он знал ответы на некоторые из этих вопросов, и они его не
утешали.
   - Он попытается покончить с собой? - внезапно спросил он у Баэрда.
   - Я так не думаю. Как сказал Сандре, этот человек  умеет  выживать.  Не
думаю, что он еще раз  попытается  это  проделать.  Ему  надо  было  разок
убежать, чтобы проверить границы того, что с ним  может  произойти.  Я  бы
тоже так поступил. - Он заколебался. - Но веревки я не ожидал.
   Дэвин подобрал мешок чародея, арфу, лук и колчан Баэрда,  а  также  его
меч. Баэрд с кряхтением перебросил бесчувственного чародея через плечо,  и
они пустились в обратный  путь  на  восток.  Назад  шли  медленнее.  Когда
подошли  к  ручью,  на  горизонте  перед  ними  забрезжил  серый  рассвет,
пригасивший сияние предутренних звезд.
   Остальные уже встали и ждали их. Баэрд положил Эрлейна у костра: Сандре
успел снова раздуть огонь. Дэвин бросил снаряжение  и  оружие  и  пошел  к
ручью с ведром за водой. Когда  он  вернулся,  Катриана  и  герцог  начали
обмывать и перевязывать ободранные руки Эрлейна. Они  расстегнули  на  нем
рубаху и закатали рукава, тогда стали видны вздувшиеся рубцы там,  где  он
поранился о веревки, борясь за свою свободу.
   Или наоборот, мрачно подумал  Дэвин.  Разве  то,  что  он  связал  себя
веревкой, не было настоящей борьбой за свободу? Он поднял глаза и  увидел,
что Алессан смотрит на Эрлейна. Но не  смог  прочесть  выражения  на  лице
принца.
   Взошло солнце, и вскоре после этого Эрлейн очнулся.
   Они видели, что он понял, где находится.
   - Кав? - небрежным тоном спросил у него Сандре.
   Все пятеро сидели у костра, завтракали, пили из  дымящихся  кружек.  На
востоке  небо  приобрело  бледный,  нежный  оттенок,  обещание  дня.   Оно
отражалось в  воде  ручья,  окрашивая  распускающиеся  листья  деревьев  в
зелено-золотистый цвет. Воздух был полон пением птиц, в  воде  плескалась,
выпрыгивая из ручья, форель.
   Эрлейн медленно сел и посмотрел на них. Дэвин видел, как он заметил  на
своих руках бинты. Эрлейн бросил взгляд  на  оседланных  коней  и  на  две
повозки, нагруженные и готовые к отъезду.
   Его взгляд метнулся назад и остановился на лице Алессана. Оба человека,
так невероятно связанные, смотрели друг  на  друга  молча.  Затем  Алессан
улыбнулся. Улыбкой, которую знал Дэвин. Она делала суровое лицо  теплым  и
освещала серый графит глаз.
   - Если бы я знал, - сказал Алессан, - что ты так ненавидишь  тригийскую
свирель, то не стал бы играть, даю слово.
   Ужасно, но через мгновение Эрлейн ди Сенцио расхохотался. В  его  смехе
не  было  веселья,  ничего  заразительного,  ничего  такого,   чем   можно
поделиться с остальными. Его веки были крепко сжаты, и из-под них по  лицу
лились слезы.
   Никто не заговорил и не  шевельнулся.  Это  продолжалось  долго.  Когда
Эрлейн наконец взял себя в руки, он вытер лицо рукавом, стараясь не задеть
забинтованные руки, и снова посмотрел на Алессана. Открыл  рот,  собираясь
заговорить, потом снова закрыл.
   - Я понимаю, - тихо сказал ему Алессан. - Поверь, я понимаю.
   - Кав? - снова повторил Сандре секунду спустя.
   На этот раз Эрлейн взял кружку, неловко зажав ее  обеими  перевязанными
руками. Вскоре после этого они свернули лагерь и снова двинулись на юг.



