ой. Казалось, он почти не слушает,  словно
вдруг полностью ушел в себя. Паситея умолкла,  видя  это,  и  смотрела  на
сына. Снаружи, издалека, до них снова донеслись буйные крики и смех детей,
играющих на поле, в наступившей тишине  они  казались  еще  громче.  Дэвин
прислушивался к далекому веселью и пытался  унять  хаос  в  своем  сердце,
справиться с тем, что они сейчас услышали.
   Он взглянул на Эрлейна, который  положил  свою  арфу  на  подоконник  и
отошел на несколько шагов в  глубину  комнаты,  выражение  его  лица  было
встревоженным и настороженным. Дэвин отчаянно напрягался, пытаясь  думать,
собрать  воедино  разбегающиеся  мысли,  но  эта   новость   застала   его
неподготовленным. Свободны от Играта. Ведь они именно этого хотели? Но это
не так. Брандин остается, они не освободились ни от него, ни от гнета  его
магии. А Тигана? Что теперь будет с Тиганой?
   И тут внезапно его стало беспокоить что-то еще. Что-то  совсем  другое.
Уголком сознания он ощутил отвлекающее от мыслей, тревожное  беспокойство.
Что-то ему следовало знать, о чем-то помнить.
   Потом, так же без предупреждения, это что-то вышло  на  первый  план  и
заняло свое место.
   Он точно понял, что здесь не так.
   Дэвин на мгновение прикрыл глаза,  борясь  с  внезапно  охватившим  его
парализующим  страхом.  Потом,  как  можно  тише,  начал  двигаться  вдоль
западной стены, прочь от камина, где все это время стоял.
   Алессан заговорил, почти что сам с собой. Он сказал:
   - Это, конечно, меняет дело. Это многое меняет. Мне  необходимо  время,
чтобы все обдумать, но, полагаю, это нам может даже помочь. Это может быть
подарком, а не проклятием.
   - Как? Ты и в самом деле глупец? - воскликнула его мать. -  Они  славят
имя тирана на улицах Авалле!
   Дэвин вздрогнул при звуках этого старого  названия  от  боли  отчаяния,
прозвучавшей в этом возгласе, но заставил себя не останавливаться.  В  нем
росла пугающая уверенность.
   - Я тебя слышу, я понимаю. Но разве ты не видишь? - Алессан снова встал
коленями на ковер рядом с креслом матери. - Армия  игратян  уходит  домой.
Если ему придется сражаться, то это будет армия из наших людей  и  из  тех
немногих игратян, которые останутся с  ним.  Как  ты  думаешь,  мать,  что
сделает Барбадиор в Астибаре, услышав об этом?
   - Он ничего не сделает, - уныло ответила Паситея. - Альберико -  робкий
человек, по уши запутавшийся в собственной паутине, и все ее нити ведут  к
тиаре императора. По крайней мере, четвертая часть армии игратян останется
с Брандином. А народ, который его прославляет, - самый угнетенный из  всех
народов полуострова. Если они радуются,  тогда  что  происходит  в  других
провинциях, как ты думаешь? Ты воображаешь, что человек, который отказался
от своего королевства ради этого полуострова, не сможет  собрать  армию  в
Кьяре,  Корте  и  Азоли  для  борьбы  против  барбадиоров?  -  Она   снова
раскашлялась, ее тело сотрясалось еще сильнее, чем прежде.
   Дэвин не знал ответа на этот вопрос. Он даже и не  пытался  гадать.  Он
знал, что равновесия больше не  существует,  того  равновесия,  о  котором
говорил и с которым так долго играл Алессан. Он знал и еще кое-что.
   Дэвин подобрался к окну. Подоконник был примерно на высоте  его  груди.
Не в  первый  раз  он  пожалел  о  своем  маленьком  росте.  Потом  вознес
благодарность  богам  за  качества,  компенсирующие  малый  рост,  коротко
помолился Эанне, уперся ладонями, сильно толкнул тело вверх  и  перелетел,
словно гимнаст, через подоконник. Позади все еще кашляла Паситея,  резким,
надрывным кашлем. Вскрикнул Данолеон.
   Дэвин споткнулся и упал, врезавшись плечом и бедром  в  колонну.  Потом
вскочил и рванулся вперед, как раз вовремя, чтобы заметить, как  кто-то  в
бежевой  одежде,  скорчившийся  под  окном,  подпрыгнул  и  с  проклятиями
бросился  бежать  со  всех  ног.  Дэвин  нащупывал  у  пояса  кинжал,  его
захлестнула слепая, безрассудная ярость. Слишком шумно  было  в  последнее
время на поле для игры в мяч. Так же шумно, как раньше, когда жрец оставил
их одних.
