енить.
   Поэтому Дианора пришла сюда убить его. От имени своего отца  и  матери,
от имени Баэрда, своего собственного, всех погибших и погубленных людей ее
родины. Но на Кьяре она открыла, с горем, и болью, и радостью, что острова
действительно представляют собой отдельный мир, что  здесь  все  меняется.
Она давно уже поняла, что  любит  его.  А  теперь,  с  радостью,  болью  и
изумлением, она узнала, что и он  ее  любит.  Это  все  произошло,  а  она
пыталась это изменить и потерпела неудачу.
   Ей не была суждена жизнь цельного человека. Теперь она это ясно видела,
и в этой ясности, в окончательном прозрении Дианора нашла источник  своего
спокойствия.
   Ей, Дианоре ди Тигана брен Саэвар, дочери  скульптора;  черноволосой  и
темноглазой  девочке,  долговязой  и  некрасивой  в  юности,  серьезной  и
мрачной, но изредка остроумной и нежной, суждено изменить мир.
   Она не стала есть, хотя и позволила себе выпить кав - последняя уступка
долголетней привычке. Она не считала, что это нарушает какие-то обычаи.  И
еще знала, что это, в сущности, не имеет значения. Шелто помог ей одеться,
а потом, молча, старательно собрал и  заколол  ее  волосы,  убрав  их  под
темно-зеленую сеточку, которая не даст  им  падать  на  глаза,  когда  она
нырнет.
   Когда он закончил, Дианора встала и позволила  ему,  как  всегда  перед
выходом на публику, внимательно осмотреть себя.  Солнце  уже  встало;  его
свет заливал  комнату  сквозь  раздвинутые  шторы.  В  отдалении  слышался
нарастающий шум из  гавани.  Наверное,  толпа  уже  стала  очень  большой,
подумала она; но не подошла к окну, чтобы  посмотреть.  Она  и  так  очень
скоро  их  увидит.  В  постоянном  ропоте  толпы  слышалось  предвкушение,
свидетельствовавшее   яснее   всего   остального   о   ставках,    которые
разыгрывались в это утро.
   Полуостров.  Два  разных  доминиона  на  нем,  если  до  этого  дойдет.
Возможно, даже сама Империя Барбадиор, чей император болен и умирает,  как
всем известно. И еще одно, последнее: Тигана.  Последняя,  тайная  монета,
лежащая на игровом столе, спрятанная под картой, брошенной на стол во  имя
любви.
   - Сойдет? - спросила она Шелто, намеренно небрежным тоном.
   Он не подхватил ее тона.
   - Вы меня пугаете, - тихо сказал он. - У вас такой вид, словно  вы  уже
не принадлежите целиком к этому миру. Словно вы уже оставили всех нас.
   Просто поразительно, как он умел читать  ее  мысли.  Было  больно,  что
приходится его  обманывать,  что  его  не  будет  рядом  в  эти  последние
мгновения, но он ничего не смог бы сделать. Незачем причинять ему горе,  и
это рискованно.
   - Я вовсе не уверена, что это мне льстит, - ответила  она,  по-прежнему
легкомысленным тоном, - но я попытаюсь принять твои слова за лесть.
   Он упорно не улыбался.
   - Мне кажется, вы знаете, как мне все это не нравится.
   - Шелто, вся армия Альберико будет через две недели на границе  Сенцио.
У Брандина нет выбора. Если они войдут в Сенцио, то  не  остановятся  там.
Это его самый лучший шанс, вероятно, последний шанс, успеть связать себя с
Ладонью. Ты все это знаешь. - Она заставила себя говорить немного сердито.
   Это было так, все это было так. Но ничто из этого не  было  правдой.  В
это утро правдой была  ризелка,  она  и  сны,  которые  Дианора  видела  в
одиночестве сейшана все эти годы.
   - Я знаю, - сказал Шелто, явно огорченный. - Конечно,  я  знаю.  И  мои
мысли совсем ничего не значат. Просто...
   - Пожалуйста! - сказала Дианора, чтобы остановить его  раньше,  чем  он
заставит ее расплакаться. - Я не могу обсуждать это с тобой сейчас, Шелто.
Нам пора? "Ох, дорогой мой, -  думала  она.  -  Ох,  Шелто,  ты  меня  еще
погубишь".
   Он замолчал и отпрянул после ее отповеди. Она увидела, как он с  трудом
глотнул и опустил глаза. Через секунду он снова поднял взгляд.