10

   Пять дней спустя, в канун Поста, они прибыли в замок Борсо.
   Всю вторую половину дня, пока они ехали на юг, Дэвин смотрел  на  горы.
Любой человек, выросший на пропитанных водой  низинах  Азоли,  не  мог  не
трепетать при виде их вздымающихся цепей.
   Вечерело. Далеко на севере в тот  же  день,  в  Зале  аудиенций  дворца
Кьяры, под окровавленной простыней лежало мертвое, изувеченное тело  Изолы
Игратской.
   Солнце садилось за острыми вершинами гор, окрашивая их во  все  оттенки
красного - от винно-красного и алого до темно-пурпурного. На самых высоких
пиках все еще сверкал снег и ослепительно блестел в  лучах  заката.  Дэвин
мог разглядеть дорогу на перевал Брачио, спускающуюся с гор: это был  один
из знаменитых перевалов, связывающих - но действующих  не  круглый  год  и
всегда труднопроходимых - полуостров Ладонь с Квилеей на юге.
   В прежнее время, до того,  как  матриархат  пустил  в  Квилее  глубокие
корни, через горы велась торговля, и задумчивое благочестие дней весеннего
Поста предвещало оживление  коммерческой  деятельности  и  обещало  скорое
открытие  перевалов.  Тогда  города  и  замки-крепости  здесь,   в   южных
предгорьях, были полны  жизни  и  играли  важную  роль.  Они  были  хорошо
защищены, так как там, где могли пройти торговые караваны, могла пройти  и
армия. Но ни один король  Квилеи  никогда  не  чувствовал  себя  на  троне
достаточно надежно, чтобы вести армию на север. У его трона всегда  стояли
Верховные жрицы и только того и ждали, когда он совершит ошибку  и  падет.
Здесь, в Чертандо, армии лордов по большей  части  сражались  друг  против
друга, обагряя острия мечей и стрел кровью соседей в диких схватках во имя
знаменитой южной кровной мести,  которая  тянулась  на  протяжении  многих
поколений и становилась легендой.
   А затем женщины в Квилее все же захватили власть, во  времена  Акиса  и
Пасиферии, несколько сотен лет назад. Квилея под властью  жриц  закрылась,
подобно цветку в сумерках, и караваны перестали двигаться по дорогам.
   Южные  города  превратились  в  деревни  или,  если   были   достаточно
энергичными и гибкими, сменили характер своих  занятий  и  повернулись  на
север, как это сделал Авалле,  город  Башен  в  Тигане.  Здесь,  в  горных
районах  Чертандо,  могущественные  лорды,   которые   некогда   содержали
блестящие  дворы  в  своих  огромных,  воинственных  замках,  стали  живым
анахронизмом. Их стычки и сражения  друг  с  другом,  когда-то  являвшиеся
неотъемлемой частью  потока  событий  на  Ладони,  становились  все  более
неуместными, хотя не делались от этого менее ожесточенными и злобными.
   Когда Дэвин работал у Менико  ди  Феррата,  ему  иногда  казалось,  что
каждая вторая баллада, которую здесь  пели,  повествовала  о  каком-нибудь
лорде или его младшем сыне, преследуемых врагами на этих утесах. Или в них
пелось о несчастных любовниках, разлученных ненавистью  их  отцов;  или  о
кровавых деяниях этих отцов, неукрощенных, похожих  на  ястребов  в  своих
суровых высоких замках среди предгорий Брачио.
   И  половина  этих  баллад,  повествовали  ли  они  о  яростных  битвах,
кровопролитии и горящих деревнях или  оплакивали  разлученных  любовников,
топившихся в тихих озерах среди туманных гор, как  казалось  Дэвину,  была
посвящена клану Борсо, и действие их разворачивалось на  фоне  массивного,
мрачного великолепия  замка  Борсо,  возвышающегося  под  самым  перевалом
Брачио.