   Только на этот раз он оставил их, чтобы шпионить под окнами.
   У окна появился Алессан, из-за его плеча выглядывал Эрлейн.
   - Саванди, - задыхаясь, крикнул Дэвин, - подслушивал!
   Он бросил эти слова  через  плечо,  потому  что  уже  мчался  вслед  за
шпионом. В какую-то долю секунды он с благодарностью и удивлением вспомнил
целителя Ринальдо и то, что он сделал с его ногой в том сарае.  Затем  его
снова захлестнули гнев, и страх, и необходимость во что  бы  то  ни  стало
поймать этого шпиона.
   Не замедляя темпа, Дэвин перемахнул через каменную балюстраду  в  конце
портика. Саванди, несущийся со всей доступной ему скоростью, резко свернул
на запад, к  дальней  части  святилища.  В  отдалении  слева  Дэвин  видел
играющих на поле детей. Он стиснул зубы и побежал дальше.  "Эти  проклятые
жрецы! - думал он, задыхаясь от ярости. - Неужели они  все  погубят,  даже
сейчас?"
   Если в святилище станет  известно,  кто  такой  Алессан,  то  Дэвин  не
сомневался, что эти сведения очень быстро дойдут до Брандина Игратского. И
хорошо понимал, что тогда произойдет.
   А потом у него мелькнула еще одна  мысль,  приведшая  его  в  ужас.  Он
побежал  еще  быстрее,  его  ноги  так  и  мелькали,  легкие  готовы  были
разорваться.  Мысленная  связь.  Что,  если  Саванди  сможет  связаться  с
королем? Что, если шпион Брандина сможет установить с ним прямую связь  на
Кьяру?
   Дэвин выругался про себя,  но  не  вслух,  экономя  дыхание  для  бега.
Саванди, худой и быстрый, пробежал по  дорожке  мимо  небольшого  строения
слева и резко свернул направо, примерно в двадцати шагах от Дэвина, огибая
сзади храм.
   Дэвин ринулся за угол. Саванди нигде не было  видно.  Он  на  мгновение
замер, охваченный паникой. Здесь в храме не видно  было  ни  одной  двери.
Лишь густая живая изгородь слева, только начинающая зеленеть.
   Потом он заметил то место, где кусты слегка дрожали, и бросился туда. В
самом низу была пробита брешь. Он упал  на  колени  и  протиснулся  сквозь
изгородь, оцарапав лицо и руки.
   Теперь Дэвин оказался в  отгороженном  дворике,  просторном,  красивом,
спокойном, со вкусом  распланированном,  с  играющим  струями  фонтаном  в
центре. Но у  него  не  было  времени  оценить  прелесть  этого  места.  В
северо-западном углу  дворик  заканчивался  еще  одним  портиком  длинного
строения с небольшим куполом на крыше. Саванди как раз бежал по ступенькам
внутрь этого здания. Дэвин посмотрел вверх. В  окне  второго  этажа  стоял
старик, седой, со впалыми щеками, который без всякого выражения смотрел на
залитый солнцем дворик.
   Устремляясь прямо к двери, Дэвин понял,  где  он  находится.  Это  была
больница, а маленький купол - храм  для  больных,  которые  хотели  искать
утешения у Эанны, но не могли дойти по дорожке до центрального храма.
   Он одним прыжком преодолел три ступеньки портика и  ворвался  внутрь  с
обнаженным кинжалом в руке. Он  понимал,  что  представляет  собой  легкую
мишень, если бы Саванди вздумалось устроить засаду. Но не  верил  в  такую
возможность, и это лишь усиливало его страх.
   Этот человек бежал прочь от тех мест, где можно встретить его товарищей
- жрецов, от самого храма, от кухни, спальных корпусов и столовой.  А  это
означало, что он не ждет помощи, что не надеется спастись.
   Что, в свою очередь, означало, что он кое-что задумал, если Дэвин  даст
ему на это время.
   Дверь вела в длинный коридор и на  лестницу,  ведущую  наверх.  Саванди
скрылся  из  виду,  но  Дэвин   взглянул   на   пол   и   вознес   быструю
благодарственную молитву Эанне: пробегая по влажной  почве  дворика,  жрец
испачкал подошвы своих сандалий. Следы ясно отпечатались на каменном  полу
и вели вдоль коридора, а не вверх по лестнице.
   Дэвин бросился вдогонку, пролетел коридор,  поскользнулся,  заворачивая
налево за угол в  дальнем  его  конце.  В  стенах  коридора  через  равные
промежутки имелись двери, а в его противоположном конце была арка входа  в
маленький  больничный   храм.   Большинство   дверей   стояли   открытыми;
большинство комнат были пустыми.