   - Простите меня, госпожа, - прошептал он. Он шагнул вперед и неожиданно
взял ее руки и прижал к своим губам. - Я говорю только ради вас. Я  боюсь.
Простите, пожалуйста.
   - Конечно, - ответила она. - Конечно. Мне совершенно  не  за  что  тебя
прощать, Шелто. - Она крепко сжала его пальцы.
   Но в глубине души она прощалась с ним, понимая, что не должна  плакать.
Она посмотрела в его честное, любящее лицо,  лицо  самого  верного  друга,
который был рядом с ней столько лет, единственного настоящего друга  после
детства, и надеялась вопреки всякой надежде, что в следующие дни он  будет
помнить, как она сжимала его руки, а не ее небрежные, неласковые слова.
   - Пойдем, - снова сказала она  и  отвернулась  от  него,  чтобы  начать
долгий путь по дворцу в утро за его стенами, а потом вниз, к морю.


   Прыжок за Кольцом Великих герцогов Кьяры был  самым  эффектным  обрядом
светской власти на полуострове Ладонь. С самого начала своего правления на
острове правители Кьяры понимали, что их власть обеспечивается  окружающей
их водой и подчиняется ей. Море их  охраняло  и  кормило.  Оно  давало  их
кораблям - всегда самой крупной армаде на полуострове - доступ к  торговле
и к  пиратству,  оно  окутывало  их  и  замыкало  в  особом  мире  посреди
остального мира. Неудивительно, как говорили сказители, неудивительно, что
именно на этом острове сошлись Эанна и Адаон, чтобы дать  жизнь  Мориан  и
завершить Триаду.
   Мир внутри мира, окруженный морем.
   Говорили, что самый первый из Великих  герцогов  Кьяры  положил  начало
церемонии, получившей название Прыжок за Кольцом. В  те  далекие  дни  она
была другой. Во-первых, тогда еще никто не нырял в море, только бросали  в
него кольцо, как дар. То была попытка умилостивить  море  и  выразить  ему
признательность в те дни, когда мир поворачивался лицом к солнцу, и  сезон
судоходства начинался всерьез.
   Затем, много времени спустя, как-то весной какая-то женщина нырнула  за
кольцом, брошенным тогдашним Великим  герцогом  в  море.  Некоторые  потом
говорили, что она обезумела от любви или религиозного рвения, другие - что
она всего лишь была хитрой и честолюбивой.
   В любом случае она вынырнула  на  поверхность  из  вод  гавани  с  ярко
блестящим кольцом в руке.
   И когда потрясенная толпа, собравшаяся посмотреть, как  Великий  герцог
обручится с морем, закричала и закипела в диком смятении,  Верховный  жрец
Мориан на Кьяре внезапно громко выкрикнул слова, которые запомнятся на все
грядущие годы:
   - Смотрите и узрите! Узрите, как океаны принимают  Великого  герцога  в
мужья. Как они отдают ему кольцо в качестве дара невесты ее возлюбленному!
   И Верховный  жрец  прошел  к  самому  краю  мола,  подошел  к  герцогу,
опустился на колени, помог женщине выйти из моря и таким образом привел  в
движение все то, что за этим последовало. Великий  герцог  Саронте  только
что взошел на престол и еще не был женат. Летиция,  пришедшая  в  город  с
какой-то фермы в дистраде и  совершившая  этот  беспрецедентный  поступок,
была светловолосой, миловидной и совсем молоденькой. Их руки, не  сходя  с
этого места, над водой, соединил Мелидар, Верховный жрец Мориан, и Саронте
надел морское кольцо на палец Петиции.
   Их поженили в день летнего солнцестояния. В ту осень была война  против
Азоли и Астибара, и молодой Саронте ди Кьяра одержал  блестящую  победу  в
морском бою в проливе Корте, к югу от острова. Победу,  годовщину  которой
все еще отмечали на Кьяре. И  с  этого  времени  новый  ритуал  Прыжка  за
Кольцом хранили, чтобы прибегать к нему в критические для Кьяры моменты.
   Через тридцать лет, к концу долгого правления Саронте, во время  одного
из постоянно возникающих споров за старшинство  между  жречеством  Триады,
только что помазанный на должность Верховный жрец  Эанны  во  всеуслышание
заявил, что Летиция была близкой  родственницей  Мелидара,  жреца  Мориан,
который достал ее из воды и  обручил  с  герцогом.  Жрец  Эанны  предложил
обитателям острова сделать собственные  выводы  по  поводу  козней  жрецов
Мориан и их вечного стремления к превосходству и власти.