   Уже давно не появлялось новых баллад, их было и так очень  мало  с  тех
пор, как перестали приходить караваны из Квилеи. Но зато за последние  два
десятка лет появилось много свежих сплетен и слухов. Очень много.  Альенор
из замка Борсо стала живой легендой среди путешественников и  прославилась
особым образом.
   И если эти новые истории рассказывали о любви,  как  и  многие  древние
песни, они не имели почти ничего  общего  с  горькой  судьбой  влюбленных,
оплакивающих свою судьбу на овеваемых ветром скалах, а скорее повествовали
о некоторых переменах в самом замке Борсо. О пушистых коврах и  гобеленах,
о  заграничных  шелках,  кружевах  и  бархате,   о   вызывающих   глубокое
замешательство произведениях искусства в тех комнатах, в  которых  некогда
сильные мужи составляли планы полуночных рейдов за грубыми  столами,  пока
их охотничьи собаки дрались из-за костей на устланном тростником полу.
   Сидя рядом с Эрлейном  на  второй  повозке,  Дэвин  оторвал  взгляд  от
последних  лучей  солнца,  сверкающих  на  пиках  гор,  и   посмотрел   на
приближающийся замок. Он был  построен  в  ложбине  между  двумя  холмами,
окружен рвом и раскинувшейся  под  ним  небольшой  деревушкой.  Борсо  уже
утонул в тени. Глядя на него, Дэвин увидел, как  зажглись  огни  в  окнах.
Последние огни до конца дней Поста.
   - Альенор - наш друг, - вот все, что объяснил Алессан. - Старый друг.


   По крайней мере, это было очевидно, судя  по  тому,  как  их  встретили
после того, как сенешаль, высокий и сутулый, с великолепной белой бородой,
торжественно ввел их в освещенный и согретый очагом парадный зал.
   Необычный яркий румянец вспыхнул на щеках Алессана, когда хозяйка замка
выпустила его волосы из своих длинных пальцев и оторвала губы от его  рта.
Она не торопилась это сделать. И что еще более интересно, он тоже.  Слегка
улыбаясь, Альенор отошла назад и посмотрела на его спутников.
   Она узнала Эрлейна и кивком приветствовала его.
   - Добро пожаловать снова, трубадур. Прошло два года, не так ли?
   - Так, моя леди. Польщен, что вы это помните.
   Поклон Эрлейна напоминал о прежнем времени, о тех его манерах,  которые
он демонстрировал до того, как Алессан привязал его к себе.
   - Тогда ты был один, насколько я помню. Мне приятно видеть, что у  тебя
теперь такая блестящая компания.
   Эрлейн открыл рот, потом закрыл, ничего  не  ответив.  Альенор  бросила
взгляд на Алессана, в ее  очень  темных  глазах  мелькнуло  вопросительное
выражение.
   Не получив ответа, она повернулась к герцогу, и  выражение  любопытства
на ее лице проступило еще явственнее. Она задумчиво прикоснулась пальцем к
его  щеке  и  слегка  склонила  голову   набок.   Замаскированный   Сандре
Невозмутимо вытерпел ее осмотр.
   - Очень хорошо сделано, - сказала Альенор из Борсо очень тихо, чтобы не
услышали слуги и сенешаль у двери. - Представляю себе, Баэрд заставил  всю
Ладонь  принять  вас  за  карду.  Интересно  было  бы  узнать,  кто  вы  в
действительности такой под всем этим гримом. - Ее улыбка  была  совершенно
обворожительной.
   Дэвин не знал, поражаться или беспокоиться. Через секунду  эта  дилемма
потеряла смысл.
   - Вы  не  знаете?  -  громко  произнес  Эрлейн  ди  Сенцио.  -  Ужасный
недосмотр. Позвольте мне представить вам, миледи...
   Больше он ничего не успел сказать.