   Но потом, в этом коротком коридоре, он нашел одну закрытую дверь. Следы
Саванди вели к ней и обрывались. Дэвин  схватился  за  ручку  и  навалился
плечом на твердое дерево. Запертая дверь не поддалась.
   Задыхаясь, он упал на  колени,  шаря  по  карманам  в  поисках  кусочка
проволоки, с которым не расставался с тех  времен,  когда  еще  была  жива
Марра. С тех пор, как она научила его всему, что он знал теперь о  замках.
Дэвин распрямил проволоку и попытался придать ей нужную форму, но  руки  у
него дрожали. Пот заливал  глаза.  Он  яростно  смахнул  его  и  попытался
успокоиться. Ему необходимо открыть эту дверь  до  того,  как  находящийся
внутри человек пошлет сообщение, которое погубит их всех.
   За его спиной открылась входная дверь. Быстрые шаги гулко застучали  по
коридору.
   Не поднимая глаз, Дэвин сказал:
   - Тот, кто меня тронет или попытается мне помешать,  умрет.  Саванди  -
шпион короля Играта. Найдите мне ключ от этой двери!
   - Сделано! - раздался знакомый голос. - Она открыта. Вперед!
   Дэвин бросил взгляд через плечо и увидел Эрлейна ди Сенцио  с  мечом  в
руке.
   Дэвин вскочил и снова повернул ручку. Дверь распахнулась. Он бросился в
комнату. Вдоль стен тянулись полки, уставленные горшками и  бутылками,  на
столах  были  разложены  инструменты.  Саванди  сидел  на  скамье  посреди
комнаты, прижав ладони к вискам, явно стараясь сосредоточиться.
   - Да выест чума твою душу! - крикнул Дэвин  во  весь  голос.  Казалось,
Саванди  внезапно  очнулся.  Вскочил,  яростно  оскалившись,  и  попытался
схватить со стола рядом с собой скальпель.
   Но не успел.
   На него налетел Дэвин, продолжая кричать, целясь левой  рукой  в  глаза
жреца. Правая рука описала крутую, смертельную дугу,  вперед  и  вверх,  и
воткнула лезвие кинжала между ребрами Саванди.  Дэвин  ударил  раз,  потом
второй, яростно вонзая кинжал снизу вверх, почувствовал,  как  повернулось
лезвие в ране, прошлось по ребрам с  тошнотворным  скрипом.  Рот  молодого
жреца широко открылся, глаза стали круглыми от  изумления.  Он  коротко  и
пронзительно вскрикнул и раскинул руки в стороны. А потом он умер.
   Дэвин отпустил его и  рухнул  на  скамью,  стараясь  отдышаться.  Кровь
стучала в его голове: он чувствовал, как пульсирует  жилка  на  виске.  На
мгновение у него перед глазами все расплылось, и он зажмурился.
   А когда снова открыл глаза, увидел, что у него все еще дрожат руки.
   Эрлейн вложил меч в ножны. Подошел и остановился рядом с Дэвином.
   - Он... он послал? - Дэвин обнаружил, что даже не  может  говорить  как
следует.
   - Нет. - Чародей покачал головой. - Ты успел вовремя. Он  не  установил
связь. Не отослал сообщения.
   Дэвин посмотрел вниз,  в  невидящие,  широко  открытые  глаза  молодого
жреца, который пытался их выдать. "Как долго? - подумал он. - Как долго он
этим занимался?"
   - Как ты сюда попал? - спросил он у Эрлейна охрипшим  голосом.  Руки  у
него все еще дрожали. Он со стуком уронил окровавленный кинжал на стол.
   - Я бежал за тобой от спальни. Видел, куда вы направляетесь, но потерял
вас, свернув за угол храма. Тут мне понадобилась магия. Я  обнаружил  ауру
Саванди в этом месте.
   - Мы пробирались сквозь живую изгородь и через дворик. Он пытался сбить
меня со следа.
   - Это заметно. На тебе снова полно царапин.
   - Не имеет значения. - Дэвин глубоко вздохнул.  В  коридоре  за  дверью
послышались шаги. - Почему ты прибежал? Почему делаешь это для нас?
   На мгновение показалось, что Эрлейн собирается оправдываться, но на его
лице быстро снова появилось насмешливое выражение.
   - Для вас? Не будь глупцом, Дэвин. Я умру, если умрет Алессан. Я  же  с
ним связан, помнишь? Это было всего лишь самосохранение. Ничего больше.