   В течение нескольких месяцев после  этого  разоблачения  произошел  ряд
стычек, и весьма неприятных, между слугами Триады,  но  ни  одно  из  этих
возмущений не затронуло сияющую святость  самого  ритуала.  Эта  церемония
захватила воображение народа. Она затрагивала глубокие,  потаенные  струны
то ли жертвенности, то ли верности, то ли любви, то ли чувства  опасности,
то ли, в конце  концов,  некой  таинственной,  прочной  связи  с  морскими
водами.
   Итак, ритуал Прыжка за Кольцом Великих герцогов существовал  еще  долго
после того, как эти враждующие жрецы Триады ушли в места  отдохновения,  а
их имена если кто-то и помнил, то лишь благодаря роли, которую они сыграли
в истории Прыжка.
   Окончательно же положила конец этой церемонии в гораздо  более  поздние
времена гибель Онестры, жены Великого герцога Казала, двести пятьдесят лет
назад.
   Это гибель вовсе не была первой: женщинам,  которые  вызывались  нырять
ради Великого герцога, всегда давали  ясно  понять,  что  их  жизни  стоят
неизмеримо меньше, чем кольцо, которое они хотели  достать  со  дна  моря.
Вернуться без кольца означало быть высланной с острова на  всю  оставшуюся
жизнь,  обрести  печальную  известность  и  подвергаться  насмешкам  всего
полуострова. Церемония повторялась с участием  другой  женщины,  с  другим
кольцом, пока одно из брошенных в воду колец не находилось.
   Напротив, женщину, которая приносила кольцо обратно к  молу,  объявляли
приносящей удачу Кьяре, и она была обеспечена до конца жизни. Богатство  и
почет, брак со знатным человеком. Не одна из них  родила  своему  Великому
герцогу  ребенка.  Двое  повторили  судьбу  Летиции  и   стали   супругами
правителей. Девушки из неперспективных семей  не  возражали  против  того,
чтобы рискнуть жизнью ради такого сверкающего, невероятного будущего.
   С Онестрой ди Кьярой все было иначе, потому что из-за нее и  после  нее
все изменилось.
   Прекрасная, как легенда, и  столь  же  гордая,  молодая  жена  Великого
герцога Казала настояла на том, чтобы самой совершить Прыжок  за  Кольцом,
не желая доверить столь блестящую церемонию какой-нибудь дурно воспитанной
девице из дистрады накануне опасной войны. Она была, это подтверждали  все
летописцы тех лет, самым прекрасным из всех созданий в  этом  мире,  когда
спускалась к морю в темно-зеленых ритуальных-одеждах.
   Когда  она  всплыла,  без  признаков  жизни,  на  поверхность  воды  на
некотором расстоянии от берега, на виду у всей волнующейся  толпы,  герцог
Казал закричал, как женщина, и потерял сознание.
   После этого  начались  такие  беспорядки  и  адский  переполох,  равных
которым не видели на острове ни до, ни после.  В  одном  уединенном  храме
Адаона на северном берегу все жрицы покончили с собой, когда одна  из  них
принесла туда эту весть. Надвигается гнев бога, так было  истолковано  это
предзнаменование, и Кьяра чуть не задохнулась от страха.
   Герцог Казал, безрассудно храбрый и отчаявшийся, погиб в то же  лето  в
битве против объединенной армии Корте и Феррата, после чего Кьяра пережила
еще два поколения заката и снова набрала  силу  лишь  после  ожесточенной,
разрушительной войны  между  бывшими  союзниками,  ранее  покорившими  ее.
Подобный процесс, конечно, едва ли стоил упоминания. Так обстояли дела  на
Ладони всегда, с самого появления письменности.
   Но ни одна женщина не ныряла за кольцом с тех пор, как погибла Онестра.
   Это слишком рискованно, заявляли  следующие  Великие  герцоги  один  за
другим. Они находили способы сохранить безопасность  острова,  окруженного
со всех сторон морем, без помощи этой сильнодействующей церемонии.
   Когда игратянский флот девятнадцать лет назад показался  на  горизонте,
последний Великий герцог Кьяры покончил с собой на ступенях храма Эанны, и
поэтому в тот год некому было бросить кольцо в море, даже если бы  нашлась
женщина, желающая нырнуть за ним, в поисках заступничества Мориан и бога.