   Дэвин среагировал первым, что его удивило, когда он потом вспоминал  об
этом. Но он всегда соображал быстро и  стоял  ближе  всех  к  чародею.  Он
сделал единственное, что пришло ему в голову: резко повернулся и изо  всех
сил ткнул Эрлейна кулаком в живот.
   Случилось так, что он всего на долю секунды опередил Катриану,  стоящую
по другую сторону от Эрлейна.  Она  прыгнула  вперед,  намереваясь  зажать
чародею рот ладонью. От удара Дэвина Эрлейн с болезненным стоном  согнулся
пополам. Это, в свою очередь, заставило Катриану потерять  равновесие.  Ее
непринужденно подхватила и удержала Альенор.
   Все это произошло на протяжении не более трех секунд.
   Эрлейн рухнул на колени на пушистый ковер. Дэвин опустился рядом с ним.
Он услышал, как Альенор удалила слуг из комнаты.
   - Ты глупец! - обрушился Баэрд на чародея.
   -  Несомненно,  -  согласилась   Альенор   совсем   другим   тоном,   с
преувеличенным раздражением и резкостью. - С чего это  кому-то  взбрело  в
голову, что я хочу обременить себя знанием того, какова истинная  личность
переодетого кардунского воина?
   Она  продолжала  обнимать  Катриану  рукой  за  талию,   хотя   никакой
необходимости в этом  не  было.  Теперь  она  ее  отпустила  и  насмешливо
улыбнулась, когда девушка поспешно отступила назад.
   - Ты - пылкое создание, не так ли? - шелковым голосом прошептала она.
   - Не особенно, - отважно ответила Катриана, отойдя на несколько футов.
   Губы Альенор дрогнули. Она опытным взглядом окинула Катриану  с  головы
до ног.
   - Я ужасно ревную к тебе, - в конце  концов  объявила  она.  -  И  буду
ревновать, даже если ты острижешь эти волосы  и  зашьешь  эти  глазищи.  С
какими великолепными мужчинами ты путешествуешь!
   - Неужели?  -  спросила  Катриана  безразличным  голосом,  но  щеки  ее
внезапно покраснели.
   - Неужели? - резко передразнила ее Альенор. - Ты  хочешь  сказать,  что
еще не убедилась в этом сама? Милое дитя, чем же ты занималась  по  ночам?
Разумеется, они великолепны! Не трать зря свою молодость, дорогая!
   Катриана в упор посмотрела на нее.
   - Мне не кажется, что я ее трачу зря, - ответила она. - Но  сомневаюсь,
что наши мнения по этому поводу совпадают.
   Дэвин вздрогнул, но ответ Альенор был мягким.
   - Может, и нет, - невозмутимо согласилась она. - Но, по правде  говоря,
мне  кажется,  что  в  наших  взглядах  гораздо  больше  общего,  чем   ты
воображаешь. - Она помолчала. - Когда станешь старше,  возможно,  откроешь
для себя, что лед - это для смерти и конца, а не для  начала.  Для  любого
начала. С другой стороны, - прибавила она с улыбкой, в  которой  светилась
бесконечная доброта, - я позабочусь о том, чтобы сегодня ночью у тебя было
достаточно теплых одеял.
   Эрлейн застонал, чем отвлек внимание Дэвина от женщин. Он услышал,  как
Катриана ответила: "Благодарю вас за заботу", - но не видел  выражения  ее
лица. По тону можно было догадаться, каким было это выражение.
   Он  поддерживал  голову  Эрлейна,  пока  чародей  старался  отдышаться.
Альенор  просто  их  игнорировала.  Теперь  она  с  дружеской   учтивостью
приветствовала Баэрда. Таким же веселым тоном,  как  инстинктивно  отметил
Дэвин, приветствовал ее и сам Баэрд.
   - Прости, - шепнул он Эрлейну. - Я ничего другого не мог придумать.
   Эрлейн слабо махнул еще не зажившей рукой. Он  настоял,  чтобы  с  него
сняли повязки перед тем, как они вошли в замок.