   Дэвин поднял на него глаза, хотел что-то сказать, что-то важное, но как
раз в этот момент шаги достигли  порога  комнаты,  и  вошел  Данолеон,  за
которым следовал Торре. Никто из  них  не  произнес  ни  слова,  оглядывая
открывшуюся перед ними картину.
   - Он пытался установить мысленную связь с Брандином, - сказал Дэвин.  -
Мы с Эрлейном вовремя его остановили.
   Эрлейн решительно фыркнул в знак протеста.
   - Дэвин остановил. Но мне пришлось прибегнуть к магии, чтобы не отстать
от них, и еще раз, чтобы открыть дверь.  Не  думаю,  что  остался  сильный
след, который может привлечь внимание, но на тот случай,  если  поблизости
есть Охотник, нам лучше уйти до наступления утра.
   Казалось, Данолеон не слышит. Он смотрел на тело Саванди. На  его  лице
блестели слезы.
   - Не надо тратить свое горе на стервятника, - резко произнес Торре.
   - Я должен, - мягко ответил Верховный жрец, опираясь на  свой  жезл.  -
Должен. Разве ты не понимаешь? Он родился в Авалле. Он был одним из нас.
   Дэвин внезапно отвернулся. Его затошнило, на него снова накатила  волна
слепой ярости, которая гнала его сюда и заставила совершить такое жестокое
убийство. "Один из нас". Он вспомнил Сандре д'Астибара  в  лесном  домике,
преданного  собственным  внуком.  Он  всерьез  опасался,  что  его  сейчас
стошнит. "Один из нас".
   Эрлейн ди Сенцио расхохотался. Дэвин яростно обернулся к  нему,  сжимая
руки в кулаки. Наверное, в его взгляде было что-то настолько убийственное,
что чародей быстро стал серьезным, и насмешка исчезла с его лица, будто ее
стерли.
   Наступило короткое молчание.
   Данолеон выпрямился и расправил могучие плечи.
   - Надо действовать  осторожно,  чтобы  не  пошли  слухи.  Мы  не  можем
позволить, чтобы смерть Саванди связали с нашими гостями. Торре, когда  мы
уйдем, запри комнату и оставь в ней тело. Когда стемнеет и все уснут, мы о
нем позаботимся.
   - Его хватятся за ужином, - сказал Торре.
   - Не хватятся. Ты же привратник. Ты скажешь, что видел, как  он  выехал
за  ворота  в  конце  дня.  Поехал  навестить  свою   семью.   Это   будет
правдоподобно, сразу же после дней Поста и  после  получения  известий  из
Кьяры. Он часто уезжал, и не всегда с моего разрешения. Теперь  я  понимаю
почему. Интересно, всегда ли он действительно  ехал  в  отцовский  дом.  К
несчастью для Саванди, на этот раз его убьют на  дороге,  прямо  за  нашей
долиной.
   В голосе Верховного жреца звучала твердость, которой  прежде  Дэвин  не
замечал. "Один из нас". Его третье убийство. Он снова  посмотрел  вниз  на
мертвеца. Но это отличалось от прежних. Сторож в конюшне  Ньеволе,  солдат
на горном перевале, они делали то, для чего пришли на полуостров. Они были
верны той силе, которой служили, не скрывали своей  природы,  открыто  шли
своей дорогой. Он сожалел об их  смерти,  о  тех  дорогах  жизни,  которые
привели его к ним.
   С Саванди было по-другому. Эта смерть была  другой.  Дэвин  заглянул  к
себе в душу и увидел, что не может сожалеть о том, что сделал.  Он  понял,
что едва сдерживает желание еще раз вонзить кинжал в мертвое тело.  Словно
гнусное предательство жрецом своего народа, его улыбчивый обман дали выход
страсти к насилию, о существовании которой в  себе  Дэвин  не  подозревал.
Почти так же, вдруг подумал он, как это сделала Альенор из замка  Борсо  в
совершенно иной жизненной сфере.
   Но, возможно, по самой сути не  столь  уж  иной.  Но  это  был  слишком
сложный, слишком опасный узел, чтобы  пытаться  развязать  его  сейчас,  в
присутствии смерти. Эта мысль напомнила  ему  еще  кое  о  чем,  заставила
внезапно осознать отсутствие еще одного человека. Он  быстро  взглянул  на
Данолеона.
   - Где Алессан? - резко спросил он. - Почему он не побежал за нами?
   Но еще не получив ответа, он уже знал. Могла  быть  лишь  одна  причина
того, почему принц не пришел.
   Верховный жрец посмотрел на него сверху.
   - Он еще в моей комнате. С матерью. Но боюсь, все уже кончено.