   В сейшане стояла сверхъестественная тишина, когда Дианора с Шелто вышли
из покоев. Обычно в этот час в коридорах шумели и сновали  кастраты,  плыл
аромат духов и сверкали разноцветные одежды женщин, лениво идущих к  баням
или на утреннюю трапезу. Сегодня все было иначе. В  коридорах  пустынно  и
тихо, не считая их собственных шагов. Дианора подавила дрожь, так  странно
выглядел опустевший, полный отраженных звуков сейшан.
   Они прошли мимо входа в бани, затем мимо входа в трапезную. Везде  было
тихо и пусто. Они свернули за угол к лестнице, ведущей вниз, к  выходу  из
женского крыла, и там Дианора увидела, что один человек, по крайней  мере,
остался и ждал их.
   - Дай мне взглянуть на тебя, -  произнес,  как  всегда,  Венчель.  -  Я
должен дать свое одобрение перед тем, как ты спустишься вниз.
   Глава сейшана, как обычно, раскинулся среди разноцветных подушек  своей
платформы на колесах. Дианора едва улыбнулась, увидев его огромную тушу  и
услышав знакомые слова.
   - Конечно, - ответила она и медленно повернулась перед ним вокруг своей
оси.
   - Приемлемо, - наконец произнес он.  Обычное  суждение,  хотя  она  еще
никогда не слышала, чтобы его высокий, ясный голос звучал так приглушенно.
- Но может быть... может быть, ты хочешь надеть тот горностаевый камень из
Карду? На счастье? Я захватил его для тебя из сокровищницы сейшана.
   Почти робко Венчель протянул широкую, мягкую ладонь, и она  увидела  на
ней красный драгоценный камень, который надевала в тот день,  когда  Изола
Игратская пыталась убить короля.
   Она уже хотела отказаться, но вспомнила, что Шелто купил его ей  в  тот
день, как особый подарок, как раз когда она одевалась, готовясь спуститься
вниз. Вспомнив это, растроганная жестом Венчеля, она ответила:
   - Спасибо. С удовольствием. - Она заколебалась. - Не поможете ли надеть
его?
   Он улыбнулся, почти застенчиво. Она опустилась перед ним на  колени,  и
огромный глава сейшана своими ловкими и нежными пальцами застегнул замочек
цепочки у нее на шее. Стоя  на  коленях  так  близко  от  него,  она  была
оглушена ароматом духов из цветов теин, которыми он всегда душился.
   Венчель убрал руки и откинулся назад, чтобы взглянуть на нее. Его глаза
на темном лице были непривычно мягкими.
   - У нас, в Кардуне, тому, кто  отправляется  в  путешествие,  говорили:
"Пусть найдет тебя там удача и приведет домой". Сегодня я желаю тебе  того
же. - Он спрятал свои ладони в пышных складках белого одеяния и  посмотрел
в сторону, вдоль пустого коридора.
   - Спасибо, -  снова  сказала  она,  боясь  сказать  больше.  Поднялась,
бросила взгляд на Шелто; в его глазах стояли слезы. Он поспешно вытер их и
прошел впереди нее  к  лестнице.  На  полдороге  вниз  она  оглянулась  на
Венчеля, на  почти  не  по-человечески  необъятную  фигуру,  закутанную  в
развевающиеся белые одежды. Он смотрел им  вслед  без  всякого  выражения,
сидя  среди  ярких,  разноцветных  подушек,   экзотическое   создание   из
совершенно иного мира, которое судьба случайно забросила сюда и оставила в
сейшане Кьяры.
   У подножия лестницы она увидела, что двери не заперты на  засов.  Шелто
не придется стучать. Сегодня не придется. Он  толчком  распахнул  двери  и
отступил в сторону, пропуская ее вперед. В длинном коридоре ее ждали жрицы
Адаона и жрецы Мориан. Она видела в их глазах почти откровенное торжество,
блеск ожидания.
   Раздался всеобщий вздох, когда она вышла из дверей в зеленых ритуальных
одеждах, с уложенными сзади волосами, которые придерживала  сеточка  цвета
зеленого моря.
   Этот обряд не совершали в течение двухсот пятидесяти лет...
   Обученные  владеть  собой,  жрецы  быстро  замолчали.  И   в   молчании
расступились перед ней, чтобы потом пойти  сзади  правильными  красными  и
дымчато-серыми рядами.
   Дианора знала, что  они  заставят  Шелто  идти  позади.  Он  не  должен
принимать участие в ритуальной процессии.  Она  подумала  о  том,  что  не
попрощалась с ним как следует. Ей не суждена была в жизни цельность.