   - Это я прошу прощения, - просипел он, чем очень  удивил  Дэвина.  -  Я
забыл о слугах. - Он вытер губы тыльной стороной ладони.  -  Погубив  всех
нас, я ничего хорошего не добьюсь для себя. Это не соответствует моей идее
свободы. Как, откровенно говоря, и эта поза не соответствует моим понятиям
о достоинстве пожилого мужчины. Поскольку  ты  меня  сбил  с  ног,  можешь
оказать мне любезность и помочь подняться.
   Впервые  Дэвин  услышал  в  голосе  трубадура  смешливые  нотки.  Умеет
выживать, сказал тогда о нем Сандре.
   Он помог Эрлейну подняться как можно тактичнее.
   - Этот крайне  агрессивный  молодой  человек,  -  сухо  представил  его
Алессан, - Дэвин д'Азоли. Еще  он  поет.  Если  будешь  вести  себя  очень
хорошо, может быть, он споет для тебя.
   Дэвин повернул голову, но, наверное, потому, что его отвлекло последнее
событие, он был совершенно не готов встретить такой взгляд.
   "Не может этой женщине быть сорок лет", - промелькнула у него мысль. Он
машинально отвесил ей театральный  поклон,  которому  научил  его  Менико,
чтобы скрыть смущение. Ей действительно больше сорока, он знал это  точно:
Альенор овдовела через два года после свадьбы, когда Корнаро  Борсо  погиб
во время нашествия барбадиоров в Чертандо. Очень скоро после этого  начали
распространяться слухи о  прекрасной  вдове,  живущей  в  замке  на  южных
землях.
   Эти слухи даже приблизительно не могли передать, какой она была,  какой
он увидел ее, стоящую перед ним в длинном  платье  из  темно-синей  ткани,
такой темной, что она казалась  почти  черной.  Ее  волосы,  действительно
черные, были уложены в высокую прическу, скрепленную  диадемой  из  белого
золота,  усыпанной  драгоценными  камнями.  Нескольким  прядям   позволили
свободно падать вниз, и  они  обрамляли  идеальный  овал  лица.  Глаза  ее
оказались темно-синими, почти лиловыми, под  длинными  ресницами,  а  губы
полными и красными, и они сложились в  многообещающую  улыбку,  когда  она
посмотрела на Дэвина.
   Он заставил себя не отвести глаз. Но почувствовал при этом, словно  все
клапаны в его венах открылись одновременно, а кровь превратилась в реку во
время  весеннего  паводка  и  устремилась  по  крутому  горному  руслу  со
всевозрастающей скоростью. Ее  улыбка  стала  еще  более  глубокой,  более
интимной, словно она действительно могла видеть то, что происходит  внутри
него, и ее черные глаза на секунду широко раскрылись.
   - Полагаю, -  произнесла  Альенор  ди  Чертандо,  -  что  мне  придется
постараться  быть  очень  хорошей,  чтобы  ты  для  меня  спел.  -  И  она
повернулась к Алессану.
   Дэвин заметил, что грудь у нее полная и крепкая. Не  мог  не  заметить.
Платье имело очень глубокий вырез, и  бриллиантовый  кулон  на  фоне  кожи
сверкал бело-голубыми огнями, притягивая взоры.
   Он покачал головой, стараясь разогнать  туман,  несколько  шокированный
собственной реакцией. Это смешно,  сурово  одернул  он  себя.  Он  слишком
разгорячен историями, которые о ней рассказывают,  его  воображение  вышло
из-под  контроля  под  влиянием  пышной,  чувственной  обстановки  в  этой
комнате. Он поднял взгляд вверх, чтобы отвлечься,  и  тут  же  пожалел  об
этом.
   На потолке некий художник, явно хорошо  знакомый  с  искусством  любви,
изобразил первобытный акт совокупления Адаона и Эанны.  Лицо  богини  явно
писалось с Альенор, и не менее очевидным было то,  что  она  изображена  в
мом