   - Нет, - произнес Дэвин. - О нет. - Встал и  пошел  к  двери,  вышел  в
коридор, потом через восточную дверь больницы на пронизанный косыми лучами
предвечернего солнца двор и опять побежал.
   Вдоль черной изогнутой стены купола  храма,  мимо  того  же  маленького
строения, что и раньше, и небольшого садика,  который  он  не  заметил  по
дороге сюда, потом пронесся по дорожке к дому Верховного жреца,  вбежал  в
портик между колоннами, будто  бы  наматывал  клубок  событий  в  обратном
порядке, как клубок шерсти, и подбежал к окну, из которого  выпрыгнул  так
недавно. Словно он мог вернуться бегом назад, не только минуя Саванди и их
приезд сюда, но еще дальше, как ему вдруг  смутно  захотелось,  туда,  где
были посеяны семена его горя, когда пришли тираны.
   Но время нельзя смотать обратно ни в сердце, ни  в  мире,  который  они
знали. Оно двигалось вперед, и все менялось,  к  лучшему  или  к  худшему.
Менялись времена года, текли часы залитого солнцем дня,  спускалась  тьма,
длилась, уступала место рассвету, годы мелькали один за другим,  рождались
люди, жили, по милости Триады, и умирали.
   И они умирали.
   Алессан все еще находился в  комнате,  все  еще  стоял  на  коленях  на
простом ковре, но теперь возле  кровати,  а  не  возле  тяжелого,  темного
дубового кресла, как прежде. Он переместился, время переместилось,  солнце
ушло дальше на запад по небесной дуге.
   Дэвину хотелось каким-то образом  пробежать  весь  путь  обратно  через
минувшие мгновения. Чтобы можно было не оставлять Алессана одного, наедине
с этим. В свой первый день в Тигане с тех пор, как он был  еще  мальчиком.
Он больше не был мальчиком; в его волосах сверкала седина. Время  убежало.
Двадцать лет пронеслось, и вот он опять дома.
   А его мать лежала на кровати Верховного жреца.  Алессан  сжимал  обеими
ладонями одну ее руку, нежно обхватив ее,  как  держат  маленькую  птичку,
которая может умереть от испуга, если ее слишком крепко сжать, но может  и
улететь навсегда, если ее отпустить.
   Наверное, у Дэвина вырвался какой-то  звук,  потому  что  принц  поднял
глаза. Их взгляды встретились. Сердце Дэвина обливалось кровью, он  онемел
от горя. Он чувствовал себя разбитым, попавшим в ловушку. Чувствовал  себя
безнадежно не соответствующим потребностям такого момента, как сейчас. Ему
хотелось, чтобы здесь оказался Баэрд или Сандре. Даже Катриана  знала  бы,
что делать, лучше, чем он.
   - Он мертв, - сказал Дэвин. - Саванди. Мы его вовремя настигли.
   Алессан кивнул, давая  знать,  что  услышал.  Потом  его  взгляд  снова
опустился на лицо матери, ставшее  безмятежно  спокойным,  каким  не  было
прежде. Каким, вероятно, не было все последние долгие годы ее  жизни.  Для
нее время неумолимо шло вперед, отбирая память, отбирая гордость.  Отбирая
любовь.
   - Прости меня, Алессан, - сказал Дэвин. - Прости меня.
   Принц снова поднял взгляд, его  серые  глаза  были  ясными,  но  ужасно
далекими. Он разматывал запутанный  клубок  образов  из  прошлого.  Похоже
было, что он собирается заговорить. Но вместо  этого  через  мгновение  он
слегка пожал плечами характерным жестом - спокойным, ободряющим движением,
которое было так хорошо им всем знакомо. Это означало, что он  взвалил  на
себя еще одно бремя.
   Дэвин внезапно почувствовал, что больше он выдержать  не  в  состоянии.
Тихое,  молчаливое  согласие  Алессана  нанесло  последний  удар  по   его
собственному сердцу. Он почувствовал себя  смертельно  раненным  жестокими
истинами мира, невозвратностью  всех  событий.  Дэвин  опустил  голову  на
подоконник и зарыдал как ребенок, не сумев справиться  с  чем-то  чересчур
для него огромным.
   В комнате Алессан молча стоял на коленях у кровати и держал руку матери
в обеих ладонях. Склонявшееся к  западу  вечернее  солнце  посылало  косые
золотые лучи в окно, которые падали на пол спальни, на него,  на  кровать,
на лежащую на ней женщину, на золотые монеты, закрывшие ее серые глаза.



16

   В город Астибар весна пришла рано. Она почти всегда  прих