   Они пошли на  запад  по  коридору,  к  парадной  лестнице.  На  верхней
площадке Дианора задержалась и  посмотрела  вниз,  и  только  тут  поняла,
почему в сейшане было так тихо. Все женщины и кастраты собрались внизу. Им
позволили выйти из дворца, позволили отойти так далеко, чтобы увидеть, как
она пройдет мимо. Очень высоко подняв голову и не  глядя  ни  направо,  ни
налево, она шагнула на первую ступеньку и начала спускаться.  Она  уже  не
она, думала Дианора. Уже не  Дианора  или  не  только  Дианора.  С  каждым
следующим шагом она все дальше уходила в легенду, сливалась с ней.
   А затем, у подножия лестницы, когда  она  ступила  на  мозаичные  плиты
пола,  она  увидела,  кто  ждет  ее  внизу,  у  выхода  из  дворца,  чтобы
сопровождать дальше, и сердце у нее почти перестало биться.
   Там стояла группа людей. Одним из  них  был  д'Эймон,  и  еще  Раманус,
который остался на Ладони - она никогда  и  не  сомневалась,  что  он  так
поступит, - и был назначен Брандином  Первым  лордом  флота.  Рядом  стоял
Доарде, поэт, представитель народа Кьяры. Она ожидала его присутствия. Эта
мудрая идея принадлежала д'Эймону: участие поэта с острова может послужить
противовесом преступлению и смерти другого поэта.  Рядом  с  Доарде  стоял
плотный, с умным лицом человек в одежде из коричневого бархата, обвешанный
целым состоянием в золоте. Купец из Корте,  и  явно  весьма  процветающий,
возможно, один из тех стервятников, которые  нажили  состояние  на  руинах
Тиганы двадцать лет назад. За ним стоял худой, одетый в серое жрец Мориан,
явно прибывший из Азоли. Она могла определить это по его облику,  коренные
жители Азоли все выглядели так серенько.
   Последний из ожидавших ее внизу был из Нижнего  Корте,  и  Дианора  его
знала. Человек из ее собственных легенд, из мифов и надежд, которые до сих
пор поддерживали в ней жизнь. И от его присутствия здесь кровь  чуть  было
не застыла у нее в жилах.
   Весь в белом, разумеется, величественный, каким она его помнила  с  тех
пор, когда была еще девочкой, с массивным жезлом в руке, всегда являвшимся
его  отличительным  признаком,  возвышаясь  над  всеми  остальными,  стоял
Данолеон, Верховный жрец Эанны в Тигане.
   Человек, который увез принца Алессана на юг. Так сказал ей Баэрд  в  ту
ночь, когда увидел свою ризелку и ушел вслед за ними.
   Она его знала, все знали Данолеона, его  внушительную  фигуру,  широкие
шаги и раскаты густого, великолепного голоса во время службы в храме. Пока
Дианора приближалась к двери, ее на мгновение охватила  дикая  паника,  но
потом она сурово одернула себя. Он никак не мог узнать ее. Он  никогда  не
видел ее ребенком. Да и почему он должен был ее  видеть  -  девочку,  дочь
скульптора, иногда бывающего при дворе? А она изменилась, она  с  тех  пор
стала совершенно другой.
   Но Дианора не могла оторвать от  него  глаз.  Она  знала,  что  д'Эймон
собирается пригласить кого-нибудь из Нижнего Корте, но никак  не  ожидала,
что это будет сам Данолеон. В те дни, когда она работала  в  "Королеве"  в
Стиванбурге, все знали, что Верховный  жрец  Эанны  удалился  от  светской
жизни в святилище богини в южных горах.
   Теперь он покинул его и присутствует здесь, и, глядя на него,  впитывая
эту реальность, Дианора ощутила  абсурдный,  почти  всепоглощающий  прилив
гордости  от  того,  как  он  одним  своим  присутствием  подавляет   всех
собравшихся здесь людей.
   Это ради него и ради мужчин и  женщин,  подобных  ему,  ради  тех,  кто
погиб, и тех, кто пока  выжил  на  покоренной  земле,  Дианора  собиралась
совершить сегодня то, что она задумала. Его испытующий взгляд  остановился
на ней; они все так на нее смотрели, но именно под взглядом ясных  голубых
глаз Данолеона Дианора выпрямилась еще больше. Ей показалось,  что  позади
всех них, за дверью, которую еще не открыли, она видит указанный  ризелкой
путь, который все ярче сияет перед ней.
   Она остановилась, и они поклонились ей. Все  шестеро  мужчин  выставили
